ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

В федерации футбола, оформив аккредитацию, мы получили пропуска на матч аргентинцев с болгарами, массу документации о подготовке аргентинской команды и письменное разрешение посетить футболистов в тренировочном лагере.

Лагерь аргентинской футбольной команды находился километрах в сорока от города. Как добраться туда, никто толком объяснить не мог.

Под вечер позвонил Рожнов и просил быть «при параде». В Институте дружбы и культурных связей «Аргентина — СССР» предстояло торжество, на которое пригласили и нас.

Это был по-настоящему дружеский вечер. Тогда и несколько позже я заметил, что аргентинцы очень хорошо проводят время на вечерах, собраниях, на больших сборищах. Как уютно чувствовали себя все на том вечере в Институте дружбы! Люди здесь собрались совершенно разные. Многие пришли с детьми, малыми и большими. В зале на почетных местах сидели убеленные сединой ветераны, старики и старушки, чистенькие, даже нарядные. Они расточали направо и налево добрые улыбки и в ответ получали трогательное внимание молодежи. Разговор, который шел в тот день в институте, представлял интерес для всех собравшихся. Обсуждался вопрос, как проводить занятия русского языка (на курсах, как выяснилось, занималось довольно много аргентинцев в возрасте от тринадцати до восьмидесяти лет). Комплектовалась также очередная группа туристов для поездки в Советский Союз. Путевки льготные — поехать хотели многие. Предпочтение отдавалось активистам, притом собравшимся подробно объясняли, чем заслужил поездку тот или иной человек, что он сделал для развития дружбы с СССР, хорошо ли изучил жизнь советской страны, какой вклад внес в работу института. Право на поездку получил и симпатичный молодой инженер Хуан Карлос, подсевший к нам. Его искренне поздравляли товарищи. Хуан оказался разговорчивым собеседником и, хотя он не умел говорить по-русски, хорошо был осведомлен о жизни нашей страны, многое знал о достопримечательностях Москвы и Ленинграда. Мы поведали ему о наших заботах, и Хуан предложил отвезти нас в лагерь аргентинской сборной.

Назавтра в условленный час изрядно поношенный серый «фордик» Хуана Карлоса стоял у входа в нашу гостиницу. Мы, как всегда, вышли «во всеоружии», неся на себе штативы и чемоданы с кинокамерой, осветительными приборами, магнитофоном, фотоаппаратами.

Хуан Карлос быстро погнал машину по прямым улицам Буэнос-Айреса. Вскоре центр города остался позади. Гладкий настил асфальта сменился шершавым бетоном, а затем и брусчаткой. Мы долго ехали вдоль рабочих кварталов пригорода Буэнос-Айреса, которые по мере удаления от города становились все более неприглядными и бедными.

От других латиноамериканских столиц Буэнос-Айрес выгодно отличается планировкой, архитектурой домов. Его сравнивают с Парижем и Римом, Нью-Йорком и Мадридом. Это современный многоэтажный город с прямыми ровными улицами. И только портовые районы Сан-Тельмо и Ла-Бока несколько отличаются от остальных кварталов аргентинской столицы.

Буэнос-Айрес раскинулся на южном берегу трехсоткилометрового устья реки Ла-Платы при ее впадении в Атлантический океан. Это портовый город. Не случайно жители называют себя «портеньос», от испанского слова «пуэртс» — порт. И дыхание порта постоянно ощущается в городе. Но особенно оно заметно в Ла-Боке. Промчались годы, столетия, но здесь все как прежде: мощенные серым булыжником кривые улочки, двухэтажные дома времен колониального зодчества с балкончиками, арками, двориками, порталами. Католические соборы, лавочки, кафе со стеклянными стенами и террасами, с зонтами над столиками. Все это привлекает многочисленных туристов.

Здесь всегда витают аппетитные запахи жареного мяса. В портовых ресторанчиках можно отведать не только нежную на вкус говядину или постную свинину, но и баранину, козлятину, зайчатину. Особым способом поджариваются хрустящие ароматной корочкой потроха.

Ла-Бока и Сан-Тельмо — типичные районы бедняков. Здесь живут портовые грузчики, мелкие торговцы, моряки, безвестные художники, бесславные поэты, студенты. Они — пристанище бродячих музыкантов, которые, не имея постоянной работы, кормятся, подрабатывая у ресторанов и кафе. Туристам обязательно показывают крохотную улочку Каме-нито в Сан-Тельмо, сплошь застроенную деревянными домишками. Это своеобразный Монмартр — выставка-продажа картин аргентинских художников. Каминито выходит на заваленную старыми ящиками, бочками, полусгнившими досками, корзинами набережную, вдоль которой на вечном причале покоятся ржавые посудины с оборванными снастями и покореженными трубами. Этот, с позволения сказать, «флот» свое отплавал и теперь стал музейным экспонатом, бутафорией, на фоне которой постоянно фотографируются туристы.

На площади Боррего по воскресеньям проводятся ярмарки. Это типичный «блошиный» рынок. Прямо на мостовой разложены предметы старины, древнее оружие и утварь, металлическая посуда, подержанные книги, старинные монеты. Я познакомился там с поэтом, который продавал авторские сборники своих стихов. С автографом поэта книжки стоили на 10 песо дороже.

