Алекс Хоннольд

Отец Томми Колдвелла Майк – также серьезный скалолаз. Он учил своего сына многим уловкам в тред-лазаньи, когда тот был еще совсем молод (Томми было три года, когда он начал лазать). Несколько лет назад Томми сказал мне, что около 25 близких знакомых его отца погибли во время лазанья. Теперь, когда Томми перевалило за 30, у него был свой мрачный список друзей, погибших в горах или на скалах. Помимо этого он перенес кошмар с похищением повстанцами в Киргизии. Тогда он столкнулся с реальной опасностью быть убитым.

Именно Томми столкнул охранявшего их террориста с обрыва, что позволило четверым альпинистам бежать. Из-за этого поступка он мучился угрызениями совести. Чтобы уменьшить его чувство вины, остальные трое его товарищей договорились не рассказывать, кто из них столкнул бунтаря. Однако Томми не мог жить с этим. Еще до возвращения в правительственный лагерь он настоял на том, что возьмет ответственность на себя. Когда позже выяснилось, что охранник-киргиз чудом пережил падение, эта новость лишь в незначительной степени облегчила чувство вины Томми. Ведь бунтовщик был пленен правительственными войсками. И если бедный парень еще и жив, чего никто не знает, то он наверняка гниет в тюрьме, отбывая пожизненное.

До 28 лет меня обходили стороной несчастные случаи среди друзей, случившиеся во время лазанья. Самая значительной смертью в моей жизни до этого момента была смерть отца от сердечного приступа, когда мне было всего 19 лет. В каком-то смысле я до сих пор не полностью осознал или пережил эту утрату.

Однако примерно через месяц после того, как я вернулся домой из Патагонии, меня настигла страшная весть из Национального парка Зайон. Она оказалась очень тяжелой для всех нас.

Шон Лири был моим напарником на некоторых памятных восхождениях в Йосемити, включая комбинацию трех больших стен в 2010 году. Это был тот самый парень, который снимал меня для Sender на «Великой крыше» на Носе. Он сопровождал меня, поднимаясь по веревке остальную часть пути вверх на Эль-Кап, а потом присоединился на пешем подходе к Хав-Доум. У нас было дружеское соперничество в попытке установить рекорд скорости на Носе. Шон объединился с Дином Поттером, чтобы побить рекорд, прежде чем мы с Хансом Флорином вернули его обратно.

Все звали его Стэнли. Это прозвище он получил за то, что лез в первый раз стену Зодиак (Zodiac Wall) на Эль-Кап, используя молоток фирмы Stanley для плотницких работ. Такой можно купить в обычной хозяйственной лавке. У Шона не было подходящего молотка, но он был настроен на прохождение маршрута.

Помимо того что Стэнли был скалолазом мирового класса, к 2014 году он стал отличным бейсджампером. 13 марта он сам пошел пешком на вершину большой скалы в район Уэст-Темпл в Зайоне. Так как прыжки в национальных парках считаются незаконными, он почти никому не рассказал о своих планах и решил прыгать в ночное время при свете полной луны. Он использовал вингсьют для того, чтобы более-менее управлять своим полетом, пока будет лететь вниз.

Стэнли было 38 лет, он состоял в счастливом браке с Миекой, находящейся на седьмом месяце беременности их первым ребенком. Неделя прошла без каких-либо упоминаний о Стэнли. Миека думала, что он просто находился вне зоны доступа мобильного телефона. Только после того, как он не появился, чтобы показать свою работу для кинокомпании, окружающие действительно начали тревожиться. Тогда единственный друг, с которым Стэнли поделился своими планами, рассказал всем о его плане. Смотрители парка Зайон и друзья Шона начали обыскивать склоны внизу скалы, с которой предположительно он мог спрыгнуть. В умах разворачивались самые мрачные сценарии. Худший из них заключался в том, что Стэнли мог умереть там, где не было людей. Один, без возможности двигаться, медленной и болезненной смертью.

Спустя десять дней после прыжка Стэнли Дин Поттер и другие наконец нашли его тело. Было ясно, что он умер мгновенно от жестокого удара. Это был прыжок, который Стэнли мог бы с легкостью выполнить в дневное время. Дин, который сам был одним из лучших бейсджамперов, реконструировал несчастный случай. Он объяснил, что Стэнли, скорее всего, планировал пролететь через V-образное пространство, образованное двумя опорами. Это хороший путь для спуска вниз. Когда он приблизился к опорам, то, наверное, неожиданно попал в область тени, так как луну закрыла скала. Он не заметил скалу. Имея лишь пару секунд на то, чтобы исправить курс, Стэнли, вероятно, задел одну из стен и не смог пройти через проем. Если бы его только отбросило от одной из стен, то он мог бы выжить. Но если удар заставил его потерять высоту и не пролететь сквозь проем, это неизбежно закончилось смертельным исходом.

Мы со Стэнли не были близкими друзьями, но хорошо дружили. Его смерть показалась мне действительно трагичной, особенно учитывая, что его жена ждала ребенка (Финн Стэнли Лири родился через два месяца после несчастного случая). В то же время смерть вроде той, что настигла Стэнли, не имела никакого отношения к риску, на который иду в скалолазании я. Все думают, что фри-соло опасно, но я считаю, что бейсджампинг гораздо опасней.

Впервые я открыл для себя парашютизм в 2010 году. Должен признаться, я интересовался бейсджампингом. Я думал о том, что это может быть отличным способом сделать мои связки больших стен еще эффективнее. Я сделал 8–10 прыжков с парашютом и возненавидел все, что было с ними связано. Меня укачивало в самолете, пока мы набирали скорость. Салон самолета был набит парашютистами, как банка кильками, все дышали выхлопными газами. Я понял, что падать с самолета попросту страшно. Нескольких прыжков было достаточно, чтобы понять, сколько еще таких же придется выполнить, прежде чем я начну чувствовать себя комфортно и безопасно. Потребовалось больше опыта и навыков, чем я ожидал. Я не получал удовольствия от процесса обучения и решил, что бейсджампинг не для меня.

Меня постоянно спрашивают о риске. Как правило, это вопросы типа: «Вы испытываете страх? Вы когда-нибудь боялись? В какой момент вы были наиболее близки к смерти?» Я действительно устал снова и снова отвечать на подобные вопросы. Говоря по правде, за все время, пока я занимаюсь скалолазанием, я никогда и близко не был к смерти. Не считая того нелепого случая со снегоступами рядом с озером Тако в 2004 году. Я бываю к смерти ближе, когда сижу за рулем. Например, когда в густом желтом тумане рядом с Сентрал-Вэлли в Калифорнии я не заметил знака STOP и пролетел перекресток, не остановившись. Или другой случай, когда из-за скопления автомобилей там же в Сентрал-Вэлли мне пришлось ударить по тормозам и резко свернуть на обочину, чтобы избежать аварии.

То, как я рискую в скалолазании, удивляет многих людей. Я не считаю свои восхождения, даже фри-соло, очень сложными, такими, что могут убить. Я думаю, что скорее огромный объем умеренного лазания может стоить вам жизни. Джон Бахар умер в возрасте 52 лет не потому, что попытался выполнить фри-соло на пределе своих сил. Он сорвался рядом со своим домом на Маммот-Лейкс, с маршрута, по которому он много лазал и который был ему по силам. Что-то пошло не так в тот день в 2009 году. Возможно, дело было в травме спины, которая после автомобильной аварии была в плохом состоянии. Он мог просто поскользнуться, делая привычное движение, или выломать зацепку. Вероятно, именно большой объем лазанья (три с половиной десятилетия соло) наконец взял свое.

Австриец Пол Прейс родился в 1886 году и был, наверное, первым великим скалолазом, делающим соло-восхождения. Его идеализм был настолько бескомпромиссным, что он ужасал своих современников. Пол утверждал: «Пользуясь искусственным снаряжением для восхождений, вы превратили горы в механическую игрушку». Он настаивал на том, что использовать веревку для подъема на маршрут – это жульничество. Он и в самом деле думал, что соло безопаснее подъема с веревкой. Принимая во внимание примитивное снаряжение и технику тех лет, это вполне могло быть правдой. В то время ребята, идущие в связке и сорвавшиеся вниз, зачастую тянули с собой навстречу смерти и товарищей по команде.

Прейс погиб в 1913 году в возрасте 27 лет во время попытки фри-соло на новом маршруте на Mandlkogel, пике в австрийских Альпах. Никто не был свидетелем его падения с 300 метров. Его тело не могли найти в течение недели – его скрыли пришедшие снегопады. Позже другие альпинисты нашли открытый складной нож на гребне вблизи места, откуда он, вероятно, упал. Это привело их к абсурдному, но пугающему предположению о сценарии его смерти.

Я могу только представить, как Прейс остановился на обед, вынул нож, может быть, чтобы отрезать яблоко или кусок сыра. Нож выскользнул из его руки, и он рванулся, чтобы поймать его, забыв на мгновение, где находится. Соскользнул с края, попытался схватиться за что-нибудь, но промахнулся. История о худших четырех секундах его жизни.

Вопросы о страхе также утомляют, хотя я предполагаю, что они естественны. Марк Синот недавно рассказал мне забавную историю. Это произошло после того, как мы с Марком и Джимми Чином устроили презентацию в передаче «Nat Geo Live!» в Explorers Hall, в штаб-квартире National Geographic Society в Вашингтоне, округ Колумбия. Там стояли люди в три ряда, каждый из которых хотел получить от нас автограф. Один из парней в очереди был неврологом. Он наклонился к Марку поближе и торжественно произнес: «Миндалевидная железа у того малого совсем не работает».

Миндалевидная железа – это часть мозга, которая вызывает реакцию «бей или беги» в опасной ситуации. По-видимому, есть редкое генетическое заболевание, разрушающее миндалины. Существует известный пример пациентки, которую назвали «женщина без страха». Ничто из того, что пробовали на ней доктора – настоящие пауки и змеи, видеоролики с монстрами и дома с привидениями, – ее не пугало. Неудивительно, что в возрасте 44 лет она попадала в действительно опасные ситуации, но ей удавалось выжить.

В моем случае нейробиолог был совсем не прав. Я ощущаю страх так же, как и любой другой человек. Опасность пугает меня. Я уже не раз отвечал на такие вопросы, как: если у меня и есть определенный дар, то это умение держать себя в руках в такие моменты, которые не допускают права на ошибку. Я откуда-то знаю, как успокоиться, дышать глубоко и идти дальше в таких ситуациях, как на Thank God Ledge на Хав-Доум, где я застопорился в 2008 году.

* * *

Когда скалолаз, да и любой спортсмен или знаменитость, внезапно становится популярным, как это случилось с Алексом в 2008 году, как правило, возникает отрицательная реакция. Она может исходить от конкурентов, которые думают, что нужно осадить выскочку из-за угрозы их особому статусу. Или от скептиков среди общественности, которые всегда готовы искать изъяны во вдруг явившей себя феноменальной персоне. Однако в случае Алекса такая реакция была слабой и развивалась медленно.

Может быть, это частично связано с искренностью Алекса. Все, кто общался с ним, были поражены тем, как достойно он относился к своей известности. Алекс – скромный, иногда может показаться, что даже слишком. Его прозвище и девиз No Big Deal – это не позерство. Алекс действительно верит, что есть скалолазы лучше его. Например, Крис Шарма и Адам Ондра, которые залезли 5.15c. Или тот же Томми Колдвелл, у кого хватает терпения и преданности работе над маршрутом в течение нескольких месяцев и даже лет. К тому же Алекс считает, что то, что он уже сделал, не выходит за пределы его способностей.

