Глава VII Венок Каллистефана

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава VII

Венок Каллистефана

Наступил предпоследний день Игр. На ристалище проводились самые захватывающие состязания — гонки колесниц с запряжёнными в них четвёрками коней.

С рассвета толпы людей устремились к восточной стене Альтиды, туда, где между стадионом и домом Нерона начинался ипподром — арена увлекательных и часто кровавых гонок. Едва открылись ворота ристалища, как зрители ворвались в него, стараясь занять лучшие места. Здесь, как и на стадионе, специальных сидячих мест не было. Исключение составляли лишь две трибуны, отведённые для элланодиков и почётных гостей Игр. Зрители располагались вдоль дорожки ипподрома за каменным барьером. Особенно людно было у старта, а также в конце ристалища, там, где напротив поворотного столба у внешней бровки ипподрома находился другой столб, тараксипп, в котором, по преданию, поселился злой дух. Квадригам предстояло проходить в створ между поворотным столбом и тараксиппом шесть раз за гонку. Тараксипп вырастал перед глазами неожиданно, он пугал коней, и редкая гонка заканчивалась благополучно для всех экипажей.

Часть публики, понимавшая толк в лошадях, осаждала с утра участок, отведённый под временные конюшни. Здесь вырос целый городок из больших кожаных и полотняных палаток. В них под строгой охраной стражников Олимпии и конюхов содержались лошади и колесницы. До самого старта мастера приводили в порядок экипажи, кузнецы подковывали коней, возничие и владельцы квадриг проверяли до мельчайших деталей постромки, вожжи, колёса — в общем, всё то, от чего зависел успех гонки. Но главным предметом забот были, конечно, кони. Им давали отборный ячмень и поили предварительно отстоявшейся ключевой водой. Однако сегодня, в день гонок, лошадей не кормили, а в воду, которую они пили, добавили для возбуждения по доброму кувшину вина.

Вчера после осмотра лошадей и колесниц элланодики допустили к стартам лишь четырнадцать квадриг. Теперь ярко раскрашенные колесницы с богато убранными конями совершали последний круг под придирчивыми взглядами судей. Лошади были самых различных мастей: гнедые, рыжие, пегие, сивые, каурые. Особенно много было серых коней различных оттенков. Здесь были четвёрки знаменитых нисейских коней из Мидии, тонконогих арабских скакунов из Египта, стройных персидских лошадей, купленных каким-то богатым вельможей, выносливых армянских коней, которые составляли основное ядро византийской конницы. Как и атлеты, лошади были натёрты оливковым маслом.

Всеобщее внимание привлекала четвёрка изумительных белых коней, запряжённых в ярко-жёлтый экипаж. Её вёл юноша, одетый в ослепительно белую короткую тунику, обутый в сандалии из плотной белой кожи с ремнями, охватывающими икры и переходящими в широкие белые наколенники. Он казался естественным продолжением квадриги.

— Это бессфашный Никандр! — прошелестело в толпе.

— Он снова выходит на старт, снова будет добиваться благосклонности крылатой Ники!

— С такими конями он может победить и без помощи богов!

— Тише, богохульник, — пугливо забормотал старик, стоявший рядом с говорившим. — Не ровен час Зевс убьёт тебя молнией и будет прав.

Колесницы участников гонок напоминали по форме военные экипажи, но были, конечно, значительно легче. Их борта доходили до уровня бёдер возничих, а задняя часть колесниц и вовсе была открытой. Вместо мощных толстых колёс использовались облегчённые, однако достаточно прочные, чтобы выдержать нагрузки во время поворотов в начале и в конце ипподромной дорожки.

Заключительный осмотр обошёлся без происшествий. Каждый раз, когда очередная квадрига проходила мимо элланодиков, глашатай выкрикивал имя хозяина лошадей и город, который они представляли. Лишь двое владельцев коней рискнули выступить в этих опасных для жизни гонках в качестве возничих. По знаку элланодиков колесницы подводили поочерёдно к стартовому створу, где они выстраивались лесенкой согласно проведённой накануне жеребьёвке — от внутренней бровки ипподромной дорожки до каменного барьера, за которым стояли зрители. Такое ступенчатое расположение на старте позволяло достигнуть первого поворота без опасной толчеи и в то ж время сохранить для всех равные шансы. Каждая квадрига была выдвинута перед другой, находящейся слева, на длину целой упряжки и, таким образом, получала компенсацию за более длинный путь, который ей предстояло совершить на этом отрезке гонок. После поворота квадриги стремились занять место ближе к бровке, чтобы идти по дистанции наикратчайшим путём, и лишь те, кто пускался в обгон, были вынуждены отклоняться вправо.

