РАЗЛАД

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РАЗЛАД

Можно по пальцам перечислить команды, которые из года в год выступают ровно, показывая почти одинаково высокие результаты. К числу таких относятся «Спартак», «Динамо», ЦСКА – клубы, представляющие Москву. Все остальные коллективы почему-то движутся по чересчур большой амплитуде. То они наверху, то внизу, потом в середине. Были случаи, когда команда занимает призовое место, чтобы через год вообще покинуть класс первого эшелона. И дело даже не в том, какое место заняла команда, а как она его заняла. Бывало, мы выходили на седьмое место, но при этом буквально из кожи лезли. Словом, киевское «Динамо», увы, в те годы было «лихорадочной» командой.

1954 год ознаменовался большим успехом клуба. Но уже через год мы заняли лишь шестое место, а из розыгрыша кубка выбыли в первой же игре.

Вернувшись в команду из Индии, я сразу почувствовал, что не все в ней ладно. Пополнение было незначительным. Вместо выбывших Лермана, Виньковатова, Тищенко появились совсем еще молодые футболисты Виктор Каневский и Владимир Ануфриенко. Следовательно, наш состав не претерпел серьезных изменений, и сезон должны были вытягивать «старички». В команде разладилась дисциплина. Очевидно, завоеванный Кубок кое-кому вскружил голову.

Особенно нервничал Зазроев. Именно он подмечал в действиях Ошенкова нечто такое, что, по его мнению, выходило за пределы разумных требований. Андрей был отличным центральным нападающим. Он это знал и верил в свою незаменимость. Отсюда он сделал вывод, что может и не выполнять решения Олега Александровича. Он считал непомерно высокой требовательность тренера к игрокам. Нередко Зазроев жаловался, что тренер обращается с нами, как с детьми, что не разрешает никаких отклонений от расписания дня, что эти «тиски» становятся слишком жесткими. Ведь выиграли мы Кубок, так неужели не можем хоть немного расслабиться?

Ошенков злился. Он с каждым днем становился все суровей с нами. Постепенно исчезали остатки взаимопонимания. Ведущим игрокам, вынесшим на своих плечах тяжесть прошлых сезонов, это казалось обидным. И недовольство Зазроева все чаще находило поддержку у остальных. Вскоре получилось так, что против тренера начала открыто высказываться целая группа футболистов. К ней присоединился и я, еще не понимая, как глубоко все мы заблуждаемся, как не умеем видеть перспективу и какой неблагодарностью платим Ошенкову за все то хорошее, что он сделал для команды.

Я не хочу этим сказать, что Ошенков во всем был прав. Ему, который сам еще недавно был действующим футболистом, следовало бы меньше увлекаться администрированием. Когда спустя несколько лет я прочел в одной из статей Олега Александровича сожаление по поводу того, что он в прежние годы часто пользовался окриком и маловато вникал в психологию игроков, то сразу понял, к чему это относится. Ошенков, безусловно, имел в виду свои ошибки периода 1955-56 годов. Мне очень понравилось, что тренер честно признал это. Но несмотря на эти ошибки, мы, очевидно, не имели права так вызывающе себя вести.

Увы, это начинаешь понимать только с годами. А в то время мы были уже «старыми» футболистами, но все еще очень молодыми людьми. Мне, в частности, еще не минуло даже 26 лет. Молодость же часто, грешит принципиальными ошибками. Я это целиком отношу и на свой счет.

Одним словом, команда киевского «Динамо» сезон 1955 года провела в состоянии внутреннего разлада. В конце концов дело дошло даже до того, что Ошенков решил отчислить из коллектива очень нужного * нам Терентьева. И тут команда, как говорится, взбунтовалась. Она решительно восстала против такого решения. Олег Александрович – властный и гордый человек – тогда поставил вопрос еще резче: значит, уйдет он. Но и такой вариант не устраивал «Динамо». И как же обидно, что все это происходило сразу после такого удачного года, когда по идее нам предстояло расти и расти, добиваясь новых успехов!

