3 Человек, разбивший строй в Монте-Карло

Клуб, куда пришел Тьерри, считался странностью французского футбола. По правде говоря, многие вообще задавались вопросом, является ли «Спортивная ассоциация футбольного клуба Монако» французской в принципе. Другие ставили под сомнение его статус как настоящего клуба. Княжество Монако с его мизерным населением в 30 000 человек, 84 процента которых – богатые иностранцы, и территорией настолько ничтожной, что новый стадион «Луи II» пришлось строить на насыпи, вдаваясь в акваторию Средиземного моря, обязан своим существованием хитроумной политике рода Гримальди, правящего государством с тринадцатого века. Успехи клуба «Монако», прошедшего путь от любительской лиги до первого французского дивизиона, куда команда попала в 1953 году, в большей или меньшей степени связывают с принцем Ренье III, большим любителем футбола. Это он превратил Le Rocher[8] («Скала») из причудливой Руритании-на-море[9], в основном привлекавшей контрабандистов и сомнительных трансальпийских дельцов, в место, где должна побывать и отметиться международная элита. Ренье пытался встряхнуть, разбудить свою вотчину от многовековой дремоты под солнцем. У него были интеллект и неиссякаемое стремление преследовать свою цель; он также обладал внешностью и удачей, чтобы ее достичь. Он влюбился в Грейс Кейли, восхитительную звезду Голливуда, и, когда он женился на ней в 1956 году, их свадьба привлекла фотографов, репортеров и съемочные группы со всего мира; всего одного дня было достаточно, чтобы превратить это крошечное государство, известное ранее только коллекционерам монет и марок, в подлинно мировую державу в том, что касается внимания средств массовой информации и привлекательности для налоговых изгнанников.

В распоряжении Ренье имелись и другие «инструменты»: документальные фильмы Жака Кусто, чья база находилась в Монако и чьи фильмы частично финансировали фонды Дома Гримальди, синтетический гламур популярного казино, всемирно известная балетная труппа и футбольный клуб, дизайн знаменитой эмблемы которого с диагональными красно-белыми полосками княгиня Грейс изменила сама. Клуб имел одно громадное преимущество перед своими противниками в старом первом дивизионе: игроки «Монако» практически не платили подоходного налога, их чистая заработная плата значительно превышала ту, которую получали игроки в клубах, пользовавшиеся в пять или десять раз большей поддержкой, чем скудная народная симпатия к монегаскам, если слово «народная» здесь уместно в принципе. По правде сказать, это раздражало людей, причастных к французскому футболу, особенно среди французского населения. Многие хотели, чтобы генерал Де Голль выполнил свою угрозу и «послал в Монако танки» в 1962 году, когда границы налогового рая временно заблокировали. Но генерал передумал, и тридцать один год спустя, когда Арнольд Каталано представлял Тьерри Анри в его первом профессиональном клубе, игроки «Монако» по-прежнему приносили домой одну из самых щедрых зарплат во французском футболе. Этих денег более чем с лихвой хватало на компенсацию довольно странного опыта – пинать мяч на неровном поле перед парой тысяч болельщиков.

Отсутствие правильной атмосферы на стадионе «Луи II» тем не менее не отражалось на результатах игры команды. К тому времени, как летом 1993 года Тьерри распаковал свою форму на тренировочной площадке в Ла-Тюрби (расположенной на французской территории, так как само княжество местом не располагало), клуб завоевал уже одиннадцать трофеев с момента самой первой своей победы – 4:2 над клубом «Сент-Этьен» в финале Кубка Франции в 1960 году. Более того, с момента прихода в клуб в 1987 году ранее никому не известного тренера из Эльзаса – Арсена Венгера – «Монако» начала становиться серьезной величиной и в еврокубках, что раньше ей не удавалось. Команда дошла до полуфинала Кубка обладателей Кубков в 1990 году, два года спустя в этом же турнире ей посчастливилось прорваться в финал, где монегаски уступили немецкому клубу «Вердер» из Бремена. За три дня до этого матча на стадионе «Стад де Фюрьяни» в Бастии обрушилась временная трибуна и погребла под собой восемнадцать зрителей. Более десятилетия спустя Венгер бледнел при упоминании этой трагедии. «Мы, по сути, и не играли в этот день, – рассказывал он мне. – Мы просто не могли. Как будто игра и не начиналась».

«Олимпик» (Марсель) – одна из команд, игравших в ту жуткую ночь, 5 мая 1992 года, на Корсике, – являлась тогда всепобеждающей игрушкой бизнесмена-миллионера и политика Бернара Тапи. Эрик Кантона называл его «дьяволом», а Венгер начал против него почти персональный крестовый поход, борьба эта оставит след на его характере на всю оставшуюся жизнь. «Олимпик» между 1989 и 1992 годом выиграл четыре чемпионата Франции подряд, несмотря на постоянные слухи о взятках, финансовых махинациях и употреблении наркотиков. Основной фигурой, открыто говорившей об этих безобразиях, стал главный тренер «Монако». Обвинения Венгера подтвердятся в 1993 году, когда полиция найдет наличные на сумму, эквивалентную 25 000 фунтов стерлингов, спрятанные в доме у родителей Кристофа Робера, одного из игроков «Валансьенна». Он был одним из трех футболистов команды, с которым «договаривались» со стороны «Олимпика» и просили «не усердствовать» в матче французской лиги, состоявшемся до финального матча в Лиге чемпионов, где «бело-голубые» встречались с «Миланом». Через год скандал стал достоянием гласности. «Олимпик» отправили во второй дивизион и лишили чемпионского титула 1993 года; Тапи потерял лицензию (в ноябре 1995 года его приговорили к тюремному заключению); «Монако» идеально подходил для того, чтобы использовать беспорядки, охватившие стадион «Велодром». Анри присоединился к настоящему претенденту на домашние и международные награды, однако тогда не было и намека на то, что он сможет оказать значительное влияние так быстро, как ему это удалось.

Начнем с того, что, как и ожидалось, он стал одним из les 17 nationaux – тинейджеров, кто представлял клуб в национальных турнирах для игроков до 17 лет; но никто не ожидал, что он пропустит следующую логическую ступень в своем развитии – угрюмую среду команды «В», где молодые игроки играли вместе с более старшими профессионалами, которые по тем или иным причинам не состояли в рядах основной команды. По правде говоря, Анри практически не был и в составе запасных игроков. Практически спустя два года после своего появления в «Монако» Венгер дал ему возможность сыграть свою дебютную игру. Это также явилось исключением по отношению к Тьерри. «Он уже тогда был очень взрослым, – вспоминает Каталано. – Он никогда не чинил никаких препятствий или проблем; никаких личностных разборок, никаких шалостей. Он тренировался, от души забивал, помогал своей команде выигрывать, все просто». Более того, Тьерри четко знал, чего хочет и что ему надо делать, чтобы этого достичь. Клерфонтен закалил его до определенного уровня, но только до определенного. Существует громадная разница между учеником, чья первостепенная задача – стремиться совершенствовать свои навыки, и новичком, который проходит тест перед возможным будущим работодателем в надежде, что тот ему по окончании испытания предложит работу; точно такая же пропасть существует во французской системе образования между экзаменом и тем, что называется concours, это слово вполне адекватно переводится как «конкурс, соревнование». Интеллектуальные способности Анри, и это отмечал каждый, кто когда-либо его тренировал, не ограничивались одним пониманием футбола, находчивостью и прекрасным умением схватывать иностранные языки. Он обладал неким эмоциональным интеллектом. Он моментально понял, что, «если бы не удалось ему, это удалось бы кому-то другому» – такими воспоминаниями он делился в 2009 году, когда приехал с неожиданным визитом в свою старую академию. «И это самое трудное в футболе. Мы должны играть вместе и побеждать вместе, потому что если команда не победит, то никто не получит оценку. Если у тебя хорошая позиция для передачи мяча, это значит, забьет кто-то другой, не ты, но ты должен сделать этот пас – даже если это означает, что в результате ты останешься менее заметным. Мы должны пытаться жить вместе, общиной. Никакой ревности… но в этом возрасте это очень нелегко, тебя дразнят, ты начинаешь думать о девчонках, тебе кажется, что ты – совсем не тот, кем тебя видят остальные. Если ты не лег вовремя спать – кто-то это сделал. Если ты не выучил уроки – кто-то выучил. Иногда я встречаю парней из прошлой жизни и они мне говорят: «Ну и повезло же тебе». Ничего подобного, везение тут ни при чем, я просто работал».

