ГЛАВА 23 Как прожить год без футбола
ГЛАВА 23 Как прожить год без футбола
После того как мы отказались подавать апелляцию и всем окончательно стало ясно, что я действительно отлучен от футбола, началась моя новая жизнь. До возвращения в Россию нам предстояло провести целые сутки в Женеве. Наша потерпевшая крушение экспедиция отправилась гулять по городу. О чем-то говорили, даже шутили. Периодически я отвечал на телефонные звонки, а в висках пульсировало: только бы выдержать, только бы преодолеть этот год. Я ведь всегда боялся остаться без футбола, и теперь мне предстояло познать, «так ли страшен черт…». Мне даже запретили тренироваться с дублем и играть во второй лиге. Фактически я был обречен на тяжкие муки. Профессиональный спорт по всем своим свойствам гораздо сильнее наркотика, и в одночасье остаться без него — это значит подвергнуть собственный организм жуткой ломке. Гуляя по швейцарским улочкам и жадно глотая свежий воздух, я старательно настраивал себя на то, чтобы с достоинством перенести испытание.
Однако когда я прилетел в Москву и сошел с трапа самолета, меня стало душить ощущение пустоты и полного непонимания происходящего. Я не представлял, что буду делать. Ведь ничего другого, кроме того, чтобы играть в футбол, я по большому счету неумел, а год дисквалификации вполне естественно казался мне целой вечностью. К счастью, я с детства был достаточно высокого мнения о своих возможностях и никогда не сомневался, что выберусь из любой ситуации. Вот и в тот сложный момент я сказал себе: «Егор, ты сможешь! Все образуется!» Аэропорт я покинул в приободренном состоянии, и этот эмоциональный запал позволил мне окунуться в новую жизнь уже частично подготовленным к глобальным потрясениям.
Безусловно, мне помогла поддержка семьи и друзей. Близкие окружили меня заботой, создали мне атмосферу теплоты и уюта. В прессе, на сайтах болельщиков, да и везде, где я оказывался, раздавались слова в мою защиту. Никто от меня не отвернулся, никто не поставил под сомнение мою честность и порядочность. Люди верили в то, что бромантан попал в мой организм без моего ведома.
Тем не менее нашлись и такие, поведение которых стало для меня очередным шоком. Речь идет от тех самых людях, которые подставили меня перед УЕФА. За попадание сборной на чемпионат Европы каждому из игроков, защищавших ее цвета, полагались хорошие премиальные. Однажды я поинтересовался у знающего человека, когда могу приехать в банк, чтобы получить причитающиеся мне деньги, и тот ответил: «Егор, поступило распоряжение твои деньги попридержать». Я удивился: «В чем я виноват-то?» Ради того, чтобы сборная попала на чемпионат Европы, я, по сути, пожертвовал годом своей карьеры, а на мне кто-то попытался нажиться. Какое-то время спустя я попросил Георгия Ярцева разобраться в данном вопросе. Он обещал посодействовать, но ничего не изменилось. В РФС меня заверили, что денег я не получу. Причину объяснять никто не стал, сказали, сам должен понимать. А я не понимаю! Деньги — вещь важная, но здесь дело даже не в них, а в том, что это больно, когда с тобой поступают подло.
Даже сейчас неприятно вспоминать и другой эпизод, когда Колосков выступил в СМИ: «Титов сам виноват. Не надо было отказываться от пробы «В»!»
У меня даже слов нет, чтобы передать свою реакцию на услышанное.
Вполне естественно, что весной 2004-го я окончательно для себя решил: при том руководстве РФС за сборную больше никогда играть не буду. Я перестал доверять этим людям. Знал, что они могут элементарно вытереть о человека ноги. Отец с детства меня учил: если кто-то засадил тебе нож в спину, вычеркивай его из своей жизни. Я довольно быстро этот постулат занес в свой внутренний компьютер и людей вычеркивать научился раз и навсегда.
