Муха на декомпрессии

Муха на декомпрессии

Так жили не тужили, на совесть трудились, про отдых не забывали. В кофеварках-перевертышах — вспомните Софи Лорен в «Браке по-итальянски» — варили крепчайший кофе.

Аппаратики эти, привезенные из заграничной командировки, тем хороши, что очень просты и не заставляют долго ждать.

О земных радостях не позволял забывать и большой доброжелатель акванавтов Леонид Братков из Южного отделения — дежурный по эксперименту. Леонид оказался крупным специалистом по части изготовления домашних вин. Так вот, он с разрешения Деда — в опытных целях и без таковых — не раз баловал акванавтов винами собственного производства. Братков ухитрился сделать даже коньяк, дегустация его прошла с шумным успехом…

Перед иллюминатором акванавты положили приманку для рыб. Но первыми появились какие-то морские букашки, за которыми начали охотиться ставриды, а на ставрид — скорпена. Она устроила засаду. Сидела неподвижно по целым часам. Акванавты видели, как из ее пасти торчит хвост проглоченной ставриды.

Но она, не смущаясь, сделала бросок навстречу новой жертве…

А однажды в шахту прыгнул ласкирь. Владилен поймал его руками.

10 октября. Сегодня проведена большая серия записей с люксметрами и яркомерами.

Штаб решил — поднимать завтра. Аргументы: неблагоприятная синоптическая обстановка, якобы договоренность о приходе плавкрана для подъема «Черномора», усталость береговых вахт — это еще можно понять. Действительно, водолазы и те начали сдавать от усталости.

И все-таки жаль. С большим неудовольствием принимаем мы это решение штаба. Мы, конечно, еще смогли бы поработать. Пару недель, во всяком случае. Переговоры почти ни к чему не привели. Подъем отложен на полдня — это все, что мы могли выговорить.

Сегодня выходил с трехбаллонной «Украиной». Хорошо! Кстати, неделю назад отличный у меня был номер с обычной «Украиной». При резком наклоне вниз — из горизонтального положения — я неожиданно хлебнул воду. И второй раз, и третий. Этак и гробануться можно! Потом сообразил, в чем дело — в баллонах вода! Вода ржавая, красная. У головы, как нимб, расплылось красное облачко Вернулся в «Черномор», проверил, все именно так. При открытом вентиле вода из наклоненного баллона била, как пена из огнетушителя.

11 октября. С утра лихорадочная спешка, хочется успеть сделать как можно больше. С 11.00 начали подготовку к всплытию. Мы освободились от пуповины электрических кабелей, отсоединили все ходовые концы.

Последний ритуал: бортинженер Юра Калинин осматривает вентили балластных цистерн — вентили, которые будут стравливать воду, уступая место сжатому воздуху. Затем я сам совершаю инспекцию.

Водолазы принесли в последний раз обед. За полдня Курилов ухитрился пробыть за бортом три часа, я и Калинин — только по полчаса, зато Ломов — четыре часа!

Начальник аварийной группы Боровиков командует: «Всплытие разрешаю!»

^{Всплытие «Черномора»}

В 14.45 начали продувку первой и второй группы балластных цистерн. Командую: «Открыть вентили продувки!»

После продувки вторых цистерн лаборатория начала стремительно клониться на нос. Соорудили угломер — гайка на веревке. Продувка нулевой группы дифферента не уменьшила. Полетел на пол обед, до которого у нас так и не дошли руки. Я растянулся на полу, держу в руках незакрепленные газоанализаторы. Юра сидит, вцепившись в пульт. Курилов, Ломов, Усольцев стояли, ухватившись за переборку. Ощущается качка. Видимо, всплыли. Потом раздался гулкий удар. Мне показалось, что мы ударились о швартовую бочку. Дифферент слегка уменьшился. По телефону сообщили, что мы на поверхности. Через некоторое время передали, что у нас взорвались цистерны нулевой группы. Оказалось, не закорродировали вентили. А ведь этого, в общем-то, следовало ожидать.

16.10. Нас подтащили к пирсу. Началась декомпрессия.