Тем не менее прозвище No Big Deal поразило даже поклонников Алекса если не своим притворством, то почти невротическим самоуничижением. В августе 2014 года в Боулдере проходило мероприятие от The North Face под названием The Relativity of Risk («Теория относительности риска»). Там режиссер Sender Films Ник Розен сказал: «Единственное, в чем Алекс преуспел еще больше, чем в своих фри-соло, – так это в приуменьшении. Если бы это было видом спорта, то он бы участвовал в Олимпийских играх». Аудитория зааплодировала. Алекс застенчиво улыбнулся.

Наряду со своими преданными поклонниками Алекс также взбудоражил критиков. Они только и ждали, когда он оступится. Проявит тщеславие или, по крайней мере, тягу к публичности, которая, как они полагали, скрывается под его якобы мнимым безразличием к лести. В апреле 2013 года Алекс допустил похожий промах. Для сайта La Sportiva Алекс написал статью о своем недавнем триумфе в фри-соло. Не помогло даже то, что редакторы озаглавили рассказ «Алекс Хоннольд: “Ну и денек!”». Статья начиналась так: «14 марта я сделал фри-соло на трех классических маршрутах Зайона за 12 часов. Это было самым сложным фри-соло из тех, что я проходил».

Три этих соло начинались повторением маршрута на Moonlight Buttress, затем включали Monkey Finger (9 питчей сложности до 5.12b) и завершались на Shune’s Buttress (8 питчей до 5.11+). По словам Алекса, это «три самые классические свободные трассы в Зайоне». Благодаря своему первому фри-соло на Moonlight Buttress в 2008 году Алекс оказался в центре внимания СМИ. Теперь, пять лет спустя, он повторил это восхождение в качестве одной трети соло-марафона, пройденного за один день. Об этом в Зайоне еще никто и не мечтал. «Подводя итог в цифрах, – рассказывал Алекс, – я сделал около 30 питчей сложности 5.12+, 7 питчей – до 5.12 и 8 питчей – 5.11. Самым потрясающим было то, что я прошел пешком около 30 километров, в основном сбегая с горы».

Справедливая оценка. Промах, однако, крылся во втором абзаце:

Я мог бы написать несколько рассказов об этом дне, он заставил меня о многом задуматься. В одном из таких повествований я рассказал бы о том, как забавно, что скалолазные СМИ даже не коснулись этой истории, никого, казалось, это не волнует. Соло на Astroman и Rostrum в 2007 году было освещено в разных новостях и видеороликах. О комбинации в Зайоне, которая во много раз сложнее, нигде даже не упоминается. Это то, что я получаю за большинство соло-восхождений.

Недоброжелатели Алекса ухватились за эти слова. Их трактовали как раздраженные жалобы суперзвезды, которая, делая вид, что аплодисменты СМИ ее не заботят, требовала аплодисментов еще больше. Многие пользователи сайта La Sportiva расточали похвалы. Один написал в блоге: «Потрясающее, потрясающее, потрясающее достижение». Другие же не соглашались. «Это впечатляющее достижение в сфере спортивных умений и выносливости, – отмечал комментатор. – Но первое впечатление, которое я получил от статьи, – разочарование автора тем, что он не так впечатлил СМИ, как надеялся. А также то, что скалолазы не стояли в очереди, чтобы его подбодрить». Другой блогер спросил: «Кто-нибудь еще находит, что это звучит обиженно, униженно и плаксиво?»

Алекс был ошеломлен такой реакцией. Хотя он не стал отвечать на эти колкости в частном порядке, он объяснил, что его неправильно поняли. «Я не жаловался на недостаток внимания со стороны СМИ, – говорит он сегодня. – То, что я делал до этого восхождения, было на самом деле простым. Это лишний раз доказывает непостоянство СМИ. Такое впечатление, что они случайным образом выбирают, что нужно удостоить внимания, а что проигнорировать. Если бы кто-нибудь снимал меня во время соло, это бы взорвало медиа. Если же я просто лез соло сам, то никто даже не спросит меня об этом. Я не против. СМИ действительно ничего не значат для меня».

Седар Райт подтверждает его слова. «Есть столько удивительных вещей, которые сделал Алекс, – говорит он, – и никто о них не знает».

Вместе с известностью и спонсорством Алекс обрел обязанность появляться на мероприятиях компаний-спонсоров, принимать участие во встречах и выступать на фестивалях. Агрессия, с которой Алекс мог отклонить все эти обязательства в 2010 году как «медиаотстой», была смягчена. Он осознает, что крики его поклонников – та цена, которую он должен заплатить за славу, а слава – это то, что позволяет ему жить так, как велит ему сердце.

Даже в 2010 году, несмотря на всю его личную неприязнь к присутствию на мероприятии The North Face или Banff Mountain Film и Book Festival, Алекс был неизменно вежлив, когда подходил к поклонникам. Он никогда не проявлял безразличия к ребенку, который хотел взять у него автограф, или ко взрослому, подошедшему к нему в кафе или палаточном лагере с просьбой сделать фотографию рядом с героем.

Из относительно изолированного мира скалолазания на арену внимания широкой публики Алекса вывело его появление в телешоу «60 Minutes» в октябре 2011 года. Алекса заметили продюсеры канала CBS News после просмотра «Один на стене» от Sender Films. В качестве интервьюера 26–летнего скалолаза они выбрали красотку Сару Логан, иногда страдающую от звездной болезни. Тридцать минут телешоу отдали дань уважения Алексу и вышли привлекательными, хотя и упрощенными для аудитории, не знакомой со скалолазанием.

Логан начинает разговор с дразнящего тезиса: «Время от времени мы встречаем человека, который может сделать что-то настолько удивительное, что в это трудно поверить. В этом случае, кажется, он бросает вызов гравитации». Вместо того чтобы взять кадры из «Один на стене», телешоу организовало новое фри-соло восхождение Алекса. Он поднимался на северную сторону Sentinel Rock в Йосемити маршрутом Chouinard-Herbert длиной 450 метров и сложностью 5.11c. С помощью команды Sender продюсеры заблаговременно установили четырнадцать камер, заснявших восхождение Алекса.

Как и «Один на стене», программа «60 Minutes» обыгрывает двоякое впечатление от Алекса. О нем говорят как о «неуклюжем и бестолковом недотепе» (как сказал Седар Райт в фильме от Sender), пока он не попадает на скалу и не превращается в гения. На экране появляется фотография Алекса, когда он был ребенком. Логан комментирует: «Тогда он был застенчивым тощим парнем с большими ушами». «The Ascent of Alex Honnold» – так CBS назвал свой выпуск об Алексе – умело сменяет кадры восхождения вопросами от ведущей, некоторые из которых выглядят совсем глупо. Логан спрашивает: «Вы ощущаете выброс адреналина?» Алекс отвечает: «Нет. Если я получу прилив адреналина – это значит, что что-то пошло неправильно». В выпуске также появляется Джон Лонг, ветеран Йосемити. Логан спрашивает Лонга о том, какое из достижений Алекса он считает самым великим. Тот отвечает коротко: «То, что он все еще жив».

Дальше происходит промежуточный эпизод, в котором Логан спрашивает Алекса о его необычно больших руках. «Да, у меня довольно большие пальцы, – признается Алекс, – поэтому ими трудно попасть в тонкую щель». «Покажите мне», – кокетливо просит Логан. Алекс выставляет свои руки ладонями вверх. Логан берет их в свои, почти лаская его пальцы. «Они были такими же, когда ты начал лазать?» – спрашивает она, как девочка. Алекс, кажется, не обращает внимания на ее заигрывания.

В «60 Minutes» образ жизни Алекса показан излишне спартанским. Логан приписывает ему «медленный заработок на своем успехе», заглядывает в фургон, выражая недоверие к тому факту, что он живет внутри, и удивляется тому, что он «существует менее чем на тысячу долларов в месяц». За день до большого шоу на Sentinel Алекс импульсивно поднимается вверх, чтобы лезть соло на «Феникс». Этот маршрут с диким нависанием на питче 5.13a возвышается над Долиной на 150 метров. Логан говорит, что он ведет себя так, чтобы «успокоить нервы». Однако тот, кто знает Алекса, понимает, что ему просто не терпится столкнуться с еще одним испытанием.

Сегодня он говорит: «Я работал над «Фениксом» в качестве личного проекта. Я хотел сделать что-то действительно сложное перед тем, как тратить пять дней на позирование, съемки, интервью и болтовню вокруг этого».

Чтобы снять Алекса на «Фениксе», наверх поднялся только Питер Мортимер. Перед камерой Алекс сказал, что не хочет чтобы «куча людей» висела на скале во время его короткого, но крайне экстремального фри-соло. «Это будет странно», – говорит он. Логан: «Будет странно? Почему?» Алекс, улыбаясь: «Не знаю. Это взорвет вам мозг. Действия на скале будут жестокими». Логан ничего не понимает.

Кульминация разворачивается на Sentinel Rock. Лара и Джон Лонг, находясь на поляне далеко внизу под скалой, наблюдают в бинокль за Алексом. Лонг комментирует прохождение во всех деталях. Он затягивает длинные разговоры о точке невозврата на 15–метровом ключе всего маршрута в верхней части, в то время как Логан ежится. Даже Лонг приходит в шок, когда видит, что Алекс забрался в ручеек текущей по скале воды и пытается насухо вытереть подошвы скальников об икры ног. Когда Алекс добирается до ключевого нависания, Лонг отмечает, что зацепки под ноги там не слишком хорошие: «Ему придется поставить ногу и просто надеяться, что она будет держаться». Позднее Алекс и сам подтвердит, что его скальники намокли и от этого сделалось немного страшно.

Кадры крупным планом, снятые профессионалами, превосходны и аутентичны. Последовательности движений, которые Алекс выполняет на Sentinel, показаны вплоть до каждой мелочи. Даже у матерых скалолазов от просмотра потеют ладони, съемка вполне сопоставима с тем, что можно увидеть в «Один на стене» и «Honnold 3.0».

Логан все-таки вытаскивает из Алекса одно откровение о его деятельности. Она спрашивает, сколько еще времени он сможет заниматься фри-соло на таком же уровне. «Я не думаю, что буду заниматься этим вечно, – отвечает Алекс, – но я не буду останавливаться из-за риска. Я остановлюсь только тогда, когда потеряю любовь к этому занятию».

Во время съемок Логан, продюсер Джефф Ньютон и остальные члены команды CBS были очарованы и озадачены жаргоном Алекса и его необычным поведением. Настолько сильно, что они выпустили «60 Minutes Overtime», сделав сборник материалов, оставшихся за кадром, под названием «Dude: The Quirky World of Alex Honnold» («Чувак: причудливый мир Алекса Хоннольда». – Прим. пер.). Его подзаголовок гласит: «Для продюсера «60 Minutes» Джеффа Ньютона съемки Алекса Хоннольда, скалолаза, бросающего вызов смерти, были только частью сложной задачи. Джефф и вся команда также должны были привыкнуть к его «расслабленной» манере говорить». Забавный ролик акцентирует внимание на чрезмерном употреблении четырех любимых слов Алекса: «чувак», «расслабься» (и глагол, и прилагательное), «мрак» и «ужасно». Когда Логан и Алекс ехали в его фургоне, пораженная, она перебила его: «Вы только что назвали меня «чувак»?» Алекс рассмеялся и ответил: «Да, вы привыкнете к этому». По мнению Ньютона, в мире Алекса все «расслабленно». Логан спрашивает: «Что тебя пугает? Как долго ты можешь находиться в расслабленном состоянии?»

