Глава 10 ПОД ФЛАГОМ РОДИНЫ

Глава 10

ПОД ФЛАГОМ РОДИНЫ

К сожалению, чемпионат Европы 1996 года стал для меня и моих партнеров по сборной еще одним разочарованием. Это был второй после Евро-92 крупный турнир в моей карьере и закончился он для команды так же неудачно, как и первый. Как выяснилось впоследствии, первенство в Англии стало и последним для меня международным турниром, так что сейчас, наверное, самое время подвести итог моих выступлений в национальной команде, которая при мне носила три названия: сборная СССР, сборная СНГ и сборная России.

Как хорошо все было вначале! Завоевав в 1990 году титул чемпионов Европы среди молодежных сборных, мы видели перед собой большое, светлое будущее. Если мы однажды стали лучшими среди своих сверстников, то почему же нам потом не повторить успех, когда все мы будем играть уже за первые сборные своих стран?

Многие из нас отправились на чемпионат Европы в Швецию в составе сборной, которой руководил Анатолий Бышовец. Были в ней и футболисты постарше, такие, как мои большие друзья Олег Кузнецов и Алексей Михайличенко, с которыми нас связывает очень многое, в том числе и британский футбол. Так что к нашей тогдашней команде вполне можно было применить выражение «сплав молодости и опыта», которое, как правило, отражает наиболее удачное сочетание игроков, позволяющее рассчитывать на многое.

И мы действительно рассчитывали, особенно после того, как в отборочной группе сумели обойти трехкратных чемпионов мира -итальянцев. В очных спорах никому из нас не удалось победить (оба матча закончились нулевыми ничьими), и все решили результаты, показанные нами в матчах с соперниками по группе - венграми и норвежцами. В этих играх мы практически не теряли очков, тогда как итальянцы несколько раз оступились.

Выход из такой отборочной группы уже был успехом, и, окрыленные им, мы с надеждой ждали поездки в Швецию, хотя жеребьевку финального турнира никак нельзя было назвать благоприятной для нас: мы попали в одну группу с действующими чемпионами мира - немцами и победителями предыдущего первенства Европы - голландцами. Четвертой командой была Шотландия - пусть и не самая авторитетная, но всегда неуступчивая, составленная из настоящих бойцов, готовых биться от первой до последней минуты и никогда не признающих поражения заранее.

В итоге именно шотландцы поставили крест на наших амбициях. Наверняка мы недооценили их, сконцентрировав все свое внимание на двух других сборных. Но трудно было поступить иначе, тем более что матч с Шотландией был в нашей программе последним. А если тебе предстоят встречи с такими великими командами, как Германия и Голландия, можно ли думать о чем-то другом?

Мы готовились очень серьезно, понимая, что игры будут нелегкими и что нам в них не будет отведена роль фаворитов. Но играть можно с любым соперником, мы это знали и были настроены на борьбу.

Что ж, нам удалось побороться на славу: и немцы, и голландцы были вынуждены довольствоваться ничьими в матчах с нами. Причем для сборной Германии ничья вполне могла считаться спасением, ведь мы долгое время вели в счете после того, как Игорь Добровольский с пенальти открыл счет. И только в самом конце Томасу Хесслеру удалось выполнить один из своих великолепных штрафных ударов: обогнув внушительную стенку, мяч влетел в угол ворот вне досягаемости Дмитрия Харина, который очень хорошо потрудился на последней линии обороны, чтобы как можно дольше сохранять наши надежды на успех.

Мы были разочарованы, пропустив гол на последних секундах, хотя, наверное, ничья была справедливым исходом. Да и кто перед началом матча мог быть уверен в том, что нам удастся обыграть чемпионов мира? Но все равно упустить таким образом победу очень обидно.

Как говорится, нам не повезло. Впрочем, отыграв уже 15 лет, я понимаю, что разговоры о везении и невезении в футболе бесполезны. Прежде всего потому, что эти понятия - неотъемлемая часть любой игры. Трудно сосчитать, сколько существует факторов, которые можно признать невезением: наивная ошибка, которую в обычной ситуации ты не совершишь никогда в жизни; невнимательность судьи, пропустившего нарушение правил или, напротив, усмотревшего его в безобидном эпизоде; наконец, попадание мяча в штангу. А еще может не повезти с погодой или с тем, что у тебя, а то и у всей команды, окажется просто неудачный день.

