V. Папа

Я хотел, чтобы мой сын стал тем, кем хотел быть я: футболистом.

Хосе Антонио, отец Андреса

Вероятно, Андрес Иньеста стал футболистом потому, что Хосе Антонио им не стал. Никто не приложил больше усилий к тому, чтобы будущий капитан «Барселоны» стал профессионалом, чем его отец, человек, который сам поигрывал в футбол и даже заработал себе прозвище Дани – в честь техничного и хитроумного вингера, выступавшего за «Атлетик Бильбао». Хосе Антонио рискнул стабильностью своей семьи и собственной профессиональной карьерой ради Андреса и всегда внимательным образом следил за каждым новым этапом в карьере сына, начиная с первых просмотров в «Альбасете» и заканчивая «Барселоной». Ему всегда было интересно, видели ли тренеры Андреса его так, как видел мальчика он сам. И каждое лето он переживал одни и те же чувства, терзался одними и теми же сомнениями и лелеял одни и те же надежды.

«С первого дня, когда Андрес присоединился к «Барселоне», я пытался свыкнуться с этой неопределенностью, с незнанием того, что случится с Андресом на следующий сезон. Это чувство не покидало меня даже после того, как он подписал свой первый профессиональный контракт, – говорит Хосе Антонио. – Что если он не задержится там? Что если он им не подойдет? Что если…? Одни и те же вопросы появлялись снова и снова, сколько бы ты ни убеждал себя, что с каждым сезоном он становится только сильнее. Вначале, когда я стал водить его на просмотры, я думал, что у него все может сложиться удачно. Но я не знал наверняка. Это была лотерея. Ты никогда не знаешь точно, никогда не можешь заставить себя поверить, что это точно случится, но никогда не теряешь надежды. Я всегда был очень осторожен, может, даже излишне осторожен. Я всегда видел суровую сторону футбола, понимал, насколько это конкурентный вид спорта, как тяжело там преуспеть. Я никогда не разделял взглядов людей, говоривших: «У тебя точно все получится». Я так никогда не говорил. У меня была надежда, само собой. Я надеялся, что однажды мой сын станет тем, кем не смог стать я: футболистом. И эта надежда, мысль об этом превалировала в моей жизни; она стала тем, что поддерживало огонь во мне».

Не все в Фуэнтеальбилье сходились с ним во взглядах. Но всякий раз, когда кто-нибудь сомневался в преданности Андреса идее сделать карьеру в футболе, Хосе Антонио давал им один и тот же ответ: «А кем вы хотите, чтобы он стал? Футболистом? Матадором? Официантом?» Никто не давал никаких ответов, только косо смотрели на меня. Я уверен, они думали, что этот маленький мальчик хотел стать футболистом только потому, что я сказал ему об этом, а не потому, что он сам действительно хотел этого. Футбол был моей страстью – это правда, я всюду водил его на матчи, в любое время, но эта страсть стала и его страстью тоже, причем с очень раннего возраста. Поначалу я просто смотрел на его игру; потом увидел, что он хорош; потом я корректировал его игру после каждого матча. Он выделялся на фоне остальных с самого начала».

Андрес знал, что, как только он сядет к папе в машину после очередной игры, ему придется отвечать на вопросы, которыми отец начинал его забрасывать и выслушивать его оценки своей игры. «Всегда только ради его блага», – говорит Хосе Антонио. «Ему повезло: он любил футбол, эта страсть жила глубоко в его сердце, она была даже сильнее моей, а кроме того, он всегда был очень умен. Он знал – не в последнюю очередь потому, что я сам всегда напоминал ему об этом, – что, несмотря на то, что я говорю ему, он всегда должен слушать своих тренеров. Я повторял ему: «Помни, Андрес, тренер всегда стоит во главе. Ты можешь быть как угодно крут, но если он говорит тебе одно, а ты поступаешь с точностью до наоборот, ничего хорошего не жди. Понял?» Я никогда не был из тех отцов, которые потакают своим сыновьям, если те не разделяют взглядов тренера, я никогда не говорил ему, что тренер ошибается. Я был ему отцом и наставником, разумеется, но я всегда повторял ему один и тот же посыл: «Если твой тренер говорит «белое», а отец говорит «черное», значит, на самом деле оно «белое».

