ИЗ ЗАВТРА — В СЕГОДНЯ
ИЗ ЗАВТРА — В СЕГОДНЯ
Право обронить в разговоре, что ты свидетель пятидесяти трех чемпионатов страны,— грустное право, оно приобретено, фигурально выражаясь, ценой всей жизни. Мне нетрудно представить, как нынешний начинающий болельщик когда-нибудь, не без скрытой заносчивости, произнесет: «Я видел все чемпионаты с пятидесятого по сотый», хотя сегодня он замашет руками, отводя от себя столь сомнительное обещание.
Трасса футбола пряма, как стрела, и каменно вымощена. Известно, что к нашему сотому чемпионату будет разыгран XXVI чемпионат мира. Если и пойдут на перемены, что-нибудь изобретут, то не скоро, не раньше, чем в следующем веке. Пока футбол расписан наперед, видимость идеальная, ни тумана, ни гололедицы.
С 1936 года много воды утекло, это понятно. А с другой стороны, вот они, перед нами: «Спартак», «Динамо» московское, «Динамо» киевское, «Динамо» тбилисское, ЦСКА, «Локомотив», ленинградская команда, пусть и под другим названием, — все, кто открывал клубные чемпионаты. Есть факты поразительные. Руководил «Спартаком», осенним чемпионом 1936 года, Николай Петрович Старостин, и он же — начальник той же команды, чемпиона 1989 года. Или Михаил Иосифович Якушин, игравший в самом первом чемпионате, а ныне — инспектор матчей высшей лиги, обозреватель «Советского спорта», по всей строгости оценивающий игру. Связь времен, лучше сказать эпох, не отвлеченно провозглашается, а работает, действует.
Упомянуто это не ради того, чтобы усомниться в прогрессе или умалить его. Просто годы, прожитые в наблюдениях, обязывают, ведя счет прибывающим новостям, не забывать и того счета, который был открыт до нас.
Для предвосхищения будущего поводов сколько угодно.
Изощренные, космические контуры крытых стадионов, где не грозят дождь, снег и холод, с отоплением, с идеальной мягкой искусственной травкой.
Домашний телепоказ, объемный, во всю стену, с полным эффектом присутствия.
Судейство, пользующееся безотказными фиксаторами.
Искусство игроков, для которых выучка Платини, Марадоны, Блохина, Гуллита, Черенкова не больше чем исходный норматив.
Впрочем, пристало ли репортеру витать в эмпиреях? Ему издавна отведен жанр «К открытию сезона», где разрешено прикинуть ближайшее будущее. Не помню случая, чтобы какую-нибудь редакцию заинтересовал прогноз лет на пять, не говоря о пятидесяти. И мы занимаемся тем, что нам подбрасывает текущая жизнь, попадаем когда в кон, а когда впросак.
Так что, намереваясь заглянуть в будущее, не намерен уноситься далеко, буду следовать сложившимся правилам ремесла. Да и будущее — вот оно, здесь, от нас не дальше, чем сегодня.
Футбол становится лучше и хуже.
Легко повстречать людей, запальчиво, даже зло упершихся на том, что раньше (их «раньше» зависит от возраста) игра шла интереснее, а сегодняшний футбол «не тот». Переубедить их невозможно, старые картинки не наложишь на новенькие, матч ЦДКА 1948 года с киевским «Динамо» 1986 года каждый волен разыграть согласно запасу воображения. Я давно взял себе за правило уклоняться от таких споров, в них больше пыла и крика, чем доводов.
Могу представить, что самые большие искусники прошлого — Г. Федотов, С. Ильин, В. Трофимов, B. Степанов, В. Бобров, А. Пономарев, Б. Пайчадзе, C. Сальников, И. Нетто — применились бы к футболу наших дней и блистали бы как встарь. Однако командная игра не то чтобы ушла, а умчалась далеко вперед. То, что оборона перестала быть заботой одних защитников, а атака — только форвардов, что линии и звенья стали условными и в каждый эпизод у своих или чужих ворот втянуты все наличные силы, перевернуло прежние понятия. Прибавим подскочивший уровень тренированности, богатый выбор скоростей, кладовую выносливости, круг приемов, сделавшихся доступными не одним звездам, а и так называемым средним мастерам. Тяжелые бутсы и длинные трусы, хотим мы того или нет, характеризуют игру далеких сезонов, входят в ее образ.
Футбол и не мог, не имел права не двинуться в гору, ему бы этого не позволили и не простили. Он разошелся по всему земному шару, подорожал и в престижном, и в денежном исчислении, получил обязательные часы во всемирных телепрограммах.
Когда сторонники старого футбола настаивают, горячась, что раньше на футбол охотнее ходили, остается пожать плечами. Я исправно посещал стадионы в сороковые и пятидесятые годы, к которым принято относить зрительский бум. Телевидения тогда не было. И когда оно поселилось в доме, ходил столько же. Однако теперь, благодаря экрану, вижу футбола раза в три больше, чем в те благословенные времена. Утверждаю не вприглядку, подсчитал. И так у каждого, кто связал себя с игрой. До сих пор вспоминают матчи, нареченные историческими: ЦДКА — московское «Динамо» (3:2) в сентябре 1948 года, сборных СССР и ФРГ (тогда чемпиона мира) в августе 1955 года (3 :2), — и берут в образец болельщицкий ажиотаж вокруг них. А видело их тысяч по шестьдесят на «Динамо», тогда как в наше время посмотрели бы миллионы, а второй матч, надо полагать, вся Европа.
Футбол можно не признавать, не любить, не смотреть, но от него никуда не денешься: в той или иной мере, хотя бы в полемическом неприятии, им задеты все. Было время, когда мне приходилось не без смущения растолковывать, что значит — «писать о футболе», и я не был уверен, что понят: кто-то продолжал смотреть на меня с подозрением, как на несерьезного, легкомысленного, если не на шалопая. Сейчас, представляясь «футбольный обозреватель», недоумения не встречаю — профессия признана, состоялась.