* * *
Первое время в период дисквалификации во мне все же поселилась жуткая апатия, а на футбол и вовсе выработалась аллергия. Не было сил смотреть его, говорить о нем, воспринимать новости.
К жизни «на гражданке» я адаптировался примерно через месяц. В одно прекрасное утро почувствовал огромную потребность что-то делать, куда-то двигаться. Вскоре мы с моим другом и пресс-атташе Аленой Прохоровой обсудили дальнейшие перспективы. Она сказала: «Егор, перед тобой открываются прекрасные возможности познать иной мир. Пора выходить в свет. И пусть все видят, что у тебя все хорошо».
Я стал общаться с журналистами, принялся рассматривать варианты участия в различных проектах. Алена организовывала мне съемки в глянцевых журналах, я регулярно появлялся в телевизионных передачах. Моя жизнь забурлила и стала стремительно развиваться по новому сценарию. Я ощутил себя востребованным не меньше, чем на пике своей карьеры. Душа моя смягчилась, проблемы остались позади, хотя футбол по-прежнему мне был противен. Точнее сказать, не сам футбол, а футбол топ-уровня. Я испытывал своеобразный спортивный зуд и, пытаясь его заглушить, гонял мяч везде, куда меня приглашали. Но то был дыр-дыр. Развлечение. Разгрузка. Все это не имело ничего общего с тем футболом, воспоминания о котором вызывали приступ боли в моей груди. Это потрясающе, что я быстро научился заглушать боль. Да не традиционным русским средством, а своей активностью. Я больше ни дня не сидел на месте, постоянно придумывал себе разные занятия.
Мощнейшие эмоции я испытал от совместного проекта с моим близким другом Колей Трубачом. Вначале мы записали песню, на которую потом сняли клип на стадионе «Локомотив». Спасибо Давиду Шагиняну, взявшему с нас за аренду какие-то символические деньги. Впервые после своего «женевского Ватерлоо» я вышел на поле элитного стадиона. Причем в футболке под номером девять. Все было настолько по-настоящему, что меня буквально накрыла эйфория от свидания с любимым делом и оттого, в какой обстановке это свидание проходило. Мне безумно понравилось «сидеть» в шкуре профессионального актера. До этого я снимался в рекламе и в эпизодической роли в сериале. И вот получил очередной опыт общения с камерой. Команда «Мотор!» доставляла мне самый настоящий кайф. И этот кайф был таким мощным, что мне было трудно сосредоточиться. В итоге на каждый эпизод пришлось сделать далеко не по одному дублю.
По сценарию нам предстояло побывать в нескольких ипостасях сразу. Полчаса нас гримировали под комментаторов. Мне наклеили усы и бакенбарды. Колю тоже изменили до неузнаваемости. Когда нас повернули лицом друг к другу, мы забились в конвульсиях и минут тридцать, как малые дети, хохотали друг над другом. В итоге клип получился очень добрым и веселым. Недавно пересматривал его и поражался сам себе. Считаю, получилось все классно!
Через несколько месяцев мне представилась возможность вновь оказаться перед объективом телекамер — меня пригласили на съемки программы «Ключи от Форта Боярд». Впечатлений получил массу! Познакомился с приятными людьми, с которыми до сих пор поддерживаю отношения. В аэропорту мы с моим другом хоккеистом Ильей Ковальчуком приметили фигуристку Иру Слуцкую и актрису Катю Гусеву. Через какое-то время к ним подошел певец Вова Пресняков. Поскольку я близко знаком с Владимиром Петровичем, Бовиным отцом, знаменитым музыкантом и заядлым спартаковским болельщиком, то Володе я обрадовался. Мы с ним не раз общались по телефону и, естественно, в аэропорту встретились как старые приятели. Я познакомил Преснякова с Ильей Ковальчуком, а он пригласил нас в компанию Слуцкой и Гусевой. Во Франции выяснилось, что я оказался в одной команде как раз с Володей, Ирой и Катей. Еще за нас выступали репортеры канала «Россия» Хабаров и Бондаренко.