Тьерри все делал быстро: бегал, думал, особенно взрослел. Быть может, он помнит, как Каталано, который на своем веку повидал много «молодых Зиданов», отошедших на второй план из-за нехватки внимания и неполной отдачи, как-то вскоре после его появления в «Монако» сказал ему в присутствии Тони: «Запомни, если у тебя ничего не получится, то винить в этом ты должен только одного человека: самого себя. Это значит, что ты недостаточно хорошо работал».

Это отнюдь не означало, что Анри был стахановцем ? la Дэвид Бекхэм – первым приехал на тренировку, последним уехал. Как-то в 1997 году он сказал, что в Монако, «если у тебя не было денег, считай, ты просто не существовал». Само место предлагало довольно много отвлекающих факторов, и Тьерри не всегда был склонен их игнорировать. Тогда, как, впрочем, и позже, он удивительно сдержанно относился к тому, чтобы потратить побольше времени на тренировку игры головой. Эта сторона игры так и осталась отвратительно не развитой для спортсмена с такими физическими данными и гибкостью. Тьерри приходилось постоянно бороться со своей природной склонностью к лени – и он не всегда выходил из борьбы победителем, в этом он довольно часто признавался с особой полуулыбкой, которая как бы говорила: «Не принимайте меня слишком серьезно, когда я так говорю». Такое надуманное самоуничижение станет знакомым для всех, кто его когда-либо встречал, это тот психологический тик, который Жиль Гриманди, его товарищ по командам «Арсенале» и «Монако» в течение десяти лет, описывал мне как «ложно вывернутая скромность». Но Анри уже тогда четко понимал, какие качества выделяют его среди других игроков, и вот над ними он неустанно трудился, оттачивая их на тренировочной площадке в академии. Жиль говорил мне, что «у него настоящий талант анализировать свою собственную игру, непрестанно переосмысливать свои действия – «я должен был сделать так, я должен был сделать по-другому», – и он знал многое о том, как вели себя на поле другие игроки, быстро ли тот играл или нет, в какую сторону от него надо уходить. Позже он обожал играть против итальянских защитников, таких как Алессандро Неста, он знал о них абсолютно все и прекрасно понимал, что скоростью им его не превзойти». Имейте в виду, что Гриманди говорил о «парне», которого он впервые увидел в 1993 году, а отнюдь не о волшебном рекордсмене двадцать первого века.

Я помню, как болтал с Тьерри в сентябре 2005 года, почти сразу же после того, как он забил потрясающий супергол, возможно, самый главный в его международной карьере – этот гол принес победу 1:0 команде Франции против Ирландии в Дублине (нет, нет, речь не о том голе) и означал, что «синие» смогут принять участие в чемпионате мира – 2006. «Я хочу посвятить его Клоду Пюэлю», – сказал он тогда. Пюэль, в будущем тренер лионской команды, присматривал за молодым Тьерри в качестве фитнес-тренера в академии, а затем работал с ним уже как тренер в течение семнадцати сезонов, проведенных в команде «Монако». «Он ставил на поле конусы и заставлял меня проходить серию упражнений снова и снова, и каждый проход неизменно заканчивался ударом в дальний угол. Тот гол против ирландской команды был на самом деле сделан в Монако».

Выслушивая тех, кто близко свидетельствовал его подъем от ученика до первого игрока менее чем за два года, я поражался тому, насколько слова о тинейджере также применимы и к зрелому игроку – и взрослому мужчине – в период его игры за «Арсенал» и «Барселону». Создавалось ощущение, что он вышел уже полностью готовым из какой-то особой матрицы и ему требуется лишь небольшой период выдержки в открытом мире для того, чтобы затвердеть в определенную и неизменную, в то же время часто неуловимую, форму. Каталано, например, выводило из себя нежелание Тьерри бить по воротам, последний предпочитал просто «закатывать мяч в сетку». Такие жалобы на игрока я слышал еще несколько раз на стадионе «Хайбери» и где-то еще. Тьерри называли «пассивным», безусловно, это один из самых неоднозначных и вводящий в заблуждение эпитетов в спортивном словаре; игрок мог ускоряться в мгновение ока «без судорог и приступов бессилия», казалось, что он «никогда не испытывает боли», он был «апатичный», «изящный», умопомрачительный бомбардир, никто с этим не спорит, но у него начисто отсутствовал инстинкт, имевшийся у Давида Трезеге, в скором времени его товарища по команде: Тьери мыслил нетрадиционно, выходя за линии площади ворот, вот и все. Он являлся, вне всякого сомнения, индивидуалистом. Однако его родство и любовь к игре как таковой настолько остро и прочно укоренились в его характере, что он мог согнуть под себя коллективную составляющую футбола, подчинив ее своей собственной цели – победить, добиться успеха, стать лучшим. Называйте это благословением или проклятием, как угодно, но оно завело его так далеко, что избежать того, как складывались обстоятельства, не было никакой возможности.

Что касается темперамента – та же история. Тити в «Монако» особо не отличается от Анри в «Арсенале», если, конечно, воспоминания Гриманди не приукрашены тем, что он видел после. Был ли Тьерри всегда такой? Быть может, неожиданно оказавшись в более поверхностной гламурной действительности и поэтому куда более беспощадной, ему пришлось собрать другого себя по кускам, чтобы выжить? Обворожительный, веселый, легкий в общении, щедрый – Тьерри мог обладать всеми этими качествами. «Потрясающий» – так отзывался о нем Робер Пирес, вспоминая, как Тьерри взял его под свое крыло, когда тот приехал в «Арсенал», готовил для новичка «вкуснейшие» макароны у себя дома в Хампстеде и даже предложил Бобби остановиться у него, пока он не нашел себе собственное жилье. Но кажется, что во всех его действиях просматривается какой-то расчет, как будто он наблюдает за собой так же тщательно, как и за другими, делая ходы наподобие шахматных – обдумывая каждый шаг, стараясь просчитать на три шага вперед и по пути обдумывая и находя новые комбинации. «У него уже было такое «отношение», когда он приехал в Монако – но только с людьми своего возраста, – рассказывал мне Жиль. – Он уважал тех, кто стоял выше него, но постепенно, по мере того как менялся его статус и он становился старше, сужался круг людей, от которых он готов был принимать все меньше и меньше. Он был умен. Он был застенчив вначале, но делал это для того, чтобы люди начали его принимать и воспринимать». Как только они это делали, Тьерри мог двигаться дальше, ставить новые цели, общаться с другими людьми. Это «уважение», используя жаргон парижских окраин – не самая привлекательная черта характера. Однако мы не должны забывать, что, во-первых, прежде всего это инструмент для выживания, а во-вторых – для главенства и подчинения. Тьерри был один, сам за себя, далеко от своих друзей и семьи; вперед его двигали две силы, не всегда дополнявшие друг друга, – собственные амбиции и чаяния его отца. Тони не мог позволить себе жить на курорте, пока не мог, но оставался судьей, к которому Тьерри в конечном счете всегда прислушивался – по крайней мере на тот момент.

