14 Рука галла

«Плут» (Дейли Экспресс), «Рука Бога» (Сан), «Ирландию обокрала коварная рука Анри» (Гардиан), «Французские панталоны» (Дейли Миррор), «Рука Анри разбивает надежды Ирландии» (Таймс), «Рука Бога II» (Дейли Мейл), «Рука галла!» (Индепендент), «Рука Анри обманывает ирландцев» (Телеграф)

18 ноября 2009 года, за день до этих заголовков. Мы на 103-й минуте стыкового отборочного матча чемпионата мира против Республики Ирландия, на «Стад де Франс» присутствуют 79 145 страдающих зрителей. Четыре дня назад гол Николя Анелька принес Франции победу 1:0 на стадионе «Кроук Парк», что дало команде преимущество перед ответным матчем. Но команда, капитаном которой Анри был в восемнадцатый раз, выглядела раздробленной и испуганной, неспособной сквитать удар Робби Кина, принесшего на тридцать третьей минуте гол ирландской команде. На тот момент общий счет был 1:1. Ирландская команда представляла мешанину из игроков английской Премьер-лиги и Чемпионшипа, выступала просто великолепно: организованно, дисциплинированно, со вспышками безупречности, качествами, которые подозрительным образом отсутствовали в игре хозяев поля. Затем шведский арбитр Мартин Ханссон не видит, что Анри дважды касается мяча рукой, чтобы принять длинный пас со штрафного Флорана Малуда. Анри накоротке отдает мяч Вильяму Галласу, который сравнивает счет. Протесты ирландцев бесполезны, на поле коллапс. Ханссона вскоре навестит судейский инспектор ФИФА Хью Даллас, именно он судил матч Франция – Италия в четвертьфинале чемпионата мира – 1998, когда Анри забил один из послематчевых пенальти, выведших Францию в полуфинал турнира. Нескольких слов было достаточно, чтобы Ханссон понял всю значимость этой слишком человеческой ошибки; и это учитывая, что до этого его безупречная репутация заслуживала того, чтобы он судил матчи чемпионата мира. Но Ханссон не поедет на чемпионат мира – и он это знает. Не поедет туда и Ирландия.

Что последовало дальше, лучше рассказывать, как мне кажется, в настоящем времени, чтобы дать хоть какое-то представление о том, какой вихрь закружил тогда Тьерри; из него он никогда уже полностью не выберется. Французский телеканал TF1, как и его британские и ирландские коллеги, показывает ловкость рук Анри снова и снова, в реальной скорости, на замедленной скорости, на суперзамедленной скорости, с каждого возможного ракурса, который позволяют камеры. 11,5 миллиона французских зрителей смотрят это «преступление против футбола» со смесью неверия, гнева и тошноты. В то время как Галлас охвачен в кольцо ликующих товарищей по команде, Анри среди них, слышится голос из ложи, зарезервированной для бывших французских легионеров: Quelle ind?cence! (с фр. – «Какое нахальство!»). Такого слова в лексиконе Раймона Доменека нет. Французский тренер вскоре появляется перед телевизионными камерами. «Я предполагал, что счет будет 1:1, – говорит он без намека на иронию в голосе. – Я был уверен, что мы выйдем из этого раунда. Некоторые вещи предопределены…»

Французские игроки просачиваются в микст-зону, не обращая внимания на микрофоны, направленные на них со всех сторон. Сам капитан, который на короткое время остановился, чтобы поговорить с Арсеном Венгером сразу же после финального свистка, признается: «Да, была рука, но арбитр этого не заметил, а я не арбитр». Он также добавляет, что сказал то же самое мистеру Ханссону. Но когда? «Я сожалею, если кого-то обидел», – эти самые слова появятся в его Twitter немного позже. Некоторым известным обозревателям сложно контролировать свое возмущение. Мой коллега с радио «Монте-Карло» Жан-Мишель Ларке, бывший легионер, капитан блистательного «Сент-Этьена» семидесятых годов, руководящий несколькими футбольными академиями на его родном юго-западе, просто задыхается от волнения, еле подбирая слова. «Позор… мошенничество… стыд…» Двадцать четыре часа спустя его злость обернется в нечто другое: безысходность. «Что же мне говорить ребятам, которые пришли ко мне? Что вы можете пройти квалификацию, если сжульничаете?»

