ВСТРЕЧА С ПИТОМЦАМИ ФРЕДА ШИРО

ВСТРЕЧА С ПИТОМЦАМИ ФРЕДА ШИРО

Игра началась как обычно. Как и другие поединки этой "Суперсерии". Соперники сразу ринулись к воротам Владислава Третьяка. Это был не прессинг, это была тактика силового давления. Хоккеисты "Флайерса" старались сразу же запереть москвичей в их зоне, перекрыть все возможные направления контратаки, не выпускать шайбу из зоны ЦСКА. Хозяева льда не скрывали своей цели — подавить, смять, сломить волю соперника, ошарашить его, не дать ему осмотреться, разобраться в происходящем. На ворота Третьяка обрушился град шайб. Наш вратарь постоянно в игре, у него нет ни секунды передышки. Трибуны ревут, подбадривая своих, а хоккеисты Филадельфии волна за волной накатываются на наши ворота. Во что бы то ни стало стремятся они немедленно добиться успеха, как было это четыре года назад, в 1972 году, когда шайба в ворота сборной СССР влетела на тридцатой секунде первого периода.

Мы ждали такого начала и были готовы к нему. Но "Флайерс" играл не так, как наши предыдущие соперники "Нью-Йорк Рейнджерс", "Монреаль Канадиенс" или "Бостон Брюинз". "Флайерс" играл иначе.

Это была психическая атака.

"Флайерс" умеет играть. Там немало хороших хоккеистов" в том числе и блестящий Бобби Кларк. Но в эти минуты шайба едва ли интересовала многих игроков этой команды. Главным было иное — кого-то задеть, кого-то ударить, кого-то запугать, снести с ног. Случалось, что шайба была в одном углу площадки, а нашего хоккеиста атаковали в другом. Трещали борта, шайба металась от хоккеиста к хоккеисту, кто-то с ходу врезался в опекуна, швырял его на лед. Азарт увлекал и зрителей, те, в свою очередь, еще и еще подстегивали своих любимцев.

Вот как описывает матч газета "Вашингтон пост": "Когда Бобби Кларк и Дейв Шульц врезались в Третьяка, поймавшего шайбу, Борис Михайлов жестом выразил недоумение, и Шульц просто сунул кулак в лицо Михайлова. Салески ударил Александра Волчкова после свистка судьи, зафиксировавшего положение "вне игры". Барбер грубо атаковал Алексея Волченкова и локтем ударил Валерия Харламова".

Добавьте к этому, что на первых же минутах упоминавшийся уже Дон Салески с размаху всадил клюшку в живот нашему молодому защитнику Владимиру Локотко. Не мысль царила на площадке, не скорость, управляемая тактическими построениями. Царил напор, сливающийся с террором.

От хоккея здесь ничего уже не оставалось.

Мы утратили часть своей сыгранности, были оглоушены, в какой-то мере озадачены, но не испуганы. Я решительно убежден: главной своей цели соперники не достигли — испуганы мы не были. Я знаю своих партнеров, знаю, как выглядят, как действуют они в той или иной критической ситуации, и потому с уверенностью говорю, что даже молодые не были напуганы.

Судья Ллойд Жильмор удивил нас, несомненно, еще больше, чем хоккеисты. Сорокапятилетний ветеран, судивший сотни матчей профессионалов, сделал вид, что впервые видит хоккей и совершенно не понимает что к чему. Нас били и нас же удаляли с поля. Прошло десять минут, и мы дважды оставались на площадке вчетвером. Однако воспользоваться численным превосходством соперники не сумели.

Старший тренер ЦСКА Константин Борисович Локтев готовил нас к подобному судейству, призывал перед матчем ничему не удивляться, но такого… Такого судейства представить себе не могли ни мы, ни наши тренеры. Роберт Фаше, обозреватель газеты "Вашингтон пост", писал, что судья давал свистки лишь в случаях особо опасных нарушений правил. Но в истолковании этого судьи такими нарушениями являются только те, что уже граничат с убийством.