Съемки были организованы таким образом: час, пока одна группа выполняла задания, другая сидела в ожидании своего выхода на авансцену. И так по нескольку раз. И вот это время ожидания я, наверное, никогда не забуду. Общение было настолько живое, что мне показалось, будто знаю всех этих людей с самого детства. И конечно, за этот коллектив хотелось биться изо всех сил. На второй день мне выпало участвовать в конкурсе со скорпионами. Очень низкий и узкий коридор был облеплен этими огромными ядовитыми тварями. Когда я шагнул внутрь и перед моими глазами появилось большое мохнатое тело гигантского членистоногого, мне сделалось малость не по себе. На мгновение я почувствовал, как в душу закрадывается страх. Пришлось напомнить себе, что скорпионов «обработали» и их укусы вроде бы стали безвредными для человека. Из четырех нужных чисел я отыскал только два. С одной стороны, испытание выдержал, с другой — не принес команде существенной пользы, из-за чего мне было не совсем уютно. Но опять-таки доброжелательная обстановка заставила быстро забыть про неудачи.
В день нашего отлета в гостиницу заехала группа «Премьер-министр». Слава Бодолика — поклонник «Спартака». С ним и с Маратом Малышевым у меня установились приятельские отношения. Еще в нашей компании оказался актер Алексей Панин. Мы сидели в номере и постигали друг друга. Я поведал им о романтике, буднях и праздниках футбола, они мне — о своем видении искусства и жизни. Нам было очень интересно.
Там же я подружился с нашей прославленной легкоатлеткой Светой Мастерковой. Познакомились мы чуть раньше, на «Кинотавре» в Сочи, а во Франции развили возникшие человеческие симпатии. Когда осенью 2006 года Света соревновалась в шоу «Танцы со звездами», я самоотверженно за нее болел.
Участие в «Форте» заметно меня ободрило. Я больше не грустил и уже совсем не сомневался в народной мудрости: «Все, что ни делается, — к лучшему».
По возвращении со съемок передачи я с семьей заехал на четыре дня в Париж. Впервые гулял по этому фантастическому городу, наслаждался его особым духом. Мулен Руж. Эйфелева башня. Елисейские Поля. Я ощущал себя абсолютно свободным от всяких переживаний! Бромантановая нервотрепка навсегда осталась в прошлом.
* * *
Когда летел в Москву, на душе было светло. Я подводил промежуточные итоги своего бытия вне зеленого поля и был ими удовлетворен. Я испытал себя во многих ипостасях. Ездил. Встречался. Знакомился. Снимался. Участвовал в разных проектах. Готовил репортажи для «Лав-радио». Комментировал на «Первом канале» чемпионат Европы. Я был всем, кем хотел. Я не ограничивал себя и не загонял ни в какие рамки. Я жил!
Как-то невольно вспомнился день возвращения из Женевы и охватившее меня тогда состояние пустоты и апатии, идущее от невозможности представить свою полноценную жизнь в отрыве от футбола. Я улыбнулся: «Черт и впрямь оказался не так страшен». И в тот момент, как только я это понял, мысли о любимой игре, которые все эти месяцы были запрятаны во мне где-то очень глубоко, вырвались наружу. Я сидел в уютном кресле самолета и упивался ими. Я понял, что боль прошла: теперь я вновь смогу без волевых усилий следить за тем, что происходит на больших полях, смогу обсуждать новости и перипетии любого матча и, наверное, даже съезжу в Тарасовку пообщаться с ребятами.
Так получилось, что через несколько дней после моего прибытия из Франции «Спартак» в Кубке России уступил дорогу скромному липецкому «Металлургу». Скала был отправлен в отставку, а его обязанности доверены Федотову.
Через пару часов после того, как это известие было оглашено в средствах массовой информации, мне позвонил Владимир Григорьевич и сказал: «Егор, ты мне нужен. Приезжай. Будь в команде».