Но все это, конечно, может приключиться и с твоим соперником, значит, ты можешь считать, что тебе повезло. Правда, обычно люди говорят только о невезении, полагая, что, если все сложилось удачно, это в порядке вещей. Согласитесь, это очень удобная позиция: если ты выиграл - значит, заслужил, а если проиграл - значит, не повезло.

На самом деле, футбол соткан из множества эпизодов, на которые соперники в зависимости от исхода событий могут смотреть по-разному. Мы имели основания полагать, что с голом, пропущенным от немцев на последних секундах, нам не повезло. Но немцы, уверен, этот гол считали отнюдь не везением, а заслуженным результатом своих усилий. Они не сдавались, шли вперед, атаковали из последних сил, заработали штрафной и блистательно его реализовали (объективно-то говоря, удар Хесслера был прекрасен). При чем тут везение, спросят они и будут правы.

И так можно посмотреть на любой эпизод любого матча. А потом попытаться представить, сколько таких эпизодов бывает у футболиста в карьере. Разве смогу я сейчас вспомнить, что было чаще: когда мои команды забивали или пропускали на последних секундах, когда судьи ошибались в нашу или в противоположную сторону, когда, наконец, мяч попадал в наши или чужие штанги?

Были такие моменты и в матче с голландцами. Скажем, наши соперники могли считать, что им не повезло, когда судья отменил гол Марко ван Бастена из-за офсайда, хотя в том эпизоде было крайне трудно оценить ситуацию, и даже телеповтор не давал точного ответа на вопрос, действительно ли знаменитый форвард находился вне игры. С другой стороны, мы имели все основания полагать, что нулевая ничья была нами полностью заслужена, поскольку мы боролись изо всех сил.

Конечно, можно говорить и о полнейшем невезении в последней игре с шотландцами: один гол был забит нам после рикошета от ноги защитника, другой - после того, как мяч от штанги отскочил в руку лежавшего на земле Харина, а от нее - в сетку. Да, есть от чего придти в отчаяние, но, наверное, было бы несправедливо по отношению к соперникам сваливать все на невезение.

Шотландцы тоже бились как могли и с немцами, и с голландцами, но оба матча в упорнейшей борьбе проиграли. Так что к игре с нами все шансы на выход в полуфинал они потеряли. Наверное, это обстоятельство и сыграло с нами злую шутку. Нет, мы не праздновали победу заранее, готовились к игре тщательно, но в глубине души, пожалуй, не могли поверить в то, что, испытав разочарование дважды подряд, наши соперники найдут в себе силы снова сыграть на пределе возможностей.

А они нашли, и в итоге мы потерпели поражение с самым крупным счетом, который был зафиксирован на том турнире - 0:3. И это в тот момент, когда мы уже видели себя в полуфинале чемпионата Европы.

Обидно было отправляться домой преждевременно, но все же мы (по крайней мере, наиболее молодые из нас) верили, что выступление в Швеции не прошло даром, что мы обрели ценнейший опыт и что все у нас еще впереди.

Однако жизнь распорядилась иначе, и наша сборная за последующие годы так и не сумела превзойти показанный на Евро-92 результат: ей даже не всегда удавалось преодолеть барьер отборочных матчей. Если же удавалось, то из группы она, как известно, не выходила.

Думаю, все началось с того, что руководство Российского футбольного союза приняло решение сменить тренера после чемпионата Европы. Контракт Бышовца был заключен до 1994 года, однако, объясняя свое решение тем, что раньше у нас была одна страна - СССР, а теперь стала другая - Россия, РФС задумал провести новые выборы тренера. Дабы продемонстрировать объективность и добрую волю руководства, Бышовцу предложили тоже поучаствовать в этих выборах, от чего он отказался, полагая, что в такой ситуации у него не было шанса. И он был прав. Почему? Нам, игрокам, это было хорошо известно.

После проигрыша шотландцам руководство, которое, понятно, было расстроено не меньше нас, неожиданно решило изменить условия нашего соглашения, достигнутого еще до начала турнира, и заплатить нам за выступление в Швеции меньше, чем было обещано ранее. Естественно, мы были ошарашены таким решением, так как заранее никто не говорил, что, мол, если покажете такой-то результат, получите столько-то, а если результат будет иным, то и оплата, соответственно, уменьшится.

