Путь в «Динамо»

Путь в «Динамо»

С 18 лет я уже выступал за первую хоккейную команду «Совторгслужащих», а спустя год меня включили во вторую сборную Москвы, которая сумела обыграть в товарищеском матче первую сборную Ленинграда.

Среди ленинградцев вообще было немало прекрасных хоккеистов. Мне очень нравился их почти двухметровый нападающий Матвей Колотушкин, но особенно – центрфорвард Борис Карнеев, которому я и старался подражать. У него была низкая посадка.

Вел он мяч на расстоянии метра перед собой. Это позволяло ему держать в поле зрения партнеров и соперников и уверенно контролировать мяч. Играл он просто, но расчетливо, обладал сильным прицельным ударом.

Примерно в это же время я стал выступать и за первую футбольную команду «Совторгслужащих».

Тут надо оговориться, что за футбольными матчами лучших команд столицы я стал наблюдать со знанием дела с 15 лет. Случилась такая история. Очередная реорганизация нашего клуба затянулась настолько, что зимой 1925/26 года мы отказались от участия в чемпионате Москвы. Группе игроков, в том числе и мне, предложили временно поиграть за «Динамо», и мы с радостью согласились. Выступал я довольно успешно за третью команду. Уже тогда динамовский клуб произвел на меня впечатление своей организованностью и солидностью. Настало лето. По привычке я продолжал приходить на стадион «Динамо», который располагался тогда в Орлово-Давыдовском переулке, и с интересом наблюдал за выступлениями футболистов этого общества, потихоньку болея за них. Среди тогдашних динамовцев было немало известных: вратарь Федор Чулков, центральный полузащитник Иван Артемьев, молодой, но уже входящий в славу нападающий Сергей Иванов, быстрый правый крайний Александр Борисов…

С Александром Прокофьевичем Борисовым, по чьему эскизу создана эмблема общества «Динамо», мы впоследствии познакомились довольно близко. Он стал известным архитектором, в пятидесятые годы переехал в Кишинев, где по его проектам было построено немало зданий. Когда я вместе с московским «Динамо» приезжал в Кишинев, Борисов неизменно навещал меня, и наши с ним беседы, не только на футбольные темы, затягивались надолго.

Среди других московских игроков на меня в то время наибольшее впечатление производили Петр Исаков, братья Владимир и Константин Блинковы, Александр Холин, Казимир Малахов… Все они были футболисты техничные, умные, отличавшиеся точностью в передачах и ударах. Мне запомнилось, как на «Унионе» в 1923 году вратаря нашей первой футбольной команды Бориса Баклашова тренировал по его просьбе нападающий Петр Исаков, игравший тогда за «Красную Пресню». Вот кто действительно мастерски, словно по заказу, наносил удары по воротам – Баклашов трудился в поте лица.

Наблюдая за– игрой тогдашних своих кумиров, я, естественно, старался перенимать у них все лучшее.

Скромное поведение, простота в игре, умение дать точный и своевременный пас, неплохая техника, некоторое, я бы даже сказал, остроумие в игре дали мне возможность за три года пройти путь от четвертой до первой команды «Совторгслужащих».

Закончив в феврале 1930 года землеустроительный техникум, я получил направление на работу в Уральскую область. Прибыл в Свердловск, а там получил назначение в Челябинский округ (понятно, что здесь я пользуюсь терминами административного деления того времени). Мне с выпускником ленинградского техникума Николаем Громовым предложили на выбор любой район. По названию нас привлек Ялано-Катайский. Отправили нас в его центр – село Сафакулево. Там мы вошли в состав землеустроительной партии.

Были мы все молоды, жили, как тогда было принято, коммуной, дружно, трезво и весело. Попал я в деревню, можно сказать, в историческое время – наступил как раз период сплошной коллективизации сельского хозяйства. Землеустроительной партии отводилась в этом деле важная роль. Мне и моим товарищам часто приходилось выступать перед крестьянами, разъясняя им преимущества коллективного ведения хозяйства. Несли мы, хотя это наверняка громко сказано, и культуру в массы. Ставили, помню, спектакль Островского «Свои люди – сочтемся» (я играл роль стряпчего) и показывали его местным жителям. Основная же наша задача состояла в распределении земли между колхозами. Целые дни проводили в поле, занимаясь, говоря профессиональным языком, землеуказанием. Работа, конечно, не из легких. Наиболее сложным делом было выделить и нарезать землю вновь создавшимся совхозам– «Еланскому» (площадью около 100 000 гектаров, причем не сплошь, а участками) и «Овцеводу».