Камеры следуют за Алексом в дом его матери в Сакраменто. Внезапно он куда-то исчезает. Съемочная группа нашла Алекса в другой комнате, где он открывал коробки бесплатного снаряжения от спонсора – The North Face. «Это похоже на рождественское утро», – задумчиво произносит Логан. Такое поведение расстроило команду во время съемок, но сегодня они находят это забавным. «Он всегда начинал делать подтягивания посреди съемки, – удивляется Ньютон, – добро пожаловать в причудливый мир Алекса».

* * *

Из малоизвестного скалолаза, который когда-то надеялся, как выразился сам Алекс, привлечь внимание спонсора, чтобы получить бесплатную пару скальников, он превратился в настоящего профессионала. Одна из его любимых цитат принадлежит легендарному баскетболисту Джулиусу Ирвингу: «Быть профессионалом означает заниматься любимым делом даже в те дни, когда уже не любишь это».

Все же по воскресеньям Алекс предпочел бы лазать на скалах, а не раздавать автографы. Весной 2014 года он согласился выступить в составе жюри кинофестиваля в Тренто (Италия). Только когда он увидел программу презентаций, то понял, на что подписался. «Господи, – признался он нескольким друзьям, – теперь я должен сидеть 30 часов и смотреть фильмы об Эвересте. Просто ужасно».

Где бы сегодня ни появился Алекс, это мероприятие заканчивается длинными очередями поклонников. Они надеются обменяться с ним парой слов и попросить расписаться на память, как правило, на плакате. «Моя стандартная подпись, – шутит Алекс, – мое имя плюс фраза «Go big!!!». Я полагаю, – добавляет он, – что мог бы написать что-то вроде «Хорошо тебе полазать», но в такой фразе слишком много букв. «Go big» – пять букв. Восклицательные знаки писать легко».

«На одном таком мероприятии грудастая девочка попросила меня расписаться на ее груди. «Вы это серьезно?» – спросил я. «Стопудово», – ответила она и задрала блузку, прямо там, в общественном месте. Без лифчика. Я написал маркером свое имя на ее левой груди. Когда я сделал шаг назад, чтобы полюбоваться своей работой, я почувствовал, что чего-то не хватает. Я добавил еще «Go big!» на правой груди, чтобы достичь равновесия».

В ноябре 2014 года странное происшествие потрясло мир американского скалолазания. Sender Films завершил работу над «Valley Uprising», историей скалолазания в Йосемити. Фильм длительностью почти в 90 минут сочетает архивные кадры из 1950-х годов с новыми кадрами, снятыми специально для фильма. Эта работа на сегодняшний день – главное произведение Sender. Фильм заслужил всеобщее признание, завоевав главные призы на всех восьми кинофестивалях, в которых он был представлен. Само собой, фри-соло Алекса заняло видное место наравне с сумасшедшим слэклайном Дина Поттера и бейсджампингом, который тот использовал в качестве отступного пути при срыве с нависающих стен.

Дебют фильма состоялся 11 сентября в Боулдере, где все билеты были распроданы заранее. После этого фильм был показан по всем штатам Америки и в Европе. Вдруг в начале ноября Clif Bar – один из главных спонсоров Алекса, а также спонсор других ведущих скалолазов – объявил о прекращении поддержки пяти своих звезд: Дина Поттера, Стеф Дэвис, Седара Райта, Тимми O’Нила и Алекса. Наверное, 18 сентября руководители компании посмотрели фильм «Valley Uprising» в Беркли, недалеко от штаб-квартиры компании, и остались недовольны. Как ни странно, Clif Bar был главным спонсором самого фильма. Компании потребовалось почти два месяца, чтобы начать действовать. (Clif Bar – американская компания – производитель спортивного питания, со времени основания в 1992 г. ассоциировала себя со скалолазанием и альпинизмом. В 2013 г. продажи компании составили $508 000 000.)

Clif Bar дипломатично объяснил, почему он перестал спонсировать некоторых из наиболее знаменитых авантюристов: «Мы пришли к выводу, что эти виды спорта включают слишком много риска, а в этом направлении наша компания больше не готова идти».

Для всех пятерых скалолазов это было полной неожиданностью. Алекс говорит: «Я был готов к четырехдневному восхождению на Muir Wall в Долине и вдруг получил этот текст на свой iPhone. В первый раз я услышал об этом от мамы. Она написала: «Ты знаешь, что Clif Bar только что уволил тебя?»

Реакция на это среди скалолазов была недоверчивой и насмешливой. Неужели Clif Bar не имел понятия, чем занимаются скалолазы, которых они спонсируют? Неужели им понадобилось посмотреть «Valley Uprising», чтобы прозреть? В конце концов, компания спонсировала Алекса уже четыре года, а Дина Поттера – на протяжении десяти лет.

16 ноября «Нью-Йорк Таймс» опубликовала эту полемику в качестве главной статьи в разделе спорта. Половину страницы занимало фото Алекса, на котором он лезет фри-соло в Йосемити – кадр, сделанный Sender Films. Репортер Джон Бранч попытался раскрыть эту историю беспристрастно, но львиная доля критики неизбежно пала на Clif Bar. Дин Поттер накинулся на экс-спонсора: «То, что они сделали, – это грязный бизнес-ход. Кажется постыдным, что Clif Bar будет использовать некоторые из моих лучших восхождений и некоторые из лучших восхождений Алекса в качестве инструмента маркетинга и при этом увольняет нас». Седар Райт пожаловался: «Это показывает недостаток в понимания этого спорта и отсутствие уважения к спортсменам, которые помогли им построить свой бренд». Как отмечали многие, на одной из упаковок продукта Clif Bar изображен силуэт скалолаза.

Алекса попросили написать личное мнение об этом споре для «Нью-Йорк Таймс». Его статья вышла 20 ноября, через четыре дня после выпуска с Джоном Бранчем. В ней Алекс подошел к скандалу сдержанно и философски. Он написал:

Конечно, я был разочарован тем, что лишился спонсора, тем более что я всегда любил продукты Clif Bar и действительно уважал экологическую активность компании. Мне показалось странным, что после нескольких лет поддержки кто-то в Clif Bar внезапно проснулся и понял, что лазанье без веревки на вертикальных стенах высотой под 600 метров может быть опасно.

Хотя я и не могу ничего поделать, но я тем не менее понимаю их точку зрения.

Алекс процитировал еще одно заявление от Clif Bar: «Мы не хотели подвести черту под спортом или ограничивать спортсменов в их страсти. Мы подвели черту для себя». А затем объяснил: «По сути, это то же самое, что я чувствую, когда лезу фри-соло. Я провожу черту для себя. Спонсоры не имеют никакого отношения к моему выбору или анализу риска».

Алекс закончил статью звучным гимном риску, который составляет основу всех приключений:

Каждый человек должен найти свой собственный предел в риске. Если Clif Bar хочет отойти от края, то, безусловно, это честное решение. Мы же будем продолжать лазать такими способами, которые находим наиболее вдохновляющими, – с веревкой, парашютом или вообще без ничего. Спонсируют нас или нет – горы зовут, и нам нужно идти.

Подавляющее большинство людей, комментировавших действия Clif Bar, даже не будучи скалолазами, пришли к выводу, что компания просто все испортила, выставив себя идиотами. Многие предложили бойкотировать компанию. «Я увольняю Clif Bar за тупость», – написал некий типичный блогер. Тем не менее реакция на статью Алекса была спокойной. Многие его похвалили за сдержанность и великодушие. Вместо провала он вышел сухим из воды.

* * *

К концу 2012 года Алекс и Питер Мортимер начали обдумывать идеи съемок подъема на какое-нибудь высотное здание. Как позже сказал Мортимер для журнала Outside: «Мы подумали: может, это будет еще одной крутой идеей?» Алекс согласился.

Соло на небоскреб – не уникальная идея. Уже более десяти лет французский скалолаз Ален Робер делал себе карьеру на фри-соло высоких и знаковых зданий, включая Эйфелеву башню, Сирс-тауэр (теперь Уиллис) в Чикаго и Национальный банк Абу-Даби. Поскольку в большинстве стран подъем на небоскребы вне закона, Роберу постоянно грозил арест прямо в процессе лазанья, что и происходило не раз. Во Франции он стал таким же известным, как и его дерзкие подвиги, однако в США Робер остается малоизвестным.

Американский «человек-паук» Дэн Гудвин в 1980-е годы также сделал себе имя, поднимаясь соло на такие небоскребы, как Сирс-тауэр. К 2012 году его достижения были по большей мере забыты.

Чтобы сделать подъем Алекса оригинальным, Мортимер предложил организовать онлайн-трансляцию. Чтоб, глядя на атлета в режиме реального времени, который может упасть и разбиться насмерть, у зрителей возникала нервная дрожь. Этот ход привлек к участию National Geographic Television. Затем начались поиски подходящего небоскреба. Было очевидно, что для подъема требуется не только разрешение, но и полное содействие со стороны властей. Большинство зданий в США и Европе сразу отметались. Алекс отмечает: «Найти что-то действительно вдохновляющее оказалось поразительно трудно. Здание, возвышающееся над горизонтом, и в самом деле стоит того, чтобы на него подняться».

Алекс и Пит в первую очередь осмотрели самый высокий небоскреб в мире – 828–метровый Бурдж-Халифа в Дубае. «Даже просто разведать его стало стоящим жизненным опытом», – рассказал Алекс в Outside. Все же он решил отказаться от этого варианта: «Бурдж был бы слишком жестким для меня. Это Эль-Капитан среди зданий».

Далее он объяснил более подробно: «На нем есть маленькая трещина, которая образуется по углам здания, но я совсем не могу просунуть в нее пальцы. Вместо этого мне придется хватать щипком противостоящие оконные рамы, которые к тому же довольно покатые и находятся примерно в паре метров друг от друга, что делает подъем очень опасным. В этом здании слишком много всего – сложность, масштаб. Окна сделаны из зеркального покрытия, так что, пока лезешь, смотришь в них, как в зеркало, что тоже по-своему страшно, так как видишь весь город далеко внизу. Я слышал, что в Дубае находятся около 60 из 100 самых высоких зданий в мире. Когда они выглядят сверху как игрушки – это давит на нервы. Плюс видишь свое собственное лицо, потное и напряженное, глядящее прямо на тебя с расстояния всего в несколько сантиметров».

«Это сложное здание. Может быть, когда-нибудь…»

Из Дубая Алекс с Питом отправились в Тайвань, чтобы проверить Taipei-101 высотой 508 метров, который являлся тогда вторым по высоте небоскребом в мире (с 2012 года появились еще два высоких здания – Makkah Royal Clock Tower Hotel в Саудовской Аравии и One World Trade Center в Нью-Йорке, еще два других расположены в Китае и находятся на стадии строительства). Taipei-101, казалось, отвечал всем требованиям. Однако запланированный прямой эфир между Мортимером и National Geographic, который держался в секрете, был отложен на год по причине материально-технического обеспечения и бюрократических проволочек.