Возничие с трудом удерживали на месте возбуждённых коней. Каждый раз, как распорядитель собирался подать знак к началу гонки, та или иная четвёрка нарушала строй, несмотря на толстый канат, который упирался в грудь лошадей и закрывал им путь вперёд. Никандру выпало стартовать по средней дорожке. Справа от него находилась квадрига из Аркадии. Ею правил возничий, не раз менявший своих хозяев и участвовавший уже по крайней мере в четвёртых Играх. Его звали Синос, и он имел прозвище «вечно второй», потому что уже трижды приходил к финишу вслед за победителем.

Слева от Никандра стартовала незнакомая колесница с четвёркой прекрасных арабских коней. Её владелец, богатый меценат из Египта, находился на трибуне среди почётных гостей. Эта квадрига привлекала к себе внимание тем, что, вопреки традициям Игр, запряжённые в неё кони были вороной масти, то есть символизировали своей окраской божества смерти и потустороннего мира. В чёрный цвет была окрашена и сама колесница, и, что было уже явным вызовом участникам Игр — возничий, одетый во всё чёрное, был и сам чернокожим. Незадолго до начала состязаний бывший раб Тэсэм получил вольную от своего господина и теперь имел полное право выступать в состязаниях на равных основаниях с другими участниками. Выбор масти лошадей был, несомненно, призван устрашить соперников. И в самом деле, находившиеся по соседству кони пугливо косились на чёрную квадригу.

Кто-то из искушённых зрителей объяснял соседям по трибуне:

— Видите, там, в центре дорожки, находится маленькая стела. На ней укреплён стержень с бронзовым орлом на одном и дельфином на другом конце. Когда дельфин нырнёт вниз, а орёл взовьётся вверх, начнётся гонка.

Едва слушатели успели отыскать глазами стелу, как прозвучал рожок, упал на землю канат, преграждавший путь лошадям, а бронзовый орёл взмыл ввысь на всю длину стержня. И началась гонка.

Возничие стремились сразу же выйти вперёд: от этого в значительной мере зависел исход гонки. Первый поворот был пройден благополучно. Квадриги без помех развернулись у поворотного столба и понеслись назад. Возничие перевели дух, готовясь к новому повороту, на сей раз у стартового конца ипподрома.

Публика напряжённо вглядывалась в скачущие во весь опор четвёрки, стараясь разглядеть своих любимцев. Вараздат сидел вместе с Арсеном в окружении земляков и нескольких карфагенян. Присутствие последних объяснялось тем, что рядом с чужестранцем находился Иккос. Чуть выше них расположились Деметра со своей неразлучной служанкой и друзьями Никандра. Последним на ипподром явился Карен, неся на плече холщовую сумку с инструментом. До самого выезда квадриг из конюшен он был вместе с Никандром и немало удивил его тем, что с удовольствием возился с мастеровыми и рабами над подготовкой колесницы к гонке.

Люди, сидевшие неподалёку от Вараздата, указывали на него друг другу, а более смелые окликали его:

— Герою Олимпии привет и пожелания новых успехов!

— Ника даровала победу самому достойному из всех кулачных бойцов!

— Ты навсегда прославил свою страну, чужестранец!

Вчерашний успех Вараздата сделал его популярнейшим атлетом Игр.

Между тем квадриги шли третий круг. Растянувшись на всю длину ипподрома, составлявшего четыре стадия, колесницы без помех развернулись у тараксиппа, который, казалось, решил проявить великодушие к состязателям. Квадрига Никандра шла третьей. Не так далеко впереди мчалась четвёрка, управляемая Синосом, а ещё дальше — квадрига с прекрасными персидскими конями. Возничий — перс в круглой шапке, несомненно из бывших пленных, — боролся не столько за победу для хозяина лошадей, сколько за огромный куш, обещанный ему в случае успеха. Персидские кони стелились по ипподрому, с удивительной лёгкостью огибая опасные поворотные столбы.