Когда я ехал на Урал, то несколько наивно представлял себе свою жизнь там. Думал, буду летом трудиться на природе, на свежем воздухе, а зимой, когда придет черед камеральным работам в городе, играть в хоккей. Но жил я в деревне. Свежего воздуха здесь действительно хоть отбавляй, и работы много. А вот с мечтами о занятиях спортом пришлось распрощаться. Находились мы в ста километрах от Челябинска, и специально ездить туда – не то что играть, а даже посмотреть, как играют другие, – мне, конечно, было некогда. Ребята из нашей землеустроительной партии хотя и были молоды, но к спорту относились равнодушно, а увлечь их я не смог. Когда им говорил, что я игрок сборной Москвы по хоккею, они смотрели на меня с недоверием, всем своим видом показывая – ври, мол, парень, да знай меру. Другое дело стрельба. Тогда ею вся молодежь увлекалась. В магазинах, помню, малокалиберные винтовки продавались, и почти каждый из нас ее приобрел. Соревновались друг с другом в меткости стрельбы без конца.

Жизнь в деревне научила меня, с одной стороны, самостоятельности (все-таки я был единственным ребенком в семье и постоянно поэтому находился под пристальным вниманием родителей), а с другой – умению жить в коллективе, где все равны и нет места себялюбию. Наблюдая за житьем-бытьем крестьян, сам трудясь от зари до зари, досконально узнал, сколько пота стоит кусок хлеба.

Проработал я землеустроителем 15 месяцев. Пришло время возвращаться домой. Приехал в Москву в июне 1931 года и вскоре на улице встретил своего старого товарища по команде «Совторгслужащих» Петра Яковлева. Он сразу быка за рога: «Михеич, завтра наши с „Красной розой“ играют. Приходи, и ты сыграешь». Я несколько растерялся – ведь больше года до футбольного мяча не дотрагивался. Ну а с другой стороны – почему бы и не попробовать? Дома отыскал форму (мать ее бережно хранила) и отправился на стадион. Поставили меня по старой памяти за первую команду; мы выиграли 3:1, причем я забил два мяча. Сыграл в общем-то неплохо. Как это можно объяснить? Уже потом, учась в высшей школе тренеров, узнал теоретическое обоснование такому явлению. Оказывается, приобретенные человеком определенные двигательные навыки, в частности умение управлять мячом, сохраняются у него долгое время.

Окунулся я, словом, с большой радостью вновь в спортивную жизнь. В клубе мне предложили штатную должность секретаря футбольно-хоккейной секции. В мои обязанности входило составлять и держать в порядке всю документацию, представлять «Совторгслужащих» на заседаниях бюро Московской городской секции футбола и хоккея. Моим соседом на этих заседаниях часто бывал представитель клуба «Трехгорка» мой одногодок Коля Крючков, впоследствии популярнейший киноактер, народный артист СССР, Герой Социалистического Труда Николай Афанасьевич Крючков. Сам он в футбол не играл, но был его страстным поклонником, а вот брат Николая, Петр, выступал за «Трехгорку» в линии защиты. Знал я тогда, что Крючков учится и играет в театре рабочей молодежи при фабрике Трехгорной мануфактуры, но, конечно, и не предполагал, какой знаменитостью он станет.

Незабываемы времена юности. У меня и сейчас перед глазами стадион «Совторгслужащих». Спортивная жизнь на нем замирала только с наступлением темноты. Каких только секций здесь не было! Легкой атлетики, гимнастики, бокса, штанги, тенниса… На стадионе каждый мог найти себе занятие по душе.

Как явствует из названия клуба, принадлежал он профсоюзу торговых служащих, но вступить в него мог и любой желающий, проживавший поблизости. По не спортом единым ограничивались наши интересы. В двадцатые годы на месте киноателье Ханжонкова на территории стадиона построили Дворец культуры, где вечерами регулярно демонстрировались кинофильмы, организовывались концерты известных артистов, проводились выездные спектакли лучших театров столицы. Чем, скажите, не культурно-спортивный комплекс, за создание которых мы столь страстно ратуем сейчас?!

