Глава 2. ОСОБОЕ ВОСПРИЯТИЕ МИРА: МИФИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО, ПУТЬ ГЕРОЯ
Глава 2. ОСОБОЕ ВОСПРИЯТИЕ МИРА: МИФИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО, ПУТЬ ГЕРОЯ
Всем древним народам, независимо от места их проживания и происхождения, было присуще мифологическое мышление. Оно находило непосредственное отражение в мифах.
В. Шуклин делит все мифы на культовые (непосредственно связанные с отправлением того или иного обряда, культа; например, похоронно-поминальный обряд) и внекультовые (не связанные с конкретными ритуальными действиями).
Тем не менее миф — это лишь одно из проявлений мифологий. Помимо мифов составной частью мифологического мира также являлись: ритуал, обряд, церемония и все с ними связанное, например, украшения, маски и т. д.
Ритуал — система действий, совершаемых небольшим коллективом или в семейном кругу по строго установленному порядку, традиционным способом и в определенное время.
Ритуальные действия направлялись жрецом или старшим: хозяином дома, хозяйкой и т. д. Особое место в ритуалах занимали колдуны и знахари.
Обряд — это освященное многовековой традицией развернутое условно-символическое действие. Оно оформляет важнейшие события общественной и семейно-бытовой жизни, значимые этапы календарных циклов и хозяйственной деятельности. Обряд складывается на основе обычая и наглядно выражает устойчивые отношения людей к природе и друг к другу (передача опыта и осознание своей причастности к жизни в обществе). Обряд имеет сложную структуру, подразумевает несколько этапов, разобщенных во времени и пространстве. Ритуально-обрядовое поведение людей входило составной частью в проведение праздников.
«Кощуны и басни — близкие понятия, но не тождественные:
„Инии гудуть (играют на смычковых инструментах), инии бають ему и кощюнять“. Баять, рассказывать басни, очевидно, относится к разным видам устной словесности, и это действие подвергается значительно меньшим нападкам церковников, чем кощуны, от которых произведено и наше современное слово кощунствовать, надругаться над святыней. В баснях, очевидно, больше светского, может быть бытового (но не эпического), а в кощунах больше языческого, мифологического <…>. Кощуны семантически связывались с волхвами и волшебством: „Ни чаров внемли, ни кощуньных вълшеб“ <…>.
Существовали специальные „баяны“ и сказители мифов — „кощюнники“, к которым народ стекался, несмотря на запрещения <…>.
„Кощюнословие“ иногда объединяется в одной фазе с „кобением“, очевидно, исполнение сказаний могло сопровождаться теми или иными ритуальными жестами и телодвижениями.
В „Материалах“ Срезневского <…> с фольклором связаны следующие термины:
Баян, обаятель (incantator) — „произносящий или поющий заклинания“.
Съказ, ськазание
Кощюна, коштяна
— миф.
Кощюнословие — рассказывание мифов.
Кощюнить — колдовать, рассказывать.
Кощунство (позднее) — надругательство над христианской святыней.
К этим материалам Срезневского следует добавить:
Кощьное — „сиречь тьма кромешная“, „преисподняя“.
Кощей, Кощуй Бессмертный, Корчун — сказочный персонаж.
<…> Ключом для проникновения в полузакрытый мир древне-славянской мифологии может послужить широко распространенный и устойчивый образ Кощея Бессмертного, в самом имени которого содержится указание на мифологическую архаику „кощун“ и на связь с инфернальной [адской. — Д. С] сущностью „кощного“, потустороннего царства [навного. — Д. С].
<…> измельчавшими потомками древних мифов действительно являются сказки и именно волшебные („мифологические“) сказки: „Происхождение сказки из мифа не вызывает сомнений“.
А в дальнейшем в связи с ростом племенных дружин и военных столкновений в мифологические повествования вплетается все в большей степени героический эпос.
Таким образом, восточнославянская волшебно-богатырская сказка является хранительницей перемешанных между собой отголосков архаических мифов и фрагментов богатырского эпоса, рождавшегося еще в I тысячелетии до н. э.
„Начало волшебное заключает так называемые пережиточные моменты и прежде всего религиозно-мифологические воззрения первобытного человека… Сказка полна мотивов, содержащих в себе веру в существование „потустороннего мира“ и возможность возвращения оттуда…“
„Враждебное человеку пространство — „иное“ царство, морское царство, царство Змея, Кощея, Яги… Проникая в этот мир, разрушая его, герой утверждает единый мир человеческой справедливости и гуманизма“»[29].
«Кощей Бессмертный очень близок и греческому Аиду-Плутону, царю подземного мира мертвых. О связи Кощея с миром мертвых свидетельствует то, что кощуны <…> исполнялись в процессе погребального обряда на поминках по покойнику.
<…> Как и Кощей, Аид не убивает людей, не является причиной их смерти — он только царствует над тенями, попавшими в его „кощьное, сиречь в тьму кромешную“»[30].