Мне необходимо указать, что опасения Гриманди разделяли не все. Эрик ди Меко, победитель Лиги чемпионов в составе марсельской команды в 1993 году, перешел в «Монако» сразу же после того, как марсельцев отправили во второй дивизион, и вскоре принял на себя роль старшего брата для многих молодых игроков «Монако». Учитывая, что он пришел из команды, почти полностью состоявшей из опытных легионеров, его сразу же потрясло то, что «эти ребята были совершенно другими, они отличались от нас. Они не играли в карты или не торчали внизу в баре. Нет – если ты хотел быть с ними, если ты хотел иметь с ними какие-то отношения, то будь добр отправляться к ним в комнату и пялиться весь вечер в телевизор. Видеоигры только набирали тогда популярность. Я помню, как мы целыми вечерами резались с Тьерри и другими мальчишками в Sega Rally. Они стирали меня в порошок в игре и нещадно дразнили. Но мне было все равно, мне это даже нравилось». Несмотря на разницу в возрасте (полные четырнадцать лет разделяли двух мужчин), Ди Меко очень привязался к тинейджеру; он мог также видеть, что «он учился с жадностью; был очень и очень амбициозен; и что он все равно своего добьется». Такое мнение разделял и другой старший товарищ Тьерри по клубу – Лоран Банид. Последний в то время помогал своему отцу Жерару руководить академией и вспоминает «вежливого, доброго, учтивого, приятного молодого человека», который «был всегда отзывчив», «прекрасно себя вел, улыбался, выглядел счастливым» и не имел «абсолютно никаких проблем с адаптацией в Монако». Лоран ненадолго стал тренером клуба в январе 2011 года. Больше всего, кроме фирменного прохода Тьерри, когда «он бежал по левому флангу, заносил ногу для удара и бил «щечкой»», ему запомнилась страсть Анри к баскетболу. Они играли в него каждый день после силовых нагрузок в зале вместе с другими молодыми игроками, такими как Филипп Кристанваль, в дальнейшем игравший за сборную Франции, и Сильвен Легвински, позже игрок «Фулхэма» и «Ипсвич Тауна». Конечно, Анри не один год был фанатом НБА. В то время как Дидье Дрогба, еще один страстный поклонник этого вида спорта, использовал его, чтобы «закачать» туловище и научиться удерживать мяч спиной к воротам, Тьерри, наблюдая за своим идолом Майклом Джорданом, привнес в свое поведение на поле две полярные составляющие блестящей игры: с одной стороны, вкус к зрелищности, с другой – загадочное желание скрыть свои эмоции, когда он забивал гол. Взгляните на каменное лицо Джордана, когда он в прыжке забрасывает мяч в корзину; а затем посмотрите на Анри после забитого гола, даже в начале его карьеры. Это чистая мимикрия. В возрасте, когда все должно быть легко, задорно и без проблем, он старался подражать характеру своего кумира. В Анри самоанализ почти не отделим от самосознания, что неизменно случается, когда ты ощущаешь себя в одиночестве. Это также усугублялось беспощадной, почти мазохистской самокритичной жилкой в его характере, что всегда мешало ему полностью погрузиться и раствориться в радостном наслаждении самой игрой. «Я первый же за себя возьмусь, если что-то идет не так, – говорил он в интервью Экип-ТВ в 2005 году. – Когда я совершаю ошибку и вы видите непроницаемое выражение моего лица, знайте, это потому, что я в этот момент разговариваю сам с собой». Я бы добавил: становясь на долю секунды своим собственным отцом, который отчитывает сына за то, что тот не попал в пустые ворота.

Он мог дурачиться, конечно, но хоть раз забывал ли он о своей бдительности полностью? К этому вопросу я еще буду возвращаться, и довольно часто, так как я говорил с десятками людей, регулярно зачисляемых в «друзья» Тьерри, но все они, кажется, отзываются об этой «дружбе» с долей неуверенности. Жиль Гриманди, у которого, между прочим, нет причин держать зло на своего бывшего партнера, рассказал мне, что он не верит, что у Тьерри есть хоть один настоящий друг в футболе. Где-то еще – может быть, но точно не в мире, в котором он поселился с тех пор, как переехал в Монако. Он в этом смысле, конечно, не исключение. Довольно много футболистов страстно ненавидят свое каждодневное окружение. В большинстве случаев то, что они ненавидят больше всего – это невозможность доверять кому-либо из этого удушливого микромира. В результате они оказываются отрезанными; Викаш Дорасо является ярким тому примером. Но Тьерри никогда не испытывал ненависти к миру футбола. Казалось, он находит с ним общий язык, по крайней мере внешне. Наверное, он так неистово стремился к успеху, и этот самый успех настиг его так внезапно и таким удивительным образом, что в какой-то момент он прочувствовал некую цезуру, паузу, знакомую некоторым выдающимся личностям в мире спорта (я думаю сейчас о Доне Бредмене, например); наступает такой момент, когда безвозмездная, без какой-либо задней мысли, отдача становится почти невозможной, так как тот, кто отдает, слишком хорошо понимает, какую цену он потенциально заплатит за свою щедрость. И давайте не будем забывать, каким молодым Тьерри перешел из учеников в профессионалы. Арсен Венгер впервые поставил его в состав в игре французской лиги против «Ниццы», случилось это 31 августа 1994 года, тогда Тьерри едва исполнилось семнадцать лет. Чуть больше года до этого он временами появлялся в команде «Версаль» в региональной лиге; а сейчас он попал в самую гущу намного более опытных игроков, многие к тому времени уже были заслуженными легионерами и по возрасту годились ему в отцы. Легкой такая ситуация быть не могла. «Жизнь в футбольной академии – это война, – сказал он как-то в интервью журналу «Спорт» в 2008 году. – Все думают, что она безоблачна. Но нас двадцать четыре парня, и только один из нас пробьется. Я полагаю, что такая же вещь происходит с другими, когда они завершают свое обучение. Люди подходят пожать руку, желают друг другу успеха, но они только и ждут, когда ты упадешь лицом вниз. И то же самое происходит в футболе, но там все еще хуже, потому что вам надо вместе играть. Когда тебе пятнадцать, ты просто живешь в джунглях».

Неверно считать, что Венгер увидел в Тьерри нечто такое, что другие до него не замечали. Начнем с того, что на решение тренера повлияла череда травм – в результате основной нападающий команды, бразилец Сонни Андерсон, которого Тьерри боготворил, остался без партнеров в нападении. Юнец, на которого ставил Венгер против более опытных и готовых к игре легионеров, забил более тридцати голов в своем первом сезоне в национальном чемпионате среди юношей до 17 лет и десять голов в одиннадцати играх за честь Франции в этой же возрастной категории. Вопрос стоял, не должен ли Тьерри сыграть на более высоком уровне и проверить свои силы, а когда именно. Очень часто намекают, что когда Венгер привел своего бывшего протеже на стадион «Хайбери», то он лишь возобновил отношения, установившиеся еще пять лет назад во Франции. Это не совсем так. Венгер, когда у него появилась острая необходимость, обладал смелостью и предвидением, чтобы обратить внимание на семнадцатилетнего игрока. Но то, что он сделал с Тьерри, совсем невозможно сравнить с тем, как Дэвид Мойес, например, сначала поручился, а затем всячески защищал даже более молодого Уэйна Руни в «Эвертоне» или как Венгер самолично взращивал Сеска Фабрегаса или Джека Уилшира в «Арсенале». Начнем с того, что у эльзасского тренера просто не имелось на это времени. С самого начала сезона «Монако» демонстрировала тревожные признаки слабости, поэтому ставка на Тьерри была обусловлена отнюдь не примеркой того, что может ожидать его в будущем, но более насущными проблемами. Матч с «Ниццей» показал, что Тьерри не стал решением стоящей перед клубом проблемы, по крайней мере не на тот момент. Когда он на шестьдесят четвертой минуте покинул поле, его команда проигрывала 0:2 в дерби Лазурного Берега, привлекавшем десятитысячную толпу болельщиков, как минимум половина которых болела за соседний клуб: такова цена, которую ты платишь, играя за «Монако».