Долгое время Хосе Антонио был отцом, тренером, консультантом и менеджером. Семье не всегда было легко понять это. Один такой пример – интерес «Барселоны» к Андресу, которого она захотела подписать после турнира в Брунете. «В воскресенье, когда турнир еще шел, они переговорили со мной, затем в понедельник мне позвонил Ориоль Торт, а я передал предложение Андресу, сообщив ему, что ему выпал шанс перейти в «Барселону». Он сказал «нет», но я настаивал: «Андрес, такие шансы надо использовать; больше такая возможность может не представиться». Но он был тверд: «Нет, пап. Я хочу остаться здесь, в городе, вместе со всеми; я тут счастлив. Я никуда не еду». У меня не оставалось выбора, кроме как позвонить господину Торту и сказать ему: «Послушайте, мне очень жаль, но в данный момент он ехать не готов. Не в этом году, по крайней мере». Андрес провел предсезонку с «Альбасете», а я тем временем не переставал ему напоминать; каждую нашу поездку повторялся один и тот же разговор. Я говорил: «Если скажешь «нет», значит, нет. Но тебе стоит тщательно обдумать эту возможность, Андрес. Они могут больше тебе не позвонить». И так продолжалось каждый день два месяца подряд, пока однажды он не сказал: «Пап, можешь позвонить господину Торту?»

Поскольку его выбрали лучшим игроком в Брунете, он получил поездку в парк развлечений Порт Авентура в качестве приза, – продолжает Хосе Антонио. – На дворе стоял сентябрь, начались занятия в школе, а с ними и футбольный сезон, так что я спросил у Торта: «У вас еще есть местечко для моего сына?» «Конечно, – ответил он. – Для Андреса местечко найдется всегда». Так что из Порт Авентуры мы поехали прямиком в Барселону. Нам показали «Ла Масию», а мне пошли навстречу, когда я предложил им поставить Андреса на игру с кем-нибудь из ребят, занимавшихся в их академии. Я хотел узнать, на что он способен, хотел убедиться в своей правоте на его счет. После матча мы отправились домой, а несколькими днями позже Андрес сказал мне: «Пап, хочу туда поехать. Еще можно поехать в Барселону? Можешь им позвонить, пожалуйста?»

ЕМУ ПОВЕЗЛО: ОН ЛЮБИЛ ФУТБОЛ, ЭТА СТРАСТЬ ЖИЛА ГЛУБОКО В ЕГО СЕРДЦЕ, ОНА БЫЛА ДАЖЕ СИЛЬНЕЕ МОЕЙ.

Они поменялись ролями. Теперь сын был убежден в необходимости ехать, тогда как отец начал предупреждать его о возможных трудностях. «Я сказал ему: «Помни, что, если поедешь туда, тебе придется провести там не месяц и не два; тебе придется пробыть там по меньшей мере год». А он отвечал: «Да, год это нормально. Я продержусь там год, обещаю». Потом он сделал первый шаг. Он сам сделал его, пусть даже хотел угодить мне, – Андрес всегда думает о других больше, чем о себе самом. Он был таким и в детстве, и остается таким до сих пор, ведь теперь он стал отцом. Я уверен, что он говорил себе: «Если я не поеду, я подведу папу; если он говорит, что этот поезд приходит только однажды, значит так и есть». Он был очень смел. Очень. Я не знаю, сколько 12-летних пацанов поступили бы на его месте так же. Я бы отдал свою правую руку, лишь бы он только поехал в Барселону, потому что хотел, чтобы он играл за лучший из клубов. Но решение предстояло принимать ему».

Трудно решить, кому оно далось труднее: Андресу или Хосе Антонио. Оба страдали, у обоих из головы не выходили слова друг друга, оба находились под давлением. Хосе Антонио думал о своем сыне… о сыне-футболисте. О сыне, играющем в футбол за «Барселону».

