Глава двенадцатая Романтический Сидней

Глава двенадцатая

Романтический Сидней

…Конечно, на чемпионате мира в Китае я в очередной раз получила серьезную встряску. С одной стороны, уже успела привыкнуть к тому, что много выигрывала. Но это были не с неба свалившиеся победы, а результат очень серьезного многолетнего труда. И хотя поражений было меньше, чем побед, они были очень болезненными для моего спортивного самолюбия. Но на помосте я научилась скрывать свои переживания, слезы, раздумья, идеи и мечты. Я не имела возможности с кем-то всем этим поделиться. Все это выливалось в одиночество: я замыкалась в себе, уединялась в своей комнате на спортивной базе или уходила в лес, чтобы посоветоваться сама с собой, подумать и проанализировать все, что происходило на помосте во время борьбы. Я понимала, что должна и из поражений ковать свои будущие победы.

Помню, как я сидела на пеньке у озера и думала о том, как я подпортила свою репутацию за год до Олимпиады в Сиднее. Ведь мне уже «двадцатник», а молодежь напирает со всех сторон. Я понимала, что меня не «прокатят» мимо олимпийской сборной, ведь я уже была капитаном сборной, и место в команде за мной было как бы зарезервировано. Но я не могла позволить себе расслабиться, — ведь у меня в «багаже» были и старые травмы, которые иногда давали о себе знать, и титулы, которые, как я считала, действующая спортсменка всегда должна была подтверждать. Я прекрасно понимала: малейшая невнимательность — новые травмы надолго выбьют из колеи. Поэтому решила вернуть себя в «спартанскую среду обитания», в жесткий режим, оставив до лучших времен сердечные привязанности, которые время от времени возникали в моей молодецкой жизни, фотосессии в модных журналах и светские тусовки, — чтобы ничто не мешало моему второму восхождению на Олимп.

В мае 2000 года состоялся чемпионат Европы во Франции.

И там, в Париже, наконец-то российская женская сборная стала триумфатором в командном зачете. Мы с Леной Продуновой, Леной Замолодчиковой и другими девчонками одержали победу в командном зачете. Я снова выиграла абсолютное первенство, а «серебро» в этом виде программы досталось Замолодчиковой. Кстати, тогда, в парижском дворце спорта «Берси», впервые одновременно, на одной арене проходили сразу два чемпионата — взрослый и юниорский. И победа наших юниоров показала, что мы имеем солидный запас прочности — аж до Олимпиады в Афинах.

В Париже мы традиционно соперничали с румынскими спортсменками. На вольных упражнениях, с которых начались соревнования, лидерство захватила команда Румынии. После опорных прыжков в наш спор вмешалась Украина. Но на третьем снаряде — брусьях — мы уверенно вырвались вперед.

И обогнали преследовательниц на целый балл. Как писали потом журналисты, мое уверенное выступление, вероятно, выбило из колеи выходившую следом Симону Аманар. От меня же зависел и итоговый результат на бревне. Максимальная собранность помогла нам одержать-таки свою первую командную победу.

Помню, на пресс-конференции после состязания в многоборье меня спрашивали журналисты, как мне удалось собраться, ведь после второго снаряда я порядком отставала от лидеров. На самом деле, меня даже в пятерке не было. Но я твердо усвоила: если часто смотреть на табло, вряд ли добьешься успехов. Это отвлекает, сбивает настрой. В конце концов, два снаряда — это только половина пути. Всегда надо идти вперед и бороться до конца. Уже тогда я заявила, что в Сиднее буду бороться за «золото», что у меня готовы новые программы, которые я активно обкатывала.

Несколько месяцев спустя, после того как в Москве, в «Олимпийском», завершились соревнования на Кубок России в многоборье и чемпионат в отдельных видах, в одной из газет я прочитала слова знаменитой гимнастки Лидии Ивановой: «Искренне восхищаюсь Хоркиной! Казалось бы: там, на чемпионских высотах, куда когда-то взлетела, Света могла бы наконец немножко успокоиться и в 21 год продолжать выигрывать только за счет имени и авторитета. Но она в очередной раз гениально обновила программы!» Дороги были для меня и слова главного тренера сборной России и президента национальной федерации Леонида Аркаева: «Я вижу Хоркину каждый день на протяжении более десяти лет, но не устаю ей удивляться. Она, вопреки всем гимнастическим законам, продолжает прогрессировать, когда, казалось бы, это уже просто невозможно! Ее можно сравнить с коньяком, который с годами только хорошеет…» Хорошо сказал. Аркаев всегда умел находить нужные слова, чтобы поддержать и успокоить. Только в те годы, когда мы были рядом, он любил меня называть стервой. Наверное, он был прав, я ведь и тренировалась и боролась до остервенения.

В спорте нужно быть немножко стервой. Но я всегда была доброй. Никогда и никому не желала зла. Хотя могла и вспылить, и накричать, но всегда быстро отходила.

В Сидней мы приехали за месяц до Олимпиады. Думаю, что это было нашей первой серьезной ошибкой. Было бы лучше, если бы мы остались дома, на «Круглом». Там были нормальные условия для тренировок, там можно лучше сохранить и физическую, и психологическую форму. А ведь чувствовала я себя тогда просто шикарно! У меня получалось абсолютно все. Но старший тренер решил, что мы все должны быть в Австралии за месяц — и точка. Разве у спортсменов есть право голоса?.. А по моему характеру было бы гораздо лучше прилететь и — с корабля на бал: выйти на помост, всех на лопатки, медали в карман и — улетели!..

