«У моего героя другое имя»

«У моего героя другое имя»

15 июля 1952 года на стадионе маленького, уютного финского городка Котка состоялся отборочный матч олимпийского футбольного турнира между национальными сборными СССР и Болгарии.

Этот матч вошел в летопись нашей сборной, бесспорно, как один из наиболее ярких и драматичных. Девяносто минут основного времени не дали тогда преимущества ни одной из сторон, хотя состязание проходило в обоюдных и непрерывных атаках, а бескомпромиссной, со множеством захватывающих моментов борьбе. Но в итоге 0:0.

Дается добавочное время. Болгары на первых же минутах бросаются в атаку, и вот уже их центральный нападающий блестяще обходит одного за другим трех наших защитников и забивает Леониду Иванову гол.

Нужно ли объяснять, сколько требуется в эти минуты самообладания, решимости, веры, чтобы продолжать борьбу и добиваться победы,

Последняя смена ворот. Счет по-прежнему 0:1. Пятнадцать минут, и наша сборная не войдет даже в число шестнадцати олимпийских счастливчиков.

И тут вновь, как бывало не раз в те годы, выручил спортивный гений Всеволода Боброва. Медленно, с кажущейся ленцой, продвигаясь по полю, он зорко следил за всем происходящим, точно оценивая мгновенно меняющуюся обстановку. И когда до конца матча оставалось всего минут семь-восемь, Бобров ушел от сторожившего его неотступно защитника, получил мяч и рванулся к воротам. Наперерез к нему устремился болгарский игрок, бросился в ноги, и вдвоем они упали. Но мяч уже был в сетке болгарских ворот — 1:1. А за сорок секунд до финального свистка комбинация Бобров — Трофимов выводит нашу сборную вперед — 2:1! Матч окончился победой. Впереди была встреча с Югославией, которую мы проиграли (5:5 и 1:3).

Прошло четыре года. В Мельбурне, в полуфинале олимпийского турнира, жребий снова свел национальные сборные СССР и Болгарии. В нашей команде из ветеранов, участвовавших в матче на зеленом поле финского города Котка, остались Анатолий Башашкин и Игорь Нетто, у болгар — четверо, и среди них Иван Колев.

Имя этого замечательного спортсмена может быть с полным правом отнесено к числу выдающихся мастеров мирового футбола, к числу ярких к неповторимых футбольных бойцов. Техничный, смелый, неукротимый, он в течение шестнадцати лет возглавлял линию атаки сборной страны.

В 1971 году я послал ему письмо в городок Кюстендил, где он вел в то время тренерскую работу. Я просил Колева рассказать о своей первой встрече с Яшиным, об олимпийском турнире в Мельбурне. Иван Колев охотно откликнулся на мою просьбу и прислал пространный ответ. С его содержанием я и хочу сейчас ознакомить читателей.

* * *

Четыре года, которые отделяли одну Олимпиаду от другой, все мы, игроки сборной Болгарии, помнили о матче, сыгранном в финском городке Котка. Вспоминали о нем с нескрываемой болью. Конечно, мы отдавали должное мастерству своих советских товарищей, но все же считали (и, по-моему, справедливо), что нам не повезло. Шутка ли, вести в добавочное время 1:0 и за несколько мгновений до конца проиграть!

И вот ирония судьбы — в полуфинале игр 1956 года жребий нас сводит снова со сборной СССР. Хотя из состава 1952 года в команде осталось всего четыре участника, мы все — теперь уже об этом можно сказать — жили жаждой реванша. И старые. И молодые.

Я читал немало рассказов об этом матче, напечатанных в советской прессе. Повсюду в них фигурирует имя Николая Тищенко, вернувшегося после тяжелой травмы плеча на поле. Конечно, это своеобразный подвиг, который должен был заразить и, вероятно, заразил энтузиазмом остальных.

Но тот мельбурнский матч, оказавшийся похожим как две капли воды на матч, сыгранный когда-то в Котке, я вижу иными глазами. Для меня был другой герой в составе советской команды.

Моего героя звали Лев Яшин. И я с удовольствием опишу все, что ношу с того дня в своей памяти.

Повторяю, мне довелось участвовать в обоих футбольных сражениях — да, иначе их и не назовешь. Мы знали, что сборная 1956 года моложе, монолитнее и поэтому еще опаснее, чем прежняя.

— Только сделав невозможное, можно победить нашего грозного соперника,— сказал на установке тренер.— Я жду от вас небывалой самоотверженности, мужества, готовности играть так, как никогда.

Могу вас заверить, что слова наставника сборной дошли до наших сердец. Могу заверить и в другом: мы сделали тогда все, что могли. И если мы проиграли, то в этом не наша вина.

Был день 5 декабря 1956 года — день жаркого австралийского лета. Нещадно палило солнце. В момент начала матча термометр показывал около тридцати градусов в тени. Тяжелая духота окутала стадион. Но мы словно не замечали ничего этого. Мы думали о предстоящей борьбе.

Болгарская команда превосходно знала основные козыри своего соперника: отличные физические данные, сплоченность, высокий наступательный порыв. И мы решили противопоставить такие же качества со своей стороны.