Следующая игра принесла очередное поражение, 0:1 в пользу «Гавра». Анри вышел на замену на последние полчаса и не показал в атаке ничего большего, чем в своем дебютном матче на стадионе «Луи II». Ослабленную травмами, разрываемую внутренними противоречиями и интригами, которые частично объясняют, почему отставка Венгера произошла так быстро и в такой грубой форме, команду «Монако» после семи матчей от зоны вылета отделяло три очка. Тренера, который только летом жестко отказался от предложения мюнхенской «Баварии» в надежде, что ему дадут полную свободу действий в восстановлении клуба, уволили через несколько часов после того, как генеральный директор клуба назвал его «памятником Монако». Такое решение, а особенно манера, в какой оно принималось, потрясли французский футбол. Жерар Улье, к которому обратились с предложением занять вакантную позицию, отверг его, не думая ни секунды. Правда, не все были столь же принципиальны. Такие «наемники», как Раймон Гуталс и Бора Милутинович, выразили свою заинтересованность разобраться с заклятием на Ле-Роше. Однако клуб решил справиться с неразберихой внутренними ресурсами и выбрал тандем из двух бывших игроков «Монако», Жана Пети и Жан-Люка Эттори – они занимали свою временную должность до февраля 1995 года, когда место главного тренера занял другой бывший игрок клуба – Жерар Банид, он и останется в этом качестве до конца сезона. Тьерри пребывал в это время в запасе, так как очевидно, что Пети, Эттори и Банид по вполне понятным причинам разыгрывали карту опытных игроков. Сначала это была борьба за выживание, а затем – ровный подъем к верхней трети таблицы. Несмотря на то что Тьерри сыграл только шесть матчей в чемпионате, во всех случаях выходя на замену, он привлекал внимание широкой публики, особенно после того, как эффектно оформил дубль в ворота «Ланса» 28 апреля 1995 года. На двадцать второй минуте Микаэль Мадар получил травму головы, что заставило Банида обратить внимание на своего молодого нападающего. Все, что Анри совершил в этом матче, прекрасно дополняя Юрия Джоркаеффа, – это унизил своего будущего, правда мимолетного, партнера по «Арсеналу» Гийома Вармюза: вратарь в тот день вытащил из сетки шесть мячей. Первые два гола Тьерри представляли собой шедевр, равный всем последующим в его карьере по технике, интеллекту – и самоуверенности.

Джоркаефф увидел, как его молодой напарник мчится к воротам, и понял, что тот может выйти один на один; он несколько переусердствовал с пасом, однако это заставило Вармюза выйти на его перехват – он был уверен, что будет на мяче раньше Тьерри, который тем не менее опередил вратаря, уведя мяч прямо из-под перчаток. Однако сделать предстояло еще многое. Сначала обыграть Вармюза – это Тьерри мог сделать, только удаляясь от ворот, поэтому из штрафной он был вытеснен. Оттуда, с расстояния 16,5 метра, он бросил взгляд на защитников, лихорадочно бросившихся оборонять свои пустые ворота. Угол для удара был настолько острым, что, казалось, у Тьерри не было иного выбора, как отдать передачу кому-нибудь из приближающихся партнеров. Но у Анри появились другие планы. Показалось, что принятие решения заняло вечность. Наконец он отправляет мощный крученый мяч в «паутину», как говорят французы, прямо в угол между перекладиной и дальней штангой. Этот ошеломляющий гол достоин быть включенным в список претендентов на лучший гол в сезоне; запомнился он даже не совершенством исполнения, а дерзостью – и заодно простым фактом находки Анри ответа на неразрешимый вопрос. Много позже, когда я спросил Арсена Венгера, что же именно сделало Тьерри «превосходным» в его глазах, от ответил: «Высокий футбол постоянно предоставляет игрокам бесконечное количество возможностей: из них игроки должны выбрать только одну в течение доли секунды. Великий игрок, такой как Тьерри, почти всегда найдет то единственное решение, которое, как вам казалось с края бровки, вообще не существовало в природе».

Этот гол, первый в профессиональной карьере Анри, вне всякого сомнения, «превосходен» в том смысле, в каком Венгер понимал это прилагательное; и если, забив такой мяч, он не становился сразу же «великим» игроком, то его удивительный потенциал заметили наблюдатели, для которых раньше он был не более чем одним из многих имен в составах национальных юношеских сборных. Комментатор «Франс Футбол» на этой игре говорил об «откровении» и дал Тьерри максимальную оценку, пять баллов из пяти. Эта игра также стала первой для молодого игрока еще в одном смысле: он не мог скрыть своего восторга, когда после финального свистка его бросились разыскивать журналисты. Тренинг по обращению со средствами массовой информации – о, что за счастливые дни! – появится только в будущем, в 1995 году, но самый пристрастный менеджер по коммуникациям восхитился бы теми несколькими интервью, которые вышли на следующий день после матча с «Лансом». «Во-первых, я хочу поблагодарить моих товарищей по команде, а также Микаэля Мадара, о котором я сейчас думаю. Я забил только благодаря им», – повторял Тьерри снова и снова. Он мог «изображать» скромность без особого нажима и усилия, даже если слова его звучали иронично, когда на вопрос тележурналиста он ответил: «Я надеюсь играть в клубе второго дивизиона, и если мне удастся отыграть несколько игр хорошо, то и произвести впечатление на клуб первого. Никогда нельзя знать наверняка. Все, что я хочу – это добиться успеха… неважно, где это произойдет – в Лилле, Сен-Этьене. Я хочу играть за клуб первого дивизиона. Это то, чего я хотел еще мальчишкой». Это стало весьма примечательным контрамбициозным заявлением из уст футболиста, который вот уже на протяжении трех лет состоял на балансе одного из крупнейших французских клубов и который сделал дубль в ворота английской команды в составе французской национальной юношеской сборной в сентябре 1994 года. Его слова побудили Жерара Улье, технического директора французской сборной, сказать следующее: «У него имеются способности побороть защитников, он очень хорошо владеет мячом. У него также прекрасный потенциал мощности, силы, которые он может использовать, чтобы обгонять своих соперников. Он бомбардир будущего. Когда он доработает завершающий удар по воротам, он приблизится к самой вершине игры». Слова отнюдь не о материале для второго дивизиона.