Французские политики, дрейфующие на волне, созданной «синими» с 1998 года, выражаются менее деликатно. Фотогеничный министр спорта Рама Яде говорит репортерам, что она «горда, очень горда». Николя Саркози рассказывает о своем «ужасе», если бы национальные герои не прошли дальше; президент Республики, однако, очень скоро странным образом замолчит, как только станет ясно, что его электорат не настроен облегченно вздыхать и ликовать. Анри бежит. Видят, как он уезжает в машине своего брата Вилли. Он отключает свой мобильный телефон. Его отец Тони, который находится в Гваделупе, не может до него дозвониться.

Слухи ползут по французскому лагерю. Наблюдая за тем, как Лоик Реми разминается на бровке, Карим Бензема, нападающий «Реала», отвергнутый Доменеком в пользу Андре-Пьера Жиньяка из «Тулузы», говорит: «По крайней мере, я еще могу высоко держать свою руку». Кажется, подходящий вечер, чтобы остаться на скамейке запасных. Ни на одном сайте – ни Французской федерации, ни УЕФА, ни ФИФА, нет ни единого упоминания о том, что аргентинская еженедельная газета «Оле» безвкусно окрестит la mano negra (с исп. «черная рука»).

В четверг утром еще больше политиков выходит к трибуне. Один из них, министр финансов и будущий директор-распорядитель Международного валютного фонда Кристин Лагард, одна из самых сильных фигур кабинета министров Николя Саркози, первым предлагает игру переиграть. У всех есть свое мнение, включая и бывшего председателя марсельского «Олимпика» Бернара Тапи, уличенного мошенника, что не помешало ему, однако, остаться влиятельной фигурой в президентских кругах. Анри уезжает из Парижа. Поздним утром 19 ноября он садится в самолет, чтобы улететь к «своим» в «Барселону», но не принимает участия в послеобеденной тренировке: он до сих пор чувствует боль в колене от столкновения с Шеем Гивеном в первом тайме. Когда он покидает тренировочное поле «Барсы», одна из журналисток ирландского таблоида «Сандей Уорлд» разворачивает баннер, на котором можно прочитать: «Я ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ – я, Тьерри Анри, приношу извинения ирландцам за то, что использовал свою руку, чтобы вышвырнуть их из финала чемпионата мира». Анри с каменным лицом едет мимо.

Эрик Кантона находится в Марселе вместе со своим братом Джоэлем, они участвуют в рекламной кампании пляжного футбола. «Больше всего меня потрясло не то, – говорит он, – что Анри сыграл рукой, а то, что он сел рядом с ирландцем [Ричардом Данном] после игры и поговорил с ним, в то время как буквально несколько минут назад он его обманул. Если бы на месте ирландца был я, то этот парень [Анри] не продержался бы и трех секунд». Этого же мнения придерживался бывший ирландский тренер Мик Маккарти. У Кантона также имеется несколько слов и для Реймона Доменека: «Худший тренер со времен Людовика XVI». С одной только оговоркой: голова Доменека, с полностью запутанными мозгами, останется у него на плечах. Неважно, сколько у тебя врагов, ты будешь на своем месте до тех пор, пока твои союзники занимают правильные места, что в случае с Raymond-la-science (Раймон-Наука) значит следующее: в высших слоях иерархии Федерации футбола, начиная с главного мандарина Жан-Пьера Эскалета, который в пятницу защищает своего осажденного тренера перед лицом председателей собрания Лиги-1, большинство присутствующих чувствуют, что честь французского футбола в среду запятнали. Глава Профессиональной футбольной лиги Франции Фредерик Тирье спрашивает, может ли Доменек продолжать выполнять свои функции в сложившейся ситуации, возможно, это и не такая хорошая идея. Эскалет возмущен: «Он выполнил свою миссию! Так вопрос даже ставить нельзя! Вы увидите, все равно через неделю все будет забыто».

