Алекс Хоннольд

Конрад Анкер был одним из моих первых наставников. Я всегда восхищался этим парнем не только за его великолепные прохождения, такие как «Акулий плавник» на пике Меру (Meru Peak) в Гарвальских Гималаях, или восхождения с Алексом Лёвом на дичайшие башни вершин в Queen Maud Land (Антарктика), но также за его образ жизни. Конрад называет себя буддистом, он постоянно проповедует и практикует доброту к окружающим и ко всей планете. Несколько лет тому назад он основал в долине Кхумбу школу, чтобы учить шерпов технике альпинизма и скалолазания. Вот яркий пример альтруистического служения Конрада другим людям.

Это Конрад убедил The North Face спонсировать меня, что действительно улучшило мои возможности в скалолазании. Учитывая, что я почти ничего не знал о Борнео, я испытывал психологический подъем, когда Марк Синот пригласил меня участвовать в экспедиции на Кинабалу.

Мы вшестером хорошо общались друг с другом во время путешествия, и это правда, что мы с Марком поладили с самого начала. Это была действительно долгая экспедиция – целый месяц, со 2 апреля по 1 мая 2009 года. Я привык делать дела намного быстрее, например, однодневные подъемы на большие стены в Долине. Во время экспедиции были времена, когда наш вялый прогресс выводил меня из себя. Пять дней спустя, находясь на Low’s Gully, мы толком не продвинулись по стене. Я продолжал задаваться вопросом: почему это тянется так долго?

То, что мы называли «мелкими причудами», возникало между Марком и мной как из-за разницы в возрасте, так и по причине различий в наших стилях лазанья. Когда Марк пытался забрать у меня снаряжение, он делал это так, будто хотел бросить меня в реку, как если бы я не умел плавать. Я предпочитал считать, что могу справиться со своими френдами и карабинами.

Что касается пропуска участков при трении веревки – я всегда так делаю. Это зависит только от того, опасно это на данном участке трассы или нет. Я иначе помню слова Марка по поводу стопперов. На всем маршруте я сомневался в расположении каждого френда, потому что от питча к питчу стена состояла из гранита на нависании. Я думаю, Марк – человек слишком старой закалки.

К примеру, на питче он идет лидером «по дерьму» – скала рыхлая, повсюду живые камни. Сложность примерно 5.7, но Марк завысил ее. Он даже просверлил дырку под шлямбур. Он бы лез тут целую вечность. Я сказал ему: «Парень, это же 5.7. Почему бы просто не пролезть ее? Это будет не так уж опасно, если ты поставишь легкие френды». Он сказал: «Ох, мужик, здесь действительно опасно». Когда Марк установил свой шлямбур, я пролез питч с верхней страховкой почти за три с половиной минуты.

Позже Марк призвал меня к ответу в ситуации, когда хотел, чтобы Джимми Чин снял какую-то сцену, в которой я должен был рассказать, каково это, когда твоим наставником является Конрад. Я отказался. Марк решил, что это означает, что я не открыт своим товарищам по команде. Но тогда мне просто было очень тяжело выступать перед камерой, особенно когда вокруг стояли ребята вместе с Конрадом. Я чувствовал себя так: «Ладно, Алекс, расскажи об этом. Танцуй, обезьянка!» Мне нужно было начать танцевать.

Командное взаимодействие имело немного странную динамику. Я знал, что в этом путешествии никто из ребят не был так хорош в скалолазании, как я. При этом все они были матерыми альпинистами, и я хотел поучиться у них разным штукам. Однако я просто почувствовал: это не тот способ, которым мы должны лезть.

Большая проблема на Кинабалу – это дождь. Мы лезли по нижней части стены почти неделю, прежде чем смогли набрать полные обороты, оставив базовый лагерь позади. Всего лишь на второй день этого рывка с северной стороны пришел огромный шквал. Мы с Марком залезли на платформу, пока Конрад пытался продвинуться вверх на маршруте. В статье в Men’s Journal Марк разыграл из этого эпизода драму в стиле «сделай-или-сдохни», как раз то, чего хотел журнал:

«Теперь уже огромные водопады заливали скалу, и пропасть внизу стала реветь, превращаясь в бушующий поток. Даже если бы мы хотели отступить, пути назад не было – только вверх. Я слышал приглушенные вопли, раздававшиеся сверху и сопровождавшиеся пугающим камнепадом. Анкер был где-то над нами, сражаясь с хаосом».

