Служил срочную

– Отец мой кому-то со стороны, наверное, весьма суровым человеком представлялся. Особенно на хоккейной площадке, во время напряженных матчей. Но это отнюдь не так, – вспоминает о своем легендарном папе сын Александра Павловича Рагулина Антон. – Про те времена, когда родитель играл, разумеется, в подробностях рассказать не могу: слишком маленьким был.

По окончании активной карьеры отец молодежку ЦСКА тренировал. Я в те годы – своеобразный «сын полка», вместе с командой ездил по городам и весям. Позже сам стал игроком молодежного состава. Вообще замечательные, товарищеские отношения сложились с тем же Андреем Хомутовым. А Игорь Стельнов стал мне, по сути, старшим братом, очень хорошо с ним общались вплоть до его безвременной кончины…

По-моему, Александра Павловича в команде глубоко, искренне уважали. И даже, судя по всему, любили, дорожили его мнением, шли за советом. Вот Валерий Харламов мог к нам домой приехать часа в два ночи. Чтобы поговорить по душам с Палычем, так любовно называли отца в ЦСКА и сборной. Ну, срочно требовалось душу излить. Разве отец мог отказать, да еще Харламову?! Тем более форвард наш приехал не с пустыми руками, а с ящиком шампанского…

Когда подрос, отношения с отцом несколько изменились. Нет, не хуже стали. Просто, скорее, мы приятели – он как бы старший друг, нежели папа в общепринятом смысле. Конечно, в определенные моменты советовался с ним. Но иногда отец, как говорят, ставил меня на место.

До призыва в армию, уже говорил, успел поиграть в молодежке ЦСКА. И в принципе мог, наверное, остаться в Москве, продолжать выступать в знаменитой команде. Тем паче успехи непосредственно в хоккее были, выиграли чемпионат Союза. Да и сведущие люди советовали: мол, я должен играть только в ЦСКА, не надо дергаться.

Пока метался, где и как продолжить карьеру, повестка в армию пришла. «Пап, что делать-то? Служить забирают». Александр Павлович не посодействовал мне остаться в столице. Может, с армейским начальством поговорить, другие шаги предпринять. Ну, как вышло, так и вышло. Не в обиде на близкого человека. Нормально общались. Могли и поссориться, какое-то время дуться друг на друга. Иногда вовсе не разговаривали. Но родственные души все равно надолго не разлучить.

Мы оба чувствовали: не проживем поодиночке. Снова сходились, встречались, общались. Особенно в непростые для каждого из нас периоды, они у всех случаются. Отец нуждался во мне, я – в нем. Просто в близости. Александр Павлович всегда искал меня в плане общения. И мне без него, глупо скрывать, было плохо.

Словом, меня призвали тогда на общих основаниях. Представьте, разбирал завалы после страшного землетрясения в Спитаке. Стал участником и свидетелем событий в Тбилиси в конце 80-х. Наверное, обогатил, таким образом, свой жизненный опыт. Мне это многое дало. В то же время, полагаю, немало потерял – в смысле упущенных возможностей в большом хоккее.

По ходу службы оказался в «учебке» на Украине. Оттуда, кстати, можно было попытаться в спортроту попасть, дальше в состав киевского «Сокола» пробиться. Не очень-то, видимо, рвался я туда. Судя по всему, психология людей меняется в спартанских условиях. Достаточно близко сошелся с местным боксером, отличный парень! Мы друг без друга уже не представляли дальнейшую службу. Пошли к замполиту, просили ни при каких обстоятельствах нас не разлучать. Так и прослужили с ним всю срочную.

Вернулся из армии. На свет, как грибы, появлялись коммерческие команды. Попробовал себя в одной из них, возглавлял ее знаменитый хоккейный наставник Николай Семенович Эпштейн. Он и позвал меня. Думал, уже поздно в большую игру возвращаться, в сомнениях пребывал. По прошествии лет понял, зря бросил хоккей. Ну, что теперь жалеть…

Время всеобщего разброда, шатаний, метаний. Будущее смутным представлялось. Погонял я полгода шайбу, затем появилась возможность денег заработать. В бизнес ушел. И хоккей стал сладким воспоминанием, приятным сном. Конечно, немного жаль, что не состоялся как мастер в большом хоккее. Увы.

Отец и раньше говорил, что в смысле продвижения по ступенькам спортивного мастерства не станет помогать. Мол, сам добивайся всего. Наверное, он в чем-то прав. Убиваться, корить себя или отца по данному поводу не стоит. Жизнь в целом неплохо идет.