Искусство киай

Уникальное положение среди невооруженных боевых методов – на самом деле среди всех специализаций будзюцу – занимает искусство киай. Даже в феодальном японском обществе с его готовностью принимать мистические интерпретации любого феномена искусство киай считалось эзотерическим и даже немного волшебным. В этом искусстве поединок без оружия достигает пика своей утонченности, поскольку в нем отсутствует видимый физический контакт между противниками, а вся боевая техника или стратегия сводится к выплеску чистой, нематериальной (в смысле «невидимой для невооруженного глаза») энергии, способной одолеть слабейшего из двух противников.

Понятие киай, как и айки (с которым в доктрине будзюцу он часто используется взаимозаменяемо), включает в себя уже знакомые нам концепции гармонии и духа, или энергии. Харрисон пишет, что «слово киай является сложным, и первая его часть, ки, означает «ум», «воля», «склад ума» и т. д. …а ай представляет собой сокращенную форму глагола авасу, означающего «объединять». Можно предположить, что данная комбинация обозначает такое состояние, в котором два ума объединяются в один и сильнейший из них захватывает контроль» (Harrison, 129–130). Киай как таковой отмечает точку в будзюцу, где его внешние факторы (оружие и технические приемы) подчиняются факторам внутренней природы (контроль и энергия), которые, по мнению ведущих мастеров боевых искусств, делают эти искусства по-настоящему эффективными и актуальными в реальном бою.

К несчастью, в Японии, а тем более за ее пределами очень мало известно об искусстве киай, которое, будучи основанным на такой широкой концепции, как ки, по вполне понятным причинам отличается определенной расплывчатостью в теории, в то время как на практике оно часто используется в качестве дымовой завесы, предназначенной скрыть явное мошенничество. В литературе по боевым искусствам содержится множество примеров, особенно связанных с кэндзюцу (см. часть III), необычайных способностей, которые, как говорят, демонстрировали самобытные мастера будзюцу, овладевшие различными методами искажения действительности (основанными на гипнозе или ловкости рук), значительно лучше, чем любой из специализаций будзюцу. И разумеется, как мы увидим позднее, понятие ки часто использовалось в смысле энергии, духа, характера и в конечном итоге личности. Личность, обладающая магнетизмом, всегда способна вырабатывать энергию, необходимую для внушения, и это качество часто использовалось, чтобы предотвратить прямое столкновение или победить в нем. Так, например, в одном из подобных эпизодов рассказывается про самурая, который был окружен в лесу стаей волков. Согласно этой истории, он просто продолжал идти вперед, чувствуя себя таким спокойным, сосредоточенным и потенциально опасным, что хищники застыли на месте, а самурай целым и невредимым прошел мимо них. В другом эпизоде упоминается человек, долгое время пролежавший в засаде только для того, чтобы встретиться с жертвой, сумевшей одним только взглядом так сильно его напугать, что он не смог сдвинуться с места.

Одним из векторов этой энергии – а по сути, техникой, применяемой для ее передачи к конкретной цели, – является человеческий голос. Под названием «киай» обычно понимали специфический боевой метод, основанный на использовании голоса в качестве оружия. Буси высших рангов должны были владеть этим «приемом», и со временем некоторые воины отточили технику киай до такой степени, что она превратилась в самостоятельное, завершенное искусство. Ввиду важности глубокого, брюшного дыхания и психической концентрации при посыле крика в определенном направлении, в доктрине будзюцу существуют косвенные свидетельства, указывающие на то, что мастера дзена (особенно жившие в монастырях и других уединенных местах) были лучшими учителями киай. Последователи дзен активно использовали те дисциплины, которые они находили полезными для достижения и стабилизации состояния концентрации и внутреннего равновесия, считавшегося необходимым условием духовного просветления.