Мы же тренировались там целый месяц в простом спортивно-игровом зале с жестким деревянным полом, где были расставлены снаряды и, конечно, не было поролоновых ям, и всегда приходилось работать на жесткую опору. И снова забивались мышцы, травмировались суставы… В общем, точь-в-точь, как во сне, повторялись условия того предолимпийского сбора, который мы уже пережили перед Атлантой. Нас периодически мучила проверками бригада по допинг-контролю, особенно меня, ведь я была фаворитом. Однажды, правда, приключилась «забавная» история с допинг-бригадой. Как обычно, они нагрянули как снег на голову. Дело было вечером, «делать было нечего» — в смысле тренировок, — мы отдыхали: кто-то ушел на массаж, кто-то нежился в джакузи. Я сидела у себя в номере и читала книгу. Стук в дверь. Открываю — нежданные гости. Представились службой допинг-контроля и предложили мне сдать на анализ, извините, мочу. Гимнасток на анализы крови не диагностируют. И надо же было такому случиться, что буквально перед их визитом я уже побывала по малой нужде. Естественно, удовлетворить их просьбы об анализе сию минуту я уже не могла. Войдя в положение, бригада оставила рядом со мной «сиделку», которая ходила за мной по пятам в течение двух часов и записывала, что я пью и что я ем, пока мой организм не будет готов к тому, чтобы удовлетворить их просьбу об анализе. Она посетила со мной и массажный кабинет, и посидела рядом, пока я расслаблялась в джакузи, и изрядно мне поднадоела своим присутствием. Тогда я решила ускорить процесс и извлекла из «тайничка» банку пива… Вы бы видели ее глаза и изумленное выражение лица!

— Ты будешь это пить?! — промолвила медсестра в ужасе.

— Могу поделиться… — предложила я ей, ни чуть не смутившись ее реакцией. Мне было ужасно смешно и хотелось побыстрее с ней расстаться. — Кстати, вкусное пиво. Рекомендую…

Слава богу, пиво действует безотказно. Анализы были сданы, пробы, естественно, отрицательные, и в конце концов допинг-службы оставили нас в покое. Хотя подобные вмешательства в предолимпийский настрой психологически напрягали. Но я старалась ни на что не обращать внимания. Ведь я уже знала, что такое Олимпиада — четыре года назад я всего этого уже хлебнула и, казалось бы, ко всему я была готова. Я чувствовала, что могла бы с закрытыми глазами выйти к любому снаряду и сделать все на двести процентов. И даже мое «любимое» бревно.

Мои ощущения оправдались уже на квалификационных соревнованиях, где я ушла в отрыв от всех на полбалла — по гимнастическим меркам это очень много! Настолько играючи я проходила все снаряды, что создавалось впечатление, что мне все очень легко давалось. Выходя на состязания в абсолютном первенстве, я была абсолютно спокойна. Меня нисколько не смущало, что девчонки на разминке много падали, и я даже не придала значения тому, что одна спортсменка сломала голеностоп и ее унесли на носилках.

Уж столько разных травм перевидала на помосте, что меня ничто не пугало, в тот момент я была ко всему готова и психически непробиваема. Да, я несколько раз на разминке «перелетала» коня, но мне казалось, что у меня так много сил и такая «пруха», что я толкаюсь слишком сильно и из-за этого немного не достаю коня руками… На азарте и адреналине предстоящей борьбы я даже не почувствовала, что с конем что-то не так. Тренер подсказывал мне ошибки, а я настраивалась на борьбу… Ни у кого даже в мыслях не было, что высота коня может быть установлена не в соответствии со стандартом.

…Зажглась лампочка, и я вышла на разбег своей первой попытки. Закрыла на мгновение глаза и ринулась в бой. Мощный толчок ногами, полет и… Рухнула на колени, разбив их в пух и прах. Я не могла понять, что случилось, почему зал ахнул, и что я делаю тут на полу. Даже не пытаясь разобраться, я встала и пошла на вторую попытку, морщась от боли. Колени ныли, но ноги слушались меня, и я терпела. Значит, слава богу, ничего не переломано и не порваны связки. Собрав волю в кулак, и до конца еще не осознавая, что произошло на первом прыжке и почему я оказалась на полу, я прыгнула второй прыжок просто отлично, как говорят гимнасты, «в доскок». Уж не знаю как, но в этот раз мне удалось преодолеть этого, как потом выяснилось, нестандартного коня, и я его «сделала». И получила очень высокую оценку. Вот только результат в этом виде многоборья складывается из обоих прыжков…

Я ушла на другой снаряд — к брусьям. И вдруг увидела боковым зрением, что возле коня после моего опорного прыжка началась какая-то суета, его проверили и заявили, что снаряд выставлен неправильно. А мне и всем гимнасткам из моей команды сообщили, что после заключительного снаряда в многоборье мы сможем выполнить опорный прыжок заново.

И как я ни пыталась настроиться на свои любимые брусья, психологически была подавлена. Я все время думала только о том злополучном прыжке: как я могла допустить какую-то нелепую ошибку? Если бы не эта дурацкая оплошность, я бы была лидером.

Я ведь этот прыжок делала столько лет, могла бы прыгать его с закрытыми глазами, а тут — надо же… Еще не понимая, что конь был установлен неправильно, я корила себя, ведь в этом падении я не только разбила свои коленки, я вдребезги разбила свою главную мечту.

Психологическое потрясение было настолько сильным, что, сделав на брусьях свой «фирменный» элемент, я сорвалась с верхней двухметровой жерди, снова рухнув на разбитые коленки, но нашла в себе силы доделать комбинацию, и ушла с помоста.