Правда в том, что подняться на Кинабалу было не настолько трудно. Я чувствовал, что мы в любой момент можем сойти с маршрута, если понадобится. В 2009 году Low’s Gully больше не была той адской бездной, захватившей ребят из британской армии 50 лет назад. Тем не менее мы пробыли на платформе 24 часа и полностью вымокли. Так как Джимми Чин и Марк заняли все пространство на платформе, мне как новичку досталось самое плохое место. Мне пришлось привязать гамак под платформой, подвесив за ее углы, поэтому тело занимало очень неудобное положение. Вода стекала сквозь пол в платформе ко мне в гамак и спальный мешок. Я почти что сидел в луже в течение дня и ночи. Все было нормально, пока я не пошевелился и не разбрызгал воду. Я читал «Братьев Карамазовых», роман подходил к моему мрачному настроению. Я разорвал книгу в мягкой обложке надвое и дал Марку почитать первую часть. Довольно зловещее произведение, но думаю, оно укрепляет характер.

Погода вполне наладилась, и мы смогли завершить восхождение на следующий день. Последние питчи были действительно легкими. После небольшого празднования на вершине мы закинули рюкзаки на плечи и потащили их на другую сторону Low’s Gully. Это было суровым испытанием. Мы поступили так потому, что не хотели тащить все с собой на вершину стены. Мы оставили вещи посередине и затем опустили их на землю за один огромный спуск.

В статье для Men’s Journal Марк написал действительно хорошие слова обо мне, хотя они и были окрашены патернализмом:

«Когда я делил веревку с Хоннольдом, я много думал о том, каким я был в его возрасте. Я не мог не сравнивать его с собой. Я никогда не был таким талантливым и смелым, как он, но у меня был голод к свершениям, свойственный молодым, а терпимость к риску была чуть более чем чрезмерна. Хоннольд напомнил мне о том, что восхождения без риска на самом деле и не восхождения вовсе».

Рассказ он заканчивает таким эпизодом:

«Глядя на Хоннольда, я не мог не задаться вопросом: потусовавшись с кучкой ветеранов, понимает ли он чуть яснее то, к чему все мы, альпинисты, стремимся? Если он понял, то должен согласиться: для того чтобы всю жизнь лазать так же виртуозно, как сейчас, понадобится в том числе и удача. Сейчас у меня есть дети, которые ждут моего возвращения из экспедиции. Есть черта, которую я больше не пересекаю. Самое сложное – найти, где проходит эта черта лично для тебя. Хоннольд – один из ярчайших и самых талантливых скалолазов, которых я встречал. По крайней мере, думаю, он знает, что альпинизм – вид спорта, который помогает решать проблемы тем или иным путем».

Когда экспедиция подошла к концу, несмотря на все мое нетерпение по отношению к консервативному стилю, которого, по мнению остальных ребят, требовал маршрут, я понял, что многим обязан Марку. Вероятно, он был прав насчет моего «пузыря» в Йосемити. На Борнео я понял, что восхождения большой протяженностью и высоты повлекли за собой освоение всех видов техник, которым мне не нужно было учиться на Хав-Доум или Эль-Капитане.

Марк действительно расширил мой опыт лазанья. Все его исследования и путешествия по миру, приключения в экзотических местах были новыми и захватывающими для меня.

Потому, как уже было сказано и сделано, мы подружились. Марк пригласил меня на свою следующую «медиа-спонсируемую пирушку». Это было действительно исследовательское путешествие с восхождениями по девственному пустынному пейзажу, полному странных башенок и арок на северо-востоке Чада, в Африке. Путешествие было запланировано на ноябрь 2010 года. Я согласился без малейших колебаний.

Марк нашел пустыню Эннеди, внимательно изучив фотографии со спутника. В предыдущей экспедиции в Камерун он искал возможности восхождения в Чаде, который граничит с Камеруном на северо-востоке. Гражданская война в Судане спровоцировала кризис беженцев в Чаде, сделав ее негостеприимной страной для жителей Запада, но Марк любит подобные испытания. Он знал, что экспедиции уже проводились в горах Тибести, рядом с северной границей Чада, но более отдаленная Эннеди выглядела нетронутой альпинистами. Фотографии со спутника дали понять, что скальные массивы здесь впечатляющие.

Марк собрал команду из двух троек. Основной целью первой команды, которую он называл «медиа», было снимать и фотографировать (хотя все участники были хорошими альпинистами-скалолазами). Эта тройка состояла из Джимми Чина, Ренана Озтюрка и Тима Кэмпла. В составе тройки скалолазов были Марк, Джеймс Пирсон и я. Джеймс – британец, который пролез много серьезных маршрутов на скалах из крупнозернистого песчаника у себя на родине, а затем начал лазать за границей. Он был моим сверстником. Я лазал с Джеймсом день или два в Великобритании, но особо не был знаком с ним. Я чувствовал, что его взгляд на скалолазание схож с моим намного больше, чем с остальными консервативными альпинистами, которых я встретил на Борнео. В 2010 году его, как и меня, спонсировал The North Face.

