Порт-Стэнли

Порт-Стэнли

Когда я заметил на небе отблеск маяка Пемброк, было самое время определить свое положение. На востоке небо уже светлело, и вот-вот восходящее солнце должно было рассеять густую синеву на западе. Шансы увидеть свет маяка были бы тогда ничтожными. Из лоций фолклендского побережья я знал, что определиться по ориентирам на берегу невозможно: таковые отсутствуют. Берег с редкими далекими холмами, чаще всего за пределами видимости, лишен каких-либо характерных примет. К тому же вход в фьорд, в глубине которого расположен Порт-Стэнли, так же малозаметен, как и вход в любой другой заливчик.

Фолклендское течение несло (еще один сюрприз!) яхту значительно быстрее, чем я рассчитывал. Пришлось взять контрольную позиционную линию по луне, чтобы удостовериться, что это все-таки Фолкленды, а не какая-нибудь Южная Георгия.

Свет маяка и восходящего солнца, встретившись на горизонте, словно погасили друг друга. Маяк исчез, а солнце скрылось за облаками, но я уже знал, где мне искать вход в фьорд. «Полонез» вблизи берега попал в прибрежное течение, встречное Фолклендскому. Оба течения и волны, гонимые усиливающимся с каждой минутой ветром, создали на поверхности невероятную толчею. Мокрая палуба стала скользкой, и, когда яхта неожиданно подскочила, я упал навзничь, бинокль же, в который я в этот момент смотрел, угодил мне между глаз. Удар был чувствительный, но меня утешило то, что на какое-то время я забыл о мучившей меня до сих пор боли в глазу.

Глаз беспокоил меня все время, пока я плыл через Тихий океан, а в последние два дня дела пошли еще хуже, и я был рад, что вхожу в порт, где наверняка найдется врач. Мои медицинские эксперименты с каплями, компрессами и чайной заваркой не достигали желаемого эффекта.

Берег был хорошо виден, и я различал белую иглу маяка Пемброк. Соленые брызги разлетались по палубе и попадали в лицо. Мне очень хотелось лечь в постель и закрыть воспаленные глаза, но обстановка обязывала оставаться наверху.

В белой кипени течений у входа в фьорд никак нельзя было проглядеть подводный риф. Кроме того, разгулявшийся до восьми баллов ветер в любую минуту мог порвать парус. Я же все шел на незарифленном гроте в надежде на то, что успею войти в порт раньше, чем шторм наберет полную силу. Казалось, что при изменении курса «Полонеза» меняло направление и течение, а ветер просто не пускал в порт, и мне все время приходилось отодвигать этот долгожданный момент.

Наконец «Полонез» влетел в более спокойные воды фьорда, оставив далеко по правому борту маяк и подводный риф. Ветер нисколько не уменьшился, но бешеная толчея прекратилась. Теперь «Полонез» мчался так быстро, что портовая моторка не успела выйти ему навстречу по сигналу смотрителя маяка, и яхта самостоятельно преодолела между двумя рифами узкий пролив, ведущий в порт.

Порт Стэнли — естественный в фьорде Нарроу порт. Серая и негостеприимная местность кажется пустынной и безлюдной, пока вдруг за скалистым мысом не откроется Нарроу и сказочный, яркий городок на холме. Словно наперекор природе, дома и крыши покрашены в яркие тона — красный, зеленый, желтый, голубой. На холме город лежит как на ладони, а по обе стороны от него тот же безрадостный, тоскливый пейзаж.

Под одним гротом я направил «Полонез» к ближайшему причалу, а зеленая моторка пристроилась за его кормой. Никто не указал мне другого места, и я выбрал самый многолюдный причал. Потом оказалось, что это причал компании «Фолкленд-Айсленд», которая потребовала, чтобы я оплачивал сторожу часы после окончания рабочего дня.

— В этом — вся ФИК (Falkland Islands Company), сплюнул пренебрежительно Энди, коротковолновик.

После визита к врачу мои новые знакомые помогли переставить «Полонез» в другое место. Из-за повязки на глазу мне дали лестное прозвище Нельсон.