12 сентября. После перехода на «глубину» восьми метров у Калинина появилось ощущение уколов в области груди, рук, плеч, особенно в шее и на лице. Решили было сообщить об этом Деду. Но вскоре Юра Калинин сказал, что никаких уколов больше нет. Зато после перехода на десятиметровую ступень у меня разболелся пломбированный зуб. Поболел с час, перестал. Потом при переходе на следующую ступень снова разболелся.

Настроение весь день неважное, слабость, вялость. Но, как всегда, нас веселит Слава Курилов: «Мы раньше слова такого — «кессонить» не знали, потому и не кессонили…»

13 сентября. Открыт верхний люк. Вышли. Ощущение озона в воздухе — как будто ты оказался в сосновом бору после грозы. Очень четкое, обостренное зрение. Голубое небо, синее море, яркая зелень листвы, четкие силуэты гор Маркотха. Нервный подъем. И физическая слабость. Отчетливое ощущение избыточности поступающей информации, обилия внешних раздражителей. Сын… Вглядываюсь в лица. Все незнакомые, знакомых мало. Треск фотозатворов. Неприятно. Чего-то не хватает. Самой малости…

Гриневич нежней мамаши встречает каждого из акванавтов и самолично, взяв под руку, провожает до барокамеры. Мало ли что может случиться. Но нет, все хорошо, и Дед разрешает покинуть плавбазу. Акванавты ступают на берег.

Еще в первые дни командир обнаружил, что вместе с ними в подводном доме, наполненном сжатым, как пружина, воздухом, поселилась… муха.

Острослов Слава Курилов тотчас внес на обсуждение экипажа «законопроект» о превращении территории «Черномора» в подводный заповедник. Так муха получила право убежища и гарантию о неприкосновенности. Муха — не Пополь, но как-никак вшестером еще веселей. Так проходили дни. Акванавты занимались своими делами, муха, не обращая внимания на людей, — своими.

Когда наступила пора возвращаться, дом всплыл. Но открывать люки было рано: потекли часы, пока азот, пропитавший живые ткани людей, не выветрится наружу. Процедура не из приятных. Следовало заново приспосабливаться к земным условиям. И тут, к своему немалому удивлению, люди обнаружили, что декомпрессия отразилась и на их постояльце. По всему видать, муха чувствовала себя неважно. Стала вялой, апатичной и недовольно жужжала, когда ее беспокоили. По целым часам сидела, забившись в укромный уголок, либо подолгу топталась на одном и том же месте. У нее вконец пропал аппетит.

Наконец декомпрессия подошла к концу. Наступил час выхода на свежий воздух. Все необыкновенно повеселели, оживилась и муха. Открылся люк, и «комарик в свой удел через море полетел», но на крылатого акванавта уже никто не обращал внимания…

В Голубой бухте тишь да гладь. Предсказание о непогоде и приближении очередного шторма, как видно, не желает сбываться. Опустевший «Черномор» с завинченными люками, с задраенными иллюминаторами мерно покачивается у пирса. Около крутится стайка ребятишек-удильщиков, один из них держит за хвост подцепленного на гарпун катрана. Борясь с соблазном, они размышляют, как бы пробраться на палубу дома. Уж конечно, с «Черномора», заслужившего известность у обитателей окружающих вод, рыба ловится получше, чем где-либо еще.

Где же акванавты? Отдохнув, они пришли в актовый зал, здесь началось заседание пленума секции подводных исследований Океанографической комиссии Академии наук СССР. Обсуждались первые итоги только что закончившейся экспедиции. О своих исследованиях и планах покорения морских глубин говорили делегаты из Москвы, Ленинграда, Владивостока, Мурманска, Клайпеды, Донецка, Киева.

«Необходимо создать единый центр, координирующий все подводные исследования в нашей стране, ведающий строительством научно-исследовательских подводных лодок и лабораторий на дне моря, выпуском новой водолазной техники и подготовкой акванавтов», — пришли к единому мнению делегаты пленума.

До конца заседаний оставалось два-три дня, как неожиданно от милой Элеоноры Кузьминичны, ученого секретаря Океанографической комиссии, узнаю, что в Геленджике появился Иван Сизов — один из организаторов экспедиции «Садко-3».

Наутро мы с Иваном Сизовым уже мчимся на «Комете». Лазаревская, Сочи. Пересадка. Втискиваемся в переполненную электричку и поздним вечером прибываем в лагерь ленинградских акванавтов.