Если бы тогда я находился в космосе или на необитаемом острове, я бы все равно примчался. Ради Григорьича готов пожертвовать многим.
С той минуты, как окончательно стало ясно, что не смогу играть в 2004 году, я ни разу не приезжал на базу и любое приглашение перечеркивал на корню. Ну что мне там было делать? Душу травить? Итальянцы (Скала и К0) — фактически незнакомые мне люди — они бы все равно меня не поняли. А Федотов — свой, родной. К тому же и в моем настроении произошли разительные перемены.
В общем, я примчался на базу. Ком подкатил к горлу, но эту секундную слабость я без труда в себе подавил. Поговорили с Владимиром Григорьевичем, он сказал: «Егор, час пробил. Надевай бутсы».
Так я стал тренироваться. Эмоции — непередаваемые! Каждая клеточка моего организма ликовала. Все то, чем еще неделю назад восхищался, отошло в тень, показалось каким-то незначительным. Даже изнурительные упражнения доставляли радость. Физическую форму набрал быстро. Я стал похож на ту самую скаковую лошадь, которая уже вся на взводе и бьет копытом для того, чтобы сорваться со старта. Но старт мой был намечен только на конец января следующего года. Признаться, это жутко тяжело: осознавать, что ты здоров, в полной боевой готовности, тем не менее играть тебе не суждено. Время засбоило. Я принялся считать дни.
Естественно, такое положение дел меня не устраивало. И вновь я стал искать отдушину в том, чужом мире. И вновь ее там отыскал. Достаточно быстро у меня установился внутренний баланс.
Считаю, что человек никогда не должен плыть по течению, особенно если оно уносит совсем в другую сторону. Нужно бороться за себя, за свой внутренний комфорт. Если у меня что-то не ладится, я обязательно отыщу способы, чтобы переломить ситуацию.
После выхода нашего с Колей Трубачом клипа журналисты примерно полгода Колю засыпали вопросами: «А своим ли делом занимается Титов?» — на что Трубач отвечал: «А вы что, предлагаете Егору закрыться дома и безвылазно там просидеть целый год? Он не такой!»
Коля прекрасно меня знает. Я благодарен ему за эти слова, за его поддержку. Благодарен всем, кто старался подставить мне плечо. Кто понимал меня и одобрял мои начинания.
За те непростые триста шестьдесят пять дней дисквалификации я взглянул на себя под иным углом зрения и убедился в одной важной вещи: я не пропаду без футбола! До этого я дышал только им. Он все заслонял. Был превыше всего! Но выяснилось, что нельзя питаться чем-то одним. Пока искал себя, я стал умнее. В принципе я всегда стремился к постижению прекрасного, но полностью не отдавал себе отчета в том, что живем-то мы на этой земле лишь раз. Есть множество всяческого великолепия, которое может пройти мимо. И теперь мне бы этого особенно сильно не хотелось.
Да, надо думать о завтрашнем дне, но с тех самых пор я еще больше полюбил жить настоящим и наслаждаться всеми его прелестями. Теперь я не хочу, чтобы мое сознание жило событиями, которые наступят через десять, пятнадцать, двадцать лет. При всем при этом окрепла и моя любовь к футболу. Хорошо помню, как весной Алексей Прудников пригласил меня, «отлученного» Егора Титова, на показательный турнир в Турцию. Там помимо нас с Прудниковым подобралась завидная компания: Колыванов, Кирьяков, Цвейба, Колотовкин, Сабитов. Разумеется, мы без особой сложности победили. Суть не в этом. Большой футбол для нас как для игроков остался в прошлом. Это нас сближало, но вместе с тем привносило в наши отношения грустную нотку. И вот тогда я подумал: а ведь в отличие от ребят у меня как у игрока есть еще и будущее. И я ощутил себя счастливым человеком.
Я хочу испытывать свое спортивное счастье как минимум до тридцати пяти лет. С остервенением буду наверстывать упущенное и отправлюсь на покой, только реализовав все свои амбиции.