Бывали дни, начиная с того самого первого дня Андреса в «Барселоне», когда Хосе Антонио всерьез раздумывал о том, чтобы поехать в столицу Каталонии и забрать своего сына домой, вернуть его в родную Фуэнтеальбилью. Мари, жена, убеждала его не делать этого, но она видела, как сильно он страдает, и это едва не вынудило ее сдаться. «Был момент, спустя где-то недели две после нашего расставания, когда я сказал Мари: «Если все будет продолжаться так, Мари, я поеду и заберу его, я привезу его домой. Иначе тебя ждет депрессия».

Было трудно. Мы ездили повидать его на выходных, но каждое наше прощание было настоящей пыткой. Мари теряла своего сына: она не могла спать, она заходила в пустую комнату Андреса и сидела там. Я старался избавить ее от негативных мыслей и продолжал повторять ей: «Все будет хорошо… другим мальчикам ничуть не лучше. Это как с двоечником в школе. Если бы он отправился в Мурсию на учебу, его бы тоже здесь не было. И я вот что тебе скажу: если он тут останется, будет работать в баре, как-нибудь утром он встанет часов в шесть утра и свалит отсюда с косяком в руке. Тут эта участь ждет всех. Если он останется там, ты будешь уверена, что за ним приглядывают, ты будешь знать, что он учится, играет в футбол. Я не знаю, что лучше: тебе решать. Если ему повезет и все сложится удачно, он сможет объединить семью навсегда».

«Одна из лучших черт Андреса в том, что он все рассматривает через призму семьи, – говорит Хосе Антонио. – Когда в семье напряжение, он разряжает атмосферу; когда появляются проблемы, он их решает. Все мы крутимся вокруг него, все вокруг вращается вокруг его личности. Он всегда в курсе каждой детали, всегда настроен дать нам все, в чем мы нуждаемся; он подходит к проблемам других людей как к своим собственным. Когда я встаю утром, меня в телефоне уже ждет сообщение: «Пап, ты как?» Если бы у меня был другой сын, я не знаю, что бы я сделал; не знаю, вел бы я себя так же. Я никогда не хотел, чтобы Андрес страдал тогда, и не хочу, чтобы он страдал теперь».

Андресу было нелегко ужиться со своим «футбольным» отцом. Андрес, конечно, никогда не скажет этого, но отец это признает. Достаточно будет одного примера: «Однажды я зашел слишком далеко… слишком, слишком далеко, – вспоминает Хосе Антонио. – Шел первый его год в «Ла Масии». Его тренера Урсикинио Лопеса не было, так что на несколько матчей руководство командой взял на себя Рока. Андресу было двенадцать, шел тринадцатый год. В тот уикенд я отправился в Барселону вместе с Мари, просто на пару дней, заодно и на игру Андреса посмотреть. И тогда я обезумел. Когда я смотрел на него, я чувствовал себя курицей, носящейся по курятнику, пока все ее цыплята в беспорядке бегают вокруг. После матча мы забрали Андреса, а когда приехали в отель, я сказал Мари: «Выйди на минутку, я хочу поговорить с Андресом лично». У меня никак не выходило из головы увиденное; я до сих пор не мог поверить своим глазам: он не бегал, он едва двигался, это был совсем не тот Андрес. И я начал отчитывать его…

Я был очень несправедлив к нему. Зачем мне вообще понадобилось это делать? Не было никакой нужды. Дело в том, что я очень сильно завожусь в такие моменты. То, что происходило на поле, не было его виной. Вовсе нет. Я осознал это позже, когда стал размышлять об этом, и потом извинился перед ним. Я повел себя эгоистично. Но в тот день после того разговора мы оба обливались слезами: я таращил глаза, а он просто сидел тихо, стараясь не заплакать, и, наверное, думал: «Почему мой папа говорит мне такие вещи?»