Тем временем в июне 2013 года Ник Валленда прошел по канату через ущелье рядом с рекой Литтл-Колорадо в штате Аризона. Событие транслировалось в прямом эфире на канале Discovery с задержкой в 10 секунд на случай непредвиденных событий. Оно имело огромный успех среди СМИ и собрало 13 миллионов зрителей, установив на канале рекорд года. Подъем Алекса на небоскреб обещал быть столь же зрелищным и захватывающим. Все шло по плану, и вскоре National Geographic Television опубликовали новость.

В декабре 2013 года Outside выпустил статью о предстоящем событии. Грейсон Шеффер написал об этом в рассудительном тоне, но название и подзаголовок были классикой звонкой бульварной журналистики: «Алекс Хоннольд не боится небоскребов» и «Самый известный скалолаз будет рисковать жизнью в прямом эфире ради признания во всем мире». Для главного фото Алекс оделся в стиле сталевара эпохи депрессии (имеется в виду Великая депрессия – глобальный экономический кризис в 1930-х годах, наиболее затронувший США, Канаду, Британию, Францию и Германию). Его образ дополняли кепка и комбинезон с подтяжками на оголенном торсе, слева лежала коробка с обедом. Он сидел на балке, и казалось, что под ним в 30 метрах шумит улица. Фотография отдавала дань знаменитому черно-белому снимку под названием «Обед на вершине небоскреба» (авторство которого часто приписывают Льюису Хайну, но на самом деле его сделал Чарльз К. Эббетс). Кадр запечатлел 11 рабочих, беспечно обедающих вместе на балке, на огромной высоте, во время строительства Рокфеллер-центра в 1932 году. В зависимости от вкуса пародию Хоннольда воспринимали либо как остроумную, либо как попсовую. Сам Алекс находит фотографию попсовой, но добавляет: «Я думал, будет забавно нарядиться и сделать вид, что ты актер».

Шеффер спросил Алекса, сколько ему предложили National Geographic за выполнение трюка. Он написал: «Хоннольд не захотел обсуждать конкретные цифры, но сказал, что ему заплатят за проект “намного больше, чем я уже получал за все, что было связано со скалолазанием”».

Ответная реакция на статью в Outside была неоднозначной. Наряду с привычными аплодисментами из кулуаров («Первоклассная цель, Алекс. Браво») встречался также и ропот разочарования. Наверное, впервые за всю карьеру содержательная фраза «продано» теперь была связана с именем Алекса Хоннольда. Один из комментаторов Outside написал: «Хреново то, что величайшему скалолазу среди всех ныне живущих приходится лезть на здание за деньги… Может быть, на это и интересно посмотреть по новостям, но я считаю это изменой по отношению к скалолазам». Другой комментарий: «Это нормально, если он хочет подняться на здание за деньги, но не пытайтесь убедить меня в том, что он делает это по вдохновению».

В начале 2014 года тот же редактор «Нью-Йорк Таймс», который поставит статью о запутанной ситуации с Clif Bar, попросил автора этой книги [Дэвида Робертса] структурировать обзорную статью о том, является ли проект с небоскребом доказательством того, что Хоннольд продался. Я отказался. Когда я написал Алексу на электронную почту, чтобы рассказать ему об этой истории, он ответил: «Я бы не стал возражать, если бы ты взялся за это. Я думаю, достаточно справедливо – принимать критику такого рода проектов. Оживленный спор никогда не повредит». Таким же образом, как он позже поступит с противоречиями в отношении Clif Bar, Алекс приветствовал полемику о том, развращает ли Taipei-101 его ценности, как считали некоторые скалолазы.

В конце концов дискуссии на эту тему приобрели неоднозначный характер. В «National Geographic» начали психовать по поводу стоимости проекта. Когда весной 2014 года NG провела периодическую чистку кадров, новый персонал выразил меньше энтузиазма по поводу подъема на небоскреб, и они прекратили поддержку проекта. Хотя уже до этого Алекс решил игнорировать некоторые их условия. «Они хотели, чтобы я надел парашют, что просто смешно, – говорит он, – я пытался объяснить им, что парашют мне не пригодится. Если я сорвусь, то ударюсь об один из выступающих балконов задолго до того, как он раскроется. Они просто отказывались меня понимать. Буквально помешались на риске. Не хотели, чтобы я погиб в прямом эфире».

Питер Мортимер и не думает сдаваться. Он предполагает организовать съемку соло Алекса на Taipei-101 в 2015 или 2016 году не для прямого эфира, а в качестве обычного фильма, как «Один на стене». Алекс до сих пор в восторге от такой возможности. «Не думаю, что подъем будет предельно сложным, – говорит он. – Лезть на здание во многом похоже на тренировку на скалодроме. Для повторяющихся движений чисто физическая форма требуется больше, чем все остальное. Это все-таки здорово – подняться на вершину такого большого здания. В некотором смысле вид оттуда даже лучше, чем в горах, хотя бы потому, что городская среда содержит в себе так много движения».

* * *

В первые два месяца 2014 года Алекс справился с двумя самыми сложными задачами своей скалолазной жизни – это фри-соло на El Sendero Luminoso и Fitz Traverse. До конца года у него в списке больше не оставалось ничего такого же значительного, но он хотел лазать еще столько, сколько мог. Голод был все еще не утолен.

В марте Алекс и Седар Райт встретились возле Гранд-Джанкшен в Колорадо, чтобы попробовать сделать то, что они назвали «Sufferfest 2» (дословно «фестиваль страдания». – Прим. пер.). «Sufferfest 1» был снят в июне 2013 года в Калифорнии. Тогда Алекс и Седар решили залезь на все 15 четырехтысячников, которые есть в штате, – от горы Шаста на севере и до горы Лэнгли на юге. Перемещаться между ними решили только на велосипедах, без помощи механических транспортных средств. Задача усложнялась тем, что оба друга были начинающими велосипедистами. В руках более серьезного режиссера это испытание могло бы выглядеть как героический марафон. Седар же решил изобразить приключение в виде упражнения в абсурдности и комических страданий.

Два скалолаза за 22 дня проехали на велосипедах около 1125 километров, прошли пешком около 160 километров и пролезли в общей сложности 30 000 метров по вертикалям. Все лазанье на четырехтысячниках проходило преимущественно по нестандартным маршрутам и в стиле фри-соло, вплоть до жестоких категорий сложности в 5.10c. Алекс и Седар сильно измотались в этом приключении. На White Mountain ребятам пришлось ехать на велосипедах 150 км туда и обратно при наборе и потере высоты в 3350 вертикальных метров. Как сказал Седар для журнала Climbing: «Это было жестоко. Даже Хоннольд в какой-то момент хотел сдаться».

Фильм показывает двух воинов в виде простаков, оказавшихся за городом и пытающихся выяснить, как работают велосипеды, а потом с ликованием прыгающих на ребрах и гребнях гор Сьерра-Невада. Тон повествования – безумный и игривый. Тем не менее тяжесть сурового испытания не проходит мимо. Как написал Седар для Climbing:

Я думаю, это было одно из моих самых больших достижений в скалолазании, и было здорово разделить его с Хоннольдом, хорошим другом, мотивирующим силы моей жизни. Мы в основном надрывались и страдали, но время от времени наступал момент подлинного блаженства, когда открывалась красота невероятной Сьерра-Невады. Это был настоящий праздник боли, но думаю, что через пару недель я оглянусь и почувствую радость.

Для проекта «Sufferfest 2» Седар снял фильм о другом сумасбродном и добровольном испытании на выносливость. Идея заключалась в том, чтобы подняться на 45 башен в пустынях Колорадо, Юте, Нью-Мексико и Аризоне в течение трех недель. Перемещаться между целями было также решено на велосипедах по асфальтированным шоссе, маргинальным проселочным дорогам и однопутным трассам. Общее расстояние веломаршрута составляло 1300 километров.

Для того чтобы снять фильм, Седар нанял небольшую команду монтажеров и операторов, в том числе Хайден Кеннеди, одного из лучших альпинистов и скалолазов поколения Алекса. Ни одна из сцен не должна была быть отрепетирована или разыграна повторно – команда должна была работать с ходу.

Спустя девять месяцев после их сумасбродства в горах Сьерра-Невада Седар и Алекс придумали подобный разгул самокалечения посредством безостановочной езды на велосипеде и лазанья по пустынным башням на юго-западе. В этот раз путешествие и сам фильм достигают кульминации во время реализации проекта, связанного с филантропией Алекса и его Фондом Хоннольда. В конце своих мучений Седар и Алекс присоединяются к компании под названием Eagle Energy для установки панелей солнечных батарей в ряде хоганов и домов резервации Навахо в Аризоне. Проект заключался в проведении электричества и света в жилища коренных американцев, некоторые из которых прожили всю свою жизнь без электричества или водопровода.

Тон повествования и приключения запечатлен уже в самом начале: «34 участка с живыми камнями и 5 ужасающих случаев». Трейлер фильма объединил в себе самые яркие кадры и продолжался в том же духе: «Любая ужасная идея стоит повторения… особенно если у тебя такая же плохая память, как у Алекса Хоннольда и Седара Райта, и последний фестиваль страданий вспоминается как не такое уж и плохое времяпровождение». Далее в трейлере появляется на экране «бестолковая парочка»; пока они сталкиваются с «ветром, скорость которого 95 км/ч, непрочными скалами и сумасбродными идеями того, что считается безопасным». Алекс в кадре предсказывает: «Я думаю, это будет весело… Нет, все определенно пойдет плохо». Седар дополняет: «Боже мой, неужели мы ничего не вынесли из последней поездки?»

Седар и Алекс начинают «Sufferfest 2» с восхождения на первую пустынную башню – Independence Monument, 140-метровую песчаную иглу возле Grand Junction в штате Колорадо. С ней связана странная история. Еще в 1911 году безумец по имени Джон Отто вырезал и продолбил зацепы в мягком песчанике и тем самым укротил башню, создав искусственную лестницу наверх. 4 июля он установил американский флаг на вершине. Эта традиция сохраняется уже более ста лет: если скалолазы взбираются на шпиль в День независимости, они поднимают на вершине американский флаг. Отто стал первым смотрителем национального природного памятника Колорадо, зарабатывая за свой труд роскошную плату в один доллар в месяц еще в 1920-е годы.

Алекс и Седар забрались по маршруту Отто на Independence Monument, оценив его на твердую 5.9 и поражаясь отверстиям и ступеням, вырезанным в скале так давно. Алекс отметил: «Я нашел этот маршрут удивительным – веселым и историческим».

Пока Алекс и Седар ехали в Юту на своих гибридах (конструктивная смесь шоссейного и горного велосипедов), они заблудились на пути к Fisher Towers. Большая часть комедийного характера фильма по-прежнему разворачивается вокруг освоения «бестолковой парочкой» простейших велосипедных навыков.

Fisher Towers – само воплощение живых камней. Алекс и Седар нацелились на Titan, самую высокую из нескольких башенок, которая к тому же считается еще и самой высокой отдельно стоящей башней в США. Маршрут, который они выбрали, называется Finger of Fate. Его проложил более полувека назад легендарный Лейтон Кор, оценив на 5.8 A2. Это одна из самых великолепных классических трасс на юго-западе, но ее редко пролезали в свободном стиле, потому что сложность некоторых питчей – 5.12d.