В общем, распространяться о переменах к лучшему, я бы сказал к грандиозному, в жизни футбола-зрелища даже неловко — все равно что ломиться в открытую дверь.
Но почему — «и хуже»?
Футбол с его правилами придуман людьми и им подчинен. Тем не менее я не в силах отказаться от ощущения, что он явление природы. Это же в самом деле поразительно, что мальчишки, едва начав ходить, принимаются бить ногами по мячу. И гоняют его среди берез или пальм, на асфальте, на песке, на снегу каждую свободную минуту. Им еще неведом стадионный футбол, а от мяча их не оттащишь. Диву даешься, как обходилась ребятня без футбола в прошлые века?
Гоняют мяч не как попало, а изловчаясь, с фокусами и штучками, да заодно со своей партией, дружно, да соблюдая законы честности. Попозже, когда подрастут, они вызубрят правила, которых придерживаются мастера, но и с малолетства им известно без подсказок, что верно, а что подло в этой возне.
Футбол — зрелище, вокруг которого смыкаются немыслимые по количеству, невероятные по остроте своих переживаний аудитории,— в основе своей тот же, что и у мальчишек, как лес и подлесок, как дубы и желуди.
Да, мы желаем большому футболу дальнейшего процветания, но одновременно ревниво и строго приглядываем, чтобы он не отклонялся от своей первозданности, естественности, нами высоко ценимых, душевно нам близких. И неизвестно, на что мы безотказнее откликаемся: на движения игровые или душевные, человеческие. Написав «неизвестно», я думаю о том, почему в наше время, когда в таком фаворе всевозможные анкетирования, опросы, референдумы, в которых берутся пробы общественного мнения по самым разным сторонам жизни, восприятие футбола не изучается и о чувствах, которыми движима бессчетная аудитория, приходится гадать.
Многое другое, с чем мы в жизни сталкиваемся как зрители, подвержено моде, стареет, сходит со сцены, заменяется. Футбол модой, колебаниями вкусов не испытывается, и думаю — из-за своей естественности, природности. Он есть, и никуда не денешься. Удача английской выдумки прошлого века — в ошеломляющей простоте, общедоступности, безыскусственности, что и позволило ей приблизиться к явлениям природы. Любое спортивное единоборство представляет нам человека. Но футбол, как ни одна другая игра, не содержит в себе ничего исключительного, феноменального, условного, перед чем мы обязаны склониться в почтении и изумлении. Следя за футболом, нам легче легкого подставлять себя на место игроков, понимать и про себя повторять их движения, а значит, и судить о них как о людях, таких же, как и мы сами.
Считается, что футбол могуч, укоренился, распространился и ничто ему не угрожает. Но ведь совсем еще недавно так же думали о воздухе, воде, почве, флоре и фауне. Не вижу ни малейшей натяжки в таком сопоставлении. Хищничество, корысть, бесхозяйственность, раж администрирования, расхожие разбойничьи девизы «Победы любой ценой!», «Победителей не судят», «Отрапортуем, а там хоть трава не расти!» — все это сопутствует и футболу. Возьмется ли кто-нибудь спорить, что деятель, который втихомолку распорядился слить ядовитые отходы в реку, не того же поля ягода, что и постановщик неправедных футбольных успехов?!
Осенью 1986 года (дата необходима) редакция «Огонька», журнала, который, круто переменившись в тот момент, стал одним из наиболее читаемых, предложила мне написать о «самом-самом», что наболело. Выбор был, но долго я не думал. И написал статью «О лжефутболе». Ее напечатали в октябре, а в феврале следующего года появился обзор писем, полученных «Огоньком».
Нет нужды пересказывать ту статью, о лжефутболе речь уже шла.
Однако статья имела последствия и потому приведу ее окончание:
«...Предвижу вопрос: «Известно ли все это Управлению футбола и президиуму федерации?» Да, известно. В силу их близости к донесениям с полей боя эти организации информированы получше, чем журналисты и болельщики. Ими же введен лимит на ничьи, ими же создана экспертная комиссия, которой вменено в обязанность «готовить заключения о матчах, проводившихся без должной спортивной борьбы, с пренебрежением к зрителям». Комиссия, правда, не набралась смелости напомнить о своем существовании.
Организации, ведающие футболом, живут старыми категориями невмешательства, боятся выносить сор из избы, отводят в сторону глаза. Осуждение высказывается в узком служебном кругу. «Да, сомнений нет, матч сговоренный, но где взять точные доказательства», — эта фраза повторяется, наверное, лет десять, перед ней сникают, бессильно разводят руками. Антрепренерам лжефутбола только того и надо.
А тем временем газета «Советская Россия» подробно рассказала о том, как следственные органы поймали за руку начальника команды мастеров второй лиги «Строитель» из города Череповца, дававшего взятки судьям, и судей, эти взятки бравших.Несколько лет назад президиум федерации вызвал на свое заседание тренеров двух команд высшей лиги, которые на стадионе изобразили бесконфликтную нулевую ничью. Поначалу тренеры с улыбочкой отрицали сговор, но, натолкнувшись на доводы компетентных очевидцев, упали духом и струхнули. Им «строго указали», и коммюнике о заседании напечатали.
Так было всего лишь однажды, на том попытка навести порядок закончилась. А она, надо заметить, показала, что вовсе не обязательны «отпечатки пальцев», что для вмешательства достаточно опереться на здравый смысл, опыт и принципиальность.
Спортивные организации вправе лишать званий, отстранять от работы, дисквалифицировать, запрещать занимать тренерские и другие должности. Лишь бы была решимость. Лишь бы было признано, что мошеннические проделки подрывают силы футбола, являются опасностью номер один. Однако ни у кого рука не поднимается нажать кнопку сигнала тревоги. Оттого и удается заговор молчания, оттого и повисают в воздухе, оставаясь без ответа, справедливые обвинения представителей общественности».
