Глава 25 Как трудно быть любимым

Глава 25

Как трудно быть любимым

– Насколько я понял, 1990-й – последний год, когда вы, Савелий Евсеевич, работали в команде под названием «сборная СССР»?

– Да. Ведь страна, где люди моего поколения родились, выросли и прожили большую часть жизни, в следующем году исчезла с карты мира. Соответственно прекратила существование и та сборная. Лобановский вернулся в родное «Динамо». Новую команду – уже под другим, как теперь принято говорить, брендом – принял Анатолий Бышовец.

– И он, насколько известно, вас в свой штаб не взял…

– Скажем мягче: не пригласил.

– И где же вы, Савелий Евсеевич, в ту пору трудились?

– После ухода Валерия Васильевича в отставку часть людей из его «команды», как и я, числились в аппарате пока существовавшей Федерации футбола СССР. В 1992-м сборную, которая, фигурально выражаясь, выступала «под флагом» СНГ – фигурально, потому что флага у этого краткосрочного образования не было, – новый тренер повез на чемпионат Европы в Швецию. А я к тому времени ушел из федерации. И трудился с Газзаевым в московском «Динамо».

– Как вам там работалось?

– Нормально. По возвращении Бышовца домой сборная СНГ ушла в историю. Вот тогда-то новоиспеченную команду – она уже называлась «сборная России» – и принял Садырин.

Садырин П.Ф. Мастер спорта. Заслуженный тренер России (1985). Родился 18 сентября 1942 г. в Перми. Воспитанник футбольной школы «Звезда» (Пермь). Играл в командах «Звезда» (Пермь) (1959–1964), «Зенит» (Ленинград) (1965–1975). Провел 333 матча, забил 37 голов в чемпионатах СССР.

Тренер команды «Зенит» (Ленинград) (1978–1982, 1995–1996). Главный тренер «Зенита» (Ленинград) (1983–1987), команды «Кристалл» (Херсон) (1988), ЦСКА (Москва) (1989–1992, 1997–1998, 2000–2001), сборной России (1992–1994). В 1995 году вывел «Зенит» в высшую лигу чемпионата России. Главный тренер команды «Рубин» (Казань) (1998–1999). Привел к золотым медалям чемпиона СССР «Зенит» (1984). ЦСКА под его руководством стал чемпионом страны и обладателем Кубка (1991).

Скончался 1 декабря 2001 г. в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.

С ним я работал два года, то есть фактически весь срок его руководства национальной командой.

– Вы знали Садырина раньше?

– Мы познакомились в середине 1980-х, когда Павел Федорович уверенно вел «Зенит» к золотым медалям. То, как он трудился с той командой, меня очень интересовало. Особенно сторона, связанная с научным обеспечением. Тогда это направление в команде вели сотрудники Ленинградского НИИ физкультуры. Возглавляла группу Раиса Давыдовна Дибнер. Профессор, доктор медицинских наук. В НИИ физкультуры заведовала сектором спортивной медицины. Умнейшая женщина! Разработала программу научно-методического обеспечения «Зенита». Мне очень хотелось по этому поводу с ней и ее коллегами пообщаться. Как только представилась возможность, я взял от Управления футбола командировку и махнул в Ленинград – нынешний Питер.

О моем прилете руководство «Зенита», естественно, заранее известили. Ни на какой особый прием не рассчитывал да и не претендовал. Тем не менее встреча превзошла все ожидания. Садырин, приняв меня с искренним уважением, отнесся к моей миссии с такой заботой и вниманием, что я был поражен. Например, сразу и на целый день прикрепил ко мне машину. В результате – успел объездить все, что мог. Даже посетил тогдашнюю базу «Зенита» на станции Удельная под Ленинградом.

Команда в тот момент готовилась к какой-то игре. Кто Павлу Федоровичу помогал, не помню. Кажется, бывшие игроки-зенитовцы. Шла напряженная тренировочная работа. Тем не менее, Садырин выкроил время. Мы беседовали около часа, успев поговорить и о науке, и о собственно футболе. А ведь формально говоря, я не к нему в гости, а с «наукой» приехал общаться.

– Вы помнили Садырина на футбольном поле?

– Ну, как не помнить! Нельзя сказать, что он был выдающимся игроком. Но явно выше среднего уровня. Поэтому приковывал к себе внимание. Кого ни спроси, любой знаток отечественного футбола скажет, что в свое время Садырин считался одним из сильнейших полузащитников.

В Питере середины 1980-х я уже, конечно, имел дело с тренером. И тоже уже с именем. Впрочем, он мне и как человек страшно понравился. Мобильный, подвижный, с шутками-прибаутками. Недаром игроки ленинградской команды относились к своему тренеру с особенной теплотой.

– Можно сказать, что вы сразу сдружились?

– Пожалуй! Во всяком случае, вторая наша встреча о том говорила. Произошла она уже после того, как его «Зенит» выиграл чемпионат СССР. Павел Федорович приехал в Москву по делам, зашел в Федерацию футбола. Столкнулись в коридоре. Он меня первым узнал. Поговорили несколько минут. И вот как бывает: мимолетный разговор на ходу, но так тепло встретились, словно лет сто знакомы…

– Итак, в сборную вас вернул Садырин. Как это произошло?