Однако когда я пересматривал отрывки из этого интервью, не слова Тьерри потрясли меня больше всего, а его акцент. Те, кто привык к его вылизанной манере обращения в «Арсенале», поразились бы, насколько провинциально звучала тогда его речь; его утрированное, грассирующее «ррр», указывающее на его происхождение так же явно, как отсутствие звука «х» в эстуарном английском – ох, какая это большая разница с «крутым», уверенным в себе, космополитичным метросексуалом, от которого позже сходили с ума все британские рекламщики. Он также выглядел весьма неуклюжим перед камерой. Возможно, он был слишком застенчив или просто слишком молод. Дреды, он отрастил их как дань признания Рууду Гуллиту, чей автограф он ценил больше всего в своей коллекции, больше походили на не слишком удачную имитацию имиджа Франка Райкарда – они придавали ему какой-то неловкий вид, что шло вразрез с той уверенностью, которую он демонстрировал в других местах, особенно после того как он сделал первые шаги в сторону лучшей команды. Ди Меко рассказывал мне, как Тьерри любил шутить, особенно за чужой счет. Например, пробросить мяч между ног «крутого» соперника. «Если я вижу такую возможность, я это делаю, ничего не могу с собой поделать. Я просто обязан это сделать», – признавался он позже, после того как Эрик ди Меко попался в его ловушку и стал жертвой его уловки, но заставил заплатить за нее, силой перехватив мяч. Это пристрастие к стебу и привычка «задирать» никогда его не покидала. Когда он находился в «Ювентусе», то организовал соревнование по обыгрышу «в очко» вместе с другим «крепким орешком» Эдгаром Давидсом, который, к счастью для Анри, увидел смешную сторону и принял «вызов». Один факт не вызывает никаких сомнений: те, кто жил и работал вместе с семнадцатилетним игроком, знали, что «настоящий» Тьерри куда более уверен в себе, чем тот имидж, который он хотел представить всему остальному миру. Его время еще не пришло: несмотря на дубль в ворота «Ланса», а эти моменты вновь и вновь показывали французские национальные каналы, Банид не выставлял его в основном составе «Монако» до самого последнего тура, тогда матч закончился поражением 0:2 в Метце, но к тому времени клуб уже обеспечил себе шестое место и получил путевку на Кубок УЕФА. Такая ситуация казалась весьма заметным поворотом в судьбе клуба после увольнения Венгера в начале осени; однако это не шло ни в какое сравнение с теми чудесами, которые ожидали подростка-вингера в последующие два года, учитывая, что к тому моменту он выходил на поле «статистом» и вклад его нельзя назвать существенным. За то, как сложилась карьера Анри в следующие два года, он должен поблагодарить нового тренера Жана Тигана, хотя благодарность – совсем не та награда, которую Тигана получил от своего протеже. Причиной тому был тот факт, что Тьерри являлся протеже в самом прямом смысле этого слова – не как любимчик учителя, а как тот, кого защищают, с кем обращаются бережно, с симпатией и должной твердостью. Анри получил от Тигана все вышеперечисленное. Сначала он расцвел под чутким и разумным тренерским руководством, затем чуть не потерял все благодаря юношеской гордости и нетерпению, подстрекаемый бессовестными «друзьями» и советниками, которые стаей устремились в его сторону, как только стало очевидно, что он обладает необыкновенным и потенциально очень прибыльным талантом. Огромной заслугой этого тренера является тот факт, что тогда Тьерри просто спасли от самоуничтожения. Этот период в карьере Анри почти полностью забыт во Франции, и о нем мало кто знает за ее пределами. Однако причина, по которой я посвятил довольно большую часть книги этому эпизоду, заключается не только в этом. Без понимания этого смятения, чуть не поглотившего «восходящую звезду французского футбола» (именно так называли футболиста в то время), абсолютно невозможно понять будущего короля «Арсенала», ставшего изгоем «Барселоны» и шоуменом в профессиональной футбольной лиге Америки.

Для любого, кто болел за французскую сборную в середине 1980-х годов (те, кто болел за эту блистательную команду, как правило, склонялись к тому, чтобы не обращать внимания на происхождение ее игроков), Жан Тигана навсегда останется одним из ключевых игроков «магического квадрата» (le carr? magique) вместе с его тогдашними партнерами по «Бордо» Аленом Жирессом и Луисом Фернандесом и, конечно же, Мишелем Платини. Это они привели сборную моей страны к ее первому международному титулу – на чемпионате Европы – 1984. Тигана мог, а быть может, и должен был принести чемпионскую звезду на футболки «синих» до того, как Анри стал лучшим бомбардиром после чемпионата мира 1998 года. Севилья, 1982 год, Гвадалахара, 1986-й: да спросите любого француза об этих легендарных матчах с Западной Германией (проигранных так жестоко) и с Бразилией (выигранный по пенальти, после грандиозного атакующего футбола с обеих сторон); их горло сводит судорогой, а глаза увлажняются. Вряд ли будет преувеличением сказать, что никакая другая национальная сборная в истории, разве что за исключением югославской команды, которую лишили права выступать на чемпионате Европы в 1992 году из-за развернувшейся в стране гражданской войны, имела такой талантливый, такой сбалансированный центр поля, каким обладала тогда Франция. Жан Тигана являлся его неутомимой динамо-машиной, настоящим борцом, чей прорыв по правому флангу – на 119-й минуте, ради всего святого! – позволил Платини добить португальцев в полуфинале Евро-1984. Потрясающий футболист, сыгравший за национальную сборную пятьдесят два раза, заслуживает много большего; после завершения карьеры футболиста в 1991 году он моментально обратил на себя внимание в качестве тренера. Под его руководством лионский «Олимпик» занял второе место в чемпионате 1994/95 после блестящего «Нанта», после чего ему предложили годовой пролонгируемый контракт с «Монако». Практически все звали его Жано[10], но за этим невинным прозвищем стоял отнюдь не такой спокойный и безобидный персонаж, как можно было бы предположить. Если говорить начистоту, то Жано – это тот еще брюзга и зануда, и уж если говорить стереотипами, то он намного больше смахивает на строгого и молчаливого жителя Йоркшира, чем на жизнерадостного и легкого в общении западноафриканца, которым он должен бы быть. Он также стал для Тьерри идеальным наставником в идеальное для футболиста время. Тигана никогда не стремился добиться популярности среди кого-то, включая журналистов и футболистов. Он был и остается жестким, бескомпромиссным, иногда резким, но, как правило, не без причины; он был и остается также хорошим судьей для игроков. В случае с Тьерри он знал, что ему периодически надо показывать и использовать кнут, в то время как другие пытались соблазнить юношу пряником.

Сезон 1995/96 стал для игрока переходным в том, что касалось отношений с клубом и тренером. Продвижение «Монако» в Еврокубке довольно быстро оборвал Тони Йебоа, выдающийся футболист, игравший в весьма средней команде «Лидс Юнайтед». «Монако» потерпела унизительное поражение 0:3 на домашнем стадионе в первом матче первого круга соревнований, где все три гола забил нападающий из Ганы. Вышедший на замену Анри, казалось, выполнял при этом роль стороннего наблюдателя. Пути назад после такого поражения быть не могло. Во французском чемпионате, где Тьерри забил три гола и сделал пять результативных передач, отлично проведенная вторая половина сезона выдвинула «Монако» на третье место, что обеспечило клубу право снова принять участие в Кубке УЕФА. Бразильский нападающий Сонни Андерсон, забивший двадцать один гол в тридцати четырех матчах чемпионата, во многом содействовал такому успеху. Вся эта статистика указывает, что у Тьерри не было шансов утвердиться в качестве нападающего, которого Тигана безоговорочно поставил бы в стартовый состав команды. «Монако», летом потерявшая удивительного изобретательного Юрия Джоркаеффа, перешедшего в ПСЖ, находилась в стадии восстановления. Давался этот процесс нелегко, несмотря на то что в составе команды имелся Андерсон, признанный гарант победы в матче, и блестящий бельгийский плеймейкер Энцо Шифо. Однако оба футболиста переживали какое-то редкое проклятие «бесплодия» в первой трети чемпионата. Срочно требовались молодые, но уже зарекомендовавшие себя игроки, такие как Фабьен Бартез, который только что покинул марсельский «Олимпик». Ставить в состав непроверенные таланты вроде Тьерри было бы сродни самоубийству. Приоритетом для Тигана на тот момент являлась постановка правильной цели и организация группы игроков, известных своей изменчивостью и которых, по ходившим слухам, можно легко разорвать на куски. Надо иметь в виду, что в этот период к Тьерри все еще присматривались (пристально, но все же) и очень многие в клубе считали, что в далекой перспективе больше шансов у двадцатиоднолетнего левого защитника Мануэля Дос Сантоса, чем у его подростка-партнера. Имя Тьерри не упоминалось ни разу в длинной предсезонной статье в журнале «Франс футбол», посвященной тигановскому «Монако», и, когда его игра на левом фланге привела команду к победе 3:1 в первом туре, это вызвало удивление. Он был не столько неизвестной величиной, сколько неизвестным, точка. Тренер, быть может, оставил бы Тьерри в стартовом составе несколько дольше, но в следующем матче против «Ниццы», который также окончился победой «Монако» 2:1, игрок получил травму, что вынудило его оставить поле; однако, вероятнее всего, как это обычно бывало, он бы держал его на роли «джокера», на скамейке запасных и вводил в игру под конец матча, когда силы оппонента иссякали. Его скорость могла бы внести сумятицу в их усталые ряды.