Поверьте, с дистанции в полтора десятка лет я вижу все так отчетливо и остро, как будто снова участвую в этом поединке. Я трижды выступал на Олимпийских играх, дважды в финальной части чемпионатов мира, но матч в Мельбурне, пожалуй, самый памятный, хотя он принес нам большое огорчение. Но ведь лучше красивый проигрыш, чем скучная, бесцветная победа.

Не примите за хвастовство, но в тот памятный день мы с первых минут захватили инициативу. На четвертой минуте товарищи выводят меня в прорыв. Врываюсь в штрафную площадь. Где-то рядом дыхание догоняющего защитника. До ворот не более пятнадцати метров. Заранее предвкушаю радость успеха. Еще шаг вперед и… удар. Мяч летит в правый от меня нижний угол.

И в это же мгновенье трибуны взревели от восторга: ваш вратарь с удивительной легкостью нырнул вперед и прижал мяч к земле у самого основания боковой стойки. Увидев это, я почувствовал, как к сердцу пополз холодок: если этот Яшин берет такие мячи, забить ему будет трудно.

До этой встречи мне не приходилось выступать против Яшина. В Котке ворота советской сборной защищал Леонид Иванов. Это был мастер высокого класса. Он порой творил чудеса, И когда мы выходили на поле, я, признаться, испытывал даже некоторое облегчение, что уже не встречу «этого дьявола в сером свитере», как его называли наши ребята.

Но оказалось, что радоваться рано. Я это увидел после описанного мной эпизода. А когда через минуту Яшин вытащил мяч из верхнего угла, отразил удар, который мы в своей среде называем «мертвым» — честно говоря, стало страшновато.

Вероятно, это чувство испытал в первом тайме из нашей команды не один я. До перерыва бесспорное территориальное и игровое преимущество, как мне кажется, было на нашей стороне. Наши нападающие очень часто, на высоких скоростях, смело просачивались сквозь ваши оборонительные порядки, и матч часто распадался на ряд отдельных дуэлей между ними и Яшиным. Неизменно победителем в них выходил ваш замечательный вратарь.

Дело было не только в его великолепных бросках, точном выборе места и почти безошибочном чутье. Чем шире и острее разворачивалось состязание, тем отчетливее мы, игроки первой линии, понимали, что в воротах действует не просто великолепный мастер своего дела, но организатор обороны, ее непосредственный участник.

— Держите Янева!

— Коля, сместись влево!

— Миша, поменяй место,— то и дело выкрикивал человек в воротах.

Мы, футболисты, обычно не любим подсказок вратарей, не любим, когда нас вроде бы учат.

Тем удивительнее было видеть, что советская оборона беспрекословно и даже охотно подчиняется своему голкиперу. Не было сомнения в том, что она вполне доверяет ему.

За пять минут до перерыва произошел эпизод, который потом мы еще долго обсуждали между собой. Не знаю, помнят ли его советские футболисты, но мы помним. Метров с двадцати Монолов сильнейшим ударом послал мяч в советские ворота. Яшин отбил его… прямо на меня. Видя, что советский голкипер лежит на земле, я точным ударом «щечкой» послал мяч в незащищенный, дальний угол.

«Удача! Наконец-то удача»,— кричало, ликовало все внутри и… внезапно оборвалось. Словно в сказке, ваш вратарь мгновенно поднялся, сделал шаг вправо, прыгнул и — в какой уже раз! — спас свою команду от неминуемого гола.

Усталые, несколько подавленные, пришли мы в раздевалку. Хотите верьте, хотите нет, но разговор — короткий, отрывистый, сдержанный — велся все время вокруг Яшина.

— Что он у них, заколдованный? — спросил кто-то.

— Вратарь отличный,— согласился тренер.— Но вы сами часто «играете на него». Слишком много верховых передач, ударов издалека, навесов, мячей, направление которых заранее угадываешь. Против такого вратаря так играть нельзя.

Пожалуй, это был единственный случай в моей многолетней практике, когда во время международного матча, такого важного, так много для всех нас значащего, тренер давал команде специальную тактическую установку игры против одного человека, против голкипера.

Начинается второй тайм. Не знаю, откуда взялись силы у моих товарищей, но атаковала по-прежнему наша команда, атаковала много и остро. Уже позже тренер сказал нам, что только в течение второго тайма мы сумели произвести более двадцати прицельных, «настоящих» ударов по воротам советской сборной.

— Окажись в них любой другой вместо Яшина, и ему бы не сдобровать,— подвел он итог и, как мне кажется, подвел очень правильно.

В один из острых моментов, возникших в вашей штрафной, защитник Тищенко после прыжка за мячом неудачно приземляется, падает, и вскоре его выносят с поля. Советская команда осталась вдесятером.

— Ребята, выстоим! — крикнул своим товарищам Яшин. Я сам слышал его, русский язык я знаю с детских лет. Да, собственно, кто из болгар не сумеет понять русского?

Как вы там не рядите, а такой оборот дела (замена олимпийскими правилами категорически запрещалась) придал нам уверенность.

Мы усилили свои атаки. Мы вели их с упорством и ожесточением.