Чтобы примирить тренерский состав с игровым, в команду был назначен новый начальник – Феодосий Александрович Остапченко.

Очень спокойный, вежливый, отлично разбирающийся в направлениях, в которых текут подспудные футбольные воды. Он сумел найти ту золотую середину, которая в какой-то мере примирила обе стороны.

Но в команде по-прежнему не было полного душевного равновесия. Естественно, это нашло свое отражение и в «материи». Результаты выступления команды сразу же стали резко отличаться от прошлогодних. Сделав ничью со «Спартаком» (0:0), мы проиграли торпедовцам и динамовцам Москвы и вновь добыли только одно очко во встрече с динамовцами Тбилиси.

Последняя игра имеет одну интересную подробность. Мы вели со счетом 2:0 и уже полагали, что победа обеспечена. Самоуспокоение привело к тому, что Ларионов начал играть небрежно и допустил две грубые ошибки. Они нам обошлись в два гола. Это случилось за 20 минут до конца матча. Вместо победы мы ограничились ничьей.

После этого мы встретились с тбилисцами в кубковой игре. Снова ведем 2:0, снова до конца остается 20 минут, и с какой-то злой закономерностью Ларионов снова дважды подвел нас. 2:2. А в дополнительное время Гогоберидзе забил нам третий гол. Обладатель Кубка лишился права бороться за него дальше.

Неудачи вновь пробудили брожение в команде. Обоюдное недовольство росло. В Москве это привело к уродливой вспышке.

Однажды во время ужина в дверях ресторана при гостинице, где мы жили, появился запоздавший Зазроев. Он был чем-то взволнован: рукив карманах брюк, глаза прищурены, губы сжаты. Он заметил нас и Ошенкова, сидевшего в сторонке, но не подал виду. Медленно подошел к буфетной стойке, небрежно бросил:

– Бутылку пива.

Ошенков предостерегающе окликнул его:

– Андрей!…

Этого оказалось достаточно, чтобы Зазроев сразу вспыхнул подобно пороху. Он быстро подошел к столику тренера и всплеснул руками:

– Ах, ребенку даже глотка пива нельзя! Вы можете в конце концов понять, что я уже взрослый человек!

Ошенков встал, уперся кулаками в стол. Процедил сквозь зубы:

– Уйди из ресторана, Андрей! Слышишь, я говорю – уйди!…

Зазроев почти вплотную придвинул к нему свое лицо:

– Вот как, я должен уйти? Хорошо. Я совсем уйду. Навсегда. Уеду в Тбилиси. Все. Разговор окончен.

И, повернувшись к нам, крикнул:

– Вышлите мне вещи прямо в Тбилиси. Прощайте, ребята!

И побежал к выходу. Я кинулся вслед за ним. Он уже садился в такси.

– Андрей, опомнись, что ты делаешь? Ты же всю команду подводишь.

– На вокзал, – приказал он шоферу, не удостоив меня даже взглядом.

Машина рванула. Громко щелкнула дверца. Я долго смотрел, как удаляются два красных огонька.

– Уехал? – спросили меня товарищи, когда я вернулся.

Я кивнул.

– Я тоже уеду домой. Надоело все на свете, – сказал Голубев и вышел.

Каково же было наше удивление, когда, выйдя на улицу, мы увидели Зазроева. У него был пристыженный вид.

– Извините, Олег Александрович, – сказал он глухо, отводя глаза в сторону, – я погорячился. Нервы шалят.

Ошенков, глубоко уязвленный, постарался быть великодушным. На этот раз вулкан только напомнил о себе. Взорваться огнем и громом ему еще только предстояло.

А вот Голубев и в самом деле исчез. Да, дисциплина в нашем коллективе сильно захромала. Мы уехали в Ленинград без центрального защитника. Такого еще не бывало.

И все же даже тогда у нас случались отличные матчи. Особенно когда их исход мог отразиться на престиже советского спорта. Перед каждой международной игрой команда резко подтягивалась. Все, что мучило игроков, отступало на второй план, а тренеры забывали свои обиды и огорчения. Как в лучшие дни, мы бывали едины в своих желаниях, в своей воле, и тогда киевское «Динамо» становилось очень грозным.