В своей команде «Монако» Тигана видел схему 4–3–3 по умолчанию, где Мадар и Икпеба с флангов поддерживали несокрушимого Сонни Андерсона, за ними располагалось многообещающее трио полузащитников, состоящее из Эмманюэля Пети, Энцо Шифо и Али Бенарбиа. Датчанин Дэн Петерсен и либерийский футболист Кристофер Вре, еще один футболист из «Монако», впоследствии также надевший майку «Арсенала», обеспечивали Тигана дополнительными атакующими опциями. В эту же группу входил и Тьерри, но Тигана предпочитал использовать его «экономно»: двадцать минут там, полчаса здесь, как, например, 29 августа, в день, когда девятнадцатилетний Патрик Виейра становится капитаном «Канна». Тьерри забил в этот день свой первый мяч в матче с «Лиллем». В моменты «кризисов», как, например в матче с ПСЖ, когда Тьерри вышел на поле только на восьмидесятой минуте, Тигана больше рассчитывал на своего молодого вингера как на последнюю или предпоследнюю надежду, когда, казалось, «Монако» исчерпал все свои ресурсы. С середины сентября до середины октября Анри в совокупности провел на поле чуть больше 60 минут, и полузащитнику пришлось ждать, пока в двенадцатом туре чемпионата он снова не вышел в стартовом составе. В том матче против «Монпелье» он забил свой второй гол в сезоне. Следующий матч, против «Канна» (Виейра к тому времени уже перешел в «Милан»), снова замена и снова ожидание на скамейке – и так до конца этого сезона, вне зависимости от того, в каких соревнованиях выступала команда – в чемпионате или Кубке Франции, где «Монако» вышла в четвертьфинал.

Это отнюдь не означает, что Тигана был в меньшей степени осведомлен об игровых качествах футболиста, чем все остальные тренеры, которые призывали Тьерри в команду, когда юношеские сборные Франции (до 17 и затем до 18 лет) играли международные матчи. Более того, Тигана одним из первых заявил, что он считает Тьерри истинным кандидатом во французскую сборную на чемпионат мира – 1998; но самому Анри он этого не сказал. Это было стилем Жано. Намного более ценным и важным для него являлось отточить этот редкий талант не спеша, терпеливо, и если для этого ему необходимо оставить его на скамейке запасных из опасения, что он «выгорит», зря потратит силы, – значит, так тому и быть. В глазах Тигана (читателям двадцать первого века, привыкшим слышать резкое недовольство тренеров после введения международного календаря матчей УЕФА и ФИФА, такое трудно даже вообразить) интересы клуба в конечном итоге ставились на второе место – на первое выходили интересы национальной сборной, в которой Жано так великолепно играл сам и для которой он сделал так много в качестве тренера; за что, кстати, он не получил практически никакого общественного признания.

Следует отметить, что Тьерри особенно и не протестовал. Он также пытался обжиться в команде. Один из способов – культивация дружбы с Андерсоном, он постоянно искал его общества, подражал его манерам – например, натягивал гетры выше колен – привычка, которую он увез с собой в Англию, Испанию и Америку. Он восхищался атакующими способностями бразильца, что в конечном итоге поспособствовало осуществлению рекордного трансфера нападающего в «Барселону» в 1997 году. Вы, по всей видимости, думаете, что Тьерри преследовал только свои интересы, пристроившись в кильватер старшему товарищу, подобно рыбе-прилипале, следующей везде за крупной рыбой: Тигана гарантированно ставил Андерсона в стартовый состав, тогда как Тити был от такой позиции еще далек. Вы также можете проявить некоторое снисхождение и признать, что он вел себя как обычный, боготворящий кого-то подросток. Что касается меня, то я думаю, что происходило это по обеим причинам, и неважно, осознавал он это сам или нет. Слишком часто предполагается, что у игроков есть «карьерный план», когда по факту у них есть лишь удивительно близкие амбиции, и это совсем не одно и то же. Я задавал вот такой вопрос многим футболистам: «Когда вы поняли, что добились своего?» Очень немногие могли дать более или менее вменяемый ответ, а точнее, никто из них даже не задумывался поставить такой вопрос перед собой. Их прогресс являлся чередой переходов, случайных или нет, о которых они даже не задумывались, когда это происходило. И так происходит со многими из нас. Шанс либо хватаешь, либо упускаешь: все, что мы можем в данном случае делать, это стремиться к тому, чтобы они попадались на нашем жизненном пути, и это ровно то, что делал Тьерри. Привязанность к Андерсону, вне всякого сомнения, оказала влияние на его развитие как в пределах поля, так и за ним. Точка зрения, а я слышал ее неоднократно, что как будто бы все это являлось частью просто макиавеллиевского заговора, чтобы получить преимущество над конкурентами на своей позиции (например, нигериец Виктор Икпеба), кажется мне надуманной и подлой.

Более того, Тьерри в каком-то смысле уже «сделал это» – не с «Монако», а в юношеской сборной (до 18 лет), где он играл вместе со многими бывшими учениками академии Клерфонтен. К концу сезона 1995/96 он провел за юношескую сборную Франции ровно тридцать шесть игр, забив в общей сложности двадцать три мяча. Это выдающийся результат для игрока, который, в общем-то, не является бомбардиром от природы. Еще лучше прошел чемпионат Европы 1996 года среди юношеских сборных до 18 лет, хотя сам чемпионат, сыгранный за одну неделю в июле во Франции и Люксембурге (вероятно, единственный случай, когда страна-организатор не прошла отбор к турниру, который сама же проводила). Франция, напротив, опираясь на преимущества игры дома, обеспечила себе вторую победу в таких соревнованиях спустя тринадцать лет после своего первого успеха[11]. Французы впервые имели такую сильную команду юниоров, и сомнительно, что это когда-либо еще повторится. Эти имена мы еще встретим не в первый и не в последний раз: Вильям Галлас, Николя Анелька, Давид Трезеге, Тьерри Анри, большинство из них – выпускники академии Клерфонтен – молодые «коммандос» Эме Жаке и Роже Лемерра, которые приведут Францию к неоспоримо самому высокому месту в мировом футболе в течение нескольких последующих лет. Следует особо отметить, что эта исключительная коллекция талантов могла бы и не достичь столь высоких результатов, если бы с ней не работала столь же исключительная группа тренеров и технического персонала. Во главе стоял Жерар Улье, которого передвинули с позиции главного тренера основной сборной – произошло это после неудавшейся попытки «синих» выйти на чемпионат мира – 1994, когда сборной было достаточно одного очка для выхода из отборочной группы – и это притом, что сыграть оставалось два домашних матча, в том числе с командой Израиля. У Жерара имелись в наличии два выдающихся ассистента – Жак Кревуазье и Крисчен Дамиано, оба ключевые фигуры в Клерфонтене. Только во Франции, я думаю, и только тогда, когда мысли о чемпионате мира – 1998 вертелись в голове у всех, имелась возможность собрать такую квалифицированную тренерскую команду для юниоров. Можно только помечтать о том, чтобы такая дальновидность смогла бы пережить самодовольство и благодушие, порожденные наступившим успехом.

