Он не закипал…

До 86-го года многие вещи, происходившие с отцом и вокруг него, я достаточно хорошо помню. Затем ушел в армию, срочную служить. Вкратце упоминал, что по окончании карьеры игрока папа тренировал молодежку родного клуба – ЦСКА. Вместе с дядей Юрой Чабариным работал.

В связи с блистательным хоккейным багажом Владимира Ивановича меня нередко спрашивают, почему по стопам отца не пошел. Мог, наверное, в той же молодежной команде играть. Не мог, и вот почему.

В пять лет мне очень интересно было кататься вместе с отцом, да еще с клюшкой наперевес. Папины финты, указания, техника катания на коньках просто завораживали. Старался учиться, подражать. Катались с ним, катались, и бац, сильно упал. Крайне неудачно – на спину.

Видимо, настолько угнетающе подействовало на мою детскую психику, что позднее не преодолел страха перед коньками, льдом и так далее. Ничего не мог поделать с собой. Ну, не сложилось у меня с хоккеем.

Отец все-таки пытался приобщить меня к занятиям. Он тренировал ребят 67-го года рождения, я был двумя годами моложе, 69-го. «Они старше, тебя подтянут», – говорил папа. Лето, мы находились на предсезонных сборах. Кроссы я бегал наравне со всеми, другие сопутствующие упражнения выполнял.

По окончании сборов, ближе к зиме, папа позвал на каток ЦСКА. Требования, мол, знаешь, приходи на тренировку. Приезжаю и не могу себя пересилить, заставить встать на коньки. Даже на дворовую «коробку» не выходил. Тщетно. Не хотел, боялся. Детские воспоминания, ощущения не прошли.

Не скрывал от родного человека чувств и намерений. Папа не то что не осуждал, с глубоким пониманием отнесся. «Ничего, значит, пойдешь своей дорогой в жизни», – напутствовал великий хоккеист.

До 87-го года отец так и жил: тренировал юных армейцев, дежурил, когда требовалось, на вахте «большого» ЦСКА. Позднее, когда служил срочную, мама сообщала в письмах, что папу звали на работу за границу. В том числе знающие толк в хоккее канадцы. Молодежь тамошнюю готовить. Технику советскую им ставить. Заокеанские дяди прекрасно помнили, знали, главное, ценили высочайший уровень Викулова-старшего, его партнеров по ЦСКА и советской сборной.

Из тогдашней Чехословакии отец все-таки быстро вернулся домой. Не мог там долго жить, видимо, общения ему не хватало. Хотя бирюком, отшельником папа никогда не слыл. Напротив, располагал к себе людей, часто легко с ними сходился. Однако не со всеми, разумеется, находил общий язык.

Стремился, просто рвался домой. Здесь душа осталась, в родной Москве. В кругу самых близких, знакомых и друзей чувствовал себя куда лучше, чем на чужбине. Думаю, понятное каждому русскому человеку состояние.

…Ссориться с той же мамой у отца времени не было, особенно в бытность игроком ЦСКА и сборной. Да и зачем? Не самоцель. К тому же с папой, на мой взгляд, и ругаться невозможно. Мама по характеру несколько вспыльчива, папа – противоположность ей. Потому, наверное, родители прожили душа в душу. Ничего не преувеличиваю. Ни к чему из пальца «сенсации», «скандалы» выдумывать.

Возвращался папа из дальних странствий, сборов или матчей – праздник для меня, мамы, бабушки, сестры. Разумеется, многочисленных приятелей, друзей. Уже рассказывал, отец своего рода центр притяжения, будто все гости к нам стремились. Острое желание увидеться, пообщаться. На спортивной площадке или просто в нашей квартире посидеть, чайку попить, вспомнить дорогие нам моменты. Забавные и не очень.

Да, матушка импульсивная натура. Могла покричать на меня – для острастки. В детстве и юности всякое бывало. Папа спокойно анализировал поступки людей, никогда не закипал. Посидит, поразмышляет, после чего выносил вердикт: должно быть так и так. Отец как раз сглаживал намечавшиеся конфликты, предвосхищал развитие событий. Не случайно слыл весьма неплохим шахматистом-любителем. Умел считать и читать жизненные ситуации.

Рассказывал, бровь ему во время игры рассекли, кровь буквально хлестала. Казалось, я догнал бы в следующем эпизоде обидчика, врезал бы ему как следует. Папа считал ниже своего достоинства опускаться до проявления мести, не мог вредить кому-то. Сел тогда на лавку, быстро ему рану зашили, и дальше играл. Все. Эпизод исчерпан.

Повторюсь, родители жили в понимании, согласии. Мне эти семейные ценности, сформированные десятилетиями, тоже передались. Невольно позаимствовал что-то из прекрасных отношений папы с мамой. Живем с супругой хорошо, комфортно, больше двадцати лет вместе. Факт, говорящий о многом.

На работе, да, могу немного вспылить, на повышенных тонах разговаривать. Там, как говорят, требуется поруководить. Домой я отрицательные эмоции не заношу. Не принято у нас. Спокойно, уважительно, тепло общаемся.

Не сказал бы, что отец злоупотреблял алкоголем. Было бы неправдой, явным преувеличением. Он одно время даже шампанского себе не позволял, когда играл в ЦСКА и сборной. По завершении карьеры у кого-то из друзей на днях рождения мог, конечно, выпить. Но не в «кондиции», распоясавшимся, тем паче с заплетающимся языком никогда его не видел и не слышал. Да и не мог он распустить себя хотя бы потому, что тренировал молодежь в ЦСКА. Держаться в тонусе, быть примером для подопечных – обязательное условие.

У отца были очевидные проблемы с ногами, от высоких физических нагрузок в большом хоккее. Позднее это сказалось роковым образом. У Александра Павловича Рагулина, насколько понимаю, впрочем, не только у него – многих знаменитых хоккеистов того времени, – аналогичная, чудовищная ситуация со здоровьем.