Ближе всех к этим квадригам шла четвёрка египетских вороных. Она была на равном примерно расстоянии от лидирующей тройки и остальной группы колесниц. Казалось, что другие квадриги боятся приблизиться к этой чёрной колеснице с её вороными конями и чернокожим возничим. Квадриги неслись с бешеной скоростью, вздымая густые тучи пыли. Пройдя очередной поворот, кони взрыхливали почву перед трибунами, где сидела Деметра со своими спутниками, и засыпали комьями первые ряды зрителей. Землёй и пылью были обсыпаны и возничие. Белая шёлковая туника Никандра стала серой. Он раз за разом понукал лошадей, стремясь догнать квадригу перса, который уступил уже лидерство Си носу, обогнавшему его на последнем повороте. Что-то разладилось в персидской колеснице. Правая пристяжная, размахивавшая коротким, завязанным у самого основания в узел хвостом, всё чаще сбивалась, путая бег остальных трёх коней. Возничий потерял в пылу гонки свою круглую шапку.

Между тем египетская колесница неуклонно приближалась к квадриге Никандра. Чернокожий возничий с гиканьем размахивал кнутом. На его искажённом от напряжения лице словно застыла белозубая улыбка.

— Пусть победит Никандр! — прошептала, наклонясь к Деметре, Фату и добавила с мольбой в голосе: — И пусть Тэсэм закончит гонку невредимым!

Тревога за молодого нубийца не покидала Фату с начала гонки. Но Деметра не слышала слов рабыни. Всё её внимание было сосредоточено на дорожке ипподрома, на одной движущейся точке — белой четвёрке Никандровых коней. Отец, сказавшись больным, отказался присутствовать на гонках. Деметра не знала, что Никос, одетый в простой холщовый хитон, скрывавший его в массе зрителей, сидел на холме в дальнем конце ипподрома перед тараксиппом и с замирающим сердцем следил за квадригой сына.

Вараздат и Иккос перекидывались короткими фразами:

— Сейчас начнётся самое главное!

— Да, кажется, тараксипп решил показать свой характер!

— Это, пожалуй, опаснее, чем кулачный бой!

Иккос согласно наклонил голову, продолжая следить за ходом гонки. Назревала какая-то беда. И действительно, перед поворотом пристяжная персидской четвёрки, перекусив узду, вырвалась из упряжки и пустилась в бешеном галопе по ипподромному кругу, пугая другие квадриги и заставляя возничих лавировать, чтобы избежать столкновения. Пробежав полный круг по ипподрому, пристяжная преодолела с ходу каменную плиту, загораживавшую вход в ристалище, и помчалась к конюшне, наводя страх на редких прохожих. В этот час почти все служители Олимпии, не говоря уже о приезжих, были на трибунах ипподрома.

Оставшись без пристяжной, возничий-перс с трудом остановил бег коней, и его квадрига замерла у края ипподрома, недалеко от того места, где находилась трибуна с элланодиками. Этот эпизод пагубно сказался на течении гонки. Дремавший до сих пор тараксипп, видимо, действительно решил показать свой нрав. Две идущие в конце гонки квадриги неожиданно столкнулись при подходе к поворотному столбу. Вмиг возничие потеряли контроль над лошадьми. Не помышляя о повороте, восемь спутавшихся в постромках коней, дико косясь, промчались мимо тараксиппа и врезались в каменное ограждение ипподрома. К обезумевшим лошадям подбежали рабы. Они без жалости приканчивали изувеченных животных и спасали тех, кто по счастливой случайности не пострадал, одновременно следя за тем, чтобы освобождённые из упряжки кони не вырвались и не нарушили ход гонки. Что касается возничих, то они сохранили себе жизнь, выпрыгнув из колесниц за мгновение до рокового столкновения квадриг с каменным барьером. Опытный возничий Тимостен улыбался, радуясь тому, что хоть сам остался невредим, в то время как молодой Алкивиад, владелец четвёрки коней из Аргоса, в безутешном горе охватил руками голову. Первая попытка выступить в качестве возничего на Играх завершилась для него не только провалом, но и потерей трёх лучших лошадей. К этому времени квадриги уже прошли половину дистанции.