«Сказки о Кощее Бессмертном исследователи делят на две группы по характеру и смерти Кощея: „Смерть Кощея в яйце“ и „смерть Кощея от коня“. К этим двум группам следует добавить третью, представленную былинами об Иване Годиновиче, — „смерть Кощея от своей стрелы“. <…> В сказках, где кощеева смерть запрятана в яйце или находится в заговоренной стреле, есть ясно выраженный элемент предопределенности, участия сил более могущественных, чем сам Кощей.
Кощей во всех сказках представлен как отрицательный тип; „он воплощает в себе хитрость: вероломство, коварство, неблагодарность“. „В Кощее очень устойчиво сохраняются его мифологиеские и демонические черты, идущие из глубокой древности“.
Основная структура сказки такова:
1. Кощей похищает девушку (невесту героя) и скрывает ее в своем дворце.
2. Герой (иногда с помощником или братьями) отправляется освобождать пленницу.
3. На пути своими добрыми делами герой заслуживает благодарность разных животных и птиц.
4. Герой достигает дворца Кощея и в его отсутствие встречается со своей невестой.
5. Пленница Кощея выпытывает у него местонахождение его смерти.
6. Смерть Кощея <…> запрятана так:
На море, на окиане есть остров (на острове — камень),
На том острове дуб стоит (иногда упоминается дупло),
Под дубом сундук зарыт (иногда на дубу гнездо с уткой),
А в сундуке — заяц,
В зайце — утка,
В утке — яйцо,
А в яйце — моя смерть.
7. Герой (Иван, или Иван-царевич) совершает далекое путешествие и с помощью благодарных животных добывает волшебное яйцо, умерщвляет Кощея и освобождает свою невесту.
Устойчивый мотив местонахождения смерти Кощея в яйце, приводит ее к одному из распространенных символов жизни, жизненной силы, динамики развития и перевоплощения яйца в птицу.
<…> В „Калевале“ рождение Вселенной представлялось как появление яйца: дева неба, она же „мать воды“ Илматар-Каве приняла „бога всевышнего Унко“, явившегося ей в виде утки. Утка снесла яйцо, из которого и создалась Вселенная:
Из яйца, из нижней части
Вышла мать-земля-сырая,
Из яйца из верхней части
Стал высокий свод небесный…
<…> Местонахождение кощеевой смерти соответственно в сказке с моделью Вселенной — яйцом. Недаром охранителями этого сокровища являются представители всех разделов мира: вода (океан); земля (остров); растения (дуб); звери (заяц); птицы (утка).
Это поднимает сказку на уровень очень древнего мудрого мифа о дуалистической сущности мира: мир, образом и символом которого является яйцо, в самом себе содержит не только положительное жизненное начало (которому соответствует языческие берегини), но и управление конечной судьбой мирового зла, осуществляемого языческими упырями и мертвецами-навьями. Миф говорит об извечной борьбе жизни и смерти, добра и зла. До той поры, пока никто не ведет борьбы со злом, не посягает на скрытую, но существующую внутри мира (в яйце) потенциальную гибель Зла, оно бессмертно и только героические подвиги, отважное самопожертвование человека и содружество его с живыми силами природы <…> могут доказать, что жизненное начало вечно, что жизнь в мире торжествует над умиранием отдельных частиц мира»[31].
«В эпоху Святослава миф существовал в более целостном виде, чем он дошел до нас в фольклорных записях XIX–XX вв. В нем было единое повествование о поиске кощеевой смерти и о самой смерти Кощея, ставшего уже ненадолго мужем Анастасии. В фольклоре оно расчленилось на волшебные сказки о поиске кощеевой смерти, осложненные множеством вариантов о „благодарных животных“; кощеева смерть в сказках упрятана в значительно более сложную систему (море, остров, дуб, сундук, заяц, утка, яйцо, иногда — игла). <…> из помощников невидимых сил мирового добра (героя в мифе еще нет) в мифе даны только представители пернатых (ястреб) и зверей (хорт [т. е. волк. — Д. С], названный в сказках архаическим словом)»[32].
Согласно А. Н. Афанасьеву, птицы — мифический образ ветра. По народным представлениям, птица также является одним из воплощений демонов. Так, считалось, что в феврале месяце нечистые вылетают из ада в виде птиц. В русских заговорах произносится заклинание против черта страшного — вихря буйного.
Могучие действия, проявленные природой в бурях и грозе, были приданы и чародейным музыкальным орудиям. Музыкальные инструменты, звуки которых обладают таким волшебным свойством, что заслышав их, волей-неволей пляшут люди и звери, леса и камни, известны в преданиях всех индоевропейских народов. В Галиции и около Днестра и Прута существует поверье, что если найти в дремучем бору зеленую иву, которая не слыхала ни шума воды, ни крика петуха, сделать из этого дерева дудку, то выйдет дудка не простая: от ее звука встанут из могил покойники и запляшут самые ленивые и неповоротливые ноги.
Следует отметить также тот факт, что в русском языке много слов указывает на отождествление души человеческой с веющим ветром: душа и дух (ветер) — однокоренные слова, а мужество, бодрость, сила ума, также называют смелым духом, великим духом.
