Любовь не кончается

Иногда спрашивают: почему Вениамин Вениаминович не поиграл еще, не рано ли завершил выступления в большом хоккее? Будучи юным человеком, я не понимал определенных моментов в жизни отца. Только позднее начал осознавать.

По-моему, в том же ЦСКА у папы просто не осталось партнеров. Даже не в смысле мастерства, а по духу, по крови. В ту эпоху состав команд формировался, как правило, по принципу троек нападения. Принцип проводили в жизнь прежде всего Тарасов с Чернышевым, от них пошло. Наверное, это правильно: больше сыгранности, чувства локтя и так далее.

Но сначала Локтев ушел из хоккея, затем Альметов. Отец один остался, без давних партнеров, друзей. Если помните, он играл в тройке с молодыми тогда, восходящими звездочками, Петровым и Михайловым. Как бы наставлял юных мастеров, чему-то ненавязчиво учил. Они, в свою очередь, любовно называли Вениамина Вениаминовича «дядей Веней». Наверное, из-за ощутимой разницы в возрасте, уважения к мастерству, спортивным заслугам.

Если в армейском клубе папа выполнял роль наставника, то в сборной под занавес карьеры ему приходилось выступать с абсолютно разными партнерами. Со спартаковцами, к примеру, хоккеистами других команд. В какой-то степени, предполагаю, испытывал некоторое чувство дискомфорта. Собственно, в этом, думаю, кроется разгадка ухода отца из большой игры.

По окончании карьеры мне, наконец, воочию довелось увидеть и пощупать хоккейную амуницию отца. Видел, к примеру, его щитки, их еще наколенниками называют. Бог мой, сколько они весят, просто неподъемные! В них идти-то почти невозможно, тем более бегать – трудноразрешимая задача. Подобные эмоции, ощущения пережил я, будучи совсем еще юным человеком.

В сравнении с той эпохой, нынешняя хоккейная форма, по сути, легкоатлетам предназначена, образно говоря. Настолько удобно, комфортно, опять же легко в ней играть. Извините, конек современного хоккеиста весит не больше одного килограмма. Чудо, как хорошо!

Тогда все значительно тяжелее давалось. В разы. Вот с 60-х и надо вести отсчет развитию, формированию хоккея. Он постепенно поднимался, совершенствовался во всех смыслах. И нынешние достижения в технике, улучшении спортивной амуниции, думаю, не предел.

…Некогда родителям ссориться. После ухода из большой игры тоже. Потому что папа все равно жил хоккеем, работал в нем, старался пользу приносить. Занят был постоянно, передышки себе не давал.

Уже рассказывал, что Вениамин Вениаминович весьма строгим отцом слыл. В чем-то упертым, неуступчивым. В меру и не очень. Кто знает, может, как раз упертость, несгибаемый характер помогли ему стать великим спортсменом. В обыденной жизни некое упрямство, назовем так, вызывало подчас улыбку. В нашей семье один из эпизодов – харизматический – очень всем нам запомнился.

Случай незадолго до кончины отца, кстати. Между нами разгорелся нешуточный спор: как правильно следует клеить обои? Папина инициатива: мол, пойдем, надо квартиру в божеский вид привести. «Будем клеить к окну», – почти, как всегда, безапелляционно сказал отец. «Да от окна надо, а не наоборот», – резонно возражаю я.

Каждый из нас жарко доказывал свою правоту. Чуть не до ссоры дошло. Старался не только словесно доказать, но и на деле. «Ты ничего не понимаешь», – парировал глава семьи. Хотя внутренне понимал мою правоту. Признаться ему вслух не хотелось.

Ну, бог с ними, обоями, важнее комфорт в семье, он тем самым не нарушался, не становился хуже. Забавно, с течением времени спорю на данную тему теперь уже с мамой и женой. Обходимся без длительных объяснений, тем паче выяснения отношений. Решаем вопросы цивилизованно.

Наверное, как и в любой семье, при жизни отца случались локальные конфликты. Сугубо бытовые. Каких-то шумных «разборок», надувания щек, битья посуды и близко не случалось. У нас не принято. Мама моя очень любила мужа, нашего папу. Когда любимого человека не стало, возникла идея познакомить ее с кем-то. Из лучших побуждений. Не хотелось, чтобы она вдовой оставалась до конца дней.