Когда я увидел его в таком состоянии, я не знал, что мне делать. Я чувствовал себя ужасно. Я не знал, надо ли мне вернуть свои слова назад или сделать что-то другое… а потом я, конечно же, ввязался в перепалку с Мари. Андрес был таким маленьким. Со временем он понял, что мои слова были сказаны ради его же блага. Я всегда был очень прямолинейным, всегда был откровенен с ним. Я хотел, чтобы он учился. Он знает, что я всегда настаивал: чтобы быть футболистом, нужно много и упорно работать, нужно быть честным. Талант дается природой, но всем остальным нужно работать. Если ты не работаешь, ты усложняешь жизнь своим партнерам. Вас на поле 11 человек, а не ты один. Он это знает. Но я знаю также, что в тот день я зашел слишком далеко. Слишком».

Хосе Антонио Иньеста хочет, чтобы люди знали: его намерения были благими. Просто такой он человек – каменщик, зарабатывавший на жизнь тяжким трудом от зари до зари, он работал каждый день, строя здания в Фуэнтеальбилье, и долгие часы проводил на лесах. Самого себя он называет человеком, «рискнувшим всем ради Андреса».

«Мне повезло, потому что все сложилось благополучно, – говорит он. – Если бы нас постигла неудача, я не знаю, что стало бы со мной. Я мог потерять все. Риск был колоссальным, а шанс на успех – один из ста, один на тысячу. Он уехал от нас 12-летним. Люди спрашивают у меня, почему я не поехал вместе с ним в Барселону. Клуб ведь предлагал мне дом там, а моей жене работу, но я не захотел ехать. «Спасибо, но когда я вернусь сюда, я приеду затем, чтобы насладиться игрой своего сына. Если повезет, конечно. А если нет, я продолжу жить и работать в своем городе, – отвечал я. – Ради чего мне было туда ехать? А если бы в конце того года они сказали Андресу «до свидания», что тогда? Я бы потерял свою работу и там, и здесь. Мы бы превратились в посмешище. Так поступать нельзя. Я знал, что нам придется идти на определенные жертвы четыре года, может, пять лет, что нам придется справляться с трудностями, что ситуация будет сродни тому, что у нас отняли ребенка. Но все, за чем стоит гнаться, дается тяжело».

* * *

Андрес вскоре обжился в «Ла Масии», но страхи Хосе Антонио не исчезли. Теперь он больше переживал не за Андреса Иньесту-сына, а за Андреса Иньесту-футболиста, игрока «Барселоны» и сборной Испании. Как-то раз, во время Чемпионата Европы U-16, на котором Андрес играл просто отлично, а затем травмировался и вынужден был вернуться в Барселону, чтобы пройти курс лечения – у Хосе Антонио случился спор с директором молодежной структуры «Барсы» Хоакимом Рифе.

Переговоры о первом контракте игрока с клубом складывались особенно неприятно. «Меня пригласили на встречу в отель Rallye, – говорит он, – тот же отель, в котором останавливались в ту самую драматичную ночь, когда оставили Андреса в слезах в стенах «Ла Масии».

На встречу пришли Чарли Решак, Жоан Лакуэва и Рифе – люди, стоявшие во главе молодежного футбола в клубе. Предполагалось, что встреча будет тайной, но как только я приехал в отель, я тут же наткнулся на бывшего сальвадорского футболиста «Махико» Гонсалеса, стоявшего у ресепшена отеля. Он сказал мне: «Они вас ждут!» Я только приехал, сильно устал после рабочего дня и долгого путешествия в этом проклятом Ford Orion, который наматывал тысячи километров от Альбасете до Барселоны и обратно с открытыми окнами, потому что кондиционера в нем не было, а стрелка температурного датчика уходила в красную зону – я всякий раз трясся, боясь, что машина сломается где-нибудь на полпути к цели. И вот я услышал его слова и подумал: «Не лучшее начало». Встреча все продолжалась и продолжалась, пока я не сказал, что нам пора уже прекратить ходить вокруг да около.

Просто составьте контракт так, как подобает, положите его перед нами на стол, мы посмотрим на него, а уж потом поговорим!