О деньгах нам еще придется поговорить в ближайшее время –у вы, от этого разговора не уйдешь, - но сейчас скажу лишь одно: не о конкретных суммах мы вели тогда речь, а лишь о том, что нужно держать свое слово и выполнять обещания, не переигрывая все в последний момент.

Тогда, в Швеции, Бышовец встал на сторону игроков и добился от РФС выполнения всех условий. И тем самым, конечно же, испортил отношения с руководством. Потому и считал совершенно справедливо, что при выборах нового тренера сборной шансов у него не будет никаких.

Команду возглавил Павел Садырин, и вскоре мы начали отборочный турнир к чемпионату мира 1994 года в США. Ситуация же с материальными и организационными вопросами на время успокоилась, однако спустя полтора года огонь вновь разгорелся, и еще ярче, чем раньше.

Случилось это 17 ноября 1993 года после нашего заключительного отборочного матча в Греции. Мы проиграли - 0:1 и заняли второе место в группе вслед за греками. Впрочем, особого значения это не имело, так как обе команды получили путевки в финальный турнир.

Я ту игру пропускал из-за двух предупреждений, а потому находился в Манчестере. Туда мне и позвонил из Греции наш капитан Игорь Шалимов. Рассказал, что проигрыш, пусть и не критический, снова привел к тому, что РФС задумал изменить условия нашего премирования за выход в финальный турнир; что без нашего ведома (но от нашего имени) был заключен контракт с фирмой «Рибок», которая поставила нам форму крайне низкого качества; что футболисты, помимо всего прочего, недовольны методами тренировочной работы Садырина. Также Игорь сообщил мне о том, что большая группа игроков приняла решение обратиться с письмом к Шамилю Тарпищеву, который был тогда советником Президента России по спорту, прочитал мне это письмо и спросил, разделяю ли я изложенные в нем взгляды.

В том письме были три пункта. Мы (я говорю «мы» потому, что, когда Игорь прочитал мне это письмо, я его поддержал и сказал, что присоединяюсь к товарищам) считали: а) что сборную к чемпионату мира должен готовить Бышовец, поскольку уровень работы Садырина не соответствовал уровню такого турнира: б) что необходимо изменить условия материального вознаграждения за выход в финальную часть (то есть, вернуться к прежнему соглашению, которое уже было достигнуто); в) что нужно улучшить материально-техническое обеспечение команды. Всего, считая мою, под письмом было 14 подписей.

Так и разгорелся скандал, в результате которого мы ничего не выиграли, а лишь выслушали в свой адрес множество несправедливых обвинений. Самым несправедливым и обидным было обвинение в рвачестве. Собственно, к нам сразу приклеили ярлык «рвачи», сведя существо конфликта к материальной стороне.

В итоге я и еще шесть человек из числа подписавших письмо - Игорь Шалимов, Сергей Кирьяков, Игорь Добровольский, Игорь Колыванов, Василий Кульков и Андрей Иванов - не поехали на чемпионат. Другие передумали - кто раньше, кто позже. Я им не судья, хотя для меня вопрос был сразу же решен окончательно и бесповоротно. «Давши слово, держись», - учит пословица, и я всегда старался следовать ей. Никто не неволил меня, не вынуждал подписивать письмо. Я подписал его потому, что был согласен с каждым словом. И свое слово ценю превыше всего.

Я не отступил от своего слова, несмотря на все советы и уговоры. За те месяцы, что прошли между написанием письма и чемпионатом мира, мне не раз приходилось общаться с Павлом Садыриным, обсуждать ситуацию. Я откровенно объяснил ему, что это вопрос совсем не личного характера. Как к человеку у меня не было к нему претензий, но как к тренеру были. Я все-таки много времени провел за границей, в таком большом клубе, как «Манчестер Юнайтед», и отнюдь не понаслышке знал о передовых методах работы, позволявших добиваться серьезных результатов. Поэтому сам мог судить, насколько методика Садырина не соответствовала современной европейской методике.

А лично к Садырину я относился неплохо, даже несмотря на то, что во время этого конфликта он не раз награждал нас во всеуслышанье нелестными, прямо скажу, грубыми эпитетами. Но ему ведь тоже было тяжело, а справиться с таким напряжением может не каждый. Я не винил его и не стал считать своим врагом. Я не раз говорил тогда и повторяю это сейчас: наши разногласия имели не личный, а лишь профессиональный характер.