В фильме Алекс, глядя на Titan, восклицает: «Скалы с живыми камнями – это то, что объединяет в себе все самое плохое, что есть в скалолазании». Седар встревает: «Это словно застывший расплавленный воск. Окаменевшие свечи». Алекс: «На это приятно смотреть, но очень страшно по такому лезть». На маршруте они проходят мимо древних, дряхлых шлямбуров, каких еще не видели до этого, и воспринимают свой путь как «урок истории».

Затем башню начинает хлестать ветер – типичная весенняя проблема туризма и скалолазания на юго-западе. Парням приходится кричать, чтобы услышать друг друга. Веревка, идущая вслед за ними, полоскается в горизонтальной плоскости. На вершине Алекс смотрит в камеру и произносит: «Это словно апокалипсис. Вокруг нас конец света. И мы, – он подбирает слово, – контужены».

Хитрое мастерство съемок Седара выходит на первый план в таких сценах, как эти. То, что можно было бы обыграть как эпическую мелодраму со страданием, он подает как веселые шалости. Все это – часть игры. Даже в самые страшные и сложные моменты ребята по-прежнему относятся к происходящему насмешливо.

Однако, оглядываясь на путешествие спустя полгода, Алекс вспоминает более серьезное настроение, которое преследовало их на протяжении всей поездки, когда они с Седаром всю ночь жали на педали. На третий день их «Sufferfest 2» они получили известие о смерти Шона «Стэнли» Лири во время прыжка в Зайоне. Стэнли часто был напарником Алекса по лазанию и хорошим другом, но Седару он был еще ближе. По сути, Шон был наставником Седара, учил его лазать.

Алекс объясняет: «Мы узнали о его смерти, когда спустились дюльфером с Finger of Fate. Съемочная группа слонялась вокруг и ждала нас, чтобы сообщить эту новость. Как только мы спустились вниз с Titan и собрались снимать наши веревки, Хайден Кеннеди подошел и сказал нам о том, что случилось в Зайоне. Для Седара это было большим ударом. Он раскидал вокруг некоторые вещи и много матерился. Я был намного сдержаннее, но настолько же подавлен этим известием.

Мы гуляли вместе и много говорили о жизни и этой потере. Мы решили, что все же будем двигаться к следующему месту и продолжать Sufferfest, вместо того чтобы возвращаться в Зайон, скорбеть и присутствовать на похоронах. Мы пообедали в лагере, поговорили еще обо всех этих вещах. Затем мы с Седаром сели на велосипеды и проехали 25 км на запад к Castleton Tower. Было темно и холодно, мы были единственными, кто ехал под яркими звездами в мрачной и застывшей пустыне. Мы провели весь день, борясь с холодным ветром и страшными восхождениями, так что под конец чувствовали себя разбитыми. В этом было что-то очень важное – ехать всю ночь вместе и размышлять о том, что Стэнли следовало поступить иначе и что вообще все это значит.

Пустыня – своего рода место для размышлений, именно поэтому Иисус отправился туда, чтобы предаться серьезным мыслям. Одиночество, темнота, мрачность. Это подходящее место для того, чтобы задуматься о смерти и смысле жизни. Не то чтоб мы пришли к какому-нибудь глубокому выводу, кроме того факта, что Стэнли нужно было продолжать заниматься скалолазанием и так нужно поступать и нам. Нам хотелось бы, чтобы Стэнли не был бейсджампером».

* * *

Седар и Алекс поднялись на Castleton Tower, а затем выдвинулись к Monument Basin, где добрались до странной падающей башни под названием Плавник акулы (Shark’s Fin). Этот маршрут порекомендовал им друг по имени Роб Пижем. В фильме Седар жалуется: «Он сказал: “Вы должны это сделать, это очень весело и легко”. На самом деле он должен был сказать: “Там много тяжелого лазанья по нависанию – вы можете погибнуть”». Алекс говорит: «В следующий раз, когда я увижу его, разобью ему нос». Алекс и Седар смогли подняться на большинство шпилей, потратив на каждый около часа. На Плавник акулы у них ушло около шести часов.

В течение нескольких дней подряд, не ослабевая, дул ветер. Некоторые из лучших кадров запечатлели, как ребята едут на велосипедах сквозь песчаные бури или валятся на землю и пытаются протереть глаза от песка. «Кому нужна эта Патагония, – спрашивает Седар риторически, – когда вы можете приехать в пустыню весной?» В этот период их приключения Алекс и Седар понимают, что наступила стадия крайней усталости. Герои умоляют друг друга о дне отдыха. Пройти 45 башен за три недели – это, конечно, было произвольной целью, но так же было и с задачей преодолеть «Тройную Корону» за 24 часа. Друзья решили придерживаться программы.

Ночью Алекс упал с велосипеда и получил очень неприятную ссадину на правой ягодице. Материал для еще большего комизма. Ребята отправились на запад, чтобы подняться на пик Шестизарядный револьвер (Sixshooter) вблизи Индиан Крик и нашли там превосходное восхождение по трещине на Bridger Jack Mesa. Наконец отличная скала вместо живых камней. Один из самых страшных питчей проходит через сужающийся камин размером с тело человека, по которому Алекс лез первым. «Это потрясающе», – заявляет он. Седар сразу же соглашается, что этот питч – «настоящий хардкор».

Они приезжают в Нью-Мексико, чтобы подняться на Шипрок, священное место для Навахо (Шипрок – Крылатая скала на языке индейцев навахо – почти 500-метровый монолит, состоящий из стойкой вулканической породы, появившийся в результате извержения вулкана, случившегося около 30–40 млн лет назад). Когда Седар спустился по грунтовой дороге, чтобы сходить по нужде, он обнаружил в кювете крошечного черного щенка. Это была классическая собака из резервации, брошенная хозяином. Щенок стал талисманом команды и следовал за мужчинами на протяжении всей поездки, получив прозвище Sufferpup (по аналогии с Sufferfest – «щенок фестиваля страданий»). Седар держит остолбеневшую собачку в руках, встряхивает ее и дурачится: «Я медведь! Я медведь!» Ребята сооружают конуру из упаковки Tecate, чтобы перевозить его в автомобиле съемочной группы.

Так же, как и год назад, Алекс и Седар решили пройти свое добровольное испытание с 45 башнями за двадцать один день. Фильм выглядит гораздо легкомысленней и скрывает то, насколько серьезнее становятся их восхождения. В «Sufferfest 2» ребята почти не лезут фри-соло. Никто не лазает фри-соло по живым камням – маниакальные шалости Алекса в Чаде не в счет. Одна из последних башен, на которую забрались друзья, называется Whale – это квинтэссенция разрушенного рельефа. Алекс простукивает огромные куски песчаника, пока идет первым. Камера следит за скатывающимися вниз валунами, которые ударяются о полки и разлетаются на куски, увлекая еще больше кусков рельефа башни за собой. «Одна из самых отвратительных вещей, которые я делал», – комментирует Алекс свой подъем.

В отличие от «Sufferfest 1» фильм о пустыне постепенно становится более серьезным, и в этом месте Алекс говорит: «Наша поездка, вероятно, легче жизни большинства людей».

Они выполнили все восхождения. Теперь целью путешествия становится работа на общественных началах, когда Алекс и Седар идут осуществлять проект обеспечения солнечной энергией резерваций Навахо возле Monument Valley. Они объединяются с Eagle Energy («Мощь орла»), внутренней ветвью некоммерческой организации под названием «Elephant Energy» («Мощь слона»). Ее основной бизнес находится в Намибии (но, так как в Аризоне нет слонов, для программы на юго-западе компания использовала в названии символ орла). Дальнейшая поддержка приходила от компаний Zero, The North Face, Clif bar и фонда Алекса Honnold Foundation.

В 2013 году Eagle Energy распределила небольшие солнечные системы с помощью местных предпринимателей в районе Туба-Сити, также в резервациях. Еще они добавили образовательный компонент – работники Eagle рассказывали детям о солнечной энергии. В марте 2014 года Алекс и Седар бесплатно подключали дома и хоганы пожилых и обедневших навахо, чтобы продемонстрировать их сообществу, как работает солнечная энергия. В фильме два скалолаза карабкаются по крышам и подсоединяют панели, затем включают свет внутри домов, и лица жителей озаряются в изумлении.

Работа в резервации хорошо соотносится с широкими взглядами Алекса на экологию. Как он выразился: «Вы можете начать делать крошечные шаги по пути к большой цели. Небольшими усилиями, как наш маленький проект в Навахо, вы можете медленно двигаться по направлению к большим целям, таким как отказ от углерода или сокращение числа бедных людей. Эти вещи кажутся непомерно трудными в масштабе общей проблемы. Они оказываются более реальными после того, как вы начинаете заниматься ими».

Семь месяцев спустя вышел 26–минутный фильм Седара «Sufferfest 2». Фильм посвятили Шону «Стэнли» Лири («нашему гуру страданий»). Эта работа выиграла приз зрительских симпатий на престижном «Banff Mountain Film & Book Festival. Седар был ошеломлен оказанной ему честью и чувствовал, что вся проделанная ради фильма тяжелая работа была не напрасна.

«Sufferfest 2» – настоящая жемчужина. Зрители смеются и аплодируют, когда смотрят его. А когда кино заканчивается – хотят видеть продолжение. Прежде всего фильм является ярким свидетельством товарищества. Он и рассказывает о тесной дружбе, которая становится сильнее от всяческих невзгод, неопределенности, риска и самого абсурдного – страданий во всем их великолепии.

Четыре месяца спустя после нашего скалолазного и велосипедного марафона на юго-западе мы с Дэйвом Олфри объединились в Йосемити для того, что назвали испытанием «7 за 7». Идея принадлежала Дэйву или, по крайней мере, была предложена его друзьями. Задача состояла в том, чтобы залезть семь различных маршрутов на Эль-Кап за 7 дней. Это было бы огромным испытанием не только наших навыков simul-climbing и эффективного подъема на жумаре, но и нашей выносливости. Я сразу же согласился на его предложение.

Дэйв того же возраста, что и я, но в альпинизме у него намного больше опыта. Кроме того, он намного лучше меня лазает с ИТО, а это будет иметь жизненно важное значение в нашей кампании «7 за 7». Он любит напоминать мне, что за ним больше рекордов скорости на Эль-Кап, чем за мной, в связи с тем, что он прошел многие сложнейшие маршруты с ИТО. На самом деле я ужасно лазаю с ИТО. За всю жизнь я вбил только три крюка – весной 2014-го на этих гнилых пустынных башнях. Я понятия не имею, как устанавливать копперхеды (металлический цилиндр из мягкого алюминиевого сплава 10 мм в диаметре, снабженный петлей из 1,8–миллиметрового тросика для создания искусственной точки опоры; копперхед забивают молотком в мелкие каверны, полости, глухие трещины в скале, в результате чего копперхед заполняет собой полость, превращаясь в подобие закладки).

Мы с Дэйвом немало лазали вместе в Йосемити до 2014 года. Мы объединялись для того, чтобы установить рекорд скорости на трех различных маршрутах Эль-Капитана: Excalibur, Lunar Eclipse и West Buttress.

