На острове Хоккайдо

До 1972 года зимние Олимпийские игры организовывались, в основном, в Европе. Лишь дважды за все время они перекочевывали за океан, и вот, наконец, было решено провести их на азиатском континенте. Город Саппоро, расположенный несколько западнее географического центра самого северного японского острова Хоккайдо, был выбран не случайно. Встречи с Белой Олимпиадой жители Саппоро ждали давно. Они мечтали провести зимние Игры еще в 1940 году, но мир был ввергнут в пучину мировой войны и людям стало не до спорта. Саппоро приглашал и Белую Олимпиаду 1968 года, но МОК тогда отдал предпочтение Греноблю. И наконец, третья попытка и – успех. В споре за право принимать XI зимние Олимпийские игры Саппоро победил финский город Лахти, швейцарский Баннф и Солт-Лейк-Сити из США.

За сто лет из забытого Богом поселка Саппоро превратился в восьмой город страны по количеству жителей: его население превысило миллион человек. За пять лет, предшествующих Играм, в предстоящий праздник спорта было вложено более пятисот пятидесяти миллионов долларов. И это предопределило судьбу города как горнолыжного курорта и центра ледового спорта, рассчитанного не только на две недели олимпийских состязаний, но и на долгие годы после отъезда участников этого праздника. Помог и климат: все четыре времени года здесь ярко выражены. Лето мягкое, а зима сравнительно холодная, но не такая морозная, как в других районах.

Японцы, как и в Токио, воспользовались поводом и привели в порядок всю инфраструктуру города, построили метро, реставрировали много домов, улучшили шоссейные дороги… Специально к Играм на южной окраине города построили Олимпийскую деревню: жилой массив из 23 пятиэтажных домов для мужчин и два одиннадцатиэтажных дома для женщин. На территории Олимпийской деревни возвели поликлинику, культурный центр, помещения для всех религиозных конфессий, рестораны, столовые, кафе…

Во время подготовки к Играм Оргкомитет Олимпиады в Саппоро создал множество рабочих мест, особенно в области строительства. Возведение новых сооружений велось широко и масштабно. Но в отличие от Гренобля, здесь все было очень компактно и, даже можно сказать, уютно. Основным районом состязаний стал Олимпийский центр Макоманаи. Здесь находились Олимпийская деревня, пресс-центр, здесь же соревновались конькобежцы, лыжники-гонщики, биатлонисты, хоккеисты и фигуристы. Состязания по бобслею, горнолыжному и санному спорту прошли на склонах горы Тейне, что в 23–28 км от Олимпийской деревни. Самое, пожалуй, удаленное место – 31 км – склоны горы Энива, девственной горы высотой 1220 метров, с растущими на ней серебристыми березами. На этой горе были сооружены две трассы для мужских и женских соревнований по скоростному спуску на лыжах. На сооружении было задействовано 15 тысяч человек, 850 бульдозеров и использовано 6 тонн взрывчатки. Трассы оснастили подъемником и двумя канатными вагончиками, способными за час перевезти 330 человек. Но самое удивительное, что в течение нескольких недель после окончания Игр, горе вернули ее прекрасный первозданный вид, как того требовал закон об охране природы. Стоимость только одной этой операции достигла двух миллионов долларов. Организация соревнований по бобслею, санному и горнолыжному спорту на горе Тейне, которая с тех пор больше не использовалась в этих целях, стоила еще два миллиона.

На горе Тейне установлен еще один своеобразный рекорд. Эта гора расположена прямо на Японском море, отделяющем остров Хоккайдо от материка. Поэтому Игры в Саппоро стали первыми в истории зимних Олимпиад, когда с одного из мест соревнований открывался вид на океан.

На Играх в Саппоро было внедрено много технических новинок, чем так богата японская электроника. Появились новые приборы для регистрации и контроля спортивных результатов. Это позволило наиболее точно определять итоги выступления спортсменов. Свою полезную службу несли свыше 400 контрольных счетных и вычислительных приборов 22 различных систем.