На следующем повороте в головной группе произошли изменения. Никандр догнал наконец колесницу Синоса. Это произошло перед поворотным столбом. Пока Синос, косясь на тараксипп, поворачивал лошадей по внешнему кругу, Никандр круто завернул своих коней в образовавшийся проход между поворотным столбом и колесницей соперника. Опасный манёвр удался: тараксипп оказался милостив к Никандру. В какой-то момент обе квадриги шли рядом, колесо в колесо и даже столкнулись осями. Этот толчок, на который возничие едва обратили внимание, мог иметь роковые последствия. Однако, преодолев инерцию поворота, Никандр взял ближе к бровке и, выйдя на прямую, погнал коней к стартовому концу ипподрома. А замешкавшийся на повороте Синос уже чувствовал на своём затылке дыхание египетских лошадей, пытавшихся обойти его четвёрку.

Этот круг снова оказался несчастливым. Не для первых, правда, трёх квадриг, которые успешно проскочили поворотный столб, а для следовавшей за ними колесницы из Мидии, которая зацепилась колесом за поворотный столб и едва не опрокинулась. Оторвавшееся колесо завертелось волчком, в то время как колесница, волоча ось по земле, огибала столб. Возничий притормаживал, пытаясь выйти к внешней бровке дорожки.

В это время к повороту приближались две квадриги — одна из Спарты, другая из Константинополя. Колесо продолжало вертеться, словно запущенное сверхъестественной силой, и спартанские кони на полном скаку врезались в него. Ржание переломавших ноги животных слилось с криком трибун. В тот же миг четвёрка гнедых из Константинополя налетела на то, что осталось от спартанской колесницы. Образовался затор. Люди, кони и колесницы смешались в страшном клубке. Ещё две квадриги оказались жертвой затора, но оба возничих успели в последний момент спрыгнуть на землю. Один при этом сломал ногу, другой остался невредим и теперь помогал рабам выпутывать из постромок коней, выносить в безопасное место пострадавших. Возничий из Спарты был уже мёртв, византиец отделался переломом руки.

— Боги, помогите Никандру… — шептала Деметра, терзаемая страхом за брата.

— Теперь всё зависит от проворства рабов. Главное — быстрее расчистить дорогу, — проговорил Арсен.

Рабы действовали споро и решительно. Отставшие квадриги, замедлив ход, прошли поворот по внешнему кругу, стараясь держаться подальше от места свалки. И когда лидеры гонки в очередной раз подходили к повороту, дорога была свободной. Впереди по-прежнему мчалась квадрига Никандра. Следом за ней, отставая на три-четыре корпуса, почти рядом шли колесницы Синоса и Тэсэма. Никандр удачно вписался в этот предпоследний поворот, но, выйдя на прямую, почувствовал, что происходит что-то неладное: его колесницу бросало временами из стороны в сторону. Когда Никандр пронёсся мимо трибуны элланодиков, некоторые из них, покачивая головой, показывали друг другу на колесо квадриги. Как только колесница закончила поворот у стартового створа, раздался тонкий звук рожка. Он возвещал о том, что Никандр пошёл последний круг. Но когда четвёрка белых коней мчалась мимо трибун, друзьям Никандра стало отчётливо видно, что правое колесо квадриги совершает волнообразные движения. Карен, пристально вглядываясь, произнёс:

— Колесо цело. По-моему, лопнул стержень, удерживающий его на оси!

Квадрига Никандра, занимавшая середину дорожки, замедляла ход. Богиня победы явно отвернулась от него. И подумать только — до финиша оставался всего один круг! Никандр с трудом сдерживал коней. В это мгновение правое колесо отвалилось, ось упёрлась в землю, разгорячённые кони остановились, дрожа от возбуждения. Для Никандра гонка окончилась.