Не совсем. В течение двенадцати часов после финального свистка страница в фейсбуке «Мы, ирландцы, ненавидим Тьерри Анри (жулика)» набирает 34 000 подписчиков. День спустя их становится уже 80 000. Ирландская торговая сеть Currys предлагает скидку в €50 тому, кто сдаст им футболку или майку с именем и номером Тьерри Анри. Букмекерская компания Paddy Power увешивает зал прилета аэропорта в Дублине плакатами с надписью: «Добро пожаловать в Ирландию… если, конечно, вас зовут не Тьерри Анри». Один из главных спонсоров Анри, компания Gillette, меняет заглавную фотографию на сайте. Тайгер Вудс все еще держит в руке клюшку для гольфа (однако ненадолго), Роджер Федерер – свою теннисную ракетку, но рука Тьерри уже больше не держит мяч; рука у него опустилась в карман. Более серьезно, в следующем пятничном выпуске «Франс футбол» опубликовано расследование, сколько денег получит тренер, которого восемь из десяти французских болельщиков хотят видеть в отставке, за успешный отбор его команды на чемпионат мира: около ?800 000 (в четыре раза больше, чем получили победители чемпионата мира – 1998), и это не считая его месячной заработной платы в ?45 000, несомненное состояние, учитывая финансовое положение федерации и послужной список самого тренера, ни разу не выигравшего ничего за два с половиной десятилетия своего тренерства, не считая титула во второй лиге с «Лионом». И это еще без бонусов, которые он вправе ожидать от спонсоров команды. В общей сложности сундук с сокровищами тянул на ?9 миллионов, их надо было разделить с техническим персоналом и игроками, принимавшими участие в отборочных матчах. Сам Тьерри получит свыше ?200 000.

Так же, как и после катастрофы на чемпионате мира – 2002, журналисты получают информацию от недовольных (или попросту чувствующих отвращение) членов Федерации футбола. Им рассказывают, что Доменек дважды ездил во главе делегации в Южную Африку «на разведку» до того момента, как квалификация была оформлена. Расходы федерации составили ?100 000. Доменек, навечно политическое животное, мог легко противостоять критике, сыпавшейся на него от выпускников команды-1998, предлагая им позицию в своем тренерском штабе. Бывшего тренера «Бордо» Эли Бопа попросили выйти на чемпиона мира вратаря Фабьена Бартеза и предложить ему позицию «третьего тренера вратарей»». Это оказалось весьма расплывчатой ролью, которая включала в себя, по-видимому, наблюдения за утренней тренировкой, обед и быструю болтовню с игроками и немного еще – такая работа оценивалась в ?6300 за раз. «Фантастический Фаб», на удивление всем, принял предложение. Однажды он взял такси, доехал до Клерфонтена, попросил его там подождать и отвезти обратно в Париж. На счетчике набежала довольно большая сумма: ?620, которую он попросил себе возместить (что сделано не было).