Некогда Эннеди была процветающей родиной полукочевников-скотоводов, которые пасли все – от коз до крупного рогатого скота и верблюдов. Сегодня эта территория малонаселенна. В 1930 годы был найден район с наскальной живописью, испещренный красными, белыми, коричневыми и черными пиктограммами. Человеческие фигуры изобилуют в виде лучников, прыгающих и танцующих со своими луками. Сегодня археологи смогли по наскальной живописи определить возраст культуры людей, живших здесь, – 5000 лет до н. э.

Мы прибыли в Нджамену, столицу Чада, в середине ноября. Марк действительно хорошо организует путешествия по развивающимся странам. Для нашей экскурсии он нанял итальянского эмигранта по имени Пьеро Рава, который в возрасте 66 лет руководил треккинговой компанией, возящей иностранцев по амбициозным фототурам в такие места, как Эннеди. Сам Пьеро – опытный альпинист, участвовавший в смелой итальянской экспедиции на Сьерро Торре в Патагонии в 1970 году.

Удивительный шпиль из гранита и льда – Сьерро Торре – в свое время заработал славу самой сложной горы в мире. Другой итальянец – Чезаре Маэстри – утверждал, что достиг вершины в 1959 году, только чтобы забрать тело своего напарника – австрийца Тони Эггера, погибшего на спуске при сходе лавины. Тогда многие альпинисты сомневались в восхождении Маэстри, и сегодня его подъем по-прежнему воспринимают как обман. Бытует мнение, что Маэстри с Эггером даже не были на вершине.

В 1970 году итальянская команда поднялась на высоту, когда до вершины оставалось 200 метров. Если бы им удалось закончить восхождение, это считалось бы первым истинным восхождением. Оно было совершено командой во главе с Казимиро Феррари, напарником Пьеро в 1970 году. Было здорово иметь в качестве лидера экспедиции ветерана Сьерро Торре и, даже еще лучше, знать, что у Пьеро имеется 15 лет опыта в походах по Эннеди. Он просмотрел наши маршруты по аркам и башенкам, но сам по ним не лазал и уверил нас, что другие скалолазы также не пробовали на них забраться. Пьеро практически не разговаривал на английском, зато хорошо говорил по-французски. Поэтому, пока мы ехали в джипе, я был переводчиком команды. Я получал удовольствие от всего происходящего.

Борнео был моим первым опытом приключения в стране третьего мира, но Чад впечатлил меня намного больше. Я никогда бы не мог предвидеть, как эти три недели в Африке изменят мою жизнь.

Мы отправились из Нджамены на Land Rover и двух автомобилях Land Cruiser Toyota. Эннеди находилась в тысяче километров по прямой на карте, но по факту намного дальше. В эссе о путешествии Марк позднее описал сюрреализм нашей поездки:

«Мы проехали по Чаду по дорогам с твердым покрытием чуть менее часа, когда Пьеро внезапно съехал на песок. Я решил, что мы остановимся, но Пьеро просто повернул машину в сторону северо-востока и продолжил движение в течение следующих четырех дней.

Иногда мы ехали по разъезженным тропам в песке, а иногда двигались по местам, где, казалось, никогда не проходили автомобили. Единственный способ продолжать движение по мягкому песку – ехать со скоростью 90 км/ч, чтобы машина скользила на пределе контроля управления. Когда мы разбивали лагерь на ночь, наш механик, здешний, из Чада, вычищал воздушные фильтры автомобиля, а иногда заменял или ремонтировал различные детали двигателя.

Тянулись длинные и изнурительные дни, мы двигались на четырех колесах от заката до рассвета, ничего не видя, кроме песка. Основная хитрость состояла в том, чтобы провести как можно больше времени в возглавляющем колонну автомобиле Пьеро, потому что пассажиры в машинах позади проводили время в облаке пыли, попадающей в каждую дырку тела. Было начало чадской зимы, на протяжении дня температура колебалась в районе 30°C. По словам Пьеро, летом она достигала 50°C».

Остальные ребята, как правило, развлекались чем-то или старались поспать во время этого бесконечно однообразного путешествия, но я был словно парализован. Прислонившись лицом к окну, я глазел на пустоту, наблюдая за малейшими изменениями горизонта. На второй день поездки в песках произошла та встреча, которая произвела на меня эффект прозрения.

