Меч «Эспадона»

Как бы ни было прекрасно утро, в часы восхода пустынны и тихи набережные Монако. Но в пятницу 17 сентября все выглядело иначе. Необычное оживление, как при отплытии океанского лайнера, царит здесь с первых лучей солнца. Радостные крики, смех, возгласы восхищения. У входа в порт, на молу, у подножия сигнальных маяков выстраиваются многочисленные зрители. Докеры, местные аквалангисты, заграничные туристы, родственники океанавтов, газетчики, радио-, тележурналисты и кинооператоры.

Заглушая шум толпы, пробивается монотонное гудение компрессоров, нагнетающих воздух в жилище океанавтов. На набережной среди паутины проводов и кабелей вырастают груды опорожненных баллонов из-под кислорода и гелия.

Сухощавый и загорелый, с посеребренными волосами, в серых брюках и голубой рубашке с короткими рукавами, внимательно следит за приготовлениями капитан Кусто. То улыбающийся, то озабоченный, он минутами уединяется, что-то обдумывает, советуется с товарищами и отдает распоряжения. Здесь многие из участников предыдущих экспедиций и помощники Кусто. Среди них Альбер Фалько, штурман «Дениз», и Ив Боске — молодой инженер, ответственный за постройку подводного дома.

На борту «Эспадона» — одного из кораблей, сопровождающих подводный дом, — ждут своего часа шестеро океанавтов: командир экипажа «Преконтинента-три» тридцатисемилетний Андре Лабан, научный руководитель станции Жак Ролле, их коллеги Кристиан Бонниси, Раймон Колль и самые молодые участники экспедиции — двадцатичетырехлетние Ив Омер и Филипп Кусто, сын капитана, ответственный за теле-, фото- и киносъемку.

Настроение у океанавтов приподнятое.

— Никто из нас не возьмет за свое место все золото мира! — патетически восклицает Филипп Кусто.

Судя по их поведению, того же мнения придерживаются и его товарищи по команде.

Счастлив и взволнован так, что не может этого скрыть, и Кусто-старший. Безропотно подчиняется он возгласам какого-то «киношника», заставляющего его занять место, удобное для съемки.

«Не забыли ли мы чего?» — в последний раз спрашивают про себя помощники Кусто.

Но вот, кажется, все готово. До старта остаются считанные минуты. Океанавты — оставляем здесь этот неологизм Кусто — поднимаются со своих мест и спускаются в воду. Подплыв к шару, они взбираются на крышу своего дома и ждут последних команд. Здесь уже и сам капитан.

Океанавты прощаются без лишних напутствий и традиционных объятий. Следует крепкое пожатье рук и тут же короткая команда начать погружение.

— Пошел!..

Все шестеро один за другим прыгают в море и, задержав дыхание, скрываются под водой. Быстро разыскав входной люк, океанавты ступают на порог своего подводного дома и налаживают связь с поверхностью.

^{Андре Лабан беседует с находящимися за 7000 миль от мыса Ферра американскими акванавтами}

— Все идет отлично! — докладывает Андре Лабан.

Океанавты занимают свои рабочие места. В 12 часов 30 минут, изрядно проголодавшись, они приступают к первому завтраку.

Проходит еще сорок часов. Уже вторые сутки живут океанавты в подводном доме у набережной порта Монако. Ни на секунду не затихая — и днем и ночью, — гудят моторы компрессоров.

Восемь… Девять… Десять атмосфер… Микрон за микроном движутся стрелки по шкалам манометров. В задраенный наглухо шар диаметром несколько менее шести метров вдувается тысяча сто кубометров газовой смеси! Столько гелия хватило бы, чтобы поднять за облака целую эскадру воздушных шаров, на которых когда-то летали герои Жюля Верна.

Стрелки манометров подкрадываются к цифре «одиннадцать» и минуют ее. Искусственный воздух стал настолько плотен, что уже можно снова открыть входной люк. Он не пустит воду даже на глубине сотни метров.

В каюте «Эспадона» инженер Ив Боске, сдерживая улыбку, слушает деформированные гелием голоса Андре Лабана и его товарищей.

Гелий до неузнаваемости изменил голоса океанавтов. Впрочем, к этому не привыкать!

В Красном море у Клода Весли жил попугай. На сей раз общество океанавтов разделили лягушки. Под водой они запели канарейками. А бас Андре Лабана превратился в меццо-сопрано.