Увы, суть этих разногласий с подачи наших оппонентов и подпевавших им журналистов была сведена лишь к одному пункту - материальному. Тогда как для нас самих он был не так уж важен. Нам прежде всего хотелось достойно выступить на чемпионате мира, и мы понимали, что для этого нами должен руководить самый квалифицированный тренер, а таким мы считали Бышовца.

Если вы спросите меня сегодня, по прошествии почти десяти лет, были ли, на мой взгляд, наши действия ошибкой, я отвечу: «Да». Добровольно отказаться от участия в таком турнире, как мировое первенство (тем более, что, как показала жизнь, это был наш единственный шанс), разве это не ошибка футболиста? Ошибка, да еще какая! Но вот другой вопрос: был ли у нас шанс избежать этой ошибки? На него я едва ли смогу ответить определенно.

Те ребята, которые, передумав, все-таки отправились в США, вернулись оттуда без особой славы и ярких впечатлений. Некоторые из них признавались мне позже, что считали ошибкой поездку туда. Видите, как получается: и так ошибка, и так ошибка.

Наша сборная попала в такую группу, из которой и в сильнейшем-то составе, с лучшим тренером, было крайне сложно выйти. Бразилия - будущий чемпион, Швеция - будущий третий призер, и Камерун. Я не берусь утверждать, что, будь мы все вместе и руководи нами Бышовец, мы выступили бы лучше. Но нельзя не признать, что в том виде, в каком команда приехала в Америку, у нее было совсем мало шансов.

Многие тогда говорили, что мы нарушили один из главных футбольных законов: игроки должны выполнять указания тренера, а не указывать ему и тем более не диктовать руководству, какого тренера ему назначать. Да, закон такой существует, но наш футбол в то время жил отнюдь не по законам. Законы игнорировались и чисто спортивные (как я уже говорил, мы, игроки зарубежных клубов, отчетливо осознавали, насколько отставал наш футбол от европейского), и общечеловеческие: нас постоянно обманывали, с нами хитрили, как только могли.

Когда мы завели речь о материальном вознаграждении, мы говорили вовсе не о том, что нам надо платить больше. Вообще никогда за время моего выступления в сборной никто из нас не то что не торговался, но даже и не обсуждал таких вопросов. Нам говорили: «Ребята, за это вы получите столько-то», мы отвечали: «Хорошо» и шли делать свое дело. Никакого недовольства, никаких просьб увеличить сумму не было и в помине.

Недовольство же и возмущение появлялись тогда, когда нам по окончании турнира, отборочного или финального, вдруг объявляли, что заплатят меньше, чем обещали. Вот это я и называю неуважением законов - законов чести, законов порядочности. Не хочешь много платить, - назови сразу меньшую сумму, и можешь быть уверен, что никто не встанет и не скажет: «Ну нет, за такие деньги я играть не буду». Но уж если дал слово - выполняй. Вопрос только в этом, а вовсе не в лишних нулях в ведомости. В конце концов, всем известно, что игроки зарабатывают деньги не в сборной, а в клубах. Выступления за национальную команду - это прежде всего честь, а не заработок. Но почему слово «честь» должно иметь значение только для нас, а не для руководства? Пообещать, а потом не выполнить обещание - разве это соответствует понятиям чести?

Понимаю, что мои слова могут вызвать скептическую усмешку и что проверить их нельзя, но если бы вдруг нам сказали: «Так, мол, и так, денег у РФС нет, и платить мы вам вообще не сможем», думаете, мы бы все отказались играть за сборную? Уверяю вас, отказников было бы немного. По крайней мере, мы бы точно знали, что уж здесь нас не обманут. Другое дело, что никто не мог нам так сказать, ведь всем известно, что за участие в финальном турнире чемпионата мира или Европы все национальные федерации получают деньги от ФИФА или, соответственно, УЕФА.

Примерно то же самое происходило и с экипировкой. Зачем нам подсовывали второсортную форму, тренировочные костюмы не по размерам? Не легче ли было сказать: «У нас проблемы, поэтому давайте тренируйтесь в своей форме»? Боже мой! Да разве трудно было мне взять с собой из Англии бутсы, футболку да трусы? Уж здесь-то любого из нас экипируют так, что формы до конца дней хватит. И я преспокойно, без малейшего ущерба для своего клуба, мог бы тренироваться со сборной в собственных вещах. А так я был вынужден буквально выпрашивать новые штаны, говоря, что прежние порвались. А в ответ администратор удивленно поднимал брови: «Как же так, они же у тебя новые». Ну и что, что новые, если рвутся на второй день? Или, может, я их специально ножницами порезал?