Что же последовало?
В телевизионном «Футбольном обозрении», завершавшем сезон 1986 года, коснулись договорных матчей. И начальник Управления футбола Госкомспорта СССР В. Колосков, не выразив, хотя бы для приличия, озабоченности, холодно отрезал, что Управление не располагает доказательствами и что печать совершенно напрасно занимается этой проблемой. Моя огоньковская статья была поставлена «вне закона».
Но вскоре «Советский спорт» включил в свою послесезонную анкету вопрос: «Что способствовало бы бескомпромиссности в чемпионате?» И люди разговорились, один за другим заявили о необходимости решительно противостоять договорным махинациям. Среди них мастера с мировым именем — Валентин Иванов, Игорь Нетто, Олег Блохин.
Было и противоположное мнение. Тренер О. Базилевич ответил следующим образом:«Поставлен вопрос о бескомпромиссности поединков, и вновь сделан намек или кивок в сторону игр, которые с чьей-то легкой руки стали называться «договорными». Категорически заявляю, что попытки поднимать на страницах прессы этот вопрос выглядят неправомерными. Такие публикации сводят на нет всю нашу большую работу по пропаганде здорового образа жизни средствами физкультуры и спорта, пропаганде основополагающих принципов нашего спортивного движения. Футбольные сделки противоречили бы всем нашим моральным принципам, и потому делать ничем не подтвержденные намеки — это вести антипропаганду футбола».
Не правда ли, печально памятная фразеология? Некоторое время назад с ее помощью ставились заслоны перед любой деловой критикой, лишь бы соблюсти видимость благополучия. А в тот момент, когда это было с опрометчивым опозданием изложено, сей отрывок, исполненный в духе угрожающей демагогии, не страшил, а смешил. Но и не удивил.
Начальник Управления оказался в затруднительном положении: то ли он хуже информирован, чем практические работники (что невозможно допустить), то ли не готов посмотреть правде в глаза (что вероятнее)?
Пресса своего добилась (кроме «Огонька» и «Советского спорта» выступали «Известия» и «Комсомольская правда»). Явление сговоров, о котором долго говорили гневно, но отвлеченно, было, как сказал бы ученый, классифицировано, из туманности и гипотез материализовалось. Если прежде упреки и намеки радировались в пространство (кому?), взывали к совести (чьей?), то теперь на белых конвертах проступили адреса.
Тут я пережил неловкость. Она не в том, что моя фамилия вдруг исчезла из списка общественной редколлегии «Футбола — Хоккея». Мало ли какая надобность могла возникнуть: обновление, омоложение. Неловкость в том, что все, кто со мной встречался или звонил, этот вычерк ставили в прямую связь со статьей в «Огоньке» и восклицали: «В наше-то время!» А я не знал, как ответить: меня не известили об официальной формулировке, хотя, казалось бы, после того как я состоял в редколлегии 27 лет, следовало проявить минимальное уважение. Неуклюже получилось у коллегии Госкомспорта.
Ровно год спустя, после того как в телеобозрении начальник Управления В. Колосков на всю страну заявил, что прессе незачем привлекать внимание к сделкам, он же, подводя итоги сезона 1987 года, в «Советском спорте» выразился так:
«Совместными усилиями спортивной общественности и прессы удалось оздоровить обстановку в нашем футболе. Прошедший чемпионат не дал повода для сомнений: много в чем можно было упрекнуть клубы, но не в отсутствии боевитости и азарта в игре».
Вот какой поворот, какое «фигурное катание»! И прессе — поклон. Верно, создалось впечатление, что сезон 1987 года был чуть благополучнее предыдущих. Откровенный и резкий обмен мнениями в печати, как видно, озадачил, предостерег ловчил. Тем не менее с заявлением, что «враг бежит, бежит, бежит», спешить не следовало. Эта скороспелая победная реляция сродни прежнему отказу считаться с общественностью, в том и другом варианте видно старание представить положение благополучным. Не верится, что укоренившаяся выгодная практика легко и просто, одним махом, может быть побеждена.
В ходе дискуссии Олег Блохин искоренение договорных игр связал с реорганизацией, с отказом от полулюбительства. Вообще говоря, честности вынужденной, обусловленной, навязанной веры мало. Видимо, Блохин, всего наглядевшись (сам забивал голы обусловленные, без сопротивления), да и будучи человеком подначальным, зависимым, не представлял иного выхода, чем «меры». Остановимся на его призыве к отказу от полу любительства.
Тут во весь рост поднимается тема совсем уж запретная в далеком и недалеком прошлом.
После турне зимой 1945 года московского «Динамо» по Великобритании была выпущена брошюра под названием «19:9». Из нее можно узнать, что А. Хомич, С. Соловьев, В. Трофимов — токари, Н. Дементьев — слесарь, М. Семичастный — техник-строитель, Е. Архангельский — модельщик по дереву, Б. Орешкин — слесарь-лекальщик, И. Станкевич — инженер-путеец, В. Блинков — инструктор физкультуры. Для остальных профессий не сыскали.
Я заглянул в брошюру, потому что помнил, как болельщики сорок с лишним лет назад посмеивались, читая эти сведения. Уже тогда мы не верили, что футболисты—слесари и токари, в наших глазах было больше чем достаточно того, что они мастера игры.
Отнесемся с пониманием: выходя на международное поприще, никто не знал, как держаться, как себя вести.
Год спустя после динамовского турне советская секция футбола вступила в ФИФА. В 1957 году сборная включилась в розыгрыш чемпионата мира, вскоре — в чемпионат Европы, затем клубы начали играть в европейских турнирах, войдя равноправно в регулярные контакты с профессиональным футболом. (В Англии профессиональные клубы созданы более ста лет назад, в 1885 году.)