– Шел, напомню, 1992 год. Я работал в «Динамо». Павел Федорович уже три года, как стал москвичом. «Зенит» вынужденно покинул из-за кучки интриганов. В Питере потом локти кусали. И через шесть лет упросили вернуться в город на Неве.

А Садырин и в столице не пропал. Перекантовавшись один сезон в херсонском «Кристалле», был приглашен старшим тренером в ЦСКА, где сразу поставил перед собой и клубом амбициозную задачу – сделать армейскую команду сильнейшей в стране. И уже в сезоне-1991 – сложнейшего, драматичного года последнего футбольного первенства разваливавшейся державы – этого добился! Под руководством Садырина ЦСКА стал не только чемпионом, но и обладателем Кубка России. После чего руководству Федерации стало ясно, кого нужно пригласить в сборную вместо Романцева.

Что касается моего возвращения в национальную команду, то оно произошло осенью 1992-го. Садырин проводил один из последних матчей на посту наставника ЦСКА. Его команда играла как раз с «Динамо». Армейцы разорвали нас на куски – 4:1. Так вот, на стадионе, в подземном тоннеле, по которому команды выходят на поле и возвращаются с него, Павел Федорович притормозил около меня и без преамбулы сказал: «Савелий! Я тебя приглашаю в сборную!»

– Так просто по имени и обратился?

– Да. Видимо, уже не считал, что наше знакомство шапочное. А я и не возражал. Ведь что в Павле Федоровиче больше всего подкупало? Даже не простота (не путать с простоватостью!), а искренность. Он, когда требовалось ради дела, умел сдерживать эмоции. И даже, как очень скоро показала жизнь, «наступать на горло собственной песне». Но никогда не отказывал себе в трудном праве говорить в глаза то, что думал.

К тому же в тот момент я, не скрою, был готов к подобному предложению. За несколько дней до этого мне звонили Борис Игнатьев, уже приглашенный в штаб Садырина тренером, и начальник сборной Симонян. Никита Павлович был краток:

– Савелий! Тут о тебе речь идет. Как думаешь: по поводу твоей работы у нас в «Динамо» возражать не будут – отпустят?

– Не знаю, – ответил я. – Мои отношения с Газзаевым настолько хорошие, что, полагаю, он «шлагбаумом» не ляжет. Тем более, если совмещать. Мне ж не надо в сборной торчать месяцами. Словом, от динамовцев-то не больно убудет…

Короче, тот разговор с Садыриным под трибунами меня врасплох не захватил. Я, правда, все равно напомнил:

– Павел Федорович! Ну, я все же в «Динамо» работаю…

А он:

– Это нас не волнует! Вопрос с руководством согласован! Давай возвращайся в сборную! А хочешь продолжать с «Динамо» – продолжай, работай, совмещай – не возражаем.

Не возражал и Газзаев. Так началась моя работа с Садыриным в главной команде России.

– Чем запомнился ее первый матч под руководством нового тренера?

РОССИЯ – МЕКСИКА – 2:0 (0:0). 16 августа 1992 г. Товарищеский матч. Москва. Стадион «Локомотив». 15 000 зрителей.

Россия: Черчесов (к), Хлестов, Кульков (Бесчастных, 63), Попов, Колотовкин (Чернышов, 85), Онопко, Тетрадзе (Подпалый, 85), Карпин, Ледяхов (Кобелев, 46; Ан. Иванов, 76), Матвеев (Лемиш, 80), Радченко.

Голы: Карпин (61 – пенальти), Попов (66).

– Главное – мы победили. Хотя встреча получилась нервная. Кроме игры, в памяти остался послематчевый эпизод, связанный с появлением тогдашнего госсекретаря России Геннадия Бурбулиса и Анатолия Бышовца в раздевалке. Собственно, в визите официального лица никто ничего экстраординарного не видел: после игры – особенно успешной – в команду часто наведывались начальники самого высокого ранга. Пикантность заключалась в том, что Бурбулиса сопровождал Бышовец.

– При том, что между Бышовцем и Садыриным сложились неприязненные отношения?

– Да вообще никаких отношений! Не хочу быть в данном случае пристрастным, но, во всяком случае, Павел Федорович имел основания не радоваться явно некорректному появлению Бышовца в раздевалке сборной. И он своего отношения не скрывал. О чем тут же недвусмысленно дал понять. Еще раз подчеркну, что резоны для этого у Садырина были. Однако мало кто знал подноготную их отношений. Большинство, не вникая, судило по внешним деталям. В результате крепло мнение, что Павел Федорович – импульсивный, неуправляемый человек.

– «Неуправляемый» – такое начальникам всегда не нравилось. А что скажете о Садырине-тренере? Вам есть с кем сравнивать…

– Павел Федорович, безусловно, имел свое видение подготовки футболистов. Это касалось и тактики, и стратегии, и селекции. Поэтому его трудно назвать последователем Лобановского или Бескова. Он придерживался собственных принципов. Хотя, конечно, старался – в большей или меньшей степени – взять лучшее у более опытных, маститых коллег.

В частности, во времена, когда Садырин играл за «Зенит», эту команду тренировал Зонин