Относительно организации мифического пространства важно учитывать следующее: «оно прерывно, конечно и неоднородно; в нем есть и хорошие, и плохие места. Все лучшее, благое, необходимое для человека всегда пребывает в центре мира, где бы этот центр ни располагался и сколько бы этих центров ни было, а все злое, враждебное и опасное — на его окраине»[33].
Окраина — это то место, где пребывает лишенный какой-либо определенности первозданный хаос. Герой, побеждая в сказках и мифах хтоническое (докосмическое, соприродное хаосу) существо, тем самым противостоит стихийной неорганизованной силе, приобщая место ее локализации к культурному пространству.
Путь, который проходят герои волшебных сказок, имеет особое значение, поскольку это путь воина, путь преодоления темного, злого и разрушительного начала. Поэтому имеет смысл перечислить основные «этапы» этого пути и коротко познакомить читателя с их смысловым наполнением. Для этого я обращаюсь к работе В. Шуклина «Мифы русского народа».
Прежде всего, начало и путь героя не закрепляются в реальном пространстве и подробно не описываются. Например, «в некотором царстве…», «в тридесятом государстве…». Герой идет из условного царства на окраину (пространство-мир простирается во вне).
Мифический путь совершается обычно по кругу. Круг целостно закончен и циклично повторяется во временных координатах: суточный, годовой путь Солнца. Движение по кругу — необходимое условие освоения пространства героем вообще.
Уход и возвращение героя — есть путь его подвига и судьбы.
На пути у героя встречаются опасные перекрестки, неожиданные препятствия.
Мост. Важнейший участок пути. Он связывает разные точки пространства, соединяет верх с низом, человека с его предками, с Богом, со сверхъестественными силами. Значение моста во многом аналогично значению перекрестков. Герой, как правило, узнает свою судьбу под мостом, на мосту или сражается у моста со змеем.
Лестница. Также является важным участком пути. Она соединяет землю, небо и подземный мир, т. е. три космические зоны.
Лестница проходит через ямы, колодцы. Нисхождение по ней ведет к утрате, а восхождение — к обретению блага.
Опорой мира, его центральным звеном, скрепляющим все мироздание, в мифах и сказках в основном являются образы мирового дерева и горы. «Как и мироздание, описанное в мифах, дерево имеет три части: нижнюю — корни, среднюю — ствол и верхнюю — крону с ветвями и листьями. Эти три части дерева как раз и соотносились с тремя сферами мира и его обитателями. Более того, дерево с корнями, уходящими глубоко в землю, с крепким и прочным стволом и ветвями, тянущимися к небу, пронизывало эти три сферы и соединяло их друг с другом. Вспомним, как в некоторых сказках именно по дереву забираются наверх, на небо и добывают там какой-нибудь нужный предмет или необходимое знание»[34].
Антропоморфный центр Вселенной — Царь. Известны владыки ограниченных пространств — Земной царь, Лесной царь, Водяной царь, Подземный царь. Царь Троян имеет власть над тремя сферами мироздания: небом, землей и подземным миром, поэтому он трехглав.
Небо. Небо — терем Божий, дом всего мира. Звезды — окна этого дома, несущие свет, или жизнь, человеку. Существовало при рождении нового человека поверье, что Бог прорубал новое окно в доме неба, и появлялась еще одна звезда. После смерти этого человека окно опять закрывается, и звезда исчезает.
Невидимый мир. Мир, куда уходят мертвые. Живой человек не может проникнуть в этот мир. Преодолеть границу «разрешено» только мифическому или сказочному герою. Граница между видимым и невидимым мирами — это граница между своим и чужим, между жизнью и смертью, между светлым и темным.
Встреча с Бабой-Ягой. Баба-Яга — проводник (посредник) между мирами. Она служит смерти, но ее воплощением не является. Встреча с Бабой-Ягой — обряд инициации. Она загадывает загадки, от точности ответов на которые зависит судьба героя.
Избушка на курьих ножках. Зловещая избушка, расположенная на границе своего и нездешнего пространства, — дом Бабы-Яги. Недоступность избушки, которая обращена к лесу передом, а к герою задом, свидетельствует о том, что она скорее принадлежит миру мертвых. Только чудодейственные слова заставляют избушку повернуться.
Прототипом избушки на курьих ножках («кур» — дым) являются домовины. «Надмогильные домовины — столпы — представляют собой деревянные срубные домики (1,5 х 2 м) с двускатной крышей и маленьким, в толщину одного бревна оконцем.
Иногда четвертой стены в срубе нет, и это дает возможность ставить внутрь домовины различные „приносы“ во время поминовения мертвых»[35] (рис. 4).
Рис. 4. Домовины-столпы (XIX в.)
[Рыбаков, 1988]
Таким образом, домовина — это место встречи живых со своими предками. У домовин, во время обрядов инициации, проходили испытания и обучение подростки. Считалось, что в результате инициации молодые люди умирали для своей прошлой жизни, возвращаясь в мир живых в новом качестве (в качестве взрослых).