Борис Васильевич пытался выглядеть спокойно:

— Света, еще не все потеряно! Соревнования еще не кончились. Давай работать до конца…

Я собралась с последними силами и решила «драться» дальше, не взирая на разбитые колени и досаду в душе. Я шикарно прошла бревно, успешно завершила вольные… Болели колени, камеры снимали мои огромные синяки, но я боролась до конца, потому что знала: в спорте все непредсказуемо, и каждая из соперниц могла ошибиться. Но потом я увидела, что многие девочки из моей команды решили воспользоваться правом перепрыжки. Я смотрела на них в замешательстве и думала, что же делать: прыгать или?.. Я попыталась ухватиться за мнение тренера и спросила у него. А в ответ услышала: «Решай сама!» И даже начала разминаться. Но вдруг почувствовала такой тяжелый груз на душе и пронзительную боль в коленях… А в сознании промелькнуло: «Да что же это такое?!. Мы что тут, на дворовых соревнованиях? Как же такое возможно, что коня выставили не по регламенту, и чтобы на Олимпийских играх давали перепрыжку?!.» Я считаю, что должны были остановить соревнования, установить коня на положенную высоту и начать все заново, мы ведь прошли только один снаряд, когда обнаружилась даже не ошибка — преступление!.. И я психанула, ушла из зала, послав всех ко всем чертям…

Сейчас жалею, что твердо не настояла тогда на этой промелькнувшей мысли. Надо было потребовать остановки соревнований, поднять всех на уши — и федерацию нашу, и международную, и руководителей Олимпийского комитета. Надо было тогда судиться! Надо было создать прецедент! И к тому же требовать возмещение морального и физического ущерба… Поверьте, мы бы миллионы отсудили! И в дальнейшем нас не посмели бы обижать, понимая, что мы и в юридической плоскости готовы драться за победу. Но тогда я больше думала о том, что через день у меня снова выступления, — ведь я попала в олимпийский финал сразу на трех снарядах — в опорном прыжке, на брусьях и в вольных, — к которым надо серьезно готовиться, а не искать по всей Австралии адвокатов. Тогда ко мне в олимпийскую деревню приехал президент Олимпийского комитета России Виталий Смирнов (сейчас этот пост занимает Леонид Васильевич Тягачев) и сказал, чтобы я не суетилась и никаких исков не подавала, что они уже все сделали. Я поверила, понадеялась… Да, иск они на самом деле подали, но для того, чтобы выиграть его, ничего не сделали… Меня подставили, пытались психологически сломать недоброжелатели, которым не хотелось отдавать мне пальму первенства, потому что все видели и понимали, что я была реальным победителем абсолютного первенства даже не на сто, на двести процентов… Но меня предали свои, не желая бороться за справедливость.

Даже не переодеваясь, я выскочила из спортивного комплекса на улицу. И не поехала вместе со всеми на автобусе в олимпийскую деревню. Уже спустились сумерки, но я шла пешком, в спортивном костюме нараспашку, из-под которого выглядывал гимнастический купальник с российским гербом на груди. Я шла и думала, как и чем заглушить эту нестерпимую боль в груди… Появлялись мысли, которых даже сама испугалась… Попробовала закурить, «стрельнув» у полицейского сигареты, — настолько мне было плохо. Наверное, я и выглядела соответствующе, потому что меня никто нигде не останавливал, даже служба безопасности. В этом состоянии небытия я добрела до своей комнаты. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз: перед ними прокручивались мгновения моего падения…

Этого дня и ночи в Сиднее я не забуду никогда, как бы ни старалась этого сделать. Ведь еще ни разу в жизни я не была так уверена в себе и своем результате, в том, что я обязательно выиграю абсолютное первенство в многоборье. «Спасибо» тем, кто помешал мне это сделать. Речь ведь не только обо мне: то, что произошло с конем, было жестоко и обидно по отношению ко всем, кто через него в этот день прыгал. Хорошо еще, что никто всерьез не пострадал — от пяти сантиметров, на которые был укорочен конь, подчас зависит и жизнь спортсмена, и его здоровье…

Наутро я встала совершенно разбитая. Отправилась на завтрак. А когда вернулась в комнату, замерла на пороге: она утопала в цветах. Шикарные букеты и корзины с цветами, к которым были прикреплены визитные карточки и записки из разных стран мира, в которых неизвестные поклонники поддерживали меня, успокаивали, в некоторых даже объяснялись в любви и предлагали мне руку и сердце, предлагали уехать с ним в любую страну, лишь бы только я была довольна и счастлива. Я рухнула на свои несчастные колени еще раз и расплакалась уже не от боли (я ее даже не почувствовала), а от умиления и счастья. Господи, спасибо тебе, шептали мои губы. Спасибо за то, что ты послал мне столько радости и замечательных поклонников, которые меня так любят и поддерживают, несмотря на то что я не оправдала их надежд. Но они понимали, что в этом не было моей вины. Они продолжали в меня верить. Значит, я должна собраться и ради нас всех сделать все, чтобы меня запомнили не стоящей у пропасти на коленях, а светящейся от счастья на высшей ступени олимпийского пьедестала: ведь у меня впереди целых три финала. И я просто обязана пройти их так, чтобы все ахнули уже от восторга.

Я убралась в комнате — ведь со вчерашнего вечера я в сердцах разбросала по ней все свои вещи, — красиво расставила цветы, зашла к Пилкину и сообщила, что на тренировку я в этот день не пойду. Борис Васильевич меня поддержал:

— Правильно, иди погуляй. Накопи душевных сил для завтрашних финалов…

Я вышла из олимпийской деревни, немного прошлась по городу, любуясь витринами. И остановилась у дверей шикарного салона красоты.

— О! — подумала я. — Туда-то мне и надо!

Салон красоты для женщины — это оазис, где она может не только почистить перышки, но и прийти в себя, расслабиться, восстановить эмоции, увидев себя красивую и любимую в зеркале. Я решила полностью сменить свой имидж. Попросила подстричь меня коротко-коротко, под ежика. Потом сделала массаж лица и красивый макияж, шикарный маникюр и педикюр…

И, страшно довольная собой и своим новым образом, продолжила прогулку по Сиднею. Зашла в кондитерскую, накупила шоколадных орешков макадамия, которые очень полюбила еще с предыдущих визитов в Австралию, — натрескалась их вволю. А вернувшись домой, отправилась париться в баню… И уже после всего этого на все, да и на себя в том числе, смотрела уже совсем другими глазами. От души пообедала и только после этого позвонила маме. Понимая, что у меня было на душе, она даже не стала меня расспрашивать. Она лишь ждала, что я скажу ей сама.