Я могу еще долго продолжать в таком же духе, но давайте вернемся к Тьерри, который наконец-то нашел защитников: кто-то оказался весьма неожиданным, другие были более ожидаемы. Довольно большое количество игроков, Гари Невилл, например, выступили в поддержку своего коллеги, который, по крайней мере в их глазах, совершил то, что сделал бы любой профессиональный футболист на его месте. Капитан «Манчестер Юнайтед», уж его точно нельзя заподозрить в предвзятом отношении к оппоненту, с которым он не раз физически сталкивался в борьбе на поле, сказал: «Называть Анри жуликом неправильно. Любой, кто играет в футбол, знает, что когда мяч летит со стороны, то твоя рука может потянуться к нему совершенно инстинктивно. Мы все совершали что-то на футбольном поле под горячую руку, о чем потом сожалели. Такие вещи должен замечать арбитр». Инакомыслящий ирландский голос доносился из «Ипсвич» и принадлежал Рою Кину, который до начала игры своей команды с «Шеффилдом» в среду повеселил (это очень верное слово) отряд журналистов своей увлекательной диатрибой, направленной на свою страну в общем и на Футбольную ассоциацию Ирландии в частности, закончив ее такими словами: «Нарушил ли Анри правила? Может быть. Вы видите, все же жульничают. Но никто не хочет жулика. Я бы не согласился, что Тьерри – жулик. Он первоклассный игрок, самого высокого уровня, он просто воспользовался ситуацией». Зинедин Зидан разделяет эту же точку зрения: «Он просто коснулся рукой мяча, вот и все. Это просто fait de jeu, и этот факт не заслуживает подобного сумасшествия». Я намеренно оставляю французскую фразу, так как ее повторяли затем многие, в их числе, например, Андре-Пьер Жиньяк. Буквально «факт игры», что можно интерпретировать как компромисс с футбольными правилами, что англичане бы назвали «искусным» или «милым», если кто-то из них совершил бы подобное правонарушение против «духа» спортивной игры. Примеры такого рода совсем не сложно отыскать, и те же Гари Невилл и Рой Кин об этом хорошо знали; да все об этом знали, может, кроме самого Анри.

Стоит вспомнить, что когда британские газеты старались отыскать «предыдущее» в карьере Тьерри, и пытались они очень упорно, то ничего не нашли. Чрезвычайно отстраненная манера поведения могла некоторых, а скорее даже и многих, раздражать, но никогда его не называли «обманщиком». Он не пытался скрыться. Он никогда не махал воображаемыми желтыми карточками, когда на нем фолили, и, ей-богу, против него нарушали правила больше, чем против всех остальных, если, конечно, защитники его могли догнать. Я однажды был свидетелем одного из редких случаев, когда он пустился в препирательства с судьей, произошло это уже под самый конец матча с «Ньюкасл» на «Хайбери» 18 декабря 2001 года, закончившегося со счетом 1:3 в пользу гостей. Тьерри был вне себя от бешенства в ту ночь, и не без основания: очень вовремя подоспевшую подножку Сола Кэмпбелла против Лорана Робера арбитр Грэм Полл расценил как грубое нарушение правил и указал на одиннадцатиметровую отметку. Произошло это в поворотный момент решающей игры. Это также было судейской ошибкой. Проклятия, которые неслись в адрес арбитра (позже некоторые колумнисты заявляли об этом инциденте как о проявлении неуравновешенного темперамента игрока), говорились не от лица «обманщика», но футболиста и человека, абсолютно влюбленного в футбол, который не мог смириться с мыслью, что нечестная игра может быть вознаграждена. Протестовал ли сам Робер (как Робби Фаулер сделал однажды в матче против «Арсенала»), заявлял ли он, что Кэмпбелл сыграл чисто? Конечно, нет. Это был очень странный вечер. Алан Ширер пытался помешать Грэму Поллу удалить Рэя Парлора с поля за вторую желтую карточку – в то время как сам Ширер, конечно же, далеко не Мэри Поппинс на поле, несмотря на то что говорил председатель «Ньюкасла» Фредди Шеперд, всегда был мишенью для полузащитников «Арсенала». Анри говорил только одно: «Судья, это нечестно» – с искренней страстью ребенка, которого обидели. «Жулик»? Никогда. Но в тот вечер в Сен-Дени Анри схитрил, по-видимому, впервые за свою профессиональную карьеру.

Все сводится к контексту. Одно дело поваляться напоказ на поле после того, что эвфемистически называется «минимальным контактом» в обыкновенной игре чемпионата, и совсем другое – умышленно, бесцеремонно, два раза сыграть рукой в матче, который стоит твоей стране ?1 миллиард. Такую цифру выдал один британский экономист. Большинство французских аналитиков считают ее слишком заниженной ценой сверхприбыли, которую выход на ЧМ принес бы стране. Контекст также важен применительно и к личной репутации самого игрока: в данном случае она была не запятнана. Генри Уинтер из «Дейли телеграф» почувствовал это, когда открыл свою колонку далеким от риторического вопросом: «Тьерри, почему именно ты?»