Несколько лет назад район Сан-Тельмо был объявлен исторической зоной. Муниципалитет формально взял на себя охрану его достопримечательностей. Несколько домов обнесли строительными лесами. Но реставрация так и не началась. Леса постепенно стали разваливаться и растаскиваться. Впрочем, пока это мало кого здесь беспокоит. Вечерами люди собираются в дешевых тавернах, где за полночь затягиваются беседы. О чем? О жизни и войне, о генералах и президентах и уж наверняка о футболе, которым увлечены многие аргентинцы.

Наконец мы вырвались на широкое загородное шоссе, по которому автомашины неслись с огромной скоростью.

Хуан Карлос, крепко вцепившись в руль, пристально всматривался в дорогу. Есть водители, которые в пути всегда чувствуют себя не в своей тарелке, напряжены, излишне пугливы и осторожны. Водить машину — это тоже искусство, которым не дано владеть каждому. Хуан Карлос молчит, а я размышляю о предстоящей съемке.

Хочется взять короткие интервью у всех ведущих футболистов и подробнее поговорить с Менотти и Марадоной. Последнего хорошо бы показать в деле на тренировке, в кругу товарищей. Советские телезрители его практически еще не видели. Мне же приходилось изредка наблюдать за его игрой на футбольных полях Аргентины, Мексики, Соединенных Штатов. Матчи с участием Марадоны теперь часто показывают по телевидению. Я ловлю себя на мысли, что редко восхищался его игрой, вернее, манерой игры. В отличие от Пеле, Гарринчи, Беккенбауэра, Платини и Круиф-фа Марадона не вызывал у меня особых симпатий. На футбольном поле он похож на злого колючего зверька. Таким, наверное, был Маугли в волчьей стае. Несмотря на свои двадцать лет, Марадона уже матерый футбольный волк, коварный и жадный. Вспомните, как он охотится за мячом. Настоящий хищник. Мяч для него — добыча. В стае волков добычу отнимают зубами. У него крайне трудно забрать мяч, особенно если Марадона почует ход, ведущий к чужим воротам. Злость, спортивная злость заметна в каждом его движении. Пышная копна черных по-цыгански курчавых волос нависает над лбом, закрывая глаза и брови. Пара черных маленьких глаз напоминает горячие угли. Он молчалив и на поле, и в жизни, не умеет скрывать раздражение. Волчонок да и только...

Хуан Карлос резко тормозит и сворачивает на обочину. «Кажется, это здесь», — вслух рассуждает он. — Машина попадает на узкую дорожку и медленно катится по ней в сторону виднеющегося вдалеке парка.

Лагерь аргентинских футболистов расположился на территории богатой туристской фирмы «Фундасьон Наталио Сальватори». У тяжелых железных ворот небольшая толпа — это наши коллеги, репортеры телевидения с телекамерами, видеомагнитофонами. На земле по-змеиному улеглись спирали черных проводов. У нашего брата-журналиста хорошо развито чувство товарищества, и вскоре мы узнаем, что на тренировку аргентинской сборной приехали корреспонденты бельгийского телевидения. Бельгийцы с аргентинцами в одной группе. Этим командам начинать футбольный турнир в Испании, и поэтому у них особый интерес друг к другу. И что же? По распоряжению Менотти бельгийских журналистов на тренировку не пускают.

У ворот охрана. Начинаю разговор со старшим стражем. Объясняю, что мы из Советского Союза, из Москвы. Русская команда на первом этапе аргентинцам не конкурент. Может быть, нам разрешат снять тренировку, поговорить с игроками? Охранник запирает ворота и отправляется в глубь территории выяснить, как поступить с нами. Долго не возвращается. Кинооператор по моей просьбе снимает людей, толпящихся у закрытых ворот. Бельгийцы охотно позируют, смеются. Наверное, им редко приходится выступать в такой роли. Наконец шеф охраны возвращается. Отрицательно качает головой. «Русским тоже запрещено», — смущенно сообщает он. Бельгийцы нам сочувствуют. Терпеливо молчавший Хуан Карлос вступает в переговоры с охранником и долго что-то ему доказывает, затем недовольный возвращается к нам. «После тренировки, — говорит он, — вам позволят поговорить с Менотти».