— Да все нормально, мамуль, ты не переживай. Я справлюсь.

И мы еще отпразднуем мою победу. Вот увидишь!

Только после этого мама рассказала мне, что она звонила Смирнову, страшно ругалась, заявив, что никому не позволит обижать дочь, что всех «убьет»!.. А потом вдруг начала меня успокаивать, говоря, что «главное даже не медали, а чтоб со здоровьем все было в порядке, чтобы я душу себе не рвала и чтобы коленочки зажили…».

И только после этих слов я вспомнила, что даже не пыталась лечить свои разбитые колени! А ведь в олимпийской деревне был медцентр. Я отправилась туда, и нос к носу столкнулась с нашими теннисистами Женей Кафельниковым и Маратом Сафиным…

— Свет, ты молодец! Выглядишь — супер! Не сдавайся! Покажи им завтра, где раки зимуют!.. Мы будем за тебя болеть… — сказали они и пропустили перед собой в кабинет к врачу.

Как же я благодарна всем, кто помог мне в тот день справиться с негативными эмоциями. О том, что накануне произошло, я уже больше не вспоминала. И хотя уже не была той Хоркиной, какой выходила на помост накануне, я была еще злее и еще увереннее в себе. Я была готова к предстоящим финальным соревнованиям в прыжке и брусьям.

А утром, на завтраке, ко мне подсела тренер нашей гимнастки Лены Замолодчиковой и стала интересоваться, как я себя чувствую, не болят ли у меня колени.

— К чему это вы клоните? — переспросила ее я.

— Ну, ты же понимаешь, финал в опорном прыжке — дело серьезное, а у тебя травма. Сможешь ли ты как следует прыгнуть?

— Смогу…

— Уверена?

— Абсолютно.

— А может, лучше Лена тебя подстрахует, она все-таки в Китае стала чемпионкой мира на опорном прыжке…

— Но ведь я завоевала право на финал, а Лена в финал не попала! Значит, прыгать в финале буду я. И дайте мне спокойно позавтракать… — сказала я, давая понять, что разговор закончен.

На самом деле, в стартовых протоколах финалисток в опорном прыжке значилась фамилия Хоркиной. Так и должно было быть, поскольку шестерки лучших, оспаривающих награды на отдельных снарядах, формируются на основании результатов предварительного этапа.

Когда мы сели в автобус, чтобы ехать в спортивный комплекс, я заметила в нем и Лену, и ее тренера, они тоже поехали в зал, хотя прекрасно знали, что состязаний у них сегодня нет. В раздевалке тренер снова подсела ко мне:

— Света, ты ведь не выиграешь, а России нужны золотые медали…

И вдруг предложила:

— Света, если мы выигрываем, все призовые, а призовые немаленькие — 50 тысяч — будем делить пополам!..

И вот тут в моей душе проскочила тень сомнения. Я была абсолютно не настроена дарить свой шанс кому-либо. Но все-таки после этого предложения задумалась, поскольку в наши прения вмешалась простая математика: половина призовых от «золота» была равна полным призовым от «серебра». «Ну, останусь я без призовой медали (их у меня и так уже было предостаточно). Зато я получу не меньшую материальную компенсацию за весь тот труд, который я вложила на пути к Олимпиаде, все те лишения и невзгоды, которым подвергала себя на протяжении четырех лет…» Сомнения вкрались, но решения я все еще не приняла. И пошла в зал на разминку, прихватив еще и купальник, в котором собиралась выходить на состязания в прыжке…

Лена Замолодчикова тоже вышла на разминку, показывая мне, как она великолепно готова. Начался жесткий психологический прессинг на меня. Потом они еще несколько раз подходили ко мне и клянчили: мол, я могу претендовать лишь на «бронзу», а у Лены есть шанс… «У нее — шанс… А что же она не воспользовалась им на предварительном этапе?» — думала я. И где гарантии, что она выиграет, ведь путевку в финал на предварительном этапе она не завоевала. Значит, я тоже вполне могу претендовать на «золото», особенно после того, как меня «обидели». Я имела шанс реабилитироваться именно в этом виде программы. И я снова и снова говорила на разминке Лене и ее тренеру, что не могу отдать им этот прыжок, что не могу отказаться от такого шанса. Тем более что я заработала эту путевку в честной борьбе.

Но я не видела, что обрабатывая меня, давили и на моего тренера. Не выдержав, Борис Васильевич подошел ко мне и сказал мне:

— Свет, ну отдай ты им прыжок! — И я подумала, что, наверное, ему виднее… Ну ладно, пусть Ленка поборется за «золото». Видите, какая я добрая… А с другой стороны, если анализировать ход борьбы в финале, то и я вполне могла бы быть с еще одной золотой медалью.

В прессе потом написали: «Когда наступило время финалов, организаторам пришлось внести в протокол коррективу: незадолго до их начала место Хоркиной в них заняла Замолодчикова. Замена на соотечественницу разрешается. Но сидящим на трибуне оставалось только гадать, почему российская команда прибегла к такому маневру. То ли Хоркина так разобиделась на австралийского коня, что больше не захотела иметь с ним дела, то ли пожертвовала финальной вакансией для чемпионки мира 1999 года как раз в опорном прыжке?» Но люди искушенные в спорте понимали, что такие «подарки» на спортивном ристалище добровольно никому не делаются. В спорте незыблем принцип — борись и завоевывай себе право на финал — слишком уж высоки ставки, слишком много сил затрачено на пути к олимпийской высоте. Некоторую ясность внес Борис Васильевич, дав тогда интервью для российской прессы. Он говорил, что у меня сильно болит колено, которое я ушибла при выполнении этого злополучного прыжка через укороченного коня, во время борьбы за абсолютное первенство. Кроме того, Пилкин заявил, что он уговорил меня не прыгать, хотя у нас и есть в арсенале новый интересный прыжок и мы можем претендовать с ним на высокие места на пьедестале. Но, поскольку вмешалась травма, решили перестраховаться, ведь стране нужна именно медаль высшей пробы.