А потом рефери, наконец, удалил и хоккеиста из команды Филадельфии. Мы начали атаку, шайба попала ко мне, я стал было набирать скорость, как вдруг… жуткий удар, и перед глазами пошли зеленые круги. Упал на лед. Пришел в себя не сразу. Это был нокдаун. Неожиданный, мерзкий. Подлый нокдаун:

соперник ударил меня кулаком, в котором была зажата клюшка, сзади.

Хоккей — игра не для трусливых. Удары, ушибы, подножки для меня не новость. Бьют меня нередко. В разных матчах. А первая в моей жизни хоккейная травма случилась на тренировке. В 1962 году, когда мне было четырнадцать лет.

Наша команда тренировалась со старшими ребятами. Упражнения выполнялись в потоке. Хоккеист в одну сторону катится с шайбой, а обратно возвращается вдоль борта без шайбы. И вот, разогнавшись, я столкнулся с другим юным хоккеистом. Очнулся в медпункте. Лицо было поцарапано. Мама решила, что я дрался, а когда узнала, что ударился об лед, запретила ходить на хоккейные тренировки. Но папа встал на мою сторону, и я продолжал играть.

А мама с тех пор на каждый матч провожает меня с опаской. На хоккей она не ходит. Боится. Исключение — два матча в году. Первый — в день открытия сезона. Мама приходит "на счастье", чтобы меня не били, чтобы все было в новом хоккейном году хорошо. А весной приходит на последний матч ЦСКА:

"Слава богу, все кончилось благополучно!"

Когда я женился, мама была очень рада:

— Теперь Ира тебя будет провожать на игру. Мне немного легче станет…

Но какой же хоккей без травм? К ударам я привык. Однако все же не к таким, как в матче в Филадельфии.

Мы думали, что Эд ван Имп, снесший меня боксерским ударом, будет наказан. Но судья не удалил соперника до конца игры. Не наказал он его и большим, десятиминутным штрафом. Не отправил Жильмор ван Импа на скамью штрафников даже и на две минуты. Но зато дал две минуты… нашей команде. За то, что, по его мнению, Локтев затягивает игру, О том, что мне нужно прийти в себя, судья как-то не подумал.

И тогда мы покинули лед.

У Константина Борисовича, я убежден в этом, не было в сложившейся ситуации другого выхода. В конце концов тренер отвечает не только за нашу тактическую или техническую подготовку, но И за здоровье. За то, чтобы не стали мы инвалидами.

Ван Имп сказал после матча, что он ударил меня нечаянно, а уже упоминавшийся обозреватель Роберт Фаше писал, что ни этот, ни другие прискорбные эпизоды не были, конечно же, случайными.

Матч был безнадежно испорчен.

Во время вынужденного перерыва снова говорилось, что это не хоккей, что такая манера ведения боя абсолютно противоречит условиям договора, хоккеистов "Флайерса" призывали играть в рамках правил, не знаю, соглашались ли те, видимо, соглашались, но перестроить себя они не могли. И когда матч возобновился, мало что изменилось в игровом "почерке" хоккеистов "Флайерса". Едва ли можно пересмотреть сразу взгляды на хоккей, ту форму подготовки к матчу, что заняла не дни или недели, а месяцы и годы.

Все уговоры, если они и были серьезными, велись впустую. Ибо это был особый, с точки зрения деятелей клуба из Филадельфии, матч, и подготовка к нему велась заранее и в определенном ключе.

Когда мы прилетели в Филадельфию, то автобус встречал нас прямо у трапа, а вокруг собралось превеликое множество полицейских машин. Там были люди и в форме и в штатском. И с этой минуты полицейские не отходили от нас ни на минуту.

Они сопровождали нас буквально повсюду. В отеле мы разместились все на одном этаже, и первую комнату занимали полицейские. Дверь к ним была постоянно открыта, и охрана видела, кто входит, кто выходит из лифта, и если кто-то из ребят собирался пройтись по городу, то об этом следовало предупредить полицию. "Ангелы-хранители" неизменно следовали за нами на небольшом расстоянии. Потом нам объяснили, что охрана необходима, ибо Филадельфия — один из центров сионизма и здесь возможны любые провокации, но, согласитесь, что с непривычки эта назойливая опека не могла не действовать на нервы и не влиять на предыгровое настроение команды.