Если полистать трудовые книжки мастеров футбола, то там запись — «инструктор физкультуры». Иначе говоря, футбольный труд не был признан.
А он существует, и очень давно, с довоенных времен. Труд нелегкий, связанный с лишениями, со сложностями семейной жизни, рискованный, с угрозами травм, с необходимостью постоянно доказывать тренерам свое соответствие требованиям, и — что особенно его отличает — временный, с двадцати до тридцати, когда от нависающего вопроса «Как жить дальше?» не уйти.
Коль скоро труд этот, подводная часть которого невидима, трудом официально не назывался, немудрено, что о нем создавалось искаженное представление: «Подумаешь — футбол, гоняют мяч в свое удовольствие, купаются в славе, разъезжают по заграницам, деньги лопатой гребут, машины и квартиры им подай, а они еще недовольны». Не знаю другого занятия, которое вызывало бы такие кривотолки, как футбольное. На протяжении долгих лет если кого и разоблачали, то мастеров футбола. Это дозволялось. Да и защитить некому, кто они такие, эти футболеры? Раз любители, то и все их претензии незаконны и капризны. Вот уж кто был «легкой добычей» для фельетонистов, так они.
Если побеждали — мо-лод-цы, а проигрывали — ясное дело, дармоеды и бездельники.
На моих глазах начальник «Спартака» Николай Петрович Старостин, со свойственной ему педантичностью, подсчитал, что за 1984 год спартаковцы провели дома всего 69 дней. Однако это красноречивое свидетельство тогда опубликовать не удалось, действовали запреты. Они касались продолжительности тренировочных сборов и многого другого, что могло, по представлению ревнителей любительства, выдать, что мастера ничем, кроме футбола, не занимаются. Старание тщетное, секрет полишинеля, достаточно было познакомиться с расписанием матчей с марта по декабрь, с зарубежными турне после сезона и с товарищескими встречами перед сезоном, и ясно, что ни на какую другую деятельность у мастеров времени не оставалось. Узаконенное вранье и плодило неуважение к футбольному труду.
Меня всегда удивляло, что в футболе не принято считать деньги. Прямо-таки напрашивалось ежегодно публиковать сумму расходов и сумму доходов. Бюджет существует, но и он секретен. Вот и шли годами беспредметные толки: одни твердили, что футбол, народная игра, обходится народу в немалую копеечку, а другие — что на прибыли от него весь спорт держится.
Мне приходилось на международных турнирах юношеских команд исполнять обязанности руководителя делегации, а значит, и казначея. Я привозил в Москву чеки на несколько тысяч долларов, а однажды мне выдали наличными, я набил все карманы и пришлось, чтобы не искушать заграничных воров, в жару ходить в плаще. Эти суммы, разумеется, не идут в сравнение с теми, которые причитаются за выступление команд мастеров и уж тем более сборной на чемпионатах мира и Европы.
Разговор полагалось бы вести с калькулятором в руках, но невозможно: нет данных. Однако сведущие люди настаивают, и я им верю, что футбол, самостоятельно существующий, был бы рентабелен.
Уже одно это должно заставить уважать футбольный труд.
Да и как поверить, что зрелище постоянное, наравне с театром, кино, цирком, эстрадой, способно устоять, не будучи гарантировано квалифицированным трудом? Это не говоря о том, что наши команды на стадионах всего мира конкурируют с футболом, издавна открыто называющимся профессиональным. И когда нам приходилось видеть или читать, что наши футболисты либо обыграли профессионалов, либо уступили профессионалам, причем это слово в обоих случаях произносилось с мелодраматическим нажимом, невольно возникало недоумение: «А кто — наши?» Если они любители и выиграли, то выходит, тем профессиональным зря платят деньги, а если проиграли, то остается наших пожалеть. Все это вносило сумятицу в мир болельщиков, искавших и не находивших правду.
И вот среди многих других крутых перемен в обществе настал конец и спортивным лживым сказочкам. Со вздохом облегчения мы стали называть вещи своими именами, как бы пользоваться родным языком, со слова «профессионализм» соскоблена шелуха оскорбительного запрета. Тут же с воинственной радостью обретения долгожданной свободы и с нашими известными наклонностями к переимчивости новоявленные футбольные предприниматели пустились во все тяжкие. И начали с того, что ближе лежит, что заманчивее, — коммерции. Замелькало: доходы, покупка, продажа, спонсоры, контракты, реклама, при клубах — кооперативы, кафе, дискотеки, сувенирный промысел. Ей-богу, порой кажется, что буйная эта деятельность может сделать необязательным выход футболистов на зеленое поле, что они устроятся и без игры.
Наверное, все это постепенно войдет в берега. И новые формы правления приживутся. Как бы ни были благоприятны сами по себе все эти перемены, осуществлять их предстоит определенному кругу лиц. И оглядываешься по сторонам, и диву даешься: где же они, талантливые антрепренеры, функционеры, президенты, столь сейчас необходимые? Как видно, долгие годы, особенно семидесятые, прожитые людьми футбола в иждивенчестве, молчком, с тайной хитрецой, в отстаивании крохотных, по преимуществу личных, интересов, не способствовали разнообразию выдвижений. Ведь и тренеров-то, завоевавших себе твердую репутацию за те же годы, раз, два и обчелся.
