Солнечный город Сидней
Солнечный город Сидней
Помня мытарства в Суве, я послушно сидела на палубе. Навела порядок, а фактически устроила настоящий балаган: все, что требовало просушки, развесила на леерах и веревках, ничуть не подозревая, что этим уже нарушила портовые порядки. «Круизинг Австралия яхт-клуб» строго запрещал вывешивать на яхтах такое сомнительное украшение — располагался в одном из самых фешенебельных районов Сиднея, и жители близлежащих домов не желали любоваться видом сохнущего белья. Это полагалось делать в прачечных, которых тут было, кстати, великое множество.
Рашкаттер-Бей был битком набит яхтами. Он утопал в зелени окружающих его парков, из которой выглядывали разноцветные дома, в том числе много небоскребов. С моего буя были видны сиднейский мост и здание оперы. На противоположном берегу зеленели холмы Кирибили и Мосмена, вдали высился центр. Все было залито летним солнцем, а вокруг голубело небо. Мне казалось, что я стою посередине большого озера в горном парке.
После полудня к яхте приблизились на тузике первые визитеры — он и она. Он спросил меня:
— Пани приплыла прямо из Польши?
Речь была не чисто польской, но наверняка не австралийской. Я громко выразила свою радость, удивленная, что первыми меня встретили в Сиднее поляки.
— Я чех, меня зовут Тони, а это моя жена Триция. Дочь Тонка осталась на берегу. Мы живем на яхте, — показал на стоящий неподалеку большой шлюп, — приглашаем тебя сразу после досмотра к нам на «Аррибу».
Триция спросила, не хочу ли я свежей еды. Я, разумеется, хотела, и через несколько минут они привезли молоко, хлеб и фрукты. Обещали, как только будут улажены все формальности, отвезти меня в клуб и город. Теперь ожидание стало намного приятнее: у меня были свежие продукты и перспектива на будущее. Так прошли сутки. Лишь на следующий день кто-то в клубе заметил, что в заливе стоит чужая яхта, и сообщил соответствующим службам. Первой явилась карантинная. Ее представитель подробно расспросил о моем здоровье, о наличии на яхте четвероногих, а также свежих фруктов. Довольный итогами проверки, велел ждать таможенников.
Таможенные власти прибыли в составе двух персон. Они просто объяснили мне, что не заметили входа «Мазурки» в гавань, и приступили к делу. Один скучал в кокпите, второй, сидя на трапе, описывал всю яхту по частям. Закончив, назвал астрономическую сумму, в какую оценил мою «Каурку», и строго предупредил, что если я пожелаю превратить яхту в деньги, то должна буду уплатить пошлину в размере 60 % от названной им суммы. Я ответила, что на мне они не заработают — продавать яхту не собираюсь. Таможенники признались, что на это не рассчитывают, и мы дружной компанией отправились на их моторке в клуб. Они — выпить пива, я — разведать про место у причала.
В клубе мест у причала не оказалось: все стоянки были зарезервированы для участников гонки Сидней — Хобарт. Туманно и неубедительно обещали что-то после Нового года. И тактично промолчали, когда я заметила, что каждый визит на сушу требует длительного путешествия на плоту.
В это время в Австралии ничего важнее гонки Сидней — Хобарт не было. Гонка являлась общенациональным праздником. Участники почитались в клубе, как священные индийские коровы — они были всюду и им все было можно. Оккупировали все клубные залы и бар, все стоянки у причала. Толпы людей приходили сюда, чтобы поглядеть на яхты, обсудить шансы семидесяти участников, заключить пари. Экипаж огромной «Балли-Ху» — яхты, претендующей на первое место, — носил свои рубашки как самые почетные ордена.
Старт был назначен на второй день после рождества. Берега Порт-Джексона запрудили сотни тысяч зрителей. На воде плавало все, что могло удержать хотя бы одного человека: моторки, сотни яхт, каяки, гребные лодки, тузики, плоты, буксиры, переполненные прогулочные суда. Невероятный интерес к предстоящей гонке одинаково страстно проявляли яхтсмены и ребятишки, пожилые женщины и молодежь. С высоких берегов безошибочно распознавались яхты-участницы, назывались имена капитанов и владельцев. Старт транслировался по всем радио- и телепрограммам. В последующие дни любая программа прерывалась для передачи последних сообщений о гонке. Вести с гоночной трассы публиковались на первых полосах всех газет и журналов. На весь период гонки — от рождества до Нового года — метеобюро составило специальный прогноз погоды. Пока продолжалась гонка, все забыли даже о любимых крокете и скачках. Зрителей на берегах и плавающих средств на воде в день старта гонки Сидней — Хобарт было намного больше, чем в день визита королевы Елизаветы II. Я откровенно завидовала: мне мечталось хотя бы об одном яхтенном мероприятии в Польше, которое вызвало бы такой же интерес всего общества…
Гоночное безумие и интерес к яхтенным делам продолжались в Австралии фактически непрерывно, достигая апогея во время таких событий, как гонка Сидней — Хобарт или участие в гонке на Адмиралтейский кубок в Великобритании. На последнее мероприятие в стране собирались средства всеми возможными способами. А требовалось немало — только транспортировка яхт через два океана стоила целое состояние.