Гелиевый коктейль обманывал и органы чувств. Иногда Лабану казалось, как будто по его лицу струится пот. Он касался рукой лица — оно было сухо. Позднее океанавты перестали ощущать запахи, почти все утратили чувство вкуса…

Глубокой ночью настает час отплытия. При свете мощных прожекторов буксируемый кораблями «Эспадон» и «Ле-Лютен» подводный дом с его обитателями покидает Монако и выходит в открытое море. Немного поодаль от кораблей на специальном понтоне следует команда аквалангистов-ныряльщиков. Они подсоединят к дому еще один пучок из девятнадцати кабелей, предназначенных для телефонной, радио- и телевизионной связи. Через пять часов у мыса Ферра начнутся маневры перед погружением.

Когда взошло солнце, процессия прибыла к месту намеченной стоянки обсерватории под водой. Но море уже не такое безмятежное и ласковое, как два дня назад. Сильно штормит. Как ореховые скорлупки, пляшут суда на воде. Стоящий на капитанском мостике «Эспадона» Жак-Ив Кусто отдает команду подключить кабели.

Около восьми часов утра происходит непредвиденный случай. Подталкиваемый волнами, «Эспадон» угрожающе близко подходит к шару, который все еще на плаву, и обрубает один из кабелей. Застряв между двумя стальными корпусами, серьезно поврежденными оказались несколько других нитей связи. Судьба экспедиции висит на волоске.

К счастью, радиосвязь и один из телепередатчиков продолжают работать, а сами океанавты еще спят, не подозревая об аварии.

Оправившись от нервного шока, Ив Боске звонит в обсерваторию и будит океанавтов. На экране появляется лицо командира экипажа. Кусто быстро вводит его в курс дела.

— Погружение невозможно. Необходим один день ремонта. Было бы неосторожно оставлять подводный дом здесь. Мы возвращаемся в Монако.

— Слушаюсь, капитан! — отвечает Андре Лабан.

Корабли ложатся на обратный курс.

Вторник, 24 сентября. Уже более ста часов океанавты заключены в своей стальной обители. Кабели отремонтированы в рекордно короткий срок. Эскадра вновь выходит в дорогу.

^{В ожидании сигнала к погружению}

На сей раз путешествие к мысу Ферра проходит без осложнений. Караван остановился в том же месте, напротив маяка, в трехстах пятидесяти метрах от берега. Погружение началось немедленно и длилось всего три минуты.

В 23 часа 30 минут подводный дом, наконец, касается дна, но… не в том месте. Шар немного подтягивают к поверхности, развертывают и опускают вновь. До шестидесятиметровой глубины за ним наблюдают пловцы с аквалангами. Глубже спускается лишь «Дениз», пилотируемая Альбером Фалько.

Среда, 25 сентября 1965 года. 00 часов 15 минут. Оптимальная позиция найдена! Все четыре опоры подводного дома встают на свои места.

Громкое «ура» раздается на кораблях, и в металлическом доме океанавтов на глубине ста десяти метров под водой — крик радости и облегчения.

Дом, где жили океанавты, был разделен на два этажа.

На верхнем этаже — рубка связи с телефоном, кинокамерой, микрофоном, телетайпом, маленький уютный салон с рабочим столом, креслами и несколькими стенными шкафами. Там же сияющая пластиком лаборатория со множеством приборов и аппаратов и с криогенераторами-холодильниками. Комфорт обеспечивает установка искусственного климата с регуляторами влажности и температуры. На этом же этаже расположилась кухня со всеми своими «атрибутами». Маленькая спиральная лестница ведет в нижний ярус. Он разделен на два отсека. В одном — спальня для отдыха океанавтов. В другом — душ, туалет и дверь в открытое море — люк.

Каждый квадратный метр поверхности бронированного дома выдерживает нагрузку двести тонн! При атмосферном давлении в его помещениях шар, подобно обычным батисферам и подлодкам, может опускаться на глубину двухсот метров.

Фундамент жилища океанавтов — массивная плавучая платформа с двумя цилиндрическими цистернами, которые вмещают семьдесят тонн воды. При затоплении цистерн подводный шар-«отель» плавно погружается на дно. По углам платформы стоят автоматически управляемые ноги — опоры с широченными, чтобы не провалиться в грунт, четырехугольными металлическими подошвами. По команде из рубки они могут подрасти на необходимую высоту или, наоборот, укоротиться.

Помимо водяных цистерн, в корпусе платформы запрятаны десятка три запасных баллонов со сжатым воздухом, гелием и кислородом, а также сбрасываемый балласт.