Я вовсе не хочу сказать, что повышенное внимание полиции Филадельфии к хоккеистам ЦСКА было частью плана психологической обработки соперника. Но вот в том, что психологическая атака на армейцев была заранее продумана и спланирована, сомневаться не приходится.

Вспоминаю обед, устроенный руководством клуба.

Здесь самое время рассказать, что во время этой поездки нас перед матчами обычно знакомили с игроками, против которых нам предстояло выступать. Разумеется, часть хоккеистов мы уже знали, одних — по матчам со сборной профессионалов Канады в 1972 году, других — понаслышке. Мы читали о них в наших газетах.

Как правило, за день до матча мы обедали вместе с будущими соперниками. Такие банкеты устраивались перед поединками с клубами "Монреаль Канадиенс" и "Бостон Брюинз". Встречали нас команды НХЛ хорошо, особенно гостеприимны были руководители и хоккеисты "Монреаль Канадиенс", и нам были созданы все условия для отдыха и для подготовки к матчам.

И вот встреча с хоккеистами "Флайерса". Нас представляли друг другу со всеми титулами, и когда назывались имена москвичей, хозяева льда смотрели на каждого из нас не столько с вполне понятной в таком случае заинтересованностью, сколько с какой-то неожиданной… не могу подобрать точное слово, пожалуй, агрессивностью. Здесь было все — и уверенность в себе, и вытекающее отсюда ничуть не скрываемое ощущение собственного превосходства, и неутолимая жажда боя. Одним словом, хоккеисты "Флайерса", кажется, готовы были сокрушить, испепелить нас прямо здесь, за обеденным столом, не дожидаясь выхода на лед. Знаменитый Дейв Шульц по прозвищу "Кувалда" вроде бы даже поигрывал бицепсами, охотно демонстрируя свою могучую силу.

О том, что клуб из Филадельфии снискал себе славу самого жестокого в НХЛ (Национальной хоккейной лиге, объединяющей самые сильные профессиональные клубы Канады и США), мы, конечно же, знали еще в Москве. Запугать нас было трудно:

хоккеисты — люди, привыкшие к разному, и не однажды встречались мы с откровенными драчунами. Но выводы после банкета мы сделали правильные, и ход матча показал, что мы угадали настроения соперников.

Этот поединок запомнился и тем, что зрители нас принимали хуже, чем в других городах. В Нью-Йорке, Монреале, Бостоне тамошним поклонникам хоккея очень хотелось, чтобы их команды одолели чемпиона СССР, но никакой враждебности мы не чувствовали. А здесь… Здесь мы вспомнили фразу из "Семнадцати мгновений весны": "Все мы под колпаком у Мюллера". Выехав на разминку, мы увидели антисоветские лозунги, написанные по-русски и обращенные, стало быть, к нам, к гостям, любезно приглашенным за океан. Эти лозунги прикрепляли к прозрачным бортам, чтобы мы, проезжая мимо, разобрали все, что написано.

Во всех городах перед матчем исполнялись государственные гимны СССР и США или Канады. А вот в Филадельфии после нашего гимна был исполнен гимн команды "Флайерс". Очевидно, это должно было еще выше поднять энтузиазм поклонников команды.

Фред Широ, тренер команды Филадельфии, перед началом матча прислал Константину Борисовичу Локтеву карикатуру из газеты, где был изображен сам Широ с двумя здоровенными гориллами — Келли и Шульцем, с запиской: "С кем вы хотите соперничать, если в "Флайерсе" играют такие отчаянные забияки и громилы".