Я внезапно увидел в пустыне двух мужчин на верблюдах впереди нас. Пьеро сбросил скорость и остановился на небольшом расстоянии от них. Оглядываясь назад, я задался вопросом: он остановился по привычке, чтобы его туристы сделали фото, или действительно из вежливости, чтобы пообщаться с ними, как это делают странники, когда встречают друг друга в дикой местности. Несмотря на это, мы вывалились из джипов и подошли к кочевникам, один из которых спешился и налил нам большую миску верблюжьего молока. Пьеро объяснил, что кочевники всегда будут предлагать что-нибудь в качестве гостеприимства, даже несмотря на то что у них и так почти ничего нет. Мы отказались от его предложения, сделав вместо этого несколько кадров. Пьеро отдал двум мужчинам остатки нашего завтрака, объяснив нам, что для них нормально – путешествовать без какой-либо еды. Они снова сели на верблюдов и продолжили путь по пустыне.

Позднее я спросил Пьеро, как эти кочевники настолько точно ориентируются в пустыне, особенно когда ставки столь велики. Малейшая ошибка в направлении движения может привести к тому, что они пропустят следующий колодец и погибнут от обезвоживания посреди пустыни. Пьеро объяснил, что они используют для навигации солнце и направление ветра, которые неизменны в зимнее время. Когда я возразил ему и сказал, что такая ситуация слишком серьезна для того, чтобы полагаться только на солнце и ветер, Пьеро привел аналогию из альпинизма. Иногда можно оказаться в положении, когда падение будет означать смерть. Тогда ты не падаешь. Это помогло мне понять тот факт, что кочевники просто не допускают ошибок.

Когда мы проезжали мимо небольшого оазиса, мы встречали местных жителей – мужчин, женщин, детей, живущих в землянках и соломенных жилищах. Это были тубу, они не привыкли видеть здесь чужаков, особенно жителей Запада с белой кожей. Пьеро предупредил нас, чтобы мы не приближались к ним и не делали фотографий.

Тем не менее я зачарованно смотрел на этих полукочевых обитателей пустыни. Здесь меня посетило еще большее прозрение. Под конец нашего путешествия мне больше всего запомнилось не наше лазанье. Это были те дни, когда мы ездили по пустыне Эннеди. Я помню детей, которые били ослов, чтобы те быстрее везли воду, мужчин, ехавших верхом на верблюдах посреди голой пустыни или работавших весь день, чтобы превратить грязь в кирпичи. В этом чужеземном месте я увидел совершенно иной образ жизни, отличающийся ото всех, что я знал. Меня ошеломили простые факты чадской жизни – чего стоит выживание в таком климате без каких-либо средств, кроме хижины и нескольких животных.

Это заставило меня понять – по крайней мере, в первый раз, – насколько простой была моя жизнь по сравнению с людьми из менее привилегированных обществ. Спустя несколько лет это понимание изменит направление моих целей от скалолазания к чему-то иному. Потребуется некоторое время, чтобы осознать все, но это было прозрение.

К концу четвертого дня мы уже разглядывали скалы на расстоянии. Мы видели немногое с тех пор как покинули Нджамену. Предвкушение нарастало. Все мы думали: будут ли скалы хороши? Подобравшись достаточно близко, мы вышли из машин и буквально побежали к скалам.

От Пьеро мы знали, что арки и башенки состоят из песчаника. Будут ли они такими же, как острый, чистый песчаник на Red Rocks в Неваде, или придется лезть по «дерьму», как на Fisher Towers в Юте.

К нашему разочарованию, мы обнаружили, что песчаник в Эннеди разнится от плохих до просто чудовищных и отвратительных скал. Все было ужасно. Независимо от этого, Эннеди был раем для фотографов и операторов, так что «медиа» – команда получила такие кадры и съемки, каких нельзя увидеть больше нигде в мире.

Нашей первой целью была вершинка высотой 60 м, которую мы назвали Цитадель (Citadel). Как описал ее Марк, башня была в форме гигантского товарного вагона, напоминающего четыре ребра, на одном из которых оказались подходящие зацепы. Нижнюю часть охранял ветхий навес, но пройти по трещине казалось реальным.

Джеймс Пирсон настроился лезть лидером (я считал, что эта скала выглядела как маршрут смерти). Он обвязался и начал лезть, а Марк страховал его под пристальным вниманием «медиа» – команды. Я не хотел просто сидеть и смотреть, как кто-то лезет, – я проделал путь через полмира и четыре дня через пустыню не для того, чтобы просто наблюдать. Так что, прогулявшись по окрестностям, я полез соло по случайной близлежащей башне.

Перед поездкой Тим, Джимми и Ренан видели, как я поднимаюсь соло на более твердой скале, но Марк и Джеймс не видели, как я лезу фри-соло вовсе. Думаю, в тот момент я слегка вывел их из себя.