С вниманием, которое я назвал бы напряженным, были приняты сообщения о том, что сначала «Днепр», чуть позже киевское «Динамо» преобразованы в хозрасчетные футбольные клубы. Им нельзя не желать успеха. Сдюжат ли? Одолеют ли неминуемые бюрократические рогатки? В киевском «Динамо» дело возглавил Валерий Васильевич Лобановский, давний, убежденный сторонник профессионализма и самостоятельности. Математик, организатор, упрямец, хват, имеющий под началом команду прочную, в сравнении с другими редко страдающую от конъюнктурной морской болезни, устойчиво собирающую зрителей, Лобановский, как мне представляется, едва ли не эталонно выглядит тем человеком, которому по плечу реформы. Так появился в нашем футболе объект, заслуживающий, чтобы за него мы «поболели» всем миром.
Вернемся к заявлению О. Блохина. Как вы помните, он связал искоренение договорных матчей с введением профессионализма, ибо в этом случае, как ему думается, клубы будут заинтересованы во внимании зрителей, ибо сомнение в истинности обещанного зрелища их число убавляет.
Неспроста в странах, где давно заведен профессиональный футбол, федерации и хозяева клубов стоят на страже добропорядочности (можно сказать и иначе — доходности) игры. Чего стоит дисквалификация на два года знаменитого итальянца Росси за подозрение в сговоре, того самого Росси, который, отбыв наказание, стал героем чемпионата мира 1982 года! И наоборот, в тех странах, где футбол полупрофессионален (Венгрия, Чехословакия, Польша, Болгария), то и дело возникали громкие скандалы из-за махинаций.
Договорные матчи расцвели не сами по себе, они, как любая халтура, как любое нечестное деяние, сигнализируют о неблагополучии в организации дела.
Я с любопытством читал отклики на статью в «Огоньке». Некоторые болельщики, попривыкнув, как видно к странным результатам (они же, как правило, идут на пользу командам, поправляют их положение), не столько протестовали против самого явления, сколько сосредоточились на отводе подозрений от «своих» и на упреках в адрес «других». Почта доставила и исторические экскурсы, где ставились под сомнение матчи, сыгранные даже сорок лет назад. Уж и не знаю, не хотели ли эти исследователи доказать, что футбол извечно жуликоват и нечего придираться? Если это допустить, то чего ради они хранят к нему интерес, что же тогда их в нем привлекает?
Одно из правил репортерства — не уклоняться, принимать вызов.
Исследователи кивают на чемпионат 1947 года, когда в его конце ЦДКА и московское «Динамо», оспаривающие звание чемпиона, заботились о соотношении забитых и пропущенных мячей. Сначала динамовцы выиграли у тбилисцев на их поле 4:0, что давало им хороший запас, однако армейцы победили «Трактор», и тоже на его поле, 5:0 и заняли первое место. В ту пору я был далек от футбольных кругов, пользовался лишь общедоступными сведениями. М. Мержанов, осведомленный в силу своего служебного положения, в книге «Еще раз про футбол» к обоим этим матчам отнесся с недоверием.
Когда много позже у нас с Борисом Андреевичем Аркадьевым зашел разговор о тех событиях, он с горечью произнес: «Обидное недоразумение, что был пущен слух о нашем соглашении с «Трактором». У меня сердце остановилось, когда один из сталинградцев ахнул в нашу штангу». Аркадьеву нельзя не верить — такой он был человек.
Сейчас, ознакомленные с разнообразными новейшими методами, мы вольны допустить, что обошлись и без тренера. Сами футболисты уже на поле могли вступить в переговоры, приведя доводы: «Вам ничего не светит, а для нас результат всего года».
Нет, я не имею никаких оснований сомневаться в истинности итогов тех двух матчей: и ЦДКА и «Динамо» в ту пору были на голову сильнее остальных команд, могли кого угодно переиграть с крупным счетом. Просто сама ситуация была исключительной, небывалой. Чтобы она не повторилась, во избежание кривотолков, и ввели дополнительный матч за звание чемпиона в случае равенства очков.
Припоминаю пересуды на трибунах по поводу еще двух матчей: в 1951 году «Спартак», как тогда говорили, «помиловал» «Торпедо», а в 1957 году то же самое будто бы сделало «Динамо», уступив «Локомотиву». В обоих случаях и «Торпедо» и «Локомотиву» угрожал вылет из высшей лиги.
Об этих четырех матчах и вели речь исследователи. Если допустить, что все так и было, как поговаривали, то, разумеется, «товарищеские» побуждения не спасают тех, кто поддавался. Исследователи вправе быть злопамятными.
Предположим худшее: четыре сомнительных матча. Но ведь — за десять лет! Явлением не назовешь, процент ничтожный. Уродливые исключения — да. Смалодушничали, поступили некрасиво. Но и не «холера»!
Беда навалилась в облике эпидемии. Не стихийной, безотчетной, а намеренной имеющей, с позволения сказать, и практическое и теоретическое обоснование. Заметьте, произошло это в годы, получившие наименование «застойных», когда повсюду в ходу были приписки.
Не исключено, что кому-то из читателей покажется, что сговорам автор уделяет чрезмерное внимание. Одно скажу: если бы вокруг футбола громоздилось столько непотребных слухов в предвоенные годы, когда я с друзьями записался в болельщики, мы бы не связали с ним свою жизнь, интерес испарился бы, съеденный брезгливостью. Поэтому и не мыслю себе будущего футбола без чистоты нравов.
Вынужден оговориться, что и самому журналистскому подразделению требуется бдительность.
Вел я острый разговор с представителем футбольного клана, и вдруг он в ответ на мои обвинения, отведя в сторону глаза и понизив голос, произнес:
— А ведь иной раз то, как пишет журналист, зависит от приема, оказанного ему в команде...
Собеседник был слишком тертым калачом, чтобы назвать имена. Футбольные практики осторожны, они на тропе войны, ни одна веточка не должна хрустнуть под ногой. «Мне еще работать» — так они выражаются. Это репортерам пристало лезть напролом, через кустарник, не боясь себя обнаружить.