Одной из таких игр был матч с югославским «Партизаном». Сила его футболистов общеизвестна. В нашей памяти еще были свежи события последнего олимпийского турнира, когда именно югославы выбили из игры советскую сборную. Поэтому понятно, с каким волнением ждали мы встречи с одной из лучших команд Европы: это был для нас суровый, но интересный экзамен на зрелость. С другой стороны, не пристало обладателю кубка СССР проигрывать команде, даже если ее слава очень велика.

Тренировки югославов, которые мы наблюдали с трибуны Центрального стадиона, не дали ни малейшего повода для утешения. Мы увидели великолепных игроков, обращающихся с мячом так, словно он привязан к их ноге. Все футболисты были рослы и сильны физически. Да, играть с ними трудно.

На своей базе мы не находили себе места перед матчем. Книги валились из рук, шахматы, шашки были забыты. Один лишь Зазроев продолжал шутить, стараясь отвлечь нас от невеселых мыслей последними анекдотами. Но они не вызывали смеха.

Наконец, наступает день матча. С утра тренеры дают последнюю установку. Вот уже и обед. Кусок не лезет в горло. Мы встаем из-за стола. И вдруг Зазроев жалобно охает. Схватившись за ногу, он медленно опускается на стул.

– Андрей, что с тобой?

– Кажется, мениск.

Действительно, возле колена какая-то шишечка.

– Очень больно? – Да.

Настроение портится еще больше. Однако врач Евгений Петрович Грибов успокаивает: он попробует что-то сделать. Кажется, не так страшно. Он долго массирует ногу Зазроева, проделывает еще какие-то манипуляции, и шишечка исчезает. Потом Грибов туго затягивает ногу в резину.

– Ну как, Андрюша?

Доктор Грибов! Редко встретишь человека, в котором было бы так много доброты, такта и, наряду с этим, непримиримой принципиальности. Мы все его очень любим и уважаем, очень верим его мастерству. Он тоже как бы один из ветеранов команды (Грибов работает при стадионе), связан с динамовцами уже много лет. Среднего роста, седой, с коротко подстриженными волосами и лицом, пышущим здоровьем и свежестью, он, наш Евгений Петрович – «ангел хранитель» команды. Доктор Грибов страстный книжник, неутомимый собиратель всех новинок и любитель книжной старины, – всегда может рассказать что-то интересное и поучительное. Врач, отлично знающий свое дело, он каждому из нас принес много пользы. Сердечный человек, умеющий уважать чужие секреты, Евгений Петрович знает многие наши тайны и всегда подскажет именно то, что будет лучшим выходом из того или иного положения. Одним словом, Евгений Петрович – дорогой для команды человек. Сейчас он с тревогой глядит на Зазроева, повторяет свой вопрос:

– Не больно, Андрюша?

Зазроев делает несколько шагов, пробует прыгнуть.

– Все в порядке, сыграю.

– Спасибо, Андрей, – говорит Ошенков. У него на лбу все еще капельки пота.

Когда мы уже на стадионе, Зазроев вновь хватается за голову. Оказывается, забыл бутсы. А до начала матча всего 30 минут. В чужих бутсах он играть не может. Что делать?

Тут нас выручает Рафаил Фельдштейн. Он бросается к машине. Уж как «бытовой бог» гнал ее по городу, мы не знаем. Но только ровно через 27 минут Зазроев получил свои бутсы.

– Попробуй теперь не забить гол, Андрюша, – кричит Фельдштейн, – дружба врозь.

18 часов 45 минут 16 июня 1955 года. Обе команды под аплодисменты всего стадиона выходят на поле. У нас боевой состав – я, Ларионов, Голубев, Попович, Юст, Михалина, Грамматикопуло, Терентьев, Зазроев, Коман, Фомин. За гостей играют – С. Стоянович, Б. Белин, Ч. Лазаревич, 3. Чайковски, Б. Зебец, Б. Паевич, М. Милутинович, П. Михайлович, М. Валок, С. Бобек и А. Херцег. Финский судья К. Алхо дает сигнал.