Сзади на большой скорости приближались преследователи. Никандр оглянулся и увидел, что Синос и Тэсэм, стремясь избежать столкновения, направили свои квадриги веером — влево и вправо от стоявшей колесницы. Ещё миг, и они проскочили с двух сторон, удаляясь в конец ипподрома. Навстречу, по другой стороне ристалища, мчались безнадёжно отставшие квадриги. Тем не менее они продолжали борьбу.

Никандр с тоской перевёл взгляд на обогнавшие его квадриги. Он стоял полный сил, с четвёркой лучших коней, обречённых на бездействие, а победу уносили две более счастливые квадриги. Обогнув колесницу Никандра, они стремились теперь опередить друг друга и выйти на выгодную внутреннюю дорожку. При этом египетская четвёрка, имевшая некоторое преимущество перед квадригой Синоса, бесстрашно шла наперерез, стремясь перекрыть ему дорогу и первой выйти к заветному рубежу. Это был крайне рискованный манёвр, но лишь он мог обеспечить победу.

Расчёт здесь был на то, чтобы запугать соперника возможностью столкновения и заставить его придержать коней. Синос разгадал этот замысел, но уступать не стал. Увидя его непреклонность, Тэсэм должен был бы отказаться от своего безрассудного плана. Но Тэсэм также не уступал, и обе квадриги шли навстречу неминуемому.

— Но ведь они могут разбиться насмерть! — вскрикнула Фату.

Её крик повис в воздухе. Возгласы отчаяния мучительным стоном пронеслись по трибунам ипподрома. Отсюда было хорошо видно, что момент, когда ещё можно было свернуть лошадей в сторону и сдержать их, уже безнадёжно упущен. Столкновение стало неизбежным. Ещё миг, и дикое ржание лошадей, скрежет, крики вновь огласили ипподром.

Всё это длилось считанные мгновения.

— Никандр мог бы победить, если бы имел возможность продолжить гонку! — вскричала Деметра.

Эта мысль пришла одновременно и его друзьям. Они обменялись тревожными взглядами. Лишь старший из братьев, сгорбившись над мешком, что-то лихорадочно искал в нём. И прежде, чем догадка осенила Вараздата, Карен торжествующе поднял над головой железный стержень, похожий на огромный гвоздь. Это было именно то, что нужно.

Поняв, олимпионик в ту же секунду бросился на ипподромную дорожку. Почти одновременно с ним перемахнули через каменный барьер Карен, Иккос и Арсен.

— Остановитесь! Это безрассудно! — закричала Деметра. Ей казалось, что именно она толкнула их на столь опасный шаг.

Молодые люди бежали к квадриге Никандра под недоумевающими взглядами элланодиков и зрителей. На противоположной стороне ипподрома, там, перед трибуной элланодиков, мчались к стартовому повороту шесть продолжающих гонку колесниц. Рабы спешно расчищали путь от остатков аркадийской и египетской колесниц. Экипаж Никандра сиротливо стоял на середине дорожки. А сам он продолжал держать в руках вожжи, иначе испуганные кони поволокли бы колесницу неизвестно куда. Но Никандр уже видел бегущих к нему людей, и неясная надежда затеплилась в его сердце.

Скорость, с которой Вараздат и его друзья преодолели расстояние от трибун до колесницы Никандра, сделала бы, наверное, честь самому Никострату, победителю Игр в беге на стадий. Подбежав к квадриге, Арсен и Иккос ухватились за колесницу и подняли её, в то время как Вараздат и Карен, подхватив колесо, насадили его на ось. Карен вставил в отверстие оси стержень, а Вараздат ударом кулака всадил его на место.

Всё было готово, но Никандр не двигался с места. Происходящее казалось ему сном. Из-за поворота уже вынырнула первая из шести квадриг. А Никандр словно не слышал криков. Вараздат хлопнул Никандра по плечу, и это вывело его из оцепенения. Четвёрка белых коней взяла с места в галоп и понеслась вперёд, навстречу победе.

А смельчаки уже бежали к трибунам. Они прижались к барьеру, когда услышали за спиной грохот мчащейся квадриги. Ещё мгновение, и квадрига исчезла в облаке пыли.