На лыжных трассах, на трассах скоростного спуска и гигантского слалома, санного спорта и бобслея использовались стартовые индикаторы, которые позволяли точно выдерживать установленный интервал между уходящими на трассу спортсменами. В момент пересечения стартовой линии каждым участником автоматически включался отсчет времени. Система запоминающего устройства была связана с контрольными пунктами на дистанциях и финишем. Это позволяло в гонках, скоростном спуске и слаломе получать промежуточную информацию после прохождения спортсменами отдельных участков.

В лыжных эстафетах и скоростном беге на коньках система отсчета времени включалась по выстрелу стартера. Скорость движения прыгуна определялась двумя приборами, установленными на разных уровнях стола отрыва. В общем, японцы потрудились на славу и смогли продемонстрировать все свои достижения.

Но начались соревнования с грандиозного скандала. Связан был этот скандал с любительским статусом горнолыжников. МОК, который уже давно вел борьбу с элементами коммерциализации в спорте и прежде всего с тем, что лыжники рекламировали продукцию разных производителей горнолыжного инвентаря и одежды, в открытую обвинил в профессионализме и пригрозил отлучить от Игр большую группу ведущих мастеров горнолыжного спорта, которых, по мнению президента, нельзя было отнести к любителям. Кончилось все тем, что к Играм не допустили только трехкратного чемпиона мира, призера Олимпийских игр, обладателя Кубка мира 1969 и 1970 годов австрийского горнолыжника Карла Шранца. МОК большинством голосов (28 против 14) лишил его статуса любителя и права участвовать в олимпийских соревнованиях. У президента МОК Эвери Брэндеджа, по его словам, имелся «черный список», состоящий из сорока имен, но президент выделил Шранца, «как самого бесстыдного и болтливого».

Речь, видимо, шла о знаменитом интервью Карла, которое он дал накануне Игр в Саппоро американскому агентству «Ассошиэйтед Пресс», появившемся в англоязычной японской газете «Джапан Таймс». В этом интервью Шранц, в частности, сказал, что если бы идеи Брэндеджа понимались в буквальном смысле, то Олимпиады были бы доступны только богатым. «Непорочность любительства, – говорил именитый спортсмен, – уже не понимается в том смысле, как это было в XIX веке. Тогда спортсмены-любители считались джентльменами, а все остальные были отбросами общества. Олимпиады должны быть состязаниями опыта, силы и скорости, и ничем больше».

Дотошные газетчики подсчитали, что Брэндедж 22 раза в течение предолимпийского года заканчивал свои пресс-конференции одинаково. По поводу участия горнолыжников в зимних Играх он говорил: «Этим людям нечего делать на Олимпийских играх…»

И вот, наконец, от слов он перешел к делу. Шранц вынужден был покинуть Саппоро и улететь домой, в Вену. В аэропорту опального спортсмена ждали более двухсот тысяч поклонников, которые встретили его как героя. В знак протеста сборная Австрии приняла решение отказаться от участия в Играх. Однако после заявления Шранца о том, что он не собирается нести ответственность за то, что его товарищи по команде после многих лет подготовки упустили свой шанс участвовать в Олимпийских играх и завоевать медали, спортсмены решили никуда не уезжать и принять участие в соревнованиях.

Кстати, в настоящее время практика получения денег от официального спонсора команды – производителя формы и оборудования – широко распространена. И никому не приходит в голову никого за это дисквалифицировать. Оказывается, прав был Карл Шранц! Но осознание этого пришло гораздо позже.

Когда речь зашла о статусе любительства, забастовали канадские хоккеисты. Они отказались играть и уехали из Саппоро до начала хоккейного турнира. Таким образом они выразили свое несогласие с «любительским статусом» хоккеистов из Восточной Европы.