2 июля 2014 года мы начали лезть по нашему первому маршруту – New Jersey Turnpike. Это самый трудный из семи маршрутов с категорией сложности – 5.10 A4. К сожалению, в Долине был разгар жары, каждый день температура поднималась до 35 градусов. Это все усложняло.

На Turnpike сделали ставку на наши сильные стороны. Я лез лидером все питчи в смешанном и свободном стилях, а Дэйв – с ИТО. Вместо обычного старта мы выбрали вариант El Nino, на котором есть трудная лежачка сложностью 5.13b. Мы думали, что я смогу пролезть 5.13b во «французском фри» быстрее, чем Дэйв мог бы пролезть A4 с ИТО. Альтернативный старт к тому же выглядел более интересным. Однако трасса оказалась изматывающей, и я сорвался, пролетев 10 метров на первом сложном питче. После срыва мне удалось пройти маршрут до конца.

Ключ маршрута находится высоко. В этом месте Дэйв вышел вперед и пролез питчи А4 один за другим по противному черному диориту. A4 (по шкале от А0 до А5) – это серьезно. Это значит, что ваше страховочное снаряжение держится довольно паршиво и если вы выдернете одно звено, то велик шанс потянуть за собой все остальные. В худшем случае вас ждет длительное падение. Тогда остается рассчитывать только на шлямбур и страховку партнера, которые могут вас остановить.

Здесь Дэйв оказался в своей стихии. Он начал осторожно двигаться мимо живых камней, острых каменных перьев, неважнецких «заклепок» (вбитых в скалу мелких безделушек типа болтов, годных только на то, чтобы удержать вес тела) и старых копперхедов, оставленных другими скалолазами. На прохождение первым каждого питча у Дэйва уходило 45 минут. После этого мы вернулись на более типичный оранжево-белый гранит Эль-Капитана. Я лез лидером остальную часть пути, включая 5.9 с дурной репутацией опасного питча. На нем лидировал Рон Каук во время первопрохождения в 1977 г. Мы были наверху спустя 12 часов 28 минут – на полтора часа быстрее предыдущего рекорда.

Стараясь избежать жары, мы каждый раз начинали лезть в четыре утра. Хотя мы и пытались ложиться спать каждый вечер в 19:30, все равно я никогда не чувствовал себя выспавшимся. Уже утром 3 июля ощущали себя уставшими от предыдущего дня.

Нашим вторым маршрутом был Tangerine Trip, более короткая трасса на юго-восточной стороне Эль-Капитана. Она не слишком тяжелая – ее сложность 5.8 A2. Когда я лез на ней лидером по смешанным и свободным участкам, то ощущал, что эффективно выполняю привычные вещи. Мы пролезли Trip за 9 часов 28 минут – это также новый рекорд скорости. На третий день мы поднялись по Пути Орла (Eagle’s Way) за 7 часов 56 минут – третий рекорд подряд.

После каждого подъема нам приходилось спускаться пешком вниз к East Ledges, почти 900 метров от низа Долины, а затем нужно было еще сделать круг, чтобы добраться до нашей машины. Это было в «7 за 7» самым изнурительным. После Пути орлов Дэйв плохо спал. Потом он написал для Alpinist:

Я проснулся посреди ночи из-за боли в левой руке и онемевших пальцев. Боль продолжала донимать меня на протяжении нескольких часов, воруя крайне необходимый сон. Она стихла после того, как я приложил к руке холод.

К счастью, утром Дэйв был снова в строю, и мы продолжили нашу кампанию. 5 июля, на четвертый день, мы забрались на Нос. Конечно, у нас не было никакого намерения идти там на рекорд скорости. В конце концов в сентябре 2012 года мы с Хансом Флорином совершили молниеносный блицкриг для рекорда со временем 2:23:46. Мы с Дэйвом лезли хорошо и забрались на Нос за пять часов с четвертью. Так как мы пролезли эту трассу быстрее остальных, она подарила нам роскошь необходимого отдыха. В низине Долины мы пили воду, принимали пищу, замачивали руки и ноги в реке Мерсед. Затем мы отправились домой к нашему другу Кену Яджеру в Эль Портал, совсем рядом с национальным парком. Там мы приняли душ, поужинали и завалились спать.

Lurking Fear и Zodiac были нашими следующими задачами. Они казались приятными и даже легкими по сравнению с тем, что мы уже пролезли. Мы забрались по ним ровно за 5 часов и 5 минут. Как позже написал Дэйв для журнала Climbing: «Мы старались отмучиться на маршруте как можно быстрее, чтобы затем спуститься к реке и опустить в холодную воду наши руки и ноги, а потом поесть и лечь спать. Затем нужно было проснуться рано утром и повторить все снова».

8 июля мы встретились с последним из семи маршрутов – Triple Direct. Его категория – 5.9 A1. Не слишком суровый, однако длинный – 1000 метров подъема по 35 питчам, если лезть в традиционном стиле. Хотя мы и устали, но все же хотели попытаться поставить еще один рекорд. Мы добрались до вершины за 5 часов и 15 минут и все-таки установили новый рекорд. Я уверен, что маршрут можно пролезть и быстрее. Дэйв сказал, что он и так очень доволен, учитывая то, что после 173 питчей по гайдбуку за семь дней у нас все еще хватало выносливости и стремления к улучшению времени прохождения.

Несмотря на то что проект «7 за 7» не был предельным достижением в марафонском скалолазании Йосемити, он был довольно приятным. Мы отточили наши совместные действия почти до совершенства. Как Дэйв позже написал для Alpinist:

Я считаю, что под конец мы нашли то, что искали, – испытания физической и психической выносливости и грандиозное приключение на Эль-Капитане. Мы надеялись соединить все подъемы, делая по одному в день, и найти новый уровень сложности. Мы хотели проверить наши умения и эффективность на больших стенах, чтобы увидеть, сможем ли мы это сделать. Каждый из нас с гордостью прошел испытание до конца и был рад, когда все закончилось.

Крис Паркер брал у меня интервью о нашем испытании «7 за 7» для Rock and Ice. Он спросил, думал ли я о том, чтобы улучшить наше достижение на больших стенах. Я ответил: «Я не уверен в том, как именно мы будем это делать. Конечно, я хочу сделать в будущем что-то еще труднее, но определенно не хотел бы лазать «10 за 7» или что-то вроде того. Это было бы попросту скучно».

На данный момент мне было достаточно. «Это было весело, – сказал я Паркеру, – но теперь, когда мы закончили с кампанией на Эль-Капитане, я собираюсь снова заняться спортивным скалолазанием».

Пару дней спустя мне позвонил Седар Райт, чтобы взять интервью для сайта The North Face. Он задал несколько прямых вопросов, вроде того, как мне лазилось с Дэйвом. Я ответил: «Потрясающе. Он мотивирован и всегда в приподнятом настроении. Что еще важнее, он, наверное, один из лучших скалолазов в мире, которые лазают с ИТО. Не думаю, что наша цель была бы достигнута с кем-то другим».

Седар знает о лазании на скорость все, но, исполняя долг репортера, он спросил меня, почему я решил заняться этим. «Я думаю, то, что мне больше всего нравится в лазанье на скорость, – ответил я, – это то, насколько эффективно все проходит. Скоростное восхождение заставляет отсечь все лишнее и действовать наиболее оптимально. В результате восхождение идет очень гладко – это превосходное чувство».

Затем Седар задал острый вопрос: «Почему вы, ребята, не взялись за более сложные маршруты?» Я знал, что он просто пытался разозлить меня, но я дал ему прямой ответ: «Мы думали о том, чтобы закончить кампанию на жесткой трассе с ИТО, возможно, на такой, которую еще никто не проходил за день. В конечном итоге нам показалось, что мы получим больше удовольствия, если закончим на Triple Direct – как раз подоспеем к пикнику на поляне».

Седар никак не унимался. Далее он спросил: «Ты нашел контрабанду, которую я припрятал в твоем фургоне, когда позаимствовал его у тебя, пока ты был в Европе?»

И это для серьезного сайта The North Face?! Так что я вонзил ему шпильку в ответ: «Я не нашел в своем фургоне никакой контрабанды, кроме той отвратительной подушки, которую ты оставил на моей кровати».

* * *

Я пишу эти строки, когда после моего 29–го дня рождения прошло уже четыре месяца. Некоторые люди спрашивали меня, думаю ли я, что прошел пик своей формы. В конце концов, в профессиональном спорте пик достижений большинства атлетов приходится в основном на возраст между 25 и 28 годами. То, что Роджер Федерер может выиграть теннисный турнир в возрасте 33 лет, считается чудом. Многие владельцы бейсбольных команд полагают, что давать долгосрочный контракт питчеру или шорт-стопу, которому перевалило за 30, – ошибка. Жестокая реальность, но статистика подтверждает эти пессимистические оценки.

Все, что нужно для того, чтобы почувствовать себя старым, – это внезапное появление на сцене молодого и энергичного спортсмена. Когда осенью 2010 года я лазал на Smith Rock в штате Орегон, там появилась банда лучших французских скалолазов. Среди них был 15–летний вундеркинд по имени Энцо Оддо. Он уже наделал шуму во Франции, где в предыдущем году пролез семь маршрутов сложности 5.14d. Он слишком молод, чтобы водить машину, а на маршрутах его страхует мать. Он похож на беспечного юнца, резвящегося на игровой площадке. На Smith он лазал уверенно и красиво.

В тот момент мне было 25. «Энцо потрясающе лазает», – восхищенно сказал я своим друзьям. Наблюдая за тем, как он лезет, я вдруг почувствовал себя старым. Я вспомнил себя таким же молодым парнем, прокладывавшим свой путь наверх.

Я знаю, что многие люди, мои друзья и поклонники, думают, что я просто играю в азартную игру со своим фри-соло. Пит Мортимер, с которым мы вместе плодотворно работали и который хорошо меня знает, говорит, что сомневается в том, должен ли он продолжать снимать мои соло. В прошлом году он сказал: «Есть много людей, которых не устраивает то, что делает Алекс. Даже некоторые его напарники думают, что у него есть хороший шанс убиться».

Когда мы только познакомились со Стейси, я учил ее лазать, и она всегда говорила, что не беспокоится о том, что я могу себя погубить. «Я чувствую, что Алекс все держит под контролем», – сказала она в 2010 году. Однажды она наблюдала за моей попыткой пролезть онсайт-соло маршрут категории 5.12a распором по углу. Я лазал вверх и спускался вниз, пока работал над ним. Естественно, на это было страшно смотреть. Да и страшно делать, коли на то пошло. После этого Стейси решила, что больше не будет смотреть на подобные вещи.

Самое странное то, что смотреть на фри-соло сложнее, чем лезть.

В 2011 году я читал лекцию в гарвардском Travellers Club в Бостоне. Она в основном касалась съемок «Один на стене». Я сидел в аудитории рядом с женщиной, которая задала мне вопрос, который еще никто до этого не задавал. «Я знаю, что вы не волнуетесь, когда лезете фри-соло, – сказала она, – но каково это – смотреть на себя, лезущего соло, в фильме?»

«Мои ладони потеют», – признался я.

Там также были люди, в частности несколько журналистов, которые задавали вопросы о том, подталкивают ли меня спонсоры и СМИ к рискованным восхождениям. Они не правы. Никто не говорит мне: «Эй, Алекс, ты можешь пойти и пролезть в соло маршрут посложнее?» Никто не хочет, чтобы я лез соло, кроме меня самого.