Мама, однако, даже смотреть ни на кого не хотела. Хотя на момент ухода папы ей всего 52 года было, молодая еще женщина. В противовес сказанному нередко слышу: жизнь только после пятидесяти начинается. Увы, для нашей мамы, во всяком случае, личная жизнь закончилась с кончиной горячо любимого мужа, Вениамина Вениаминовича. И убеждать в обратном бесполезно. Со стороны все видно и очевидно: разговоры только о безвременно ушедшем муже да вокруг него.

На дворе – проклятые, страшные 90-е годы. Когда не пойми что творилось в том же хоккее. Мрачные личности сновали вокруг игры и клуба, делили средства.

В ноябре нашей маме 77 исполнилось. Полгода на даче живет, пока погода позволяет, остальное время в Москве. Наверное, так многие делают. Дача моей сестры рядышком с маминой, практически соседи. Летом мы все там встречаемся, отдыхаем.

Конечно, и в Москве не забываем родного человека проведать. Живет одна, весьма самостоятельна, и в навязчивой, постоянной опеке не нуждается. Как бы дает понять: сама со многими проблемками справится. Привыкла к подобному, независимому образу жизни.

Семья у нас дружная, ничего никогда не делили, не считались, не мелочились. В семье все наше. Это повелось с незапамятных времен, негласная, давно сформировавшаяся традиция. Да, забыл сказать, что бабушку иногда навещает внук Стас, мой сын. Редко, правда. У сына действительно много дел по работе в хоккейном клубе ЦСКА. Видите, все мы, в лучшем смысле слова, повязаны давними, прочными отношениями с любимой командой. Кто-то, как Стас, продолжает работать на благо армейского коллектива.

Схожи мы с отцом еще и в том, что очень близко к сердцу принимаем те или иные события, опять же связанные с работой. Ведь это неотъемлемая часть жизни каждого из нас. Незадолго до кончины папу позвали-таки в родной клуб. На должность директора. Он воспринял приглашение с огромным энтузиазмом, радостью. С непомерным рвением приступил к работе.

На дворе – проклятые, страшные 90-е годы. Когда не пойми что творилось в том же хоккее. Мрачные личности сновали вокруг игры и клуба, делили средства. Судорожно решали, куда, как, главное – за какие деньги быстрее продать игроков. Чтобы набить свои и без того бездонные карманы.

В общем, около и вокруг большого спорта крутилось полно криминального люда. И клуб переходил по несколько раз из рук в руки. Конечно, многих лихорадило от подобных страстей. Особенно тех, кто искренне переживал за судьбу родной команды. Таких, как мой отец, например.

Безусловно, папа, как истинно хоккейный человек, все происходящее в ЦСКА и вокруг него близко к сердцу принимал, глубоко переживал. Да, он иногда сетовал на боли в сердце. Ему, к слову, предлагали сделать шунтирование года за три до кончины. Увы, многие из нас весьма легкомысленно относятся к состоянию своего здоровья, отец тоже исключением в этом смысле не являлся.

Слишком много курил. Даже по ночам. Никак не мог бросить. Как-то он привел характерный пример. Относится к периоду, точно не помню, его игроцкой или тренерской карьеры. Предстояла одна из решающих игр. В ночь накануне матча, со слов папы, сильно волновался, настраивался на тяжелую встречу. Уснуть не мог, курил напропалую. Пачку оприходовал. Случались крайне редкие периоды, когда прекращал курить. Вскоре, однако, опять «смолил».

Инфаркт застал отца по иронии судьбы во дворце спорта ЦСКА. Несчастье произошло накануне ноябрьских праздников, шестого числа. Рабочий день. Доктором в хоккейном клубе работал Игорь Силин, он еще при Анатолии Владимировиче Тарасове трудился. Сильный, квалифицированный специалист, сказал бы, врач от бога. Именно как спортивный доктор. Его Слава Фетисов брал в делегацию на зимнюю Олимпиаду.

Силин дружил с папой. А в последние, как оказалось, годы жизни они особенно близко сошлись, просто неразлейвода. Игорь в тот роковой день звонит отцу и говорит: мол, не пора ли нам домой, давай, спускайся на первый этаж. Игорь сам спустился, папы все нет и нет.

Дежурная по дворцу спорта бежит и в голос кричит: «Ой, Александров упал!»

Помчались за медицинским ящиком Силина, там инструментарий находился. Вызвали «Скорую». Врачи «Скорой», увидев медицинское содержимое клубного доктора, удивленно констатировали, что у них таких инструментов, набора лекарств близко нет.

«Если вы ничего не смогли сделать, то мы и подавно чуда не сотворим».

Игорь Владимирович Силин как ни пытался сердце папы запустить, ничего не получилось. Такой вот печальный исход.