Не обошлись без приключений и соревнования по биатлону. Но это были приключения иного рода. В первый же день неожиданно повалил густой снег, и если гонку еще можно было бы продолжать, то стрелять, когда плотная стена снега окончательно закрыла мишени, было просто невозможно. Естественно, организаторы вынуждены были перенести гонку. И многие ведущие биатлонисты, как говорят, «перегорели». Уже после первого огневого рубежа многие участники были вычеркнуты из числа претендентов на победу.

Прощальное «сайонора», или до свидания, было сказано очень трогательно и тепло на церемонии закрытия XI зимних Олимпийских игр. Но последнее слово осталось за погодой, которая на следующий же день после окончания Игр разразилась штормом, обильным снегопадом, сменившимся дождем и оттепелью до такой степени, что многие участники сидели взаперти в Олимпийской деревне, а другие часами ждали вылета в аэропорту Саппоро, так как самолеты не могли взлететь. Если бы все это произошло чуть раньше, то Игры, которым пришлось пережить лишь небольшие издержки погоды, были бы просто сорваны.

Накануне Игр XX Олимпиады 1972 года в Национальном театре Мюнхена торжественно открылась 73 сессия МОК. В историю олимпийского движения она вошла тем, что на ней президент МОК Эвери Брэндедж, возглавлявший главный олимпийский орган ровно 20 лет, обратился к коллегам с прошением об отставке. К этому 84-летнего президента подтолкнули недавняя смерть жены и ухудшающееся зрение. Отставка была принята. Журналист Борис Базунов так охарактеризовал самого президента и его двадцатилетнюю деятельность:

«Сходит с олимпийской сцены вождь ортодоксальных сил в олимпийском движении и миллионер-демократ, оставшись в истории МОК и Олимпийских игр одной из драматических фигур XX столетия. Ему не слишком удавались попытки отгородить возглавляемую им организацию от политических бурь. Лишенный каких-либо дипломатических дарований, Брэндедж неуклюже противодействовал демократизации МОК. С упрямством, восхищавшим одних и приводившим в бешенство других, он защищал статус «истинного» кубертеновского любительства. Проповедуемые им нормы спортивной этики вызывали ожесточенные споры о «лжелюбительстве», или «государственном любительстве», в ходе которых ставили под сомнение победы олимпийцев СССР и стран Восточной Европы. И он стоически боролся против зимних Игр с участием «профи», потерпев поражение от таких же, как он, миллионеров – владельцев фирм-содержательниц спортивных звезд.

Брэндедж причастен к двум событиям, которые разделяют два десятилетия. В начале своей карьеры в МОК он, будучи направленным в канун Игр-36 в Германию, не обнаружил в третьем рейхе даже признаков милитаризма и фашизма. Спустя 20 лет нашел все-таки смелость, хоть и запоздалую, публично признать, что тогда им была допущена ошибка. Такой непростительной ошибки он не совершил 20 лет спустя. Когда швейцарский НОК призвал всех олимпийцев в связи с венгерскими событиями 1956 года не ехать в Мельбурн и к бойкоту примкнули пять стран, Эвери Брэндедж решительно выступил против «олимпийских мятежников» во имя интересов олимпийцев, которые готовились к встрече на пятом континенте».

Эвери Брэндедж скончался почти через три года после своей отставки. Это произошло 5 мая 1975 года. В некрологах было написано скромно: «Скончался деятель американского и международного спортивного движения».

В последний день мюнхенской сессии большинством голосов был избран новый президент. Шестым президентом МОК стал ирландский барон, лорд Майкл Килланин. Профессиональный журналист, получивший блестящее образование (закончил Сорбонну, Кембридж и Итон), Килланин работал в лондонской газете «Дейли экспресс», был военным корреспондентом на китайско-японской войне, затем политическим обозревателем лондонских газет «Дейли мейл» и «Санди диспатч». Когда началась Вторая мировая война, ушел на фронт, дослужился до звания майора Британской армии, участвовал в высадке союзников в Нормандии в 1944 году. В 1950 году стал президентом Национального олимпийского комитета Ирландии, а через два года – членом МОК.