Действительно, почему? Учтивый Кристиан Дамиано, в то время правая рука Клаудио Раньери, тренера «Ромы», и один из первых тренеров Тьерри в Клерфонтене, сказал: «Это не тот Тьерри, которого я знаю, вежливый и надежный мальчик. Я боюсь, его заколдовал Раймон Доменек». Мои собственные ощущения сводятся к тому, что с подобными Идальго, Жаке, Лемерру Тьерри бы такого не сделал: он бы откровенно признался, если бы «инстинкт» проявил в нем лучшие или худшие качества. Доменек, «человек, который ничего не понимает в спорте» (Биксант Лизаразю), выстроил команду по своему образу: она получилась недееспособной, уродливой, непривлекательной, прямой антитезой того, на чем французский футбол строился десятилетиями, а стоял он на смелости, воображении и справедливости. Сен-Дени-2009 не мог стереть из памяти Сен-Дени-1998, или Севилью-1982, или Гвадалахару-1986. Или все-таки мог? С Доменеком у руля все было возможно.

Мы так долго являлись жертвами. В каком-то смысле инцидент, когда Харальд Шумахер нанес тяжелейшую травму Патрику Баттистону во время чемпионата мира – 1982 (и замечательная реакция Франции на этот акт бандитизма), способствовал созданию пуристической мечты, команды, нутром понимавшей значение слова «игра». Тьерри Анри вырос во Франции, где такое восприятие нашей национальной сборной было непререкаемым, и по праву: жуликов там не имелось. Как и регбисты, и наши велосипедисты, и наши фехтовальщики, и наши яхтсмены, наши футболисты воплощали в себе такое видение спорта, где успех, выраженный в титулах, был наградой, а не задачей, поставленной государством, этим царством единовластия. Это (очень соблазнительно так думать) весьма католический взгляд на спасение. Никакая идея о предопределении не запятнает этого: такой подход оставляет место для несовершенства и неуклюжего восхождении к истине и красоте. Для британского уха это, быть может, звучит претенциозно или еще хуже. Но поверьте мне – сдерите с нас кожу, и вы найдете под ней именно такую плоть; это одно уже объясняет, каким образом страна, которая только что гарантировала себе участие в чемпионате мира, так переживала и чувствовала свою вину. Нигде больше вы не могли бы найти программу на одном из главных телеканалов, которая устроила бы дебаты вокруг вопроса: «А не стоит ли нам отказаться от Кубка мира?»

И более того, многие ответили: «Да».

В тот вечер, когда Франция сыграла вничью 1:1 с Ирландией, тысячи людей стекались на Елисейские Поля, чтобы отпраздновать победу своей команды, заслужившей право участвовать в одном из самых грандиозных футбольных шоу на земле. Они были французами, но чествовали они отнюдь не сборную Франции: в центре внимания находилась команда Алжира, доказавшая свое право играть в мировом чемпионате-2010 за несколько часов до этого. Они приехали со всех окраин на машинах, на трамваях и поездах. Самое известное авеню в мире пестрело зелено-белыми флагами с красной звездой и полумесяцем. Их отцы, возможно, присутствовали здесь 12 июля 1998 года, когда на Триумфальную арку проецировали фотографию Зинедина Зидана. Но это тогда; то, что творилось сейчас, было другим. Около 11 вечера, когда парижское метро все еще извергало из своих недр сбитых с толку французских и ирландских болельщиков, возвращавшихся со «Стад де Франс», один мой друг, репортер радио «Монте-Карло», оказался в эпицентре беспорядков. Буйные алжирские фанаты, нога очень немногих из них касалась земли их предков, начали жечь машины и разбивать витрины дорогих магазинов. Вызвали полицию. Стражей порядка забросали камнями и другими предметами. В результате несколько человек ранило, некоторых серьезно. Все это безобразие продолжалось далеко за полночь и практически не освещалось во французской прессе.