Югославы пытаются сразу захватить инициативу. Они демонстрируют высокую технику и отличное взаимопонимание. Команда играет, как по нотам. Она очень сыграна и прекрасно подготовлена в морально-волевом отношении. Нам сперва трудно. Кажется, вот-вот будет гол. В один из моментов передо мной оказывается лучший нападающий соперников Милутинович. Он с силой посылает мяч в угол. Уж не знаю, каким чудом, но мне удалось отбить этот мяч… на Валока. Снова удар, и снова ворота спасены. Через несколько минут тот же Милутинович из очень выгодного положения посылает мяч выше перекладины.

Как бы ни старалась команда, но штурм бесконечно продолжаться не может. Пятьдесять минут длится он, и если за это время соперник не пропустил гола, напряжение атаки понемногу спадает. Так было и в этом матче. Не дав ошеломить себя, наши футболисты постепенно выровняли игру, и она уже перекочевала на югославскую половину. Отлично играют Зазроев и Фомин. Теперь уже приходится стараться вратарю Стояновичу. Он с честью выходит из трудных положений. Первый тайм – 0:0.

Второй тайм как две капли воды похож на первый. Снова югославы пытаются сразу же смять нас, и снова это у них не выходит. Наши атакуют реже, но, как мне кажется, острее. Проходят минуты, атаки вспыхивают то у одних, то у других ворот. Напряжение матча все возрастает. Нервы у всех натянуты до предела. Ошенков производит замену. Вместо Грамматикопуло он выпускает на правый край Валентина Сапронова, приглашенного на эту игру из «Шахтера». У того тоже не получается то, что могло бы дать нам перевес в нападении. Ошенков решает произвести замену. Он хочет поменять Сапронова на… Грамматикопуло, совершенно забыв, что такое запрещено правилами.

Последние минуты. Олег Александрович стоит уже за моими воротами. До самого табака он сжевал папиросу.

– Олег, – упрашивает он меня, – ты только не волнуйся… Ты слышишь меня? Не волнуйся… Ну, пропустишь гол… Что за беда… Зато игра какая… Не волнуйся, Олег…

Бедное сердце тренера! Сколько достается ему. Нам тоже нелегко. Но мы в движении. Мы боремся за победу. А он, тренер, обречен на пассивность. Что он может сделать сейчас, когда машина уже работает на полную мощность, когда нельзя ее остановить! Бейся лихорадочно, сердце, трепещи, тоскливо сжимайся, взлетай на волнах радости! Сегодня, пока ты еще здорово, пока ты молодо, ты все стерпишь, смолчишь. Но когда твой владелец постареет, ты все ему припомнишь, злопамятное сердце! Ты потребуешь откуп за трудные минуты молодости. Но его нет, этого откупа. Ни у кого. Ни у одного человека. Вот когда ты начнешь предательски мстить. А пока? Пока ты довольствуешься тем, что есть причина радоваться. Ведь югославы ничего не могут с нами поделать.

Хотя нет. Вот снова прорывается Михайлович.

– Олег! – замирает сердце тренера.

Мяч отбит. Но недалеко. Возле него Бобек. До ворот метров пять. Еще один удар. Гол? Нет. Мне удается спасти ворота.

А через несколько секунд уже бьет Коман. Стоянович блестяще парирует удар… на Фомина. Фомин делает короткий рывок вперед. Стоянович летит ему в ноги. Ворота пустые. Но Витя промахивается…

Судья Алхо останавливает игру. Капитаны благодарят его и помощников. Мы обнимаем соперников. Они тоже довольны. Уходим в обнимку. Тренер гостей Шпиц говорит с восхищением:

– Чудесная у вас команда. Я предвижу, что у нее будут большие успехи.

Судья тоже в восторге:

– Такой игры я давно не видал. И какая корректность. Одно удовольствие судить подобные матчи.