Ядовитая реплика оборвала наш разговор. Он, наверное, остался доволен собой: сравнял счет. Меня же его глухой анонимный намек вынудил трудно задуматься. И припомнить, что в самом деле такой-то журналист неведомо почему годами ездит в командировки по одному и тому же маршруту, другой преувеличенно расписывает победы клуба, а когда провал — умолкает, третий всеми силами, рассудку вопреки, выгораживает тренера, не имеющего заслуг...
Что ж, как видно, приходится считаться и с попытками втаскивать репортеров в «сферу влияния». Это осложняет наши задачи, но не меняет их.
В 1987 году грянула дисквалификация на шесть матчей стадиона в Ланчхути за хулиганское поведение зрителей. В том году беспорядки полыхали еще и в Киеве, и в Вильнюсе.
Всезнающий болельщик, исследователь, тут же подскажет, что трибунные эксцессы возникали и в далеком прошлом, на стадионах Москвы и Ленинграда. Верно. Но их периодичность была, как и у сомнительных матчей, раз в десять лет, они воспринимались подобно вскинувшимся тайфунам, тут же бесследно исчезавшим. Да и были они нечаянными, без вожаков, без тайной изготовки — прямой горячей реакцией либо на бесстыдное подсуживание, либо на вспышку грубости на поле.
Напрашивается, что современные юнцы — они и есть заводилы — впали в грех обезьянничанья сверстникам из Англии, ФРГ, Голландии, Италии, уже несколько лет организованно избравшим стадионы для буйства и побоищ, чем вгоняют в трепет публику, полицию, футбольные власти и министров.
Не намерен брать на себя лишнее, сам бы с превеликим интересом прочитал изыскания на сей счет психологов, социологов, руководителей молодежи.
Но и без того репортеру есть к чему приложить руку. Свою долю ответственности за состояние умов и эмоций несет и футбольный отряд.
Прежде расскажу одну историю.
Был я на представительном международном юношеском турнире в Монако в качестве руководителя делегации. Поступило приглашение: «Вас, тренера и доктора просят на ужин по случаю шестидесятилетия тренера». Подготовили подарок и отправились. Я ожидал увидеть за ужином представителей всех восьми команд, участвовавших в турнире, но недосчитался половины. А надо заметить, виновник торжества — человек известный, с европейским именем. Мой журналистский интерес был задет. Когда ритуальный контур вечера потерял строгие очертания, я подсел к юбиляру со своим вопросом. Хотя и понимал, что выбор приглашенных — его личное право, но что-то меня подталкивало спросить. И ответом был следующий монолог:
— Знаете, когда вся жизнь отдана одному делу, смотришь на него и так и этак, со всех сторон. Сегодня выиграл, завтра проиграл — это обычное. Есть и другие вещи. Футбол очень разный, не все, правда, это видят. Например, когда мы играем с вашими, советскими, командами, я думаю об игре и ни о чем другом. Да, могут быть столкновения, опасные приемы, травмы, на то и футбол. Но я знаю, ни ваши ни наши не станут симулировать, умирать как в театре, вставать на колени и призывать бога в свидетели, бить по ногам, когда судья отвернется, оскорблять, мстить, обращаться к трибунам с разведенными руками, чтобы пожалели, возмутились и поддержали. Так я и привык делить людей и команды. Для одних — футбол порядочный всегда и во всем, а от других не знаешь, чего ждать. Мы — практики, мы молчим, да и не скажешь, толку никакого, один скандал. Но в голове держим. Так, вот, сегодня у меня в гостях люди порядочного футбола. Разве не имел я права собрать тех, кому доверяю? Это же не официальный прием. Можете быть уверены, то, что я сказал, известно всем тренерам, только одни согласны, а другие конечно будут отрицать...
Я сознательно не называю приглашенных и отсутствовавших: не ровен час УЕФА заявит протест по поводу именинного обособления. Большой новости монолог в себе не содержал, я имел возможность увериться, что нашим командам исстари свойственны открытость, порядочность, простота. Но получить подтверждение, что все это подмечено другими, было приятно.
Не ради обольщения рассказана история. Скорее наоборот. Вспомнилась она в связи с подступившим неблагополучием.
Известие небывалое и неожиданное: дисциплинарная комиссия УЕФА наложила денежный штраф в швейцарских франках на нашу федерацию по докладу комиссара матча сборных ГДР — СССР, проходившего в рамках отборочного турнира чемпионата Европы. Чехословацкий судья Кршнак предъявил желтые карточки Алейникову, Михайличенко, Литовченко и Рацу (соперникам — одну), что и дало основание обвинить наших футболистов в недисциплинированности. Оштрафовано было и тбилисское «Динамо» за игру с «Вердером» в розыгрыше Кубка УЕФА, где тбилисцы нахватали пять карточек.
Другой факт, тоже небывалый на наших стадионах. Тбилисский динамовец Арзиани ударил ногой лежащего соперника во встрече Кубка УЕФА с румынской командой. Он был удален с поля, дисквалифицирован на четыре матча. Наказание наказанием, но как же стыдно было это видеть, когда мы с детских лет зарубили себе на носу, что «лежачего не бьют». Выходка дикая. Не сомневаюсь, что ее осудили зрители на тбилисском стадионе. Ну а если бы «номер» был выкинут на чужом стадионе? Предсказать реакцию публики я не берусь.
Надо смотреть правде в глаза: обстановка как вокруг футбола, так и в самом футболе накаляется повсеместно. Можно в деталях не соглашаться с руководящими организациями УЕФА, с ее арбитрами и комиссарами. Однако нельзя не отдать ей должное в том, что она стремится всеми способами, которые имеются в ее распоряжении, остужать обстановку, взыскивая с виновных. Чего стоит одно устранение английских клубов из розыгрыша европейских кубков за хулиганское поведение болельщиков! Английских клубов, в этих турнирах исполнявших первые роли! УЕФА запрещает проводить матчи на «провинившихся» стадионах либо ставит условием, чтобы не было зрителей и телетрансляции, что бьет клубы по карману. Накладывает штрафы, дисквалифицирует футболистов за грубость и распущенность. Приговоры быстры, ясны, выносятся автоматически.