Жерар, которого пресса бездумно приковала к позорному столбу после фиаско 1994 года, был счастлив вновь заняться своим любимым футболом в компании этих молодых парней – на их уровне равным им еще не существовало в истории. Для начала, часть из них являлась сыновьями первой волны иммигрантов с афрокарибскими корнями, тех, кто вырос в многоэтажных домах пригородных районов больших французских городов, и в этом смысле Тьерри был просто одним из них. Их всех характеризовала некая безрассудность, им нравилось повеселиться, но наряду с этим все они обладали некой психической устойчивостью, необходимой для того, чтобы постоять за себя и за свои убеждения (такая черта характера к возрасту отношения не имеет). Это последнее качество жизненно необходимо в суровых условиях городского пригорода – или футбольной академии. В большой степени это было переходное поколение, не чуравшееся ценностей упорного труда и уважения к старшим – все это сегодня уходит в прошлое; и если вы думаете, что это просто нарекания сварливого немолодого писателя, пожалуйста, спросите у любого тренера, занимающегося с наследниками Тьерри после 2012 года, и затем прочитайте это снова. Сам Тьерри, после столкновений с Насри и ему подобными к концу его карьеры, первый же это подтвердит.

Как бы там ни было, Улье построил крепкие отношения со своим «детским садом», который платил ему той же монетой. Особенно к бывшему учителю английского привязался Тьерри: вне всякого сомнения, он сравнивал несколько отстраненный и бескомпромиссный стиль Тигана с особым подходом Жерара – живи сам и давай жить другим («Он понимает, что мы молодые, что иногда нам надо посмеяться, иногда даже подурачиться»). Более того, Улье закрепил за Тьерри позицию в команде сразу же, как у него появилась такая возможность. «Я сделал его капитаном в первой же игре под моим руководством – это произошло осенью 1995 года, в матче против Германии, в юношеском чемпионате до 18 лет, – говорил мне Жерар. – В то время он играл на позиции центрального нападающего (за юношескую сборную, если не за «Монако», как мы видели), но осенью мы наткнулись на молодого парня, который не говорил по-французски и о котором мы слышали от Луиса Фернандеса, на тот момент тренера «Пари Сен-Жермен». Этого молодого игрока звали Давид Трезеге – имя, знакомое Улье. «Когда Давид родился, – вспоминает он, – я жил в Не-ле-Мин и играл против его отца, Хорхе, выступавшего за «Руан». Он мог бы играть и за национальную сборную! Давиду не исполнилась и восемнадцати лет, когда я впервые вызвал его – случилось это осенью этого же года, – он забил два мяча в первом матче и еще два, когда мы одержали победу над Чехией 6:2. После этого дебюта дело решилось. Тьерри передвинулся на левый фланг». В очередной раз.

Трезеге к тому времени уже стал партнером Анри по «Монако», после того как «Пари Сен-Жермен» не смог справиться с документами, требовавшимися для его регистрации. Луис Фернандес был настолько раздосадован некомпетентностью административного аппарата своего клуба, что сам порекомендовал молодого игрока своему бывшему товарищу по команде, «синему» Жану Тигана – о таком жесте он, вероятно, позже сожалел. В глазах «Лучо» Франция не могла позволить себе терять такой талант. Его интуиция и великодушие некоторым образом будут щедро вознаграждены: Давид тосковал по ПСЖ все пять сезонов, которые он провел в княжестве, зато национальная сборная получила одного из самых забивных форвардов в мире; в противном случае он вернулся бы на родину своего отца, в Аргентину, где он и приобрел свой особый стиль игры – в клубе «Платенсе» он начинал мальчиком, потом подростком, пока его родители не переехали обратно в Буэнос-Айрес. Фернандес родился в испанском городе Тарифа, а Тигана – в Бамако, в то время столице французского Судана; страна стала называться Мали после деколонизации – оба они продемонстрировали патриотизм, который должен показать вам все, что необходимо знать о том, как задолго до black-blanc-beur[12] радужной команды 1998 года «синие» стали одной из движущих сил интеграции во Франции. Аналогично, если вы простите меня за то, что я забегу ненадолго вперед, когда Эме Жаке попросил о поддержке у тренерского штаба в предшествующем легендарному чемпионату сезоне, Жан Тигана, не задумываясь, изменил состав клубной команды, чтобы удовлетворить потребности национальной сборной. Лилиан Тюрам переместился на правый фланг защиты, в то время как Тьерри, постоянно менявшийся местами с Трезеге, получил лучший возможный шанс подойти к мировому первенству на пике своей формы – все это происходило еще в момент, когда место в сборной не было окончательно закреплено за молодым игроком. Вот уж действительно впору сказать: O tempora, o mores! Но вернемся к Жерару.

«Существует несколько типов капитанов команд – есть люди, которые много кричат, есть организаторы, как Дидье Дешам, а есть те, кого я называю «технические лидеры». Жуниньо Пернамбукано был для меня таким в Лионе, и таким же являлся Тьерри, когда мы играли за юношескую сборную до 18 лет. Его нельзя называть природным оратором, тем, кто чувствует себя свободно, обращаясь к аудитории; но у него очень хорошо получается положить руку на плечо молодого партнера и в деталях объяснить ему какой-то особенный аспект игры, «техническо-тактическую» сторону того, что происходит на поле. Из всех игроков, с которыми мне приходилось пересекаться, никто не любит и не понимает футбол лучше, чем Тьерри. «Карра» [Джейми Каррагер], который питается и дышит только футболом, и то не такой ненасытный, как Тити. Упомяните, например, игру между «Ле-Маном» и «Генгамом» – и будьте уверены, что он не только ее смотрел, но может назвать состав обеих команд и вспомнить все ключевые моменты встречи»[13].

Один из его партнеров по сборной на юношеском чемпионате Европы 1996 года позже признавался – правда, анонимно, – что «Анри никогда не использовал голос. Он не был «боссом» в том смысле, в каком люди понимают это слово». Один из французских тренеров, бывший вратарь «Бордо» Филипп Бержеро также выражал сомнения в способности Тьерри руководить: «Нападающий обязан быть эгоистом, а капитану это противопоказано. Есть ли у него те черты характера, которые способны сплотить войска?» Такие брожения в умах будут наблюдаться довольно длительный период и создадут особый резонанс у болельщиков «Арсенала»; однако никто не высказывал их, когда Франция одержала победу в матче с Испанией 1:0 30 июля 1996 года. Тогда Тьерри забил на двадцать шестой минуте. Этот гол стал одним из двух, в принципе забитых им в финальных матчах. Другой победный гол случился только в 2003 году в матче за Кубок конфедераций. Эту статистику его критики никогда не позволяли ему забыть. Мяч, приведший Францию к трофею, оказался в воротах противника на малюсеньком стадионе «Лео Лагранж» в Безансоне. Он обеспечил выход команды в финальный турнир чемпионата мира – 1997 среди юношей до 20 лет и отнюдь не являлся эталоном красоты – скорее неловкое движение ногой, мяч отскочил от колена – никакого эффектного удара. В такой манере команда продолжит играть весь турнир: эффективно, но без особого стиля, без «изюминки», которую можно было бы ожидать от такого созвездия талантливых футболистов. В скоротечном групповом турнире команда Улье одержала две победы – над Венгрией и Португалией – с преимуществом в один гол, а затем сыграла вялую ничью со сборной Бельгии. Анри, номинальный лидер, обладатель капитанской повязки, формирующаяся звезда, не показал лучшей игры в сборной, несмотря на то что участие в этих соревнованиях можно считать его дебютом на по-настоящему большой сцене. Трезеге забил четыре из пяти голов своей команды; вот кто должен был уйти с поля под аплодисменты, однако этого не произошло[14].

