«У-у-у, негодяй!»

Как-то во второй половине 70-х годов я отправился в командировку в Киев, бывший тогда безусловной футбольной столицей Союза, и после вечерней тренировки киевского «Динамо» на базе в Конча-Заспе Валерий Васильевич Лобановский предложил мне заночевать в спальном корпусе. Чего, дескать, мотаться в город, завтра опять приезжать, пообщаемся, отдохнешь. Не принять такое предложение было нельзя, и я остался.

Приятели-футболисты Толя Коньков и Володя Веремеев, узнав об этом, поинтересовались, где я буду спать. «В комнате с Команом, – ответил я. – Там свободное место: сосед Комана – Анатолий Кириллович Пузач – до середины завтрашнего дня будет в Киеве». Ребята, переглянувшись, засмеялись. Я заволновался. «Понимаешь, какая штука, – стал объяснять Коньков причину веселья. – Михал Михалыч имеет обыкновение, как бы помягче выразиться, похрапывать. В поезде, бывало, когда мы из Киева в Москву ехали или обратно, забронировав весь вагон, в первом купе, которое рядом с проводником, заснуть удавалось не всегда, несмотря на то, что Михал Михалыч спал в последнем». «И что же делать?» – растерялся я. «Выход только один, – предложил Веремеев. – Выключить свет и постараться заснуть до его прихода».

Так я и поступил.

Проснулся от каких-то странных звуков, сопровождавшихся возгласами: «У-у-у, негодяй!» Открыл глаза. Горел свет. Возле шкафа стоял стул. На шкафу примостился Михал Михалыч, свернутой газетой колотил по стене, усыпанной комарами, и приговаривал: «У-у-у, негодяй!» Заметив, что я проснулся, Михал Михалыч с доброй улыбкой на лице сказал: «Сейчас, Сашка, всех этих негодяев перебью и поспим».

Поспали не все.