«Круизинг Австралия яхт-клуб» не был туристским, несмотря на свое название. Туристские яхты, а к ним причислили и «Мазурку», никого не привлекали. Узнав, что я не собираюсь стартовать в гонке, обо мне сразу забыли. Я торчала бы у буя все время пребывания в Сиднее, если бы не помощь польского консула и дружеское расположение некоторых австралийцев. Благодаря им «Мазурка» с Нового года стояла у причала. Интерес к яхте из Польши появился намного позже — после опубликования в европейских яхтенных журналах статей о нас с «Мазуркой». Другое дело, что в Австралии не все были убеждены до конца, что от Сиднея до этой самой Польши очень далеко и дорога, в самом деле, нелегкая.
А пока в первые дни обо мне заботился экипаж «Аррибы». Тони, Триция и двенадцатилетняя Тонка собирались в плавание по Тихому океану сроком на пять лет. Свой первый семейный рейс они совершили давно: с двухнедельной Тонкой отправились вокруг Австралии. Плавали два года, вернувшись в Сидней, продали яхту и начали строить новую — «Аррибу». Яхта построена очень тщательно, прекрасно отделана и оборудована. Осенью они собирались отправиться через Большой Барьерный риф в Новую Гвинею. Тонка, как многие австралийские дети вглуби континента, училась в радиошколе.
Триция познакомила меня с городом, показала, где можно недорого купить продукты, где стирать. Сидней ошеломлял своей обширностью, городской транспорт в нем был настоящей головоломкой. Хорошо, что клуб располагался вблизи торгового района и мне не приходилось делать специальные экскурсии хотя бы за молоком и хлебом.
Вскоре после прибытия я нанесла визит представителю Польских океанических линий. Думала, что встречу скучного чиновника, но нам с «Кауркой» очень повезло. Пан Здановский тотчас же взял под заботливую опеку польскую яхту и капитана. Я получила не только всестороннюю помощь, но и гостеприимный дом. В семье Здановских праздновала и сочельник. Хотя елки и снега здесь не было и я с трехлетней Малгосей Здановской ходила на пляж, а не каталась на санках, все остальное было почти как в родном доме, с праздничным столом, накрытым с соблюдением польских традиций.
После Нового года многих в Сиднее и его пригородах взволновал приезд наших знаменитых спортсменов Ирэны Шевиньской и Бронислава Малиновского на легкоатлетические соревнования, проводившиеся Польско-австралийским клубом «Олимпиец». Я получила от клуба приглашение и впервые в жизни смогла попасть на такое зрелище (и то, вероятно, лишь потому, что обошла полсвета). Ирэна Шевиньская совершенно меня очаровала. Оказалась очень привлекательной и милой молодой женщиной. Я знала, как и весь спортивный мир, что она прекрасная бегунья, но надо было видеть собственными глазами, как красиво, с какой легкостью она бежит, словно танцует.
Наши спортсмены посетили «Мазурку». На яхту приходили и другие гости, особенно много поляков. Весть о моем пребывании довольно широко распространилась в Сиднее и штате Новый Южный Уэльс после пресс-конференции, устроенной паном Здановским, и телепередачи обо мне. В Польско-австралийском клубе «Олимпиец» состоялось несколько встреч, на которых я рассказывала о первой половине своего путешествия.
Лето в Сиднее было жарким, солнечным, но ветреным. Хорошо, что я уже стояла у причала — это облегчало визиты ко мне. В заливе гуляли сильные ветры. То подует с севера и поднимет крутую короткую волну, то южный ветер пытается сорвать со швартовов яхту и выбросить ее на берег. В этих условиях экскурсии на надувном плоту заканчивались для меня иногда плачевно. Не раз Тони на своем моторном тузике ловил меня в другом конце залива и буксировал к яхте.
Теперь можно было думать всерьез и о ремонте. Раньше не удавалось сделать ничего конкретного: с середины декабря до середины января Австралия праздновала свои большие каникулы. Часть фирм в это время вообще закрывалась, некоторые принимали заказы, но со сроком выполнения не раньше февраля. Тогда я еще не знала, в каком темпе работают милые австралийцы, а то говорила бы, что собираюсь покинуть порт завтра, а не в апреле. Мне все заявляли, что у них масса времени впереди. Кому хотелось работать в разгар лета! Я и так все главные дела откладывала до приезда в Сидней мужа, которого ждала с огромным нетерпением.
На суше меня всюду сопровождали Здановские. В их гараж перекочевало почти все снаряжение «Мазурки». Это позволяло мне свободно передвигаться по яхте, да и выглядела она теперь весьма пристойно. На воде моим спутником был Дикси с семьей. Его яхта «Паган Ли» была моей ближайшей соседкой. Тасманец Дикси жил в Мельбурне. Как-то раз по зову моря он сменил геодезическую фирму на стальную яхту и отправился в свет. В Сиднее жил с женой и четырехлетним сыном уже несколько месяцев. Чтобы не тратиться, брался за любую работу: то чистил и шлифовал стены небоскребов, но ему не понравилось, какими жалкими муравьишками выглядят сверху люди, то выполнял спецработу в больнице (вроде выносил умерших). Веселый, безмятежный Дикси был всеобщим приятелем. Раскатывал по городу на разваливающемся автомобиле, взятом у старшего сына. Впрочем, у него была многочисленная родня, разбросанная по всей Австралии. Каждые два-три дня он представлял мне то нового кузена, то очередного ребенка.
«Круизинг Австралия яхт-клуб» был постоянно забит до отказа яхтами, но иностранных стояло всего три — «Мазурка» и две американские яхты. Все остальные были австралийские.