Келли появлялся на льду всего несколько раз, но не искал шайбу, он искал соперника и был настолько несдержан и груб, настолько далек от хоккея, что, видимо, даже партнсры опасались его. Когда Келли и Шульц рванулись к Валерию Васильеву (этот динамовский защитник в матчах "Суперсерии" выступал за ЦСКА), тот отскочил в сторону, и два игрока "Флайерса" с такой силой и страстностью врезались друг в друга, что мы просто опешили.

Чем же объясняется эта неслыханная даже в условиях НХЛ нервозность? В чем причина ажиотажа вокруг матча ЦСКА в Филадельфии? Почему вдруг и клуб и его поклонники придавали такое невероятное значение этому матчу, последнему в восьмираундовой "Суперсерии", которую провели в США и Канаде московские команды "Крылья Советов" и ЦСКА?

На том предматчевом банкете, который я вспоминал, старшему тренеру команды ЦСКА Константину Борисовичу Локтеву было задано много вопросов, и, в частности, его спросили, согласен ли он с тем, что предстоящий поединок — это, в сущности, матч на первенство мира между клубными командами. Ведь "Филадельфия Флайерс" — обладатель кубка Стэнли двух последних лет и, стало быть, сильнейшая команда Северной Америки, а москвичи — обладатели кубка европейских чемпионов, девятнадцатикратные чемпионы СССР и общепризнанный многолетний лидер хоккея на европейском континенте.

Константин Борисович ответил, что он отнюдь не склонен переоценивать значение предстоящего поединка.

— Во-первых, для ЦСКА завтрашняя игра не такое событие, как для "Флайерса", ведь это лишь один, всего лишь один матч из серии. Во-вторых, армейцы ставили себе цель выиграть не одну какую-то встречу, а всю серию в целом, и цели своей уже достигли. Накануне последнего поединка в трех проведенных матчах советские хоккеисты набрали пять очков из шести возможных — выиграли у "Нью-Йорк Рейнджерс" 7: 3, у "Бостон Брюинз" 5:2 и сделали ничью с "Монреаль Канадиенс" — 3:3, и потому последняя игра уже никак не влияет на общий исход всего турне ЦСКА по Северной Америке. Кроме того, у нас нет никаких оснований особо выделять игру в Филадельфии: в конце концов клуб Монреаля, семнадцатикратный обладатель кубка Стэнли, да и команда Бостона более прославленны. В-третьих, к матчу на первенство мира, — сказал наш тренер, — специально готовятся, мы же на полную мощь, с максимальной отдачей сил и нервной энергии провели все предшествующие матчи и даже потеряли в них двух центральных нападающих ведущих звеньев — Владимира Петрова и Виктора Жлуктова и защитника Геннадия Цыганкова, который в паре с Владимиром Лутченко в трех предыдущих матчах не позволил канадцам забросить ни одной шайбы. В-четвертых, продолжал Локтев, вся серия это, в сущности, подготовка к Олимпийским играм, которые начнутся через три недели. Для любого спортсмена Олимпиада — это громадное событие, которого ждут, к которому готовятся многие годы. И, наконец, последнее — предстоящий матч никак нельзя рассматривать как первенство мира хотя бы потому, что титул сильнейшего надо оспаривать в равных условиях — или на нейтральном поле или в серии из четырех — шести матчей, сыгранных на льду каждого соперника.

Паши хозяева были разочарованы таким ответом. Слишком большие надежды возлагали они на этот матч, ведь победа "Филадельфии Фланере" должна была реабилитировать профессиональный хоккей в глазах его многочисленных поклонников. Оба советских клуба — и "Крылышки" и ЦСКА — выиграли свои турне. Профсоюзные хоккеисты одержали три победы и проиграли только один матч. Мы, как я уже говорил, набрали к приезду в Филадельфию пять очков из шести возможных. И это, конечно, потрясло спортивную общественность Северной Америки. В одной газете задавался вопрос, не русские ли в конце концов изобрели хоккей. В другой, после нашей победы в Нью-Йорке, через всю страницу звучал призыв: "Отдайте им Кубок Стэнли, пусть только уедут домой!"

И вот теперь — последний шанс НХЛ.