Не знаю, стоит ли дальше развивать эту тему. Надеюсь, вы и так поняли, в каком настроении находились мы в тот момент, когда развивался этот конфликт. Быть может, кому-то все это покажется совершенно незначительным, но, поверьте, очень трудно сосредоточиться на тренировках и игре, когда все вокруг настолько неорганизованно, когда приходится понапрасну тратить нервы и время на то, что этого действительно не заслуживает. А мы, между прочим, умудрялись при этом играть не так уж плохо. По крайней мере, поставленную в отборочном цикле задачу сумели выполнить.

Ну, а за финальным турниром чемпионата в США мне пришлось следить по телевидению. Это было тяжело, но я все равно переживал за нашу команду. А накануне ее отъезда в Америку послал в РФС факс с пожеланием успеха.

Вернулся я в сборную уже при Олеге Романцеве, который возглавил ее по окончании чемпионата мира. Казалось, все проблемы и конфликты остались позади, можно снова забыть обо всем и просто играть в футбол.

В отборочной группе жребий вновь свел нас с греками, но на этот раз им не удалось испортить нам настроение: мы обыграли их и дома, и в гостях. Самым серьезным для нас соперником оказалась Шотландия, с которой мы оба раза сыграли вничью. За счет более удачно проведенных встреч с другими сборными мы заняли первое место и вместе с шотландцами получили путевку в финальный турнир.

В Англии, увы, нас ждало очередное разочарование. Группа нам вновь попалась очень сильная - Германия, Италия и Чехия, но мы все же надеялись на успех, помня о том, как довольно успешно играли и с немцами, и с итальянцами в предыдущем цикле европейского первенства.

Однако воспоминания нам мало чем помогли: мы опять столкнулись с тем, что тренеры не смогли подготовить команду к финальному турниру. В отборочных матчах наша команда выглядела вполне солидно, но одно дело собираться на несколько дней перед каждой игрой, когда сезон в разгаре и футболисты находятся в хорошей форме, и совсем другое - целенаправленно готовиться к продолжительному турниру, когда сезон закончен и тренировки - это все, что у тебя есть.

Тренировки Олега Романцева включали в себя, по сути, лишь два упражнения: игру в квадрат и удары по воротам. Такие занятия помогают поддерживать тонус, чувствовать мяч, но для того, чтобы быть готовым в течение недели провести на пределе своих возможностей три игры с соперниками высочайшего класса, их явно не хватает.

Мы просто оказались не готовы физически, и наших сил хватило, по существу, только на первый тайм стартового матча с Италией. Мы сыграли его на равных - 1:1, но после перерыва пропустили еще один гол и не нашли в себе сил отыграться. А следующая встреча с Германией показала, что в тогдашнем физическом состоянии нам было нечего делать на таком турнире. Мы снова смогли продержаться первые 45 минут (0:0), после чего немцы, дождавшись, когда мы выдохлись, могли делать на поле все, что хотели. Разгромное поражение - 0:3 практически лишило нас шансов на выход в четвертьфинал, и только неожиданная победа чехов над итальянцами оставила чисто теоретическую возможность.

У нас оставался, наверное, один шанс из тысячи, и, чтобы использовать его, нужно было выиграть (желательно два мяча) у чехов и надеяться на то, что Германия, которая уже обеспечила себе выход из группы, победит Италию. Не вышло ни первого, ни второго, хотя матч Россия - Чехия оказался захватывающим по сценарию. Обе команды поочередно вели в счете и в итоге сыграли вничью - 3:3.

В том матче я участия не принимал, попав, как и некоторые другие ребята, в немилость к тренеру. Уже позже я узнал, что Романцев назвал меня в числе виновников неудачного выступления в Англии. Другими были Кирьяков и Шалимов. По словам тренера, мы испортили моральный климат в команде.

Да, это было очень удобно - свалить все на тех, кто однажды дал тебе повод. Люди помнили 93-й год и потому легко могли поверить, что, заварив кашу один раз, мы были способны повторить то же самое.

В чем же заключалась наша вина на сей раз? Всего лишь в нескольких откровенных фразах в интервью зарубежным журналистам. Понятно, что особым вниманием со стороны иностранных корреспондентов пользовались те из нас, кто играл в клубах их стран. Ко мне подходили с вопросами англичане, к Шалимову - итальянцы, к Кирьякову - немцы. И мы, привыкшие общаться с прессой откровенно, не подумали о том, чтобы скрыть свои чувства.