Что можно было сказать? Это не являлось праздником, но было демонстрацией. Демонстрацией трещины во французском обществе, где миллионы остаются без внимания, потому что живут вне городских стен, как варвары перед воротами империи, скульпторы, живущие в убожестве перед стенами Горменгаста[109], искусные, предположительно опасные, до которых никому нет никакого дела. Тьерри Анри родился в этом мире, но ему удалось из него вырваться благодаря футболу. В болезненной синхронности его стыдили в ту же ночь, когда часть пригородов ликовала из-за победы команды, которая представляла все что угодно, но только не Францию. Вы могли бы провести аналогию с ирландскими, шотландскими и валлийскими болельщиками, встающими на сторону любой команды, играющей с Англией, за исключением того, что «алжирцы», громящие в ту ночь престижные кварталы, вели себя так не из-за груза колониальной истории на своих плечах, но являлись следствием самого конкретного настоящего, сделанного в равной степени из взаимного непонимания и маргинализации. Французская сборная едва балансировала на вершине этой пирамиды взаимного непонимания, когда слово «национальный» осязаемо превратилось из прилагательного, синонима к слову единство, в большой вопросительный знак. Двойная игра рукой Анри не просто стала причиной возникновения полемики, чей подтекст был непонятен за пределами Франции. Это также явилось первым шагом к нарушению фальшивого равновесия, предвестником «автобуса позора» в Найсне, дрожью перед жутким крахом.

Сам Анри чувствовал себя более чем одиноким: брошенным. Покинутым теми самыми людьми, которые благодаря ему поедут в Южную Африку следующим летом. По его словам, если бы не поддержка его семьи в это время, он ушел бы из спорта там и тогда. Тьерри думал тогда не о своих товарищах по команде и не о тренере: первые сочувствовали его затруднительному положению, а последний сказал журналистам, что он настолько расстроен обливанием грязью своего нападающего, что «не спит уже второй день». Анри думал в первую очередь о тех людях, которые управляли федерацией, в первую очередь о вице-президенте Ноэле Ле Гре, с кем он говорил в течение получаса по телефону после игры. Ле Гре отрицал, что капитана французской сборной скормили волкам. К такому заявлению, быть может, отнеслись бы более серьезно, если бы официальное лицо не заявило об этом из французской Вест-Индии, куда оно отправилось на отдых незамедлительно после матча. Анри разрывался между самооправданием («мяч ударился о мою руку… судья не свистнул») и виной («я не должен был этого [праздновать гол Галласа] делать, но, честно говоря, это уже не поддавалось контролю… после всего, что мы пережили… что да, я об этом сожалею»). Наконец 20 ноября через своего адвоката Стюарта Петерса, бывшего сотрудника SEM (Агентство Sports Entertainment Marketing Ltd), который был его консультантом по юридическим вопросам более десяти лет, Анри опубликовал следующее заявление:

Я уже говорил тогда и скажу еще раз – да, я тронул мяч рукой. Я не жулик и никогда им не был. У футболиста нет роскоши телевизионных возможностей, когда можно замедлить действие в 100 раз, чтобы удостовериться в правильности выбранного сознательного решения.

Люди смотрят замедленную съемку того, что произошло, но не то, с чем я или любой другой игрок на поле сталкивается во время игры. Если бы люди посмотрели на это с реальной скоростью, то они увидели бы, что это была инстинктивная реакция. Здесь невозможно придумать что-то еще. Я никогда не отрицал, что мяч был управляем моей рукой. Я сказал это ирландским игрокам, судье и средствам массовой информации после игры.

Естественно, меня смущает то, как мы выиграли, и мне искренне очень жаль ирландскую команду, которая определенно заслуживает того, чтобы играть в Южной Африке. Вне всякого сомнения, самым справедливым решением было бы переиграть матч, но это находится вне сферы моего влияния.

Я не могу сделать ничего сверх признания того, что мяч имел контакт с моей рукой, что привело к решающему голу, и я очень сочувствую ирландцам.