«Я был очень обеспокоен», – продолжает Хосе Антонио. Он знал, что «Барселона» только что заплатила 5 миллиардов песет за аргентинского форварда Хавьера Савиолу, и теперь все выглядело так, что клуб не настроен давать хороший контракт его сыну. «Он мог перейти в «Реал Мадрид» в любой момент, достаточно было захотеть, но он никогда этого не хотел. А я никогда не принуждал его к этому. На самом деле неважно, что говорят люди, я никогда ни с кем не общался из представителей их клуба. Трижды люди из «Мадрида» пытались выйти на нас через третьих лиц; но я никогда не разговаривал напрямую ни с кем из этого клуба. Карлос Сайнс, раллийный гонщик, хотевший стать президентом «Мадрида», звонил мне, но я не подошел к телефону. Я не ответил и Хосе Антонио Камачо, когда он был тренером «Реала». Его ассистент Пепе Карселен позвонил мне и сказал: «Будет ли Андрес готов прийти в «Мадрид», если мы выплатим сумму отступных за него?» «Нет, никогда! – ответил я. – Андрес очень счастлив на своем месте, и он останется здесь, если только что-то не изменится в одночасье».

Однако правда, что однажды я сказал Хесусу Фарге, руководившему молодежным футболом в «Барселоне»: «Он не может оставаться здесь после всего, что случилось с его контрактом. Мы поедем в Мадрид!»

Разумеется, в «Мадрид» Андрес так никогда и не перешел; ни мальчиком, ни взрослым игроком, и причина тому – Хесус Фарга. Хосе Антонио вспоминает: «Хесус хотел подписать контракт с Андресом. Он говорил: «Не волнуйтесь, я поговорю с Жоаном». Жоаном был Жоан Гаспар, тогдашний президент «Барселоны». И три месяца спустя нам, наконец, предложили контракт. Весьма неплохой.

«До этого у нас были проблемы, потому что я не хотел просто подписывать стандартный контракт, какой подписывали все игроки молодежки. Я не хотел этого. До сих пор помню, как Лоренсо Серра Феррер вызвал меня в свой офис, усадил в кресло и спросил: «Почему он все еще не подписал контракт?» А я отвечал: «Вы его читали? Я не могу подписывать контракт, который свяжет мальчишку до 22–23 лет». В конце нашей встречи никто из нас не остался доволен ее исходом, но такова жизнь.

«Я уже шел к машине, когда господин Торт подошел ко мне и сказал: «Не волнуйтесь, господин Иньеста, ваш сын не уйдет от нас. Я позабочусь об этом, пусть даже это станет последним моим делом на посту! Если будет нужно, я лично позвоню президенту, Хосепу Нуньесу». Это придало мне уверенности. А два месяца спустя Серра Феррер дал Андресу шанс проявить себя в первой команде. У него было чутье на талантливых молодых игроков. Как-то раз мы смотрели матч молодежной команды, и я обратил внимание на одного парня из Андалусии: высокого, сильного, огромного. Я сказал Серра Ферреру: «Если бы только Андрес был чуть больше! Какая жалость!» А он повернулся ко мне и сказал: «Поверьте мне, Хосе Антонио, ему совсем не нужно быть большим. Он будет одним из лучших игроков, каких только давал миру испанский футбол… а этот пацан? Он не поднимется выше Сегунды Б. Без шансов. Почему? Потому что от шеи и выше у него только… воздух! Андрес, может, и невысок, но его 172 сантиметра – это 172 сантиметра чистого таланта и футбола, пускай в «Барселоне» по-прежнему много людей, которые еще это не признали».

Серра Ферреру хватило смелости допустить Андреса до тренировок с первой командой, когда ему было всего 16 лет. Когда Андрес рассказал мне об этом, я ушам своим не поверил. Он никогда не врет, но я все равно не поверил ему, пока не увидел это в новостях по телеку; там крутили кадры, как он бегает и тренируется с первой командой. Я знаю, что Луи ван Галу об Андресе рассказал именно Серра Феррер; они вдвоем отправились на «Мини Эстади», чтобы посмотреть матч, и Серра Феррер сказал голландцу: «Присмотритесь к 10-му номеру, может, он вам приглянется». А потом уже сам Ван Гал стал каждый день привлекать Андреса к работе с первой командой. Они оба сыграли огромную роль в карьере Андреса».

