Первый шторм

Первый шторм

Все произошло именно так, как сказано в учебниках по метеорологии. Я давно, когда еще плыл на юг, выписал себе нужную цитату, и сейчас воочию увидел, как приближается к средним широтам циклон.

«При умеренном северном ветре давление начинает понижаться. В свою очередь, ветер усиливается, меняет направление на северо-западное, а затем, то усиливаясь, то ослабевая, — на западное и юго-западное и достигает большой силы. Одновременно увеличивается барометрическое давление. В этих условиях к югу от 35-й параллели ветер дует чаще всего в направлении между северо-западом и юго-западом, причем с такой силой и ревом, что зона между 40 и 50-й параллелями, через которую проходят судоходные трассы из Австралии в Южную Америку и Южную Африку, получила название „ревущие сороковые“…»

Давление упало, накрапывал дождь. Дул сильный северо-западный ветер, и я всю ночь не сомкнул глаз в ожидании его знаменитого скачка. Тем временем волны росли непропорционально силе ветра и все чаще на «живую» волну, гонимую ветром, накладывалась мертвая зыбь, шедшая с юго-запада.

С утра я наблюдал за движением облаков и ровно в 9.15 увидел, как под ними промчалось седое облачко в сторону, противоположную ветру. В том направлении видимость была плохой, но я все же разглядел, как побелело море от налетавших один за другим шквалов. Раздумывать больше нельзя, и главный парус — грот — полетел вниз. Я не успел еще хорошенько прикрепить его, как в такелаже завыл ветер.

Гребни волн, сорванные шквалом, образовывали бело-серый ковер, быстро несшийся по водяной поверхности. На носу «Полонеза» остались два малых паруса, которые тянули его на полной скорости. Шедшие с северо-запада волны превращались теперь в «мертвые», хотя были еще большими. Яхта подхваченная новым порывом ветра, встречала их полулагом,[16] отчего палубу непрерывно заливало водой. Я спрятался внизу, где было тепло. Через минуту по палубе забарабанил град, да так сильно, что, казалось, градины пробьют обшивку насквозь. Град успокоил волны, и «Полонез» перестал получать удары сбоку. Зато палуба, которую больше не омывала вода, побелела от снега. В кокпите его набилось столько, что можно было лепить снежки. Откровенно говоря, я даже попробовал.

Целые сутки яхта мчалась под двумя малыми парусами на хорошей скорости. Лишь на следующий день, когда ветер стих до «шестерки», я осмелился поставить грот — самый главный парус на передней мачте. Периодически еще налетали 8 — 9-балльные шквалы — их легко было узнать по вою ветра в такелаже. Время от времени на гроте перетирался шов. Тогда я спускал парус, надевал боцманские рукавицы, брал иглу с ниткой и, словно простой курсант мореходки, шил стежок за стежком. И опять парус вверх, до очередной починки. За таким занятием меня и застал новый заряд града. Градины били очень больно, и я спрятался внизу, под палубой, ставшей снова белой.

До сих пор мне удавалось ни разу не промокнуть, хотя штормовая одежда, как я убедился, не всегда защищала от этого. Стоило высунуться в кокпит, чтобы подтянуть трос подруливающего устройства, как за ворот струей потекла вода. Пришлось полностью переодеться.

Я бросил в сушилку мокрую одежду и включил двигатель — пусть заодно подзарядятся батареи. Выпил, чтобы разогреться и для настроения, стопочку и принялся готовить ужин. Шторм штормом, а поесть надо. Впрочем, давление растет… пока снова не начнет падать. Но это будет уже завтра.