Ирландцы ухватились за эти слова, чтобы потребовать переигровки, а их капитан Робби Кин поблагодарил Тьерри за «смелость» сделать такое признание. Арсен Венгер также поддержал такую идею. «Французский футбол и Франция как страна обязаны поддержать, а не оставлять Тьерри одного против целого мира, – говорил он. – Франция должна сказать: «Да, была рука, и мы предлагаем переигровку». Но ничего не произошло, даже если находились такие, кто всерьез думал, что такое возможно. И более скоро, чем это можно было бы ожидать, появилось странное ощущение, что будто все вернулось на свои обычные места. Анри приехал обратно в «Барселону», где Андрес Иньеста сказал, что с его товарищем по команде «все хорошо» и что он «сосредоточен на том, чтобы делать все хорошо» для своего клуба. «Я буду бороться до конца, – сказал Тьерри в интервью журналу «Экип». – Даже если то, что только что произошло, навсегда останется в моей памяти. Всегда можно простить, но не всегда можно забыть».

Толпа, с которой он столкнулся в следующем своем матче, не сделала ни того, ни другого. 21 ноября, при выходе на замену Хави во время гостевого матча «Барселоны» с «Атлетиком» (Бильбао), его безжалостно освистала сорокатысячная толпа болельщиков команды басков. Три дня спустя травмы Лионеля Месси и Златана Ибрагимовича означали, что Анри становится главной надеждой в атаке в решающем матче группового раунда Лиги чемпионов против миланского «Интера». Казанский «Рубин» и киевское «Динамо» перед этим сыграли вничью 0:0. Победители предыдущей Лиги чемпионов находились в менее опасном положении, чем можно было бы полагать, но исход борьбы в группе F оставался неясным – и если бы команда Жозе Моуринью одержала победу, то каталонцам пришлось бы решать свои задачи на Украине в начале декабря. В конечном итоге, слабая или нет, «Барселона» легко обыграла робкий «Интер», в составе которого появился друг Анри Самюэль Это’о; возвращение его на «Камп Ноу» вызвало шквал эмоций. Британские СМИ более щедро оценили выступление Анри, тогда как французские, казалось, достигли консенсуса в отношении капитана своей национальной сборной. С одной стороны, некоторое продвижение получила идея о том, что виновник стал также жертвой, особенно заметно это было среди футбольного истеблишмента. Сюда также можно отнести и большинство национальных газет и телеканалов, прекрасно осознающих, какие доходы они получат от того, что Франция прошла отбор к чемпионату мира. С другой стороны, и это мнение высказал один из моих коллег на радио «Монте-Карло», «сказать об игре Анри уже больше нечего», он превратился в одну из периферийных фигур «Барселоны», и такое мнение разделяли большинство наблюдателей, профессионалов и остальных. Тьерри сделал грязную работу, и его за это осудили. Что делать? Бросаться на его защиту значило бы потворствовать поступку, который восемь из десяти французов считали «постыдным», согласно опросу, опубликованному в то время. Но судить его значило идти в противоход корыстных интересов его обвинителей. Возьмите мою газету, «Франс футбол» (которая, кстати, стояла на своих принципах касательно того, что защищать необходимо то, что хорошо для футбола, а не только для «синих»): разница между тем, есть ли Франция в Южной Африке или ее там нет, была по меньшей мере в €5 миллионов полученной или потерянной прибыли. По необходимости нашли непростой баланс. Да, мы, по всей видимости, чувствуем себя опустошенными, злыми, нас мутит до тошноты от всего происходящего, но мы должны признать, что рука Анри сохранила команду в ряду претендентов на борьбу за мировой кубок. Тьерри оказался прав, когда сказал, что к нему отнеслись не по справедливости; но, наверное, самым несправедливым явилось то, с какой индифферентностью сейчас к нему относятся как к футболисту, даже с большей, чем нападки, которым он подвергся. Как будто кем-то решено, что его падение сейчас признано как факт, а двойное касание рукой стало его доказательством, даже когда то, что происходило на поле, могло противоречить тому, что первоначально является восприятием, где моральное суждение играет далеко не последнюю роль.