* * *

Несмотря на все свое упрямство, Андрес был послушным и всегда прислушивался к тому, что говорили ему отец и тренеры. Он всегда уважал авторитет, и это видно до сих пор, несмотря на то, что теперь он и сам обладает немалым авторитетом. «Думаю, что это одно из самых больших его достоинств… но также это и недостаток, особенно когда заходит речь о его статусе в футболе и месте, которое он заслуживает в нем, – говорит Хосе Антонио. – Но такой уж он человек. Я был более эгоистичным, чем он, я был больше бунтарем. Я не скажу, что он пассивный или склонный к подчинению, но то, что он всегда принимал чужую власть, – факт. Он принимал и мирился с решениями, которые не всегда шли ему на пользу. Впрочем, в конечном счете все вышло совсем не так плохо. Он всегда был очень щедрым и благородным, а в футболе это редко встретишь. Помню, что в детстве он забивал голы пачками. Он всегда был великолепным дриблером, он видел следующий маневр на поле за секунду до всех остальных и здорово умел ускоряться. Раньше он много забегал в штрафную. На молодежном уровне он мог делать абсолютно все – у него был талант ко всему».

Включая и талант бомбардира, но потом… «Все изменилось, когда в 16 лет он попал в «Барселону Б» и там его поставили на позицию «четверки» – он стал играть глубинного полузащитника, как Гвардиола, Милья, Хави, Селадес, Де ла Пенья… Это отдалило его от чужих ворот, – говорит Хосе Антонио. – Помню, что люди тогда стали называть его новым Гвардиолой. Его заставляли играть в манере, не очень подходившей его игровым характеристикам. Он никогда не терял мяч и хорошо перехватывал передачи, но перестал отдавать голевые передачи и забивать. Ему приходилось играть за других. А когда Ван Гал вызвал его в первую команду, в ней уже были Ривалдо, Клюйверт и Рикельме. Тренироваться с такими игроками 17-летнему мальчишке было непросто, тем более такому мальчишке, как он: скромному и послушному. Другие вовсю упивались своей игрой и не пасовали партнерам, даже самому Ривалдо. А пару лет спустя в команду пришли Это’о и Роналдиньо. Он был у них в услужении и всегда думал о других больше, чем о самом себе».

Хосе Антонио считает, что в «Барселоне» Андрес играет не так, как в сборной Испании, где он чаще исполняет главную роль и реже ассистирует другим футболистам. В сборной он больше звезда. И в таком качестве его отцу нравится видеть его: «В сборной у него больше свободы, там немного другой стиль игры. И время от времени он забивает голы, просто, чтобы напоминать всем, что умеет делать и это, знаете ли, – шутит он. – Я до сих пор помню победу 2:1 над Чили на Чемпионате мира-2010 и гол в ворота Парагвая, забитый после одного из его фирменных проходов, в которых он так хорош: он обыгрывал одного игрока за другим. Они пытались сбить его с ног по меньшей мере трижды, но он продолжал движение, а потом отдал пас на Педро, пробившего в штангу, после чего уже Вилья добивал мяч в сетку. Он хорошо сыграл на Чемпионате мира, и это после трудного сезона. Напомню вам, он всегда был хорош в составе сборной. Луис Арагонес и Дель Боске всегда доверяли ему и очень в него верили. А игроки это чувствуют».

Но из всех тренеров больше всего Андресу доверял, пожалуй, Гвардиола. «Я как отец никогда не смогу отблагодарить его как следует за все, что он сделал, – говорит Хосе Антонио. – Никогда. И дело касается не только футбола, а всего вообще: он повлиял на Андреса, как на личность. В самые трудные моменты он всегда был рядом с ним, всегда был готов помочь ему найти выход из положения».