Происхождение искусства киай обычно тесно связывают с образом человека, столкнувшегося с враждебной реальностью. Крик, несомненно, являлся одной из его первых реакций на опасность, независимо от того, пытался ли он позвать на помощь или же хотел предупредить друзей. Тот факт, что крик, даже пассивный, может заставить опасного врага оставить свои агрессивные намерения или даже прервать уже начатую атаку (возможно, потому, что в других случаях эта голосовая вибрация приносила атакующему неприятности в виде соплеменников выбранной им жертвы), вполне мог дать начало активному использованию человеческого голоса в качестве составной части боевой стратегии, которую широко использовали почти все воинственные сообщества прошлого. Боевой клич многотысячной армии, вибрирующий под небесами, часто, казалось бы, пробуждал богов от их сна и обладал такой притягивающей силой, что враг с меньшим вокальным потенциалом вполне мог невольно вздрогнуть и начать испуганно оглядываться по сторонам, словно бы предчувствуя появление небесного воинства.

Греческие и римские легионы были хорошо знакомы с парализующим эффектом внезапного крика, долетевшего из глубин обычно безмолвного леса, на который они отвечали ответными яростными криками или шумной какофонией музыкальных инструментов. В этой связи выдвинутая Гилби теория о происхождении слова «паника» кажется особенной интересной: как говорят, холмы Греции дрожали при звуках крика Пана, когда бог плодородия неутомимо выражал свое жизнелюбие, радуясь новому урожаю, или даже жестокость, совершая акт насильственного осеменения. Эпическая литература Северной Африки и Ближнего Востока, от финикийской до ассирийской, от персидской до еврейской, также наполнена пронзительными боевыми кличами – порой воинов, наполовину обезумевших от своей вокальной концентрации.

Гипнотический эффект такого тотального крика не прошел мимо внимания рыцарей, бившихся на турнирах в течение всего европейского Средневековья. Мусульманские и монгольские орды тоже хорошо знали и уважали его силу. На самом деле, когда европейские рыцари сталкивались с такими воинами, им приходилось прибегать к особому типу психической концентрации, граничащей с фанатизмом, чтобы снизить парализующее воздействие этой звуковой атаки, направленной на барабанные перепонки и бьющей по мозгу с его чувствительными и тонкими рецепторами. Отсюда появилась необходимость в громких звуках цимбал, барабанов и рогов в античные времена, барабанов, труб и волынок в Средние века, а позднее – в грохоте канонады современных войн, чтобы уменьшить, если не полностью устранить, крик одного человека на Западе.

На Востоке, от Индии до Китая, Тибета, Кореи и Японии, тактическая ценность крика в определении исхода боя никогда не оставалась недооцененной. По всей видимости, в Тибете, и особенно в Японии, эта техника была доведена до уровня искусства, то есть до такой точки, когда крик мог использоваться как единственное оружие, даже в индивидуальном поединке, а также как решающий фактор во влиянии на успешный исход боевого столкновения, что отличало его от пугающего, но крайне расплывчатого и неразборчивого крика толпы.

Крик, который учился издавать японский воин, в действительности представлял собой нечто большее, чем простое упражнение, состоящее из контролируемого вдоха и концентрированного выдоха. Это был (на что указывает само название искусства) результат слияния различных факторов, составляющих целостную личность воина (физическую и психическую) – вся присутствующая в нем энергия сливалась воедино и выходила через высоту, тональность и вибрацию его голоса. Более того, на самых высоких уровнях результат даже не зависел напрямую от громкости – качество звука, вырабатываемого фокусировкой всей личности на единственной цели, являлось основной отличительной чертой киай. Требовались многие годы тренировок для того, чтобы произвести точную вокальную композицию, которая, как говорят, могла убить атакующего или остановить его атаку либо даже использоваться в целях исцеления. Харрисон приводит ряд эпизодов, где он описывает применение киай мастером Кунасиге (учитель дзюдзюцу в Синдэн Иссин Рю), который однажды оживил человека, лежавшего бездыханным после падения с большой высоты, использовав при этом характерный концентрированный крик. Но что касается применения криков киай в реальном бою (отличных от тех воплей и стонов, которые можно услышать на соревнованиях по современному дзюдо и карате, в принципе общих для всех существующих в мире видов борьбы) и существуют ли сейчас школы, где это искусство систематически и эффективно изучают и практикуют, то имеющиеся в нашем распоряжении данные, к сожалению, не дают однозначного ответа на этот вопрос.