Взять хотя бы ту игру против «Интера». По правде говоря, Анри сыграл немаловажную роль в победе «Барсы», что придало очертания вере в успех второго подряд похода за кубком. Приняв мяч с поданного Хави углового, он переправил его на Жерара Пике, который смог на десятой минуте открыть счет. Четверть часа спустя Анри пробил по воротам Жулио Сезара. После этого он как-то стушевался, и я не мог не заметить его реакцию на удар Педро, только подтвердивший, что «Барселона» победит «Интер» и, наконец, займет лидирующее положение в группе. Анри был недалеко от одиннадцатиметровой отметки и наблюдал, как Хави разрезал итальянскую защиту диагональным пасом на набегающего Даниэла Алвеса. Он уже попросил, чтобы ему дали мяч, но вместо этого бразильский игрок навесил на Педро, который находился дальше – мяч высокой петлей пролетел над головой явно разочарованного Анри. Когда молодой каталонец с лета обыграл вратаря «Интера», Анри остался как вкопанный стоять на месте, его лицо выражало смесь удивления и разочарования от такого моментального решения Алвеса. Ни улыбки, ни поднятых вверх рук, самого простого из признания успеха. И в то время как Педро вместе с другими игроками «Барселоны» бросился к Алвесу, чтобы поблагодарить его, Анри прогулочным шагом шел до своих радостных товарищей по команде довольно долго. Он никогда не был футболистом, открыто и бурно выражающим свои чувства. Но невозможно устоять перед соблазном увидеть в такой невозмутимости еще одно свидетельство его возрастающей изоляции внутри команды Гвардиолы – что совпало, немного уводящее в сторону слово, с получением Лионелем Месси богоподобного статуса на «Камп Ноу» и с изобретением «Барселоной» того, что я бы назвал особым видом «мета-футбола», которому не было предтечи, что полностью оправдывало притязания команды считаться «больше чем просто клубом».

Та «Барса», куда пришел Анри, проходила период трансформации в структуру, которая, несмотря на очевидную связь со своим прошлым – ее долгу голландскому футболу, например, – имела очень мало общего с командой, в какой более молодой Тьерри мечтал играть. Команда представляла собой среду, где индивидуальность могла быть возвеличена, но не в том стиле, как в случае с Кройфом или Роналдиньо. Нынешние суперзвезды были более непритязательными, скромными, смиренными, в некоторых случаях даже какими-то унылыми. Такой успех стал возможным благодаря тренерскому подходу Гвардиолы, когда все зависело от ежедневного повторения упражнений, что в результате превращало команду в единый одиннадцатиклеточный организм. Его игроки должны были напрягать свой мозг так же сильно, как и тело, чтобы все решения на поле принимались рефлекторно. Ни один игрок не мог ожидать какого-то особого к себе отношения. По поводу этого неуравновешенный Златан Ибрагимович как-то сказал Гвардиоле: «Я – это «Феррари», а ты водишь меня так, как будто я «Фиат»!» Ни один игрок, за исключением, по слухам из многочисленных источников внутри каталонского клуба, Лионеля Месси. И речь здесь не идет о том, что аргентинцу позволялось опаздывать на тренировки; дело в его совершенно уникальном таланте. Слово «уникальный» здесь используется во всей многогранности его значения, и талант этот требовал уникального размещения, которое его тренер, в равной степени прагматик и поэт, был счастлив ему предоставить. Выбор позиции для Месси, а точнее, его уход с правого фланга на свободную охоту в основном по оси центральной линии, стал одним из ключевых моментов тактического мышления Гвардиолы. В конечном итоге это привело к такой системе, где ярко выраженной «девятки» не было. Следствием такого решения явилось то, что Анри, Златан и позже Давид Вилья (все они представляли собой центральных нападающих более традиционного уклада) обнаружили, что им пришлось сместиться к боковым линиям. Произошло это как в буквальном, так и в переносном смысле. Ибрагимович рассказывал, как в 2009 году Тьерри однажды обернулся и спросил его: «Чао, Златан, он [Гвардиола] вообще смотрел на тебя сегодня?» И последовал следующий ответ: «Нет, но я видел его со спины». – «Ну, удачи тебе, – парировал Анри, – жизнь налаживается».