По жребию первой прыгала испанка Эстер Мойя, имевшая в предварительных состязаниях наивысший балл в этом виде программы. И сразу же сделала заявку на победу, получив самую высокую оценку за этот вечер — 9,762. Но на второй попытке, видимо, сдали нервы, и ее Мойя смазала. Вслед за ней прыгала чемпионка олимпийских игр в Атланте в этом виде программы Симона Аманар. И снова нервы — она с трудом устояла на ногах. Замолодчикова же серьезных помарок избежала, и набрала 9,731, который и позволил ей стать победительницей этого дня. А ведь показала ровно столько же, сколько у меня было в предварительных соревнованиях, и тогда мой результат был третьим. Впереди меня тогда стояла румынка Андреа Радукан. Она вполне могла претендовать на победу. И вроде бы хорошо она прыгала, да 0,038 балла ей не хватило до победы, и она стала второй. Так что и я вполне могла выиграть, ведь накал борьбы в состязаниях меня из колеи вряд ли бы выбил. Да что уж там — прыжок отдала. Лена получила золотую медаль. Я тогда не думала ни о чем личном, болела за нее и была очень рада за ее победу. За нашу победу! Воодушевленная этой победой, я пошла готовиться к брусьям.

Вдруг раздался звонок мобильного телефона — это была Юлька, моя сестра. Она только что приехала в составе белгородской делегации в Сидней. А мне до выхода на помост для разминки оставалось буквально десять минут. Она сказала мне: «Света, я здесь, около зала». Я все бросила и помчалась к ней. Мы обнялись, всплакнули, конечно… Юлька быстрее приходит в себя, уверенно хлопает меня по плечу и говорит: «Ну, Светка, а теперь давай! Сделай их всех!..» Я сказала: «Иди на трибуну и будь со мной мысленно рядом…». А сама, воодушевленная присутствием рядом родного человека и возбужденная, поспешила на помост, молясь и благодаря Всевышнего: «Господи, спасибо тебе, как же вовремя ты прислал мне в поддержку мою сестренку!..» Ведь Юлька тут же подняла мое настроение, — мне ведь так не хватало рядом близкого человека! Эта моя победа стала и ее победой одновременно.

Выйдя на разминку, я уже была абсолютно уверена в себе. Боялась только того, чтобы брусья, как накануне в многоборье, не оказались, мягко говоря, нестандартными. Но размялась, почувствовала, что снаряд в порядке и ринулась в бой. Отработала свои брусья на одном дыхании, как не работала, пожалуй, еще никогда в жизни. А потом снова расплакалась. И уже не верила, что снова выиграла, а только молилась и благодарила Всевышнего за поддержку и помощь. Мне это «золото», конечно, грело душу.

Как писали потом в прессе, перед финалом на брусьях вопрос стоял лишь о том, сумела ли Хоркина справиться с выпавшими на ее долю психологическими потрясениями. Ведь ее мастерство на этом снаряде ни у кого не вызывало сомнений. Однако было еще и почти сорванное выступление накануне, когда я чудом смогла продолжить выступление из-за психологического стресса… И потому зал замер, когда я сделала свой фирменный элемент (именно на этом месте я допустила грубую ошибку в предыдущем выступлении), а потом издал вздох облегчения, когда я продолжила комбинацию. И взорвался аплодисментами, когда судьи выставили 9,862. В тот день казалось, что уже никто не сможет даже приблизиться к этой цифре. Однако выступавшая последней китаянка Лиин Цзе получила от судей подарок в виде 9,837, хотя даже дилетантам было видно, что ни по сложности композиции, ни по эмоциональному воздействию ее программа не могла сравниться с моей. Борис Васильевич Пилкин после этого говорил журналистам: «Уровень комбинации у Светы столь высок, что другие не скоро его достигнут: она делает четыре сложнейших перелета! А оценка меня, мягко говоря, удивила. Как тренер, я даже не знаю, что нужно было еще сделать, чтобы она была выше. Я ничего не имею против китаянок — они заслуженно заняли свои призовые места. Но их программы по насыщенности сложными элементами и легкости исполнения значительно отстают от того, что делает Хоркина. Нельзя подходить к гимнасткам с разными критериями. Судить всех надо с одинаковой мерой строгости».

Тем не менее я выиграла и вновь стала олимпийской чемпионкой на брусьях. Мы все были в эйфории успеха, радовались победам. Однако о своих обещаниях тренер Лены Замолодчиковой больше не вспоминала. Она лишь скромно поблагодарили меня за то, что я подарила Лене шанс. А я, естественно, в тот день об их обещании не напоминала.

Потом были пресс-конференции, вопросы, вопросы, сочувствия, объяснения. Борис Васильевич говорил, что, конечно, победа на брусьях помогла мне отогнать грустные мысли, переживания, навеянные происшедшей несправедливостью. Говорил, что «Хоркина была отлично готова к Олимпиаде, и предварительные состязания, по итогам которых она в трех из четырех видов заняла места в первой тройке, это подтвердили. И вдруг это недоразумение с конем… Если это не злой умысел, то преступная халатность. Мы подали протест, но дело-то уже сделано. И мы, чтобы восстановить у Светы душевное равновесие, старались использовать всю силу убеждения. Твердили ей, что не все потеряно, что черную полосу в жизни всегда сменяет светлая…»

Оставался последний день наших соревнований на Олимпиаде — финал вольных упражнений. И вдруг сенсация: положительный результат допинг-анализа румынки Андреа Радукан, за которым обычно следует дисквалификация. И вот вам пример еще одного политического фокуса — вместо серьезного наказания ее просто лишили золотой медали в абсолютном первенстве и отпустили с миром. А медаль румынской команде, как победительнице в командном первенстве оставили. Хотя без ее результата, показанного с допингом, команда вряд ли вошла бы в число призеров. Еще один пример сильной политической позиции и авторитета румынской гимнастической федерации в МОКе. И ведь уже на следующих международных соревнованиях она выступала как ни в чем не бывало. Уверяю вас, россиянок бы наказали по полной программе.