Нет, мы не разражались критическими тирадами в адрес тренеров. Хватило лишь нескольких слов. Шалимов просто заметил, что команда плохо подготовлена физически. Кирьяков выразил сожаление по поводу того, что его не поставили на матч с Германией. И я понимаю его: выйдя на замену во встрече с итальянцами, он очень здорово вписался в игру и прекрасно сыграл на правом фланге атаки против самого Паоло Мальдини. После такого выступления он вполне мог рассчитывать на место в составе на второй матч,

однако Романцев посчитал иначе, и Колыванов вновь оказался единственным нашим нападающим в тот день.

Ну, а я… Я беседовал с английским журналистом, который, конечно же, прекрасно знал, как я играл в «Манчестере» и «Эвертоне», и потому не мог не спросить меня, нравится ли мне моя позиция в сборной. Дело в том, что Олег Романцев никак не мог сделать выбор между двумя правыми полузащитниками, имевшимися в его распоряжении - Валерием Карпиным и мною. Вместо того, чтобы отдать предпочтение кому-то из нас или дать обоим шанс играть по очереди, он выпускал нас на поле вместе, и нам очень трудно было поделить на двоих один фланг. В итоге Валера брал на себя больше атакующих функций, а я - оборонительных. Разве должен был я врать в интервью и говорить, что мне, лучшему бомбардиру «Эвертона», по душе такая игра?

Вот, собственно, и все. Три короткие откровенные ремарки в беседах с иностранными журналистами. Никаких криков души, никаких обвинений, никакого бунта. Но и этого оказалось достаточно. Не знаю, кто сообщил тренеру о наших «крамольных» словах, но выводы последовали незамедлительно. Шалимов вообще не появился на поле, а мы с Кирьяковым просидели на скамейке третью игру. По возвращении же домой Романцев объявил, что при подготовке к чемпионату Европы допустил одну-единственную ошибку: взял не тех игроков.

А ведь в отборочном турнире мы были «теми»: из девяти матчей, которые наша команда провела первым составом, Кирьяков участвовал в восьми и забил несколько голов. Мы с Шалимовым провели по шесть игр, пропуская матчи только из-за травм. И все вроде бы было нормально. Но в итоге - опять «не те».

Я не хочу здесь выяснять отношения с Олегом Романцевым. Особенно сейчас, когда он переживает явно не лучший период в своей карьере. Жизнь, как говорится, сама расставила все на свои места, и несколько последних лет, кажется, наглядно показали место этого тренера в современном футболе. Мне добавить нечего.

Вот так и закончился второй и последний крупный турнир в моей жизни. На чемпионат мира 98-го года мы не попали: заняв в отборочной группе второе место вслед за болгарами, мы были вынуждены играть стыковые матчи с итальянцами и уступили им не без борьбы. А в начале 98-го, после товарищеского матча с Францией в Москве, я объявил об окончании выступлений за сборную. Посчитал, что настала пора уступить дорогу молодым, хотя, честно говоря, в 29 лет и себя не считал старым. Должно быть, просто устал от бесконечных разочарований.

Правда, в какой-то момент я ненадолго вернулся в сборную. Было это в том же 98-м, после того как Бориса Игнатьева сменил Анатолий Бышовец (как я уже говорил, слишком уж часто менялись тренеры в нашей сборной, чтобы можно было вести целенаправленную работу по созданию боеспособной команды).

Бышовец вернулся, что называется, в пожарном порядке, когда оставалось совсем немного времени до начала нового цикла. Игнатьев вроде бы не собирался уходить, но потом вдруг подал заявление об отставке в разгар лета. Бышовца сразу назвали в числе вероятных кандидатов, но сам он в одном из интервью сказал, что возглавить команду в такой ситуации может только безумец или авантюрист. Потом, видимо, его природное честолюбие взяло верх.

Вернувшись, он позвал нас - тех, с кем работал в 92-м и кто боролся за него в конце 93-го. Но, видимо, сам не слишком отчетливо представлял, что собирается сделать. Поэтому, приезжая на сборы, мы не были уверены в том, что он действительно на нас рассчитывает. Все это кончилось довольно быстро: после нескольких поражений подряд Бышовец ушел, и его уход стал концом и для многих из нас.

Но вернемся в 1996 год.