Когда остальные колесницы, обогнув стартовый поворот, устремились в последний раз к тараксиппу, навстречу им по противоположной стороне ипподрома уже летела четвёрка Никандра.

А на другом конце ипподрома старик в простом холщовом хитоне умолял богов эллады не отворачиваться от Никандра.

— Боги, даруйте победу моему сыну!

Впрочем, ничто не могло уже помешать Никандру. Преследователи были далеко позади, тараксипп был пройден в последний раз, и четвёрка прекрасных белых коней неслась к финишу. Сомнений не оставалось: божественная Ника простёрла крылья победы над Никандром.

Деметра, сияя, повернулась к Вараздату и его товарищам:

— Верные, храбрые друзья, как мне благодарить вас?

Лишь Фату не было с ними. Она бросилась узнавать, что с Тэсэмом. В этот момент её интересовало только одно — насколько серьёзно он пострадал.

…Вскоре элланодики уже повязывали на головы белых коней ленты победителей. Такая же лента вместе с пальмовой ветвью досталась и их хозяину — Никандру. Он стоял, гордясь победой, и лишь мысль о том, что отец не видел состязаний, несколько омрачала его радость. Зрители возносили хвалу Зевсу, нежными звуками флейтисты приветствовали нового олимпионика.

Погладив мокрые лошадиные морды, он отдал коней на попечение конюхов, которым доверял полностью. И всё же, прежде чем конюхи вывели с ипподрома белых красавцев, крикнул вдогонку, чтобы без него коней не поили и не кормили.

Ипподром быстро пустел. Никандр заспешил к выходу, где его ждали Вараздат, Иккос, Деметра. Вдруг его внимание привлекла фигура простолюдина в холщовом хитоне. Вглядевшись, Никандр узнал отца, шагнул ему навстречу. Он произнёс всего два слова:

— Ты видел?

Потом Никандр подвёл отца к своим друзьям, и счастливый Никос обнял каждого из них, как своего сына.

Но не для всех этот миг был счастливым. Улыбающаяся Деметра вдруг помрачнела, заметив идущую к ней Фату. Красивое лицо нубийки было искажено болью.

— Тэсэм погиб! — только и могла произнести плачущая девушка, лишившаяся верного друга, жениха, с которым её связывало многое, и прежде всего воспоминания о родине.

Деметра обняла подругу за плечи и увела её подальше от Никандра и его друзей, возбуждённых радостью победы.

Окончился последний день состязаний, но это был не последний день Игр. Назавтра предстояло награждение и чествование олимпиоников. Мог ли кто-нибудь предположить, что этому дню было предназначено стать одним из последних в многовековой истории олимпийских состязаний!..

Утреннее солнце освещало Олимпию. Толпы ликующих людей ждали того момента, когда начнётся награждение победителей венками из ветвей Каллистефана — священной маслины. Вход в Альтиду в эти часы был строго ограничен: священный участок Олимпии не мог вместить всех желающих. Поэтому сюда пропускали лишь самых знатных горожан, а также чиновников, служителей, представителей официальных посольств, жрецов, элланодиков, почётных гостей и, конечно, состязателей и поединщиков.

Зато рано утром вход в Альтиду был свободный, и толпы любопытных собрались посмотреть, как срезают ветви со священной маслины. Двенадцатилетний мальчик взобрался по знаку жрецов и элланодиков на священное оливковое дерево. В руках он держал золотой нож. Ему предстояло срезать десять ветвей. Из каждой ветви делали один венок. И возраст мальчика, и золотой нож, и венок из единой ветви — всё это было традицией, которую устроители Игр соблюдали с неукоснительной строгостью вот уже почти двенадцать столетий.

Здесь же рядом с храмом Зевса лучший мастер выбивал на заранее заготовленных мраморных плитах имена новых олимпиоников. Одно из этих имён было необычно для мастера — имя чужестранца. На белом мраморе появились слова: «Олимпионик Вараздат, сын Аноба из Артаксаты, Игры ССХС1 Олимпиады».