Были и другие игры этого года, которые оставили яркий след в памяти. К их числу, безусловно, относится встреча с командой ЦДСА.

Мы проиграли первый тайм со счетом 0:2. Мы продолжали проигрывать и во втором тайме. И все-таки выиграли 3:2. Причем все три гола были забиты в течение нескольких минут – Команом, Терентьевым и Зазроевым. Четвертый гол судья не засчитал.

Но в целом сезон прошел бледно. Мы заняли шестое место и потеряли кубок. Хвалиться было нечем. Не принесла удовлетворения и победа над командой Пекина – 4:1.

Как уже стало традицией, сезон мы заканчивали за границей. На этот раз нам предстояло провести товарищеские матчи с командами ГДР.

На последней перед отъездом тренировке Зазроев попросил меня постоять в воротах, принять от него несколько одиннадцатиметровых ударов. Команда уже уходила.

– Поздно, Андрей. Я устал.

– Э! А я не устал? Ну, несколько минут. Я стал на место. Удар… бросок… Удар… бросок.

– Ну, может, хватит?

– Давай последний раз.

Я снова упал и вдруг почувствовал боль. Левое плечо было повреждено.

В поездку меня взяли, но играть мне уже не пришлось. Ошенков опасался, что эта обидная травма может привести к еще худшим последствиям. Ворота защищал Лемешко, на смену ему взяли вратаря Гарбузникова из «Шахтера». Кроме того, от горняков к нам присоединились еще Алпатов, Бобошко, Кривенко, Пономаренко и Сапронов.

Со спортивной точки зрения поездка была не очень хорошей. Одну встречу мы свели вничью, одну выиграли и одну проиграли.

Поездка была приятна с другой точки зрения. Мы увидели новую Германию – строящуюся, освобожденную от мрачного фашистского наследия. Нас кругом встречали как самых дорогих гостей, и это, безусловно, было дороже голов. Не страшно проиграть в футболе, если выиграешь в дружбе и можешь внести в ее копилку свой посильный вклад. Последний вечер, проведенный вместе с немецкими коллегами, был поистине прекрасным. Сколько теплых слов, сколько заверений в дружбе, сколько песен, спетых вместе. Мы даже устроили для новых товарищей концерт.

Первым выступил Виктор Терентьев. Он напел мелодию, и немецкие музыканты быстро подобрали ее. Тогда Виктор вышел в круг, заломил на затылке руки и рассыпал по полу частую дробь. Это был как бы запев. Мы знали, что за ним последует. Пошла «цыганочка» – задорная, лихая, веселая.

Затем к микрофону, установленному на эстраде, подошел Зазроев. Он откашлялся и запел сочным баритоном «О море в Гагре, о пальмы в Гагре…»

Однако наибольший успех выпал на долю Георгия Грамматикопуло. Он нарядился в какой-то пестрый костюм. В зубах у нашего правого края сверкал зажатый кухонный нож невиданных размеров. Свирепо вращая глазами, он закружился в огневой лезгинке, то замирая на вытянутых носочках, то вытворяя ногами нечто невообразимое. Немцы аплодировали изо всех сил. Они несколько раз просили Юру повторить свой номер. Но он не мог плясать до бесконечности. Зазроев вздохнул:

– Ах, если бы его ноги так работали на поле!

Словом, вечер прошел замечательно. И столь же приятной была обратная дорога, потому что вокальный дуэт Лемешко – Ерохин почти до самого Киева исполнял все популярные песни советских композиторов, включая и те, которые рассчитаны на женские голоса. И кто бы мог подумать, что в груди нашего «железного солдата» Ерохина бьется такое нежное, мягкое сердце!

Наступила зима. Мы вернулись к своим обычным делам – тренировкам, учебе в институте, к выступлениям перед трудящимися фабрик и заводов. Шила в мешке не утаишь. О непорядках в команде общественность уже знала. Нам пришлось выслушать немало горьких слов. Но что поделаешь – динамовцы дали повод для такой критики. Куда от правды денешься!