Наверное, я не могу объективно судить о том, достиг ли расцвета сил в свои 29 лет. Если вы скажете футболисту или бейсболисту о том, что в свои 32 он уже не тот, он расстроится и попытается доказать, что это не так. Сейчас я действительно чувствую, что мои лучшие годы только начинаются. Думаю, мои лучшие подъемы еще впереди. Я пока не пытался делать что-нибудь на пределе. Что еще важнее, у меня по-прежнему есть жгучее желание пролезть что-то значительное, чего я еще никогда не пролезал. Есть еще много проблем на стенах и на вершинах по всему миру. Я чувствую себя так, как тогда, когда ушел из Беркли в 19 лет. В жизни нет ничего интереснее скалолазания.

Так что же это за испытания, вдохновляющие меня и которыми я хочу заняться в ближайшем будущем? На протяжении многих лет говорили о первом фри-соло на Эль-Кап. Я тоже давно думаю об этом. В моих записках еще за 2009 год есть такие строчки: «Проверить Freerider» или «Проверить Golden Gate». Проблема с фри-соло на Эль-Кап в том, что он намного больше остальных, даже больше, чем Хав-Доум, и на нем нет маршрутов проще, чем 5.12d. Я не удивлен тем, что никто даже не пытался пролезть фри-соло на Эль-Кап. Думаю, это возможно, но к этому действительно нужно подготовиться. Нужно очень хотеть этого. Самым сложным будет просто оторваться от земли и сделать первый шаг. Это было бы потрясающе.

Какое-то время пресса заигрывала идеей о том, что мы с Дином Поттером были соперниками во фри-соло на Эль-Капе. Я просто отмахнулся от этого разговора, но Дина это взбесило. «Давайте поговорим после того, как это случится», – ответил он журналу Outside в 2010 году. «Журналы хотят гонки, но это восхождение выйдет за рамки спортивных достижений. Для меня оно стало бы событием самого высокого уровня духовности».

К этому моменту я стал хорошо известен в Долине. Было бы просто невозможно работать над маршрутом – отрабатывать все ходы с веревкой и партнером в рамках подготовки к фри-соло – без привлечения внимания. Если вдруг разлетится новость «Алекс отрабатывает движения на «Фрирайдере» и скорее всего попытается залезть его соло», это будет ужасно меня отвлекать. В 2008 году, когда я лез фри-соло на Moonlight Buttress и Хав-Доум, никто не знал, кто я. Мне посчастливилось отработать эти подъемы без шума вокруг события и повезло еще больше в том, чтобы пройти их, пока там никого не было.

По этой причине даже Эль-Кап не будет самым продвинутым фри-соло. На Неймлесс Тауэр – Безымянной Башне (Nameless Tower), огромном гранитном шпиле в массиве Транго Тауэр в пакистанских горах Каракорум – есть удивительный маршрут под названием Eternal Flame. Он такой же большой, как и Эль-Кап, и начинается с отметки в 5180 метров. Маршрут был проложен в 1989 году очень сильной немецкой четверкой, в которую входили Вольфганг Гюллих и Курт Альберт. После того как многие скалолазы пытались пролезть его и терпели неудачу, в 2009 году братьям Алексу и Томасу Хуберам удалось пройти его в свободном стиле. Они оценили его категорию сложности как 5.13a. Они утверждали, что им повезло с хорошей погодой и что трещины практически не были залиты льдом. Хуберы отзывались о Eternal Flame как о «самом лучшем и самом красивом спортивном маршруте на земном шаре». Если и существует вызов, который можно бросить следующему поколению скалолазов, то это фри-соло на Eternal Flame.

Я полагаю, что большую часть внимания со стороны СМИ я неизбежно получаю за свои фри-соло. Я также горжусь своими скоростными подъемами и комбинациями маршрутов. Несмотря на то что они не так гламурны и не сильно привлекают внимание общественности, они содержат в себе тот же дух, что и соло. Пройти целые полотна рельефа как можно проще – это одна из сторон моего желания лазать как можно больше.

Несколько лет назад, когда я листал фотографии в Alpinist с изображениями снежных пейзажей, я поклялся, что никогда не буду заниматься альпинизмом. Однако я уже участвовал в двух больших экспедициях – на Ruth Gorge на Аляске в 2013 году и на массиве Фиц Рой в Патагонии в 2014-м. Мы с Томми Колдвеллом так хорошо провели время на Fitz Traverse, что приступили к планированию еще одной большой экспедиции в Патагонии на февраль 2015 года. Мы хотели пролезть Torre Traverse – связку из четырех удивительных башен. Главную из них – Сьерро Торре – когда-то называли самой трудной горой в мире. Это не было бы первопрохождением, так как Роло Гариботти и Колин Хейли уже пролезли маршрут в 2008 году. Однако на Torre Traverse намного больше льда, чем на Fitz Traverse. Особенно много отвратительного инея на Сьерро Торре, а мы с Томми далеко не ветераны ледолазания.

Роло и Колину потребовалось четыре дня, чтобы пройти траверс. Они набрали и потеряли почти 2130 метров высоты на отвесной скале и почти вертикальном льду. Самый страшный момент их марафонского подъема случился, когда они направились вверх по маршруту El Arca на Сьерро Торре. Роло позже писал в American Alpine Journal:

Затем внезапно стало очень жарко. Лед падал вокруг нас, разбиваясь о скалы со звуком волн, бьющихся о берег. В течение следующих двух часов мы поднимались как можно быстрее, вжимая головы в плечи, пока не нашли козырек, под которым смогли укрыться. Было только 17:00, но мы решили остановиться и разбить лагерь.

На следующее утро, в более холодных и безопасных условиях, они пролезли маршрут El Arca и завершили прохождение траверса.

Мы с Томми подумали, что было бы здорово проверить, сможем ли мы повторить Torre Traverse вне зависимости от того, сколько это займет времени. Если нам удастся пройти весь траверс, это будет большим достижением в нашей альпинистской карьере. Прежде всего потому, что такое восхождение очень сильно отличается от того, что мы обычно пролезаем.

Затем 14 января 2015 года Томми и Кевин Йоргенсон наконец завершили первое свободное восхождение на Dawn Wall на Эль-Кап. Перед тем как достичь вершины, они провели на стене 19 дней подряд, ночуя на portaledge – платформе (складная палатка каркасного типа, подвешиваемая на ИТО на отвесной стене. – Ред.). Они мучительно пробивались наверх и работали над каждым из 31 питча на маршруте, в том числе над ключевыми участками сложности 5.14 на питчах 14, 15 и 16. Я не только постоянно болел за ребят, но также поднимался к ним вверх по стационарным веревкам, чтобы пообщаться и принести поесть.

Это восхождение привлекло огромное внимание по всему миру. «Нью-Йорк Таймс» писала о них несколько дней подряд новости и репортажи на первой полосе, а президент Обама поддерживал их публично. Никто не спорил с тем фактом, что Томми и Кевин прошли самый тяжелый во всем мире маршрут в свободном стиле на большой стене. Мое восхищение личностью Томми просто перешло в другое измерение. Этот парень – суровый мужик и в свои 36 лет лазает еще лучше, чем когда бы то ни было.

Под впечатленем весьма бурной реакции прессы по поводу успешного восхождения на Dawn Wall Томми окружили агенты, просившие написать мемуары, а продюсеры надеялись снять историю его жизни. Ему пришлось отказаться от нашего плана с Патагонией. Я все же решил сделать это, так или иначе, надеясь найти напарника для попытки на Torre Traverse.

Во время трех штормовых недель в феврале прошлого года я объединился с Колином Хейли, который с азартом согласился повторить свое собственное прохождение Torre Traverse. Погода была не на нашей стороне, хотя мы сделали несколько удачных подъемов, в том числе и на Torre Egger в быстром альпийском стиле. Кстати, Колин не только первым прошел Torre Traverse вместе с Роло Гариботти в 2008 году, но и повторил его уже в противоположном направлении (с юга на север). Он был готов пройти его в третий раз только ради меня. Пока мы проводили время вместе на протяжении нескольких недель, перед нами стоял целый список задач. Я предложил попытаться пройти Torre Traverse за один 24–часовой блиц (два предыдущих восхождения Колина заняли у него по четыре дня каждый). Мы сошлись на том, что это будет самый захватывающий проект и на нем стоит сосредоточиться.

Несмотря на туман, ветер, воду на скалах и этот паршивый лед, мы прошли через Standhardt, Punta Herron и Torre Egger за очень хорошее время. В 19:30 мы начали лезть на Сьерро Торре в угасающем свете дня. На полпути вверх стало по-настоящему темно, так что мы продолжили лезть с налобными фонарями. Нам оставалось пройти всего лишь два питча, прежде чем разразилась буря.

В течение двух часов мы болтались в укромном уголке, повиснув на наших страховочных системах. Мы ждали первых лучей рассвета, чтобы увидеть, насколько серьезен шторм. Все, что мы могли сказать, находясь в темноте, – так это то, что там дул сумасшедший ветер и совсем не было видно звезд. Мне казалось, что вот-вот пойдет снег. Согласно прогнозу, шторм не должен был начаться в течение 24 часов, но он пришел раньше времени.

В конце концов мы решили свалить оттуда. Колин думал, что дюльфер вниз окажется сложным и спускаться по северной стене в таких условиях будет слишком опасно. Поэтому мы сделали экстренный спуск по западной стене. Затем начался убийственный переход через Paso Marconi. К тому моменту, как мы вернулись в Эль-Чалтен, наше приключение длилось 53 часа – без горелки и спальников на всем нашем пути, а последние 20 часов и без еды.

Как написал Колин на следующий день: «Очень жаль, что нам не удалось дойти до конца, но я очень доволен нашим восхождением. Если бы погода продержалась еще немного, мы бы легко закончили подъем за потрясающие 24 часа. Несмотря на неудачу, это был, наверное, мой самый лучший день из всех, которые я когда-либо проводил в этих горах. Он, безусловно, превратился в самый эпический опыт, который я здесь приобрел».

* * *

Если и есть большие интригующие маршруты, по которым я еще не пробовал лазать, то они находятся в Каракоруме. Я видел, как поднимаются по большим стенам массива Транго. Я хотел бы привнести в восхождения на самые большие стены в мире тактику из Йосемити – пролезать один маршрут за один день. Самый высокий маршрут из тех, что я знаю, расположен на отметке в 5895 метров. Он находится на вершине горы Килиманджаро в Танзании и в конце переходит в долгую прогулку. Я хотел бы проверить, смогу ли я подняться выше 6100 метров.

СМИ любят говорить о крайних пределах приключений. Я иду путем другого спорта, который ближе к серфингу на больших волнах, прыжкам на каяках с огромного водопада или сумасшедшей езде на горном велосипеде. Парни (да и девчонки) вытворяют невероятные вещи в этих сферах. Сложно себе представить, как сделать еще лучше то, что они делают.

Я считаю, что в приключениях нет никаких ограничений. Каждая волна спортсменов просто делает еще один шаг вперед, а затем – еще один. В конце концов, перед тем как Уоррен Гардинг и его банда осадных скалолазов поднялась на Нос в 1958 году, сам Эль-Капитан до этого считался непроходимым. Теперь же, 57 лет спустя, на Нос залезли в свободном стиле (Линн Хилл). Затем в свободном стиле, но уже за один день (снова Линн, а также Томми Колдвелл). Наконец, установили рекорд скорости – 2 часа 23 минуты и 46 секунд (я и Ханс Флорин).