Разумеется, мы знали, что нам противостоит чрезвычайно сильный клуб. Разумеется, мы хотели выиграть. Но в то же время понимали; что силы уже во многом не те, что были накануне первого матча. В сущности, "Суперсерия" практически существовала только для "Крыльев Советов" и ЦСКА, в то время как американские и канадские клубы проводили лишь по одной игре и имели возможность заранее изучить нас, посмотреть, как мы действуем в атаке и обороне, как строим контратаку, как защищаемся в меньшинстве. Для нас же каждый соперник был загадкой, величиной неизвестной. Добавьте к этому, что в спорте успех во многом зависит от душевного подъема, от страстности, с которой борются за шайбу или за мяч соперники, и вы согласитесь, что собраться на один-единственный матч проще, нежели на четыре, сыгранных за короткое время. А ведь каждый из наших партнеров был достаточно авторитетным, и одолеть его нам хотелось не меньше, чем клуб "Филадельфия Флайерс".

Естественно, что к последнему матчу мы были уже весьма потрепаны, но эти потери были, так сказать, естественными, неизбежными, поскольку в хоккейной игре, даже самой корректной, может случиться всякое. А тут еще за океаном играют во многом в другой хоккей, нам непривычный, и поэтому накануне серии была достигнута договоренность, что матчи будут корректными, что печальные случаи, имевшие место во время встреч со сборной Канады в 1972 году и во время игр с командой Всемирной хоккейной ассоциации (ВХА) в 1974-м, не повторятся.

Мы предупредили, что можем прекратить матч и даже прервать серию, если хоккеисты НХЛ нарушат соглашение и предложат нам вместо хоккея одну из разновидностей бокса на льду. На мой взгляд, все наши соперники до игры в Филадельфии придерживались соглашения, и если случались все-таки у северо-американских команд отступления от договоренности, то они не носили злостного характера. И вдруг такой дикий взрыв страстей!

Переводчик команды знакомил нас с местной печатью, с прогнозами на каждый матч и на всю серию, и мы знали, какое громадное значение придается заключительному поединку. Однако все же полагали, что это будет корректная игра, такая же, как в Нью-Йорке, Монреале и Бостоне. Еще накануне наших первых матчей канадская печать, обсуждая предстоящую "встречу в верхах на льду", обращала внимание на необходимость соблюдения корректного поведения спортсменов и называла самым позорным эпизод, который произошел в 1974 году во время матчей советских хоккеистов с командой ВХА, когда Рик Лей ударил меня после свистка, извещавшего о конце периода. Но я понимал, что соображения прессы — одно, а канадская хоккейная практика — другое.

Я понимал, что мне будет нелегко, и заметка из "Филадельфии Дейли Ньюс", гласящая, что "в воскресенье они встретятся снова, Бобби Кларк против Валерия Харламова — ЦСКА против "Филадельфии Флайерс", говорила о многом.

В НХЛ и ВХА немало "звезд". Наша публика видела Кэна Драйдена и Бобби Халла, Горди Хоу и Фила Эспозито, Питера Маховлича и Бобби Кларка, Ги Лапойнта и Ивэна Курнуайе. Но самый знаменитый, самый сильный игрок в истории профессионального хоккея — защитник Бобби Орр. Сожалею, что я так и не увидел Орра в деле: бесконечные операции колена замучили этого выдающегося хоккеиста. Впервые против советских мастеров Бобби сыграл лишь в сентябре 1976 года, когда по необходимости должен был остаться в Москве, в госпитале. Так вот, накануне матча в Филадельфии Кларк, вспомнив Орра, подлил масла в огонь. Он писал: "Харламов? Поскольку Бобби Орра на льду нет, то он, возможно, лучший игрок, которого вы когда-либо увидите. Я не могу описать, как он хорош. Он быстр, у него множество финтов, он выполняет их на высшей скорости. Он умеет все. Он так же быстр, как Ивэн Курнуайе. Но Курнуайе не может контролировать шайбу настолько же хорошо, как Харламов…" Потом, когда ван Имп и его партнеры начали "охоту", я думал, что они внимательно читали рассказ Кларка о хоккеистах ЦСКА.