Ах, Трезеге. В зависимости от того, кого слушать, Тати и Давид были как братья или как самые закоренелые враги; или и то, и другое. Официальная версия, или в данном случае заголовок в «Журналь дю диманш», в котором вышло совместное интервью игроков спустя несколько месяцев после триумфа 1998 года, гласил: «друзья навеки». Тити увидел Давида, всего на несколько месяцев моложе его, когда тот распаковывал багаж по приезде в Монако летом 1995 года. Он едва мог сказать по-французски два слова – oui или non. Тьерри моментально ощутил симпатию к этому застенчивому аргентинцу и сделал все, что в его силах, чтобы он почувствовал себя как дома в этой новой и озадачивающей среде. Он также восхищался им как футболистом, с которым тренировался каждый день: Трезеге уже тогда являлся типичной «лисой в клетке»[15], центральным нападающим, обладавшим необычным даром «вынюхивать» голы, то есть находить единственно возможную точку встречи с мячом, из которой его можно забить, закрутить, боднуть, затолкать в сетку. Давид был прирожденным бомбардиром, таким как Филиппо Индзаги, Уго Санчес или Герд Мюллер. Он обладал такими качествами, каким Тьерри мог бы попытаться обучиться, но никогда не отточил бы их до такого совершенства – когда умный расчет в игре неотличим от инстинкта. Я хорошо помню потрясающий разговор с Тьерри на стадионе «Хайбери», после того как Трезеге побил еще один рекорд, играя за «Ювентус»; я ожидал, что Анри поприветствует старого товарища по команде, однако произошло совершенно другое. Анри пустился в анализ игры Давида, как тот сам создал такую голевую ситуацию – шаркая ногами, как в танце мэдисон, он старался показать, как его друг не один, не два, а три раза начинал стремительный рывок в пределах штрафной площадки, он перепахивал ее от линии до линии, выигрывая пространство, которое ему требовалось, чтобы обыграть вратаря, ожидая бог знает сколько, чтобы мяч оказался непосредственно в той точке, откуда он мог пробить так, что вратарь был бессилен что-либо сделать. Из всех воспоминаний, которые я храню о Тьерри, это одно из самых ценных. Я позвонил в редакцию, чтобы сообщить: Тити только что сказал мне удивительные слова и… а что конкретно? Моя запись интервью походила на патологоанатомический отчет о вскрытии и оказалась совершенно бесполезной. Но красота состояла в том, как трогательно, с каким восхищением Тьерри говорил о чуде, сотворенном Давидом на поле, и которое ему, шоумену, правящему в «Арсенале», было не под силу. Вот это для меня и был настоящий Анри – истинный ценитель футбола: человек, любящий футбол безоговорочно, способный настолько раствориться в этой своей любви, что любые идеи о соревновании как таковом для него больше не существовали.

Однако Трезеге был соперником, и соперником в самом опасном смысле. Если бы он добился успеха в «Монако», будь то юниорская или – рано или поздно – первая команда, то он стал бы настоящим препятствием на пути прогресса Тьерри. Отношения с Икпеба, Мадаром и Петерсеном в «Монако» и без того складывались непросто. Франция, с достоинством проявившая себя на чемпионате Европы – 1996, проиграв полуфинал по пенальти Чехии, в основном полагалась на схему 4–3–2–1, где два атакующих полузащитника питали мячами единственного центрального форварда (роль, на которую Трезеге подходил намного больше, чем Тьерри). Этими двумя упомянутыми игроками должны были стать Джоркаефф и Зидан, поскольку Кантона к тому времени решил покинуть уравнение Эме Жаке. В идеальном мире Тьерри видел бы себя в тандеме с Давидом на острие схемы 4–4–2 или в качестве центрального нападающего в системе 4–3–3, но Жаке никогда бы этого не допустил. В любом случае идея о том, чтобы тренер национальной команды выбрал более одного тинейджера в команду из двадцати двух игроков для участия в чемпионате мира казалась фантастической, тем более что Тьерри, Трезеге – и Анелька – пока даже не могли располагать гарантированным местом в стартовом составе своих клубов. Сам Тьерри делал все возможное, чтобы разрядить копившийся потенциал напряженности между ним и Трезеге. Будучи четким и охотно идущим на контакт собеседником, Анри не раз подчеркивал, что, приняв на себя роль капитана в юношеских командах сразу же, как только его начали приглашать в национальную сборную, он был лишь первым среди равных и выбрали его только потому, что он сыграл несколько матчей в высшем дивизионе, а они – нет. Читая многочисленные интервью того времени, которые он давал, будучи еще восемнадцатилетним юношей, я не мог не заметить, что все они практически взаимозаменяемы с теми, которые он давал позже, когда стал самым мощным символом восхождения «Арсенала» на вершину английского футбола. Он предстает скромным, но уверенным в себе, готовым похвалить других, щедрым по отношению к тренерам, грозящим пальцем тем, кто принижает коллективный характер игры – да он просто идеален. И вы начинаете задумываться: а как же Трезеге? Ты что, его боишься, Тьерри? Сравните ответы, которые оба дали репортеру «Журналь дю диманш», спросившего их: «Были ли такие моменты [во время чемпионата мира – 1998], когда вы друг друга жалели?» Трезеге ответил: «Когда Тьерри получил травму в матче с Парагваем. Я реально думал, что чемпионат мира на этом для него закончится». Анри сказал: «Я не задавал себе вопросов по поводу Давида, даже когда он сидел на скамейке запасных, у меня не было времени об этом думать. Когда ты думаешь о титуле, ты не можешь задавать себе таких вопросов, кто как и вместо кого играет».

Динамика их взаимоотношений служила темой для разговоров во французском футболе на протяжении нескольких лет, когда оба форварда играли за национальную сборную. Предполагалось, что Тьерри использует свой все возрастающий авторитет, чтобы ослабить позицию своего «друга» – не напрямую, конечно, но, например, выступая за изменение плана игры таким образом, чтобы это могло только помешать Давиду проявить себя в игре так же блестяще, как в играх за «Ювентус» в Серии А. Постоянные инсинуации такого рода доставляли Тьерри большую боль; я часто слышал от него жалобы на тех «людей» (слово, наполнявшееся презрением в его голосе), которые язвят в его сторону, сидя за своими столами и строча выдумки для своих читателей, которые, читая их, без труда догадываются, что он, Тьерри, завидует своему товарищу по «Монако». «Да никто так высоко не ценит Давида, как я! – восклицал он. – Я знаю, мы можем вместе играть – разве мы недостаточно часто это делаем?» Широкая аудитория, однако, оставалась глуха к его протестам. Чем больше он выражал Трезеге преданность и восхищение, тем больше предполагалось, что делает он это для того, чтобы скрыть свою неприязнь. Правда состоит в том, что оценка, которую Тьерри давал своему бывшему партнеру, могла кардинально меняться в зависимости от того, говорил он это на микрофон или без – и это не единственный футболист, в отношении которого он занимал такую двойственную позицию. Я вспоминаю другого известного защитника Премьер-лиги: по отношению к нему Тьерри всегда открыто признавал большое уважение на публике и с наслаждением рвал на части в более приватных разговорах. Поэтому если он мог вести такую двойную игру в случае с N, то почему это изменится по отношению к Трезеге? Что до меня, то я думаю, разница существовала; больше всего ранил Тьерри тот факт, что людей, разделяющих мою точку зрения, было ничтожно мало, и он бессилен был что-то сделать, чтобы изменить отношение большинства. Невинность тех благословенных дней юношества уже давно стерлась. Правда в том, что тогда светила только одна звезда, и звалась она Тьерри Анри.