Я уверен, что придет время, и все, что я сделал, будет считаться обыденным. Когда-нибудь скалолазы будут считать 5.12 совсем обыкновенным. Они будут разогреваться на 5.14а. Такие восхождения, как мое фри-соло на Moonlight Buttress и Хав-Доум, станут просто частью истории, интересной для своего времени, но уже не имеющей особого значения.

* * *

Иногда можно услышать критику, направленную в сторону скалолазания и утверждающую, что скалолазание эгоистично. Прокладывание нового маршрута, в конце концов, ничего не делает для улучшения условий жизни человека. Тем не менее внимание общественности к тем видам восхождений, которые я совершал с 2008 года, привело ко мне спонсоров, съемки рекламных роликов, а также прессу. Это, в свою очередь, позволило мне вкладывать деньги и силы в улучшение жизни некоторых наименее удачливых людей на земле. Тех, кто оказался обездоленным в Африке или в индейских резервациях в нашей стране.

Именно скалолазание, начиная с нашей экспедиции в Чад в 2010 году, пробудило во мне интерес к судьбе этих доведенных до отчаяния людей. Деньги, которые позволили мне помочь им, были также заработаны благодаря моей известности в сфере скалолазания. Задолго до того, как я основал Honnold Foundation, люди спрашивали меня, кем из нескалолазов я восхищаюсь больше всех. Я называл таких парней, как Уоррен Баффет и Билл Гейтс. Это миллиардеры, направившие свои капиталы на решение проблем состояния окружающей среды, а также на обеспечение возможности получения образования малоимущими людьми. Сегодня я хотел бы добавить к этому списку Илона Маска – бизнес-магната и инженера, который заново изобретает мир.

Я действительно надеюсь, что с Honnold Foundation в ближайшие годы я смогу улучшить жизнь наиболее уязвленных людей в мире. Причем таким способом, который поможет окружающей среде. Для этого я планирую поддержать проекты, которые одновременно помогают планете и вытаскивают людей из бедности.

Я чувствую себя обязанным сделать что-то в этом отношении хотя бы из-за той возможности жить привилегированной жизнью, которая мне дана. Я делаю это публично в надежде на то, что это вдохновит на добрые дела и других людей. В любом случае я готов пожертвовать часть своего дохода, и просто так, чтобы можно было спокойно спать по ночам. Делая это через фонд, я надеюсь вдохновить других делать то же самое или, по крайней мере, задуматься о проблемах и включить их понимание в свой образ жизни.

Да и в более корыстном смысле хорошо иметь такое хобби, учитывая, что я становлюсь старше и само по себе скалолазание теряет преобладающее значение в моей жизни. Это интересно – работать над сторонним проектом и узнавать новые вещи.

Рука об руку с мнением о том, что скалолазание эгоистично, идет и утверждение о его бесполезности. Я думаю, что совершенствование своих навыков на скалах (на льду и на снегу) в конечном итоге приводит вас к совершенству в другом направлении. Я абсолютно уверен, что то, что я извлек из скалолазания, перешло и на другие аспекты моей жизни. Понимание того, как подавить свой страх во время фри-соло, помогло мне побороть страх, скажем, на публичных выступлениях. Это также определенно помогло мне избавиться от застенчивости, которая, если верить моему друг детства, Бену Смолли, была близка к патологической. Если вид скалолазания, которым я занимаюсь, вдохновляет других на то, чтобы выйти за собственные рамки, это не так уж плохо.

В то же время я никогда не ставил себя на место вдохновенного оратора. Это просто не в моей природе – превращать собственный опыт в проповеди о том, как следует жить другим. У некоторых альпинистов с этим нет никаких проблем. Например, Райнхольд Месснер – первый парень, который поднялся на четырнадцать 8000-метровых вершин, и первый, кто поднялся на Эверест соло без кислорода. В 1996 году вышла его книга под названием «Раздвигая горы: уроки жизни и лидерства». Каждая глава заканчивается очень нравоучительным советом под заголовками «Применение» и «Действие». Например: «Придумайте мудрый план действий управления рисками». Или «Осуществите курс действий, требующий реализации ваших лучших качеств характера».

Вы можете перевернуть всю эту вдохновенную вещь с ног на голову. Я довольно часто слышу о том, что я – плохой образец подражания для детей. Их аргумент звучит примерно так: кто-то из детей может увидеть фильм вроде «Один на стене» и решить попробовать фри-соло. Он еще не способен понять, что это может быть опасным. В худшем случае ребенок попадет на сложный маршрут, у него забьются мышцы, и он упадет.

В этом случае я прошу таких критиков привести в пример хотя бы один несчастный случай, произошедший по причине того, что какой-то юнец пытался подражать мне. Это не работает таким образом. Если вы до этого ни разу не лазали фри-соло, то, скорее всего, после того как подниметесь на четыре метра от земли, разволнуетесь и отступите.

Скалолазы, которые выходят за рамки своего вида спорта, очень мотивированы сами по себе. Ими движет вызов, а не стремление подражать какому-то крутому герою. Если на то пошло, переплыть через Атлантический океан в 1492 году было весьма опасным предприятием. Ученые подсчитали, что в каждом плавании из Европы в Новый Свет в эпоху Возрождения шанс погибнуть был один к трем. Я сомневаюсь, что кто-то в Испании обвинял Колумба в том, что он был плохим примером для детей.

Во всяком случае, я никогда никому не говорил о том, что они должны попробовать фри-соло, скоростные комбинации маршрутов с simul-climbing или дейзи-соло (разве что Томми). Даже наоборот – в «Honnold 3.0» я высказал предупреждение: «Не пытайтесь повторить это дома», которое, впрочем, было своего рода шуткой.

Если то, что я делаю, вдохновляет других, это хорошо. Однако это не причина, по которой я этим занимаюсь. Не важно, сколько спонсоров и представителей СМИ попытаются оказать на меня давление, пытаясь подтолкнуть на то, чтобы пролезть что-то еще круче (хотя по большому счету никто из них и так не оказывает на меня давления). Окончательное решение все равно будет за мной. Я отказался от бесчисленного количества маршрутов только потому, что чувствовал, что что-то идет не так. Это глубоко субъективное решение, сочетание настроения, погодных условий и флюидов места. Это то, что не поддается определению и больше походит на смутное чувство. Некоторые дни для этого просто подходят.

* * *

Скоро мне будет 30 лет, это новая веха, так что я крепко и долго думал о своей личной жизни. Хочу ли я, в конце концов, угомониться, прекратить жить в фургоне и переехать в квартиру, жениться, завести детей и неизбежно понизить свои амбиции? Если да, то когда? Как скоро?

Какими бы ни были статистические данные о спортсменах, доходящих до расцвета сил в 30 лет, в скалолазании есть свои исключения среди звезд. В 37 лет Томми Колдвелл все еще проворачивает такие серьезные дела, каких не делал, будучи моложе. Если происшествие на Фиц Рое и заставило после понизить его свой уровень риска (хотя этому до сих пор нет доказательств), я по-прежнему в восторге от его достижений, решимости и таланта. Питер Крофт – еще один скалолаз, которым я глубоко восхищаюсь. В свои 57 он по-прежнему лезет так же хорошо, как и в конце второго десятка лет, когда он пролез фри-соло на Astroman и Rostrum за один день. У него есть схема спортивных маршрутов сложности 5.13, которые он проходит в Owens River Gorge каждую неделю. Он по-прежнему потрясающе подтянут. Когда я был только многообещающим молодым скалолазом, Питер казался богом скал – он был действительно очень крут. Сейчас я больше уважаю его не столько за героизм, сколько за всю его скалолазную карьеру. Он по-прежнему увлечен лазаньем, хотя и поднимается только по тем маршрутам, по каким хочет. Надеюсь, я смогу быть похожим на него, когда буду в том же возрасте.

Осенью 2014 года у меня со Стейси случилась очередная размолвка. Предметы спора были все те же – где и как жить, вопросы брака и детей. Она действительно хотела продолжать карьеру медсестры, а не просто ходить за мной от скалы к скале или ездить из страны в страну. Наша ссора в основном возникла на почве идеи самоотдачи. Она хотела, чтоб я больше вкладывал в наши отношения, в то время как я до сих пор желал свободы – бродить вокруг и смотреть, куда еще меня может привести жизнь.

Так что я сел и разработал два отдельных плана на 2015 год. Один из них содержал программу путешествий и лазанья вместе со Стейси. Другой – только программу скалолазания.

В декабре 2014 года Стейси решила наконец разорвать наши отношения навсегда. Впрочем, мы говорили о наших проблемах в течение нескольких недель, так что ее решение не было неожиданностью. Закончив аспирантуру в медицинском прошлым летом, она переехала в Солт-Лейк-Сити и устроилась на постоянную работу. Когда в этот раз она сказала мне, что все кончено, я понял – на этот раз окончательно.

Слава богу, наш разрыв не был болезненным. Мы не кричали друг на друга. Не было большой драмы. В конечном счете мы расстались потому, что каждый из нас хотел от жизни того, что было несовместимо с планами другого. Мы по-прежнему останемся друзьями.

С обеих сторон было много печали. Я почувствовал, что потерял что-то такое, чего больше никогда не найду снова. На протяжении многих лет я чувствовал, что хочу быть вместе со Стейси, может быть, всегда, что она единственная женщина, с которой я хотел бы однажды иметь детей. У меня никогда не было девушки, к отношениям с которой я бы так серьезно относился. Я продолжаю уважать ее и восхищаться.

В то же время я неожиданно почувствовал дух свободы. Впереди меня ждал целый год замечательных приключений и новых восхождений. Патагония, Австралия, возможно, Пакистан. Раньше я думал, что не могу планировать на шесть месяцев вперед, не говоря уже о пяти годах. Теперь впервые за всю жизнь я мог видеть свое будущее на следующие пять лет вперед. У меня есть, по крайней мере, пять лет лазанья и открытия границ своего высшего уровня. Может быть, даже больше.

Кто-то может обвинить меня в том, что я впадаю в детство или отказываюсь повзрослеть. Детство, в лучшем смысле этого слова, все же связано с приключением. Даже если вам под 30, пока вы будете продолжать заниматься скалолазанием так долго, как можете, оно остается такой же увлекательной мечтой из детства.

Сейчас для меня самое главное – это то, что я по-прежнему полностью погружен в скалолазание. Я все еще учусь новым приемам в тред-лазаньи, лазанье с ИТО, по миксту, по льду, учусь альпинизму. Я до сих пор ищу свой предел. Я говорю о том, что может значить фри-соло на Эль-Кап, но у меня в голове есть целый список потенциальных проектов. Вообще я не люблю делиться планами с окружающими. Не потому, что я скромен или боюсь, что кто-нибудь решит украсть их у меня. Просто не нравится обнадеживать, чувствовать себя обязанными пролезть что-либо. Я беспокоюсь, что преждевременные ожидания могут добавить внешнего давления.

То, что продолжает меня мотивировать, – это неутолимый голод и любопытство. Чтобы подвести итог, я могу перефразировать последние слова из своей статьи для «Нью-Йорк Таймс»:

«Горы зовут, и я должен идти».