У нас присмотр за дисциплинарной практикой ведет спортивно-техническая комиссия (СТК) федерации, состоящая из общественников. Насколько могу судить, комиссия загружена, трудится со знанием дела, люди в ней авторитетные. Не в укор ей, а в защиту скажу, что делает она далеко не все и не так, как полагалось бы.
Всем известно, что за два предупреждения игрок пропускает матч. В сезоне 1987 года получили от двух до шести желтых карточек 133 футболиста, а пропустили они 129 матчей. Как же так, что за арифметическая загадка? Это результат того, что дисквалификация полагалась лишь за четное число предупреждений. Если, скажем, в стычке судья наказывал двоих, то тот, у кого это был второй случай, следующую игру смотрел с трибуны, а другой, проштрафившийся в пятый раз, снова выходил на поле. Такой, более чем странный, порядок был навязан сверху.
Наша СТК лишена возможности пользоваться дисциплинарным кодексом, его попросту нет. Едва ли не каждое происшествие становится предметом долгого разбирательства, одинаковые проступки наказываются по-разному, в зависимости от красноречия заступников, а это ведет к обидам. Есть случаи не стандартные, однако, как правило, взыскания должны накладываться по закону и невзирая на лица, что, кстати говоря, ограничило бы вмешательство со стороны.
Не имея кодекса, члены СТК, перечисляя разного рода проступки, о которых им известно, разводят руками и признаются в бессилии.
Игроки сопровождают решения арбитра издевательскими аплодисментами. Чем не провокация? Трибуны бушуют, и арбитр, глядишь, устрашен. Или нажим тренера и его окружения на арбитра, оскорбления, угрозы? Или то, что на скамьях запасных посиживают посторонние люди, а второй тренер тайком пробирается за ворота, подсказывает, хотя это запрещено?
Что если ввести командную желтую карточку? У нас же на каждом матче присутствует найтральный комиссар. Если команда схлопочет несколько карточек, должны последовать санкции. Какие? Да хотя бы перенос матча на другой стадион. Но обязательно надо, чтобы мера эта была предусмотрена кодексом и о ней все знали бы наперед.
Так сложилось, что тема дисциплины, порядка, морали решается преимущественно с помощью статистических выкладок, от которых у читателя голова идет кругом. Нам преподносят, что в чемпионате 1986 года было сделано судьями 208 предупреждений, а в 1987 — 238. Разболтались? Или, напротив, судейство стало взыскательнее? Цифр сколько угодно. Фамилий меньше. Комментариев и совсем мало.
До сих пор нет единой точки зрения по простому вопросу: хорошо или плохо, если судьи чаще выносят взыскания? Одни пугаются, объявляют положение тревожным, косо смотрят на судейскую коллегию. Такая трусливая реакция выдает ревнителей показного благополучия. Желтые карточки как желтый глаз светофора. Как без него?
Только и слышишь, только и читаешь про потери из-за травм. Не одна грубая, опасная игра тому виною. Но достаточно случаев, когда травмы нанесены в результате запрещенного приема. Почему бы врачам команд не представлять донесения, эпизоды ведь у них в памяти? Игроков, пропускающих матчи из-за травм, мы знаем, а виновники безымянны.
На протяжении нескольких лет Андрей Петрович Старостин и письменно и устно, с присущей ему образностью, восставал против «разящего» подката сзади, срезающего «под корень» и игроков, и саму игру. Его предостережение продолжает звучать как слово из духовного завещания благородного служителя футбола. Тем более оно весомо, что принадлежит не неженке, а первостепенному храбрецу.
Тема честности и корректности — из вечных. Мы в своем почитании звезд намеренно поминаем джентльменство Г. Федотова, Н. Симоняна, Э. Стрельцова, И. Нетто, В. Воронина, Б. Пайчадзе, А. Гогоберидзе, К. Бескова, А. Шестернева, А. Чивадзе. Нам доставляет особую приятность отозваться об увиденном матче, как о корректном.
Когда «вулкан» на трибунах проснулся, когда пришлось платить валютные штрафы, наш футбольный правопорядок оказался застигнутым врасплох.
Пришлось срочно вносить в Положение о чемпионате пункт об ответственности стадионов. Футбольные власти слишком долго поживали безмятежно, полагая, что все отрицательное — «у них», а к «нашим отдельным проявлениям» позволительно относиться со снисхождением. Но это, как мы говорим, инерция старого мышления. В футболе заимствуют и перенимают не одни тактические идеи. Густая сеть международных турниров накрыла собой сразу всех, и в тесноте, в сближении неминуема подражательность, в том числе и идущая во зло. Ничего не поделаешь, к этому полагается быть готовым, чтобы уберечься. Наш футбол издавна отличают многие достоинства. Но обольщаться тем, что он устоит в любых передрягах, более чем наивно. Сейчас не тактические и не учебные аспекты тормозят и мучают, а нравственные, те, что когда-то не внушали беспокойства.
Судейский вопрос, хотя и он из вечных, перед лицом возникших осложнений приобретает повышенную актуальность. После долгого затишья наконец судейский муравейник был потревожен, происходят перемены в его подземных ходах.
Но вот новенькая черточка. Целый ряд матчей проходит ныне в ожидании, когда же судья даст пенальти в ворота приезжей команды. Такой перекос интереса не назовешь привлекательным: что же это за игра, когда все надежды связаны с жестом судьи в сторону лысого пятнышка напротив ворот?! Тем не менее для подобных примитивных чаяний есть основания: в чемпионате 1987 года из 73 пенальти 56 били хозяева поля. Львиная доля! Хотя поручиться, что во всех случаях «львы» получали то, что причиталось, трудно.