Теперь я не жалею о том, что мне было суждено пройти столь сложное испытание игровой изоляцией. Я «отсидел свой срок». Еще раз понял свое истинное предназначение. Убедился, что футбольный мир в десятки раз чище мира шоу-бизнеса, а футбольные друзья — самые надежные и настоящие. Я стал крепче и выносливее. Мне вообще приятно осознавать, что очевидный минус я сумел превратить в не менее очевидный плюс!
* * *
Кстати, завершить эту главу хочу любопытной историей, которая произошла со мной как раз в тот самый год «отсидки».
Как-то мне позвонила очень взволнованная жена Вероника: «Егор, тут специалисты протестировали нашу дочку, и выяснилось, что в ней заложены гениальные, просто-таки феноменальные способности».
Ну я, естественно, возгордился: «Кто бы сомневался!» Вероника рассказала, что нам с ней необходимо самим обследоваться, чтобы узнать, в кого ребенок такой одаренный.
Выбрали время, и повезла меня супруга в какой-то безумно научный институт. Там серьезный дядечка объяснил, что такие способности, как у Анютки, встречаются в одном случае из сотен тысяч, что такие дети — будущее нации, и так далее и тому подобное. Так голову задурили, что я уже на весь мир стал через розовые очки смотреть. В общем, принялись нас с Вероникой исследовать по отдельности. Надели мне какой-то шлемофон, как у танкиста, только с антеннками и датчиками, для того чтобы улавливать импульсы и снимать показатели. Профессор просит скрестить руки, сцепить кисти — все с деловым видом выполняю. Потом дали листочки, чтобы исправлять какие-то ошибки в тексте. Чего только я там ни выделывал: и писал, и читал, и рисовал. Приходили разные люди — совещались, делали выводы. Затем с торжественным видом сообщили, что дочь унаследовала мои способности, начали меня поздравлять, говорить о «золотом генофонде страны» и о моей исключительности. Немного погодя появился представитель секретных служб. Вместе с профессором они мне объяснили, что в России есть несколько молодых здоровых женщин с такими же уникальными данными, как у меня. В завершение пламенной речи прозвучало заключение: «У вас будут дети, которые смогут вывести Россию на передовые рубежи в мире во всех областях». Я не сразу понял, к чему меня призывают. Тогда в кабинет вошли четыре симпатичные девушки в халатах, и представитель спецслужб сказал мне прямым текстом: «Одной из этих женщин вы должны зачать ребенка. Помните, что это необходимость государственной важности!»
Я, как дурак, сижу в этом шлемофоне, затуманенным взором смотрю на девчонок и не верю в то, что все это происходит со мной наяву. В конце концов отвечаю, что мне надо подумать. Давление усиливается: я, оказывается, должен срочно принять решение, пока луна и звезды находятся в какой-то там стадии. Далее следует совсем невообразимое. «Может быть, это поможет вам сделать правильный выбор?!» — любезно предлагает руководитель «проекта». Словно по команде, начинает играть музыка, девчонки вскакивают, сбрасывают с себя халатики и остаются в весьма соблазнительном нижнем белье. И вот красавицы уже старательно исполняют передо мной эротический танец. Я в замешательстве!
Тут открывается дверь и влетает Вероника: «Что здесь происходит?» Я опять-таки, как дурак, сижу в этом шлеме, будь он неладен, и тупо улыбаюсь. «Что ты улыбаешься?» — кричит жена. «Да у нас тут следственный эксперимент, тестирование, ничего такого», — говорю, но как-то неуверенно. Ситуация приобретает нежелательный оборот, эмоции закипают. Чувствую, сейчас что-то произойдет. И впрямь — в помещение вваливается толпа людей и кричит: «Розыгрыш!!!» Меня пробивает холодный пот, и я с чистой совестью снимаю этот надоевший головной убор. Во благо страны я уж лучше выложусь на футбольном поле!