Я помню историю с нашими художественными гимнастками Алиной Кабаевой и Ирой Чащиной, когда их дисквалифицировали якобы за использование препаратов для сгонки веса. И они не выступали целый год… Я же в этих целях никакими препаратами никогда не пользовалась. Знала только одно средство, чтобы похудеть: увеличенные нагрузки. А еще когда накапливался стресс — «сгорала» на глазах. Труднее всего справляться с психологическим напряжением.

Итак, мы выходили на вольные. Жребий подбросил мне стартовый номер перед Леной Замолодчиковой, а психологически это играет большую роль — всегда легче выступать за сильной гимнасткой, нежели перед ней. Да и судьи придерживают более высокие оценки к выступлению последних. Если только они не совершают каких-то очень грубых ошибок. В итоге я проиграла Лене какие-то сотые балла, и она становится второй раз олимпийской чемпионкой, а я — серебряным призером. Я за нее была даже рада, ведь накануне она «выстрелила» с моей подачи, а этот финал выиграла сама… Тогда я даже не предполагала, что и гимнастка и ее тренер под звуки «медных труб» забудут о своих обещаниях…

Все воздается по заслугам. И хотя на сиднейской Олимпиаде я не победила в многоборье, но после своего злополучного падения с коня еще больше прославилась. В спорте часто так бывает: можно выиграть и не стать знаменитой, а можно проиграть и прославиться на весь мир.

Олимпиада закончилась, и мне хотелось побыстрее вернуться домой, не дожидаясь окончания всей программы Игр и церемонии закрытия. А вот Юльке, которая приехала в в Сидней чуть позже, хотелось походить и на другие виды спорта. И мы договорились с ней, что я провожу ее в отель, а сама отправлюсь собирать вещи. Но пока мы добирались через весь город до ее прекрасного отеля на берегу океана, прошел ливень и мы вымокли до последней нитки. Однако стоило нам появиться в фойе поздно вечером, как все мои земляки, заброшенные на другой конец света, — моя группа поддержки, — тут же ринулись ко мне с цветами и объятиями. Мы уселись в баре, который находился прямо напротив входа в отель, и стали обмывать мои медали. В тот день еще было много разных приятных и неожиданных встреч. И я никак не предполагала, что одна из них станет судьбоносной. Что именно в этот вечер в моей жизни появится мужчина, который поменяет все приоритеты и на несколько лет сделает меня самой счастливой женщиной в мире. Впрочем, тогда я этого еще не знала. Мы сидели в баре, болтали и смеялись, когда меня увидел один знакомый и удивился:

— Хоркина! А ты что тут делаешь?

— Да вот сестру передала в надежные руки, а сама завтра улетаю. Здесь ведь у меня земляки обитают — решила с ними отпраздновать…

— С тобой мечтает познакомиться мой приятель. Ты не возражаешь?

— Шутишь? Мне сейчас не до этого… Я попала под дождь и вся промокла… Да к тому же еще и немножко выпила…

— Да ладно!.. Ты же олимпийская чемпионка! Имеешь право…

— Может, попозже, — сказала я без особого желания. — Я хочу покуролесить тут со своими… — И так «покуролесила», что и о приглашении этом совсем забыла. Осталась ночевать в номере у сестры и решила, встав пораньше, вернуться в олимпийскую деревню, собрать вещи и рвануть в аэропорт.

Но только я положила голову на подушку, в надежде уснуть сладким сном в номере своей сестры, как в дверь постучали. Юлька открыла и вернулась в комнату с тем самым знакомым, с которым я вечером столкнулась в фойе, и он все-таки уговорил меня пойти на встречу с его приятелем.

Когда мы вошли в номер, на столе стояло шампанское, конфеты, цветы и клубника. Мы поздоровались и повели светскую беседу об Олимпиаде и всех ее «подножках». Мужчины говорили о моем сильном характере и о победе. А тем временем наступило утро. Мне нужно было срочно возвращаться в олимпийскую деревню. Я выскочила из отеля, схватила такси и…

Тогда я не думала о том, что эта ни к чему не обязывающая встреча будет иметь продолжение. Я думала, что это очередное знакомство с человеком, который просто хотел пожать руку двукратной олимпийской чемпионке.

Журналисты после сиднейской Олимпиады не раз спрашивали меня: «Неужели у вас не было желания как-то публично выразить свое отношение к организаторам турнира?» Поверьте, желание было. И огромное. Наверное, случись такое с гимнастом-мужчиной, он нашел бы, какой жест показать судьям, не постеснялся бы. Я ограничилась только откровенным телеинтервью, о котором нисколечко не жалею: я убеждена, что ошибочно установить высоту коня на пять сантиметров ниже на Олимпиаде — это нонсенс! Это была преднамеренная диверсия. Это же не первенство деревни, где выступают второразрядники! Очень жаль, что мы тогда не довели дело до конца — надо было отсуживать у организаторов кучу миллионов долларов. Но… Последствия сказались на зимней Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити, а потом и в Афинах — это уже было просто торжество искусства интриг!