Когда пишешь о себе, не обойдешься без того, чтобы не похвалиться. В Болгарин меня в свое время называли снайпером. Что ж, только выступая за сборную страны, я около ста раз поражал ворота соперников. И в тот день делал все, чтобы провести решающий мяч. Меня опекал Башашкин — я несколько раз убегал от него. Меня «подстраховывал» Парамонов, но игрой в пас и рывками я добивался желанной оперативной свободы. Но Яшина в течение девяноста минут я так я не смог обыграть.

Я назвал его своим героем, героем того памятного матча. Это действительно так. Меня пленило в его игре хладнокровие, завидное бойцовское спокойствие а умение передавать его товарищам. Во время наших атак защитники сборной СССР, несмотря на высокое мастерство, допускали немало ошибок, неточностей, позволяя нам наносить прицельные удары. Яшин ни разу, никак не выразил своего недовольства их промахами. Он падал, поднимался, совершал броски, выскакивал на перехваты, а когда выпадала свободная минута, утирал рукавом фуфайки залитое потом лицо. Он всем своим видом давал понять, что выполняет обычное дело, что оно его не тяготит и он справится с любым из испытаний, которые ему готовит судьба. И эта спокойная, рассудительная уверенность передавалась его товарищам по команде.

А нас его спокойствие выбивало из колеи. Каждый новый блестящий бросок Яшина, каждый удачно взятый им мяч, каждая сорванная им атака буквально подсекала крылья.

— Послушай, Иван, уж не заколдовал ли он нас всех,— подскочил ко мне быстрый, темпераментный Манолов, когда Яшин,— в который уж раз,— словно и впрямь по щучьему велению, оказался точно на пути мяча, неотразимо пробитого моим товарищем.

Мне оставалось в ответ лишь пожать плечами. Не часто доводится видеть такую игру.

В раздевалке тренер тревожно спросил меня:

— Иван, он что вас заколдовал?

Я рассмеялся: один и тот же вопрос задают дважды в течение каких-нибудь десяти минут.

— Сейчас не до смеха. Надо лезть вперед. Надо попытаться расстрелять их ворота в упор. Сломите, в конце концов, этого Яшина.

Может быть, эти слова раззадорили меня. Может быть, просто повезло. Так или иначе, на пятой минуте добавочного времени я ворвался в штрафную площадь, слева тенью двигался Башашкин, справа, кажется, Огоньков. Оба пошли на сближение со мной. На какую-то сотую долю приостановились, и это дало мне возможность проскочить вперед. Мои опекуны были за спиной, но я из-под их ног успел пробить в дальний от себя угол ворот, до которых оставалось не более семи-восьми метров. И даже Яшин на этот раз остался бессилен.

Представьте себе ситуацию: редкая по напряжению, прямо-таки отчаянная игра. Основное время не дало результата. Нервы напряжены до крайности. И тут в твои ворота влетает мяч, а времени на то, чтобы отыграться, почти не остается.

Что же делает в этой ситуации Лев Яшин? Рыдает? Покрывает бранными словами защиту? Пытается показать, что в пропущенном мяче нет его вины? Ничего подобного — он подбегает ко мне и жмет руку. Поздравляет с удачно выполненным ударом.

Не знаю, помнит ли этот случай ваш вратарь. Меня же он буквально потряс и навсегда остался в памяти сердца. Не часто в наше время встретишь такое рыцарство на зеленых полях.

И еще помнится: после того как ваши ребята выровняли счет, а за четыре минуты до конца вышли вперед (2:1), мы провели атаку отчаяния. Я снова выскочил на ударную позицию перед воротами и, показалось, что счастье улыбнулось мне. Удар! Последний удар в этом матче. Он был очень похож на тот, который принес нам успех. Но в акробатическом прыжке Яшин на этот раз спас своих товарищей от необходимости играть повторный матч.

Если бы выигранные матчи называли по имени тех игроков, которые обеспечили победу, наш олимпийский поединок я бы назвал именем Яшина.

Вот, собственно, и все, что я могу сказать о его роли в олимпийском матче СССР — Болгария, сыгранном в Мельбурне в 1956 году. Тогда имя советского вратаря не было еще так широко известно в футбольном мире. И мы, остыв после сражения, говорили друг другу, вспоминая переживания матча:

— Ну и разошелся сегодня русский голкипер!

— Да, такой игры ему уже долго не показать!

Но через несколько дней, в финале, он показал еще более высокий класс.

После олимпийского турнира, на котором мы заняли третье место, у нас состоялось несколько дружеских бесед с советскими футболистами. На первой же из них я попросил у Яшина сделать запись в моей «тетради почетных гостей». Он оставил мне на память следующие слова: «Моему безжалостному другу Ивану Колеву с надеждой на новые встречи».

Мы действительно еще не раз встречались на международных состязаниях, в том числе на двух чемпионатах мира. И я с радостью убеждался, что этот человек портил настроение многим лучшим форвардам мира. И постепенно, с дистанции прожитых лет, рассасывалась досада от неудачи, постигшей нас в олимпийском матче против команды, ворота которой защищал Лев Яшин.