Осторожно срезав драгоценные ветвм, мальчик передал их вниз элланодикам. Каждую ветку бережно свернули в венок и перевязали пурпурной лентой. Затем венки унесли в храм Зевса и установили на десяти заранее приготовленных бронзовых треножниках. В далёкие времена церемония награждения победителей проводилась в самом храме. Но с годами число желающих присутствовать при этой церемонии так возросло, что её пришлось проводить иначе. Вот уже около трёх веков венки вручали на ступенях храма. И видеть это могли не только те, кому посчастливилось попасть в число допущенных на территорию Альтиды, но и те, кто взбирался на склоны холма Крона или стоял на Пизанской дороге, которая проходила как раз над Альтидой.

Задолго до назначенного часа толпа избранных заполнила территорию Альтиды. Люди стремились устроиться поближе к входу в храм Зевса, чтобы не пропустить ни одного жеста элланодиков, ни одного слова глашатая.

Ровно в назначенный час в последний раз прозвучала труба. Вслед за этим на ступенях храма Зевса появились десять элланодиков. Они торжественно несли на руках оливковые венки. Каждый элланодик бережно положил драгоценную ношу на столик, инкрустированный золотом и серебром. Звуки флейты сопровождали эту процедуру.

Вновь пропела труба, и все присутствующие повернулись к западной стене Альтиды, к Парадным воротам, где в этот момент показались жрецы в белых одеяниях. Следом шли десять олимпиоников в разноцветных туниках одинакового покроя. Сразу же за атлетами конюхи вели четвёрку белых лошадей, победивших в гонке квадриг. Головы лошадей были украшены белыми лентами и цветами.

Пройдя вдоль стены храма, участники шествия стали поворачивать налево, вглядываясь в фигурку крылатой богини Ники на высокой стеле. Её создатель, знаменитый скульптор Пэоний, изваял богиню таким образом, что смотревшие видели её то парящей в воздухе, то взмывающей ввысь, а то спускающейся с небес. Сейчас она спускалась с Олимпа, едва касаясь правой ступнёй мраморной скалы. Сквозь разрез хитона была видна её обнажённая нога, готовая ступить на землю. Ника держала в руке оливковый венок, и каждому казалось, что именно к нему протягивает она свою руку, именно его голову собирается увенчать неувядаемым символом победы.

Процессия свернула к храму. Вновь прозвучала труба, и звонкий голос глашатая возвестил:

— Именем священного Зевса Олимпийский совет награждает высшей наградой состязаний несравненных победителей Игр 291-й Олимпиады!

Дождавшись, пока улягутся приветственные крики, глашатай продолжал:

— Олимпионик Никострат, сын Ксенофонта из Спарты! Бег на один стадий — дромос.

На креслах у входа в храм сидел римский проконсул, члены Олимпийского совета и другие сановники. При объявлении имени Никострата все они поднялись со своих мест и стояли так до самого конца церемонии. Право увенчать венком голову очередного олимпионика предоставлялось тому из элланодиков, кто был главным судьёй — агонофетом в данном виде состязаний.

Одно за другим глашатай выкрикивал имена, называл родину победителя и вид агона.

Очередной олимпионик наклонил голову навстречу элланодику. Это был Капр из Константинополя, победивший в состязаниях борцов, затем настал черёд Вараздата. Он с удивлением прислушивался к себе.

Впервые за всё время состязаний и поединков Вараздат не мог подавить волнения.

— Олимпионик Вараздат, сын Аноба из Артаксаты, древней столицы Армении! Первый чужестранец, одержавший победу на Играх в Олимпии! Кулачный бой!

Вараздат сделал шаг вперёд. Он с удивлением отметил, что на этот раз его имя произнесли так, как его произносили на родине. Поднимаясь по ступеням, Вараздат слышал приветственные возгласы. Подняв глаза, он увидел перед собой улыбающиеся лица всегда строгих элланодиков. Улыбались и стоявшие за ними сановники. Уже знакомый элланодик, тот, что был бессменным агонофетом в состязаниях по кулачному бою, взял в руки один из двух оставшихся венков. Вараздат наклонил голову и почувствовал на лице прикосновение листьев. Движением руки элланодик дал понять чужестранцу, чтобы он не спешил возвращаться на место.

— Олимпийский совет принял решение объявить особо о твоём успехе, олимпионик. Мы приветствуем твою победу как предвестие того, что Игры в Олимпии станут достоянием не только имперских, но и всех других народов мира!