Повышенное внимание подготовке к этому матчу, да и ко всей серии в целом уделялось хоккеистами НХЛ и потому, что за океаном превыше всего ставится клубный хоккей. И если у нас сборная — главная команда, если каждый спортсмен — в любом виде спорта — мечтает попасть в сборную, считает это самой высокой честью, то там, в профессиональном хоккее, значительно большее внимание уделяется клубам, болельщики просто убеждены, что клубы сильнее, нежели собранные с бору по сосенке хоккеисты.

И последнее. О судьях. Судили матчи по очереди наши арбитры и арбитры НХЛ. И вот так получилось, что — по заранее составленному графику — судья был на этот раз представителем НХЛ. Впрочем, и матчи с другими самыми сильными клубами, с "Монреаль Канадиенс", например, судили канадцы или американцы.

…А теперь я хотел бы коснуться темы в общем-то абстрактной. Я хотел бы представить себе, как сыграли бы мы в Филадельфии с обладателем кубка Стэнли, если бы матч был не последним в уже выигранной серии.

Так вот полагаю, что в начале турне, когда армейцы были преисполнены нерастраченного энтузиазма, когда в строю еще были могучие бойцы (я специально подчеркиваю: не просто большие мастера, но именно бойцы) Геннадий Цыганков, Владимир Петров и Виктор Жлуктов, всегда охотно принимающие силовую борьбу, даже в ее крайних формах, игра сложилась бы — иначе. Хоккей — это многоборье, здесь успех приходит к той команде, которая сильнее в сумме всех слагаемых — в технической и атлетической подготовке, в тактической эрудиции, в психологической устойчивости игроков. Уверен, что если "Флайерс" и превосходил в чем-либо ЦСКА, так это только в желании и умении вести силовую борьбу за рамками правил.

Это не слишком хитрое искусство! Знаю, что в драке мы могли бы и не уступить, но отвечать ударом на удар мы не хотели.

Бесчисленные драки, удары исподтишка, стремление вывести соперника из строя, запугать его, давление, которое не укладывается в рамки какого-либо разумного принципа ведения игры, — все это складывается в антихоккей, где класс хоккеиста уже ни при чем. Вот почему 11 января 1976 года у нас создалось ощущение, что нам противостоит команда роботов, неудачно запрограммированных.

Кстати, дальнейшие события в чемпионате НХЛ и розыгрыше Кубка Стэнли показали, что я недалек от истины в своих оценках: "Канадиенс" весной уверенно переиграла "Флайерс" и буквально разгромила филадельфийцев в розыгрыше главного приза НХЛ. Хоккеисты Монреаля выиграли четыре матча из четырех, и остальные три игры им уже не понадобились.

Я знаю, что не только мы, но и заокеанские любители спорта с сожалением восприняли события, происшедшие в Филадельфии. "Вашингтон пост" писала: "Возможно, "Флайерс" и сильнее… но, к сожалению, мы этого никогда не узнаем, и советские хоккеисты всегда будут иметь оправдание, почему они не показали всего, на что способны: они пытались спасти свою жизнь".

Кстати, в Филадельфии поняли, кажется, что антихоккей не приносит пользы команде: "Флайерс" отчислил Шульца-"Кувалду".

Этот матч мог стать праздником. А остался дурным воспоминанием, самым большим шагом в сторону от развития замечательной, популярнейшей игры нашего века. Игры волнующей, увлекающей, восхищающей миллионы людей.

Но этот матч, к счастью, — исключение. Я помню другие матчи, сыгранные на разном уровне, против разных соперников. Они дарили нам радость, приносили чувство гордости и за партнеров, и за соперников, и за свою игру. И как бы ни складывалась моя судьба в спорте, в какой бы последовательности, в какой бы пропорции ни чередовались взлеты и неудачи, я один из самых счастливых людей, потому что могу рассказать о настоящем большом хоккее.