Клубов, подобных нашему, насчитывалось в Москве в ту пору несколько десятков. Управлял ими, как правило, общественный совет. У нас, в «Совторгслужащих», председателем футбольно-хоккейной секции был заведующий отделом спортивных товаров одного из московских универмагов, большой любитель футбола и хоккея, Виктор Николаевич Прокофьев, человек умный и интеллигентный, хороший организатор. В первой нашей команде он играл нападающим. Играл, может быть, не очень умело, зато азартно и самозабвенно. У него была какая-то болезнь ног, и на поле поэтому Прокофьев выходил не в бутсах, а в борцовских тапочках, что всегда давало повод для шуток, которые он переносил стоически. Чего не сделаешь ради любимого футбола!

В те времена о настоящих тренировках мы понятия не имели. Собирались на совместные занятия три раза в неделю вечером после работы. Те, кто учился, имели возможность потренироваться и днем. В основном били по воротам, проводили двусторонние игры.

Настоящим событием становились календарные игры первенства Москвы по воскресеньям. Каждый клуб первой и второй групп выставлял пять мужских команд. Пятые коллективы начинали игру в 9 часов, четвертые – в 11 и так далее. С раннего утра в выходные дни начиналось в Москве великое «трамвайное» передвижение футболистов и болельщиков, направлявшихся на многочисленные тогда стадионы и спортивные площадки столицы.

Наибольшее количество зрителей собирали, разумеется, встречи первых команд – от 5000 до 10000.

В Москве в ту пору был один стадион-гигант – «Динамо», сооруженный в 1928 году для проведения первой Спартакиады народов СССР. Первоначально на нем было три трибуны – северная, южная и западная, причем нижнюю часть овала занимал велотрек. В дни выдающихся международных матчей на стадион «Динамо» со всех московских парков свозились скамейки, которые нумеровались и устанавливались на полотнище велотрека. Так появлялись дополнительные места для любителей футбола, и газеты на следующий день сообщали, что матч на стадионе «Динамо» посетило 60 000 зрителей! Небывалая по тем временам цифра.

Несколько позже (к 1936 году) динамовский стадион реконструировали – была сооружена восточная трибуна, вместо трека возвели первый нынешний зрительский ярус, а футбольное поле опустили на три метра вниз, срыв с этой целью огромный пласт земли. Так стадион «Динамо» принял нынешний свой вид. Но я чуть забежал вперед.

Став ведущим игроком первых команд «Совторгслужащих» по хоккею и футболу, я начал задумываться о своем спортивном будущем. Хотя у нас были и крепкие команды, но до лучших коллективов столицы им все-таки было далеко. Я все чаще возвращался в мечтах к «Динамо», где мне так пришлась по душе обстановка в тот год, когда я играл там по воле случая. Я понимал, что, тренируясь с классными футболистами и хоккеистами, мог бы быстрее повысить свое мастерство. Кроме того, в «Динамо» был целый комплекс современных, удобных спортивных сооружений. Не скрою, меня тогда прельщала даже такая на сегодняшний взгляд мелочь, как возможность после каждой игры и тренировки принимать горячий душ. На всех других стадионах Москвы в то время не было ничего подобного.

Но вот вопрос: возьмут ли меня к себе динамовцы? Долго робел, не решаясь к ним обратиться, но как-то, встретив на улице работника отдела футбола и хоккея московского «Динамо» Ивана Ивановича Хайдина, набрался смелости и выложил ему свою просьбу. Он, как мне показалось, даже обрадовался. «Конечно, Михеич, – сказал Хайдин, – приходи к нам». Тут как раз подоспело время идти мне на службу в армию, и определили меня во внутренние войска.

Однако не так легко мне было бросать и родной коллектив. Пришел я к руководителю клуба Виктору Николаевичу Прокофьеву для объяснений. Известие он принял с грустью, но сказал, что решение я принял правильное, – переход будет способствовать моему спортивному росту, и пожелал мне успехов. И с ним, и с товарищами по клубу расстался я по-доброму.

Так в июне 1933 года я стал московским динамовцем. В коллективе меня приняли очень тепло, относились ко мне доброжелательно, особенно Константин Павлович Квашнин (он был тренером футбольной команды и играющим тренером хоккейной) и знаменитый в ту пору футболист Федор Ильич Селин.

Сама обстановка в клубе вызывала большое желание тренироваться, совершенствоваться. В хоккее меня определили в первую команду, в футболе – во вторую.

В полку, где я служил, на меня возложили обязанности физрука. Много приходилось работать по разделу ГТО, проводить тренировки и полковые соревнования практически по всем видам спорта, подбирать и составлять сборные для участия в войсковых спартакиадах.