В знак благодарности Вараздат приложил правую руку ко лбу, затем к сердцу и поклонился элланодикам. Вперёд выступил глава Олимпийского совета и, попросив тишины, сказал:

— Олимпия восхищается тобой, чужестранец. Мы знаем историю твоей жизни, знаем, что Артаксата, откуда ты происходишь родом и которую ты возвысил своей победой, не ведает пока о твоём атлетическом подвиге, а возможно, и не помнит тебя. Твои достойные олимпионика неустрашимые деяния на Священной дороге и во время гонок на ипподроме, твои блестящие победы на арене кулачного боя делают честь и нашей священной Олимпии и всей Элиде. Вот почему Олимпийский совет в знак признания твоих особых заслуг постановил удостоить тебя звания почётного гражданина Пизы. В период твоего временного или постоянного пребывания в Пизе ты никогда ни в чём не будешь испытывать недостатка. Haec habui quae dixi[18]!

С этими словами оратор вернулся на место. Благодарный Вараздат вновь учтиво наклонил голову. Глашатай по знаку элланодика пригласил для награждения следующего олимпионика:

— Олимпионик Никандр, сын Никоса из Пизы! Гонка квадриг!

Возвращаясь на своё место, Вараздат улыбнулся Никандру, с волнением поднимавшемуся по ступеням. Стройная фигура юноши в белой тунике замерла перед столиком, на котором оставался последний венок. Его, Никандра, награда.

Жители Элиды ликовали. Из десяти олимпиоников трое были их земляками: копьеметатель Рексибий, прыгун в длину Меналк и вот теперь победитель в самых увлекательных состязаниях — гонках квадриг — бесстрашный Никандр. Вместе с Никандром — возничим и владельцем квадриги — чествовали и лошадей. Их подвели к первым ступеням храма, и элланодик, возложивший за минуту до этого венок на голову Никандра, повязал на головы коней семь цветных лент: по одной каждого цвета радуги.

А на алтарях Альтиды уже курился дым. Жрецы снова разжигали костры, снова под острыми ножами их помощников отлетали головы жертвенных животных. Служители наполняли огромные бронзовые котлы лучшими кусками мяса и несли их к Пританею, где шли приготовления к праздничной трапезе.

Вечером Олимпийский совет устраивал торжество в честь олимпиоников. В огромной зале Пританея за богато убранными столами сидели члены Олимпийского совета, проконсул и другие высшие чиновники империи, приехавшие на Игры, представители посольств, почётные гости Олимпии, а также лица, приглашённые на торжество от имени самих олимпиоников. Между послом Армении Мануком и купцом Тироцом-арменом сидел отец Никандра Никос, рядом с Деметрой находились карфагенянин Иккос, олимпионики Вараздат и Никандр, армянские нахарары Карен и Арсен.

Под музыку и хвалебное пение хора произносились торжественные речи, и каждый из получивших слово превозносил атлетов и поединщиков, сумевших добиться победы на Играх. Праздник в При-танее окончился поздно ночью, но это вовсе не означало, что участники пиршества спешили разойтись.

Веселье царило в армянской общине. Купец Тироц не поскупился на угощение, назвал гостей. Искренняя гордость за соотечественника сочеталась у него с расчётом делового человека: победа Вараздата стала хорошей рекламой для его торговых дел. Выйдя из Пританея, он обратился к Вараздату:

— Вараздат-джан! Зови всех своих друзей и знакомых в наш палаточный город. Там на свежем воздухе уже готовится шашлык и плов. Я пригласил туда всех находящихся в Олимпии армян, и задолго до твоего возвращения в Артаксату ты будешь чувствовать себя среди нас как на родине.

Вараздат простился с Никосом, Деметрой и Никандром. С олимпиоником остался Иккос, избегавший встреч со своими согражданами, и его постоянные друзья — неразлучные братья Карен и Арсен. Вслед за слугами Тироца-армена маленькая группа двинулась в путь. Взошедшая над Альтидой луна освещала им дорогу. Её нежный свет серебрил оливковые листья на голове Вараздата.