Каждый из наблюдающих за футболом видывал сотню, а то и не одну, пенальти. Не знаю, как другие, а я те удары, которым становился очевидцем, делю, с точки зрения законности, на три разряда: бесспорные; спорные, когда можно назначить, а можно и не назначить; и, наконец, вздорные, высосанные судьей из пальца. Понятно, что пенальти третьего разряда — это происшествие, скандал. Напомню для иллюстрации, как в матче «Торпедо» — «Динамо» (Москва) в чемпионате 1989 года одиннадцатиметровый в ворота динамовцев били после того, как в их штрафной площади столкнулись и упали... два торпедовца. Как анекдот — недурно, да только динамовцам не до смеха. Но подобные случаи все же редкость, о них, как о диковинках, вспоминают и много лет спустя. О бесспорных вообще говорить не принято.
Споры, как и полагается по названию, вскипают вокруг «спорных». И тут мы сталкиваемся порой с удивительными сообщениями. Один пенальти в том же чемпионате, решивший исход важного матча, был подвергнут особенно тщательному исследованию группой экспертов из 11 (целая команда!) лучших арбитров. Результат голосования: пять согласились с назначением, четверо отрицали, двое воздержались. Что должны подумать по этому поводу мы, люди, так сказать, штатские, не носящие на груди красивых судейских эмблем? На мой взгляд, арбитр высокой квалификации просто не позволит себе балансировать на грани спорности, к чему ведет большей частью грех чисто формального истолкования эпизодов.
В футболе, как и в любой игре, придуманной людьми, существуют свои условности. Одна из них та, что штрафная площадь превращена в хрупкую, стеклянную, бьющуюся, где любая провинность может быть наказана жесточайшим образом — пенальти. Тут, как мне представляется, держат экзамен такие качества судьи, как справедливость, такт, чувство меры, ощущение ответственности. Пенальти — сильное средство и тем большей осторожности требует. Вполне возможно, что мое суждение идет вразрез с «методическими указаниями». Тем не менее если прислушаться к голосу совести, то неназначенный спорный пенальти выглядит неизмеримо меньшим по весу деянием, чем назначенный. Никого не учу, ни на чем не настаиваю, просто чувствую, что высшую меру (пенальти и есть расстрел), если бы довелось мне быть судьей, определял бы только в бесспорных случаях, не боясь прослыть либералом. Лучше такая репутация, чем ужасные подозрения в предвзятости, «купленности», которые неизбежно возникают у обиженных, если пенальти спорен.Нашу аудиторию озадачивает разница в трактовке правил зарубежными арбитрами и нашими. Не идеализирую иноземных судей, ошибаются и они. Но вот в матче тбилисского «Динамо» с «Вердером» в Бремене испанский судья дает три предупреждения нашим футболистам за затяжку времени и одно — за умышленную игру рукой. Придирка? А не потому ли так кажется, что нарушения подобного рода на наших стадионах сходят с рук? Понес ли когда-нибудь наказание у нас врач, выбежавший на поле без разрешения судьи? Не помню. А врача тбилисского «Динамо» дисквалифицировали на несколько матчей за такой проступок в игре с румынской «Викторией». Непривычная для нас мера, а резон в ней есть: зрелище «скорой помощи», мчащейся без особой необходимости, возбуждает публику, нервирует, настраивает против «обидчиков».
Тренеры и арбитры состоят в постоянной, ставшей однообразной, перепалке. На заявления тренеров о «неквалифицированном» судействе арбитры отвечают, что обвинения «неграмотны». Противостояние грозит стать безысходным, если стороны не перейдут к спору предметному. Не полезнее ли завести порядок, чтобы тренеры выдвигали конкретные претензии, а арбитры в ответ выдвигали свои истолкования? И пусть бы это происходило прилюдно, с помощью прессы и телевидения. Выиграла бы и аудитория, приобретя возможность влезать в тонкости игры и судейства, заодно выверяя свою правоту и свои заблуждения. Методика вырывается из узких цеховых рамок, приобретает широкое звучание. В конце концов, благополучие в судействе — это и благополучие игры, и разрядка напряженности в отношениях внутри футбола. И на трибунах тоже.
В репортерской практике мне не раз приходилось критически отзываться об арбитрах. Если же вести речь о так называемой судейское проблеме в целом, то я давно пришел к выводу: есть одна-единственная страшная угроза — предвзятость, иначе говоря подсуживание, или — мошенничество. Все остальное — промахи, зевки, разная трактовка эпизодов—нежелательно, досадно, однако объяснимо и поправимо. А подсуживание — чистой воды насилие над футболом.
У нас все свалили в кучу под названием «плохое судейство». Так удобнее. Удобство мнимое и опасное. Обнаруживая факты неназванного, ненаказуемого подсуживания, аудитория после этого готова и малейшую ошибку добропорядочного судьи считать злоумышленной.Из-за этого ералаша судейство как таковое берется под подозрение, ему придается чрезмерное значение. Едва ли не каждое Поражение на международной арене не обходится без намека на арбитра. Рассчитано на то, что «пожалеют». Однако эти беспредметные намеки срабатывают как мина замедленного действия, которая взрывается неведомо где и когда. С виду спасительная, ставшая прямо-таки официальной, отговорка сеет смуту в умах, болельщики, если не все, то многие, проникаются подозрительностью, и эхо Бремена или Бухареста отзывается громом на стадионах Москвы или Киева.
Трудно сохранять высокое мнение о нашей судейской коллегии. Мне думается, что она развращена преувеличением значения свистка. Еще бы, если верить тому, что говорится и пишется, то ее представителям дано решать судьбу даже не матчей, а чемпионатов, от них зависит, кто войдет в лигу, а кто из нее выскочит, словом, все определяют судьи.