Сквозь редкие металлические прутья высокой ограды хорошо видно тренировочное футбольное поле. Слышны гулкие удары по мячу. Менотти — его длинную тощую фигуру заметить нетрудно — руководит двусторонней игрой. Порой он сам, завладев мячом, организует атаку, навешивая мячи то на ход нападающих, то под удар на самые ворота. Футболисты в голубых и белых майках стремительно носятся по полю, стараются вовсю. После прошедшего дождя на поляне широкие лужи. Брызги веером разлетаются из-под ног футболистов, скользящего по воде мяча. Слышны азартные возгласы. Идет тренировка, серьезная, ответственная и деловая. Жаль, что мы наблюдаем за ней с такой неудобной позиции. Бельгийцы не спеша начинают укладываться, окончательно решив отказаться от съемки. Садятся в машины и уезжают. Мы продолжаем терпеливо ждать. Наконец представитель охраны делает нам знак рукой, приглашая войти на территорию лагеря. Узкая асфальтированная дорожка ведет к небольшому двухэтажному дому — гостинице, где живут футболисты. Нас впускают в вестибюль, просят подождать. Из стеклянной двери появляется Менотти, подходит к нам. Узнав, с кем имеет дело, он с ходу начинает объяснять, почему нам не разрешили снимать тренировку и вообще присутствовать на ней. «Репортеры мешают работе» — таков смысл его речи. О бельгийцах ни слова. Я прошу рассказать перед камерой о подготовке команды, представить игроков, охарактеризовать коротко каждого из них. Менотти соглашается, и я включаю магнитофон. Записываю обычный в таких случаях рассказ тренера-наставника о команде, который уже слышал не раз: несколько слов о плане подготовки, о контрольных матчах, коротко о минувшей игре с советскими футболистами — она, как известно, завершилась вничью, 1:1.

— Каждая команда имеет ключевых игроков. Мой первый вопрос: кто они в команде Менотти?

— Прежде всего вратарь Филлол. Опытный игрок. Его задача не только защищать ворота, но и начинать атаки...

Большую роль Менотти отводит полузащитникам. С явным удовольствием называет Пассареллу и Ардилеса. Оба чемпионы мира 1978 года. Их игра знакома всему миру. О Марадоне Менотти пока не говорит.

— Какую роль вы отводите Диего Армандо Марадоне?

— Обычную, как и всем нападающим, — забивать голы, — отшучивается Менотти.

— Но Марадона исключительно одаренный игрок.

— Наша задача — уберечь его от травм, сохранить на весь турнир. За ним постоянно «охотятся» защитники соперников, пытаются вывести его из строя. Делают это нечестно и грубо. Мы рассчитываем в этом году на Марадону, равно как и на Кемпеса и других опытных нападающих.

— Какой тактики будет придерживаться команда?

— Тактика определяется на каждый отдельный матч в зависимости от противника, турнирной ситуации... — Менотти продолжает теоретизировать, беседа углубляется в дебри рассуждений о футболе. Тренер намеренно старается мало говорить о своей команде. Не будет же он раскрывать свои карты в канун чемпионата!

Я прошу разрешения поговорить с футболистами. Пока оператор меняет кассету, Менотти подзывает Пассареллу, Ардилеса, Тарантини. Подходит Филлол с сынишкой на руках. Он так и снялся с ним вместе, рассказывая нам о себе.

Ищу глазами Марадону — пора поговорить с ним. И не нахожу. Почти вся команда в сборе. Нет только Марадоны.

Ребята говорят, что он только что был здесь, но не знают, где теперь. И лишь швейцар, сидящий у стеклянной двери гостиницы, говорит нам, показывая в сторону парка, что Марадона гуляет там со своей девушкой.

Быстро приближается вечер. Отснято несколько роликов, переговорено, кажется, обо всем. От нечего делать мы слушаем интервью, которое дает Менотти прибывшим аргентинским газетчикам. Хуан Карлос начинает нервничать, посматривая на часы. Он уже и так потерял с нами много времени.

Наконец будто из-под земли, из гущи темных кустов, растущих у самого дома, появляется Марадона. Не обращая внимания на мое приветствие, протянутый микрофон, он быстро, почти бегом направляется к двери гостиницы, минуя застывших в недоумении аргентинских репортеров.

— Не пускай этого парня! — громко кричит он швейцару, показывая на меня. — Никого не пускай сюда! — С этими словами футболист исчезает за недоступной нам стеклянной дверью. Швейцар, выполняя распоряжение, встает со стула и смущенно разводит руками.

Понимая, что момент упущен, я в отчаянии направляюсь к Менотти:

— Сезар, как же так?! Марадона отказывается поговорить с нами! Нам нужно его снять всего на минуту...

Менотти пожимает плечами. Жест достаточно красноречивый, говорящий, что здесь он уже не хозяин.

За годы работы на телевидении мне не раз приходилось подолгу беседовать с Пеле, Гарринчей, другими футболистами бразильской сборной, игроками иных команд. Все это были доброжелательные, покладистые ребята, подробно отвечавшие на вопросы, откровенно рассказывающие о себе. Марадона же не захотел даже выслушать моих двух слов.

— Я знал, что с ним ничего не получится, — мрачно говорит Хуан Карлос. — Что еще можно ждать от этого дикаря?! — В словах аргентинца звучит раздражение. — Марадона, насколько я знаю, дает интервью только тем, кто ему за это платит. Таков порядок, введенный его импресарио. При этом неважно, кто просит интервью — местные репортеры или корреспонденты, приехавшие с другого континента.

Несмотря на отснятые и записанные интервью с игроками аргентинской команды, нас гнетет чувство неудовлетворенности. Так бывает в конце не доделанной до конца большой работы. В Москве не поймут, почему мы упустили Марадону.