Вернувшись в Россию после триумфа в Сиднее, я поспешила к себе домой, в родной Белгород, в свое психологическое убежище. Я всегда возвращалась домой, чтобы восстановить душевное равновесие. В Белгороде меня «купали в любви». И многие рассказывали, что после моего злополучного коня полгорода было в предынфарктном состоянии, а «скорая» не успевала выезжать на вызовы. В родном городе как нигде я восполняла свои эмоциональные затраты. У нас в области чудесные руководители. А благодаря моим выступлениям на международной арене весь мир узнал о моем родном Белгороде. Хотя поначалу его частенько путали с Белградом. Мне страшно обидно было на соревнованиях. Может, поэтому я даже стала лидером молодежного белгородского политического движения. Помню, в свое время Саша Карелин представлял партию «Единство». Я тоже была на съезде и даже говорила речь… А потом приехала в Белгород, и этот визит домой как раз совпал с днем выпускника. Меня попросили выступить перед молодежью на площади. После этого меня выбрали в лидеры. Но разве тогда мне до политики было? Политика широким фронтом войдет в мою жизнь значительно позже. А тогда я все еще жила спортом.

Тогда, за выступление и победу в Сиднее губернатор Белгородской области Евгений Степанович Савченко презентовал мне от земляков изумрудный внедорожник «Хонду HR-V» с автоматической коробкой передач. Честно говоря, я всегда мечтала о такой большой машине. Вообще-то папа научил меня водить машину достаточно давно, но практики все время не хватало, и ездила я не очень уверенно. Поэтому, садясь за руль, особенно в Москве, старалась не лихачить, хотя я по жизни человек очень азартный, заводной и увлекающийся.

Уже через несколько дней после олимпийского затишья меня снова вызвали в Москву, на бал олимпийцев. Снова была эйфория счастливых воспоминаний, приятных встреч и новых знакомств.

И снова, и снова журналисты спрашивали меня о планах на будущее. Да и я сама частенько задумывалась над тем, что будет дальше. Снова не сбылась моя мечта стать абсолютной чемпионкой. И хотя в моей внушительной коллекции наград появилась еще одно олимпийское «золото», — ведь в Сиднее я снова стала олимпийской чемпионкой на брусьях, — меня это уже не удовлетворяло. Было всерьез затронуто мое спортивное самолюбие и не давало покоя ощущение того, что меня просто подставили. И в то же время на чашу весов ложились мои раздумья о возрасте и о том, что молодые девчонки подрастают и вскоре начнут наступать мне на пятки. А ведь еще и травмы! У меня хоть и мало травм, но они все-таки были. Каждый раз, когда меня спрашивали: «Светлана, будете ли вы продолжать тренироваться и выступать?» — я отвечала: «Поживем — увидим…» Тем более что уже через несколько дней после бала мы улетали в США на шоу суперсильных гимнастов планеты. По замыслу организаторов, я стала в этом шоу своеобразным антиподом грубой мужской силе, выступив с показательными упражнениями, символизирующими женскую грацию и красоту.

В Сиднее я пережила настолько сильное эмоциональное потрясение, что за этим неминуемо должна была последовать серьезная психологическая разрядка. И, видимо, предчувствуя это, журналисты засыпали меня вопросами о моих делах сердечных. Ведь так или иначе вездесущие репортеры узнавали о моих каких-то мимолетных романчиках с гимнастами и другими спортсменами. Нас все время женили с Немовым, хотя тот период, когда я на самом деле была увлечена Лешкой, прошел задолго до их пристального внимания к нашим персонам. Я впервые увидела его на первенстве профсоюзов, когда еще не была членом сборной команды страны. Мы с моей подругой Аленой и другими провинциалками узнали, что на турнир приедут несколько ребят с «Круглого» и один парень по фамилии Немов. Во-первых, он самый сильный и точно выиграет, а во-вторых, он очень симпатичный… Во всяком случае, так считали окружающие. Мы, закончив свои выступления победой, пошли смотреть на состязания мужчин. Глядя на этого красавчика, я поспорила с подружками, что он не выиграет. Из-за вредности, конечно. Но Немов все-таки выиграл. А познакомились мы поближе лишь тогда, когда я вошла в сборную СССР и приехала на «Озеро Круглое». Но я не побежала к нему сразу же знакомиться и поздравлять с недавним успехом, а сделала это несколько позже.

Я помню трогательную историю, которая произошла на «Круглом». Ко мне периодически приезжала мама. И все знали, что надо срочно наведываться ко мне в гости: стол после ее визитов ломился от домашних деликатесов. А началась эта традиция с того, что мама привезла много вкусной домашней еды. А курочку с картошечкой прямо в кастрюльке… Запах разлетался по всему гостиничному блоку и долетал до наших мальчишек, которые жили на втором этаже… Я, как гостеприимный человек, сразу же приглашала всех ребят и девчонок к себе полакомиться. Все налетали на привезенную еду с такой жадностью, будто нас неделю не кормили. У мамы глаза на лоб лезли, потому что буквально через десять минут на столе лежали лишь добела обглоданные косточки и все кастрюли сияли до блеска. Будто Мамай по Руси прошел…

А потом, когда наступили голодные 90-е и мы были уже в сборной России, мамины визиты ждали на «Круглом», как манны небесной. Мы, как и вся страна, жили с перебоями в поставках. При появлении наших мам с угощением информация о вкусной трапезе молниеносно разносилась по всему спорткомплексу. Ну а моя мамуля всегда отличалась особо тяжелыми сумками, которые она с трудом поднимала. Их тут же брали в свои сильные натруженные руки наши мальчишки, лишь только она появлялась на территории базы. Доставив ее с почетным эскортом до моих дверей, они не забывали спросить: когда можно зайти, чтобы отведать вкусностей… Мы назначили время, естественно, после последней вечерней тренировки. Ну а мама деликатно присаживалась в уголке и наслаждалась нашими эмоциями… Спасибо, мамочка, ты всегда появлялась в самые трудные минуты моей жизни! Ну и, конечно, в счастливые минуты ты всегда со мной рядом!

Мы собирались у меня в комнате не только ради того, чтобы натрескаться, но и просто поболтать, обсудить новые фильмы, диски, что-то посмотреть… Причем собирались не только у меня, но и в комнатах у мальчишек, и на так называемых школьных уроках. А то и списывали друг у друга. Так мы и сдружились с Немовым. Оказалось, что у нас с ним много общего не только в спортивном детстве, — наши мамы учились чуть ли не в одном медицинском училище в Мордовии, и у нас там много родственников. Честно говоря, я не думала, что Немов окажется таким простым и очень стеснительным парнишкой… Постепенно этот милый и простодушный мальчик стал душой нашей компании, специалистом по новинкам в кино и музыке, знал много анекдотов и слыл достаточно образованным человеком. И если вдруг в компании по каким-то причинам не оказывалось Леши, чувствовалось, что его не хватает. И между нами просто не могла не возникнуть симпатия друг к другу. Уж не знаю, можно ли это назвать первой любовью, но это было чувство, которое оставило теплый и ласковый след в душе. Наши отношения постепенно переросли в добрые человеческие отношения на долгие годы и очень большую дружбу. Мы оба были лидерами российской сборной команды — он в мужской, я — в женской. Естественно, часто получалось так, что мы вдвоем с Лешей выезжали на все Гран-при и на все возможные показательные выступления и шоу за границу. Нас часто видели вместе. И наша нежная дружба многим бросалась в глаза. Ну а поскольку нам обоим нравилось будоражить интерес публики, мы время от времени подбрасывали репортерам поводы для размышления.

Еще в 1995 году мы оба впервые стали чемпионами мира в Японии. Затем в олимпийской Атланте. Но там же в Атланте влюбленные девушки, а затем и пронырливые журналисты наградили Немова еще одним титулом — секси-Алекси. Он стал своего рода секс-символом Олимпиады. Высокий, накачанный, горы мышц, поджарый и с симпатичным лицом… Я видела толпы поклонниц и море цветов у стадиона, в ожидании его выхода. Одним только своим видом он кружил девчонкам головы и разбивал сердца. Я, к счастью, от него с ума не сходила и искренне радовалась его головокружительным успехам. Ведь я была его самым близким другом, мы были как брат и сестра, всегда вместе — и в минуты радости, и в трудные времена… А таких моментов, когда поддержка близкого друга была жизненно необходима, случалось немало… Общаясь со многими великими спортсменами, я поняла, что, как правило, все они очень скромные люди. С одной стороны, они привыкли бороться, но всегда стесняются просить лично за себя. Они привыкли вкалывать не жалея сил, они всегда дисциплинированы. Но, если на их улицу приходит праздник, они отмечают его, празднуют и гуляют со всей широтой души, чтобы отпустить все тормоза и избавиться от огромных стрессов профессионального спорта.

Первым городом наших гастролей по Америке на сей раз был Нью-Йорк. И если в предыдущую поездку я не успела побывать у главных символов этого города-гиганта, то на сей раз я не удержалась от того, чтобы добраться до статуи Свободы. Рискнула залезть не только на смотровую площадку, расположенную в ее короне, но и на верхний этаж самого высокого небоскреба. Когда мы мчались в лифте, я думала, что мои барабанные перепонки не выдержат перегрузок. Пожалуй, два бланжа на акробатической дорожке мне давались легче. Я побродила по Брайтон-бич и отведала там русской колбаски. Оказалось — все равно не наша на вкус. Вдоволь накаталась на лимузинах. И, естественно, не могла не посетить самые громкие мировые мюзиклы на Бродвее. Там же, в Нью-Йорке, нас пригласил в самый крутой ресторан — «Пальма» (Palma) менеджер Арнольда Шварценеггера. Кстати, на посещение этого ресторана записываются за пару месяцев. Здесь любят бывать звезды американского кино и шоу-бизнеса — Селин Дион, Мадонна. Мы с Немовым там впервые попробовали лобстера, который стал любимым блюдом на долгие годы, хотя в тот вечер оба впервые почувствовали, что такое объесться до потери сознания.

По традиции в гимнастическом шоу участвовали и сильнейшие американские гимнасты. Стала заглядываться на одного гимнаста из американской команды. Его завали Стив. Я даже подумала:

«А не закрутить ли с ним романчик?!» Он немного говорил по-русски и был частым участником наших скромных российских посиделок (нас ведь было всего трое — я, Лешка и Лена Продунова), которые мы устраивали после каждого шоу. И когда утром следующего дня я видела у порога своей двери скромный букетик, коробку конфет или милую мягкую игрушку, я все время думала, что это презент от Стива. Только он никогда в этом не признавался, несмотря на мои прямые вопросы. Я была заинтригована. До сих пор я не знаю, кто этот таинственный поклонник, который проявлял ко мне эти милые знаки внимания.

Два месяца вдали от Родины, от близких были не самыми легкими в психологическом плане. Наши американские друзья, понимая это, всячески старались скрасить нам свободные дни и вечера, приглашая нас то на дискотеки, то на молодежные вечеринки, то в рестораны. И когда наш шоу-экипаж прибыл в город Коламбус, все тот же менеджер Шварценеггера пригласил на турнир по бодибилдингу, патроном которого был этот суперпопулярный актер, а ныне губернатор Калифорнии. Когда мы подъехали к залу, увидели толпу народа у входа и возвышающуюся над ней голову Терминатора. Оказалось, что это желающие сфотографироваться с губернатором и получить автограф. Но мы, как личные гости Арни, получили в этой процедуре приоритетное право.

Уж не знаю, запомнил ли великий Терминатор нас тогда и помнит ли сейчас. Но мы все ехали на эту встречу с немалым волнением, ведь все мы смотрели «Терминатора» и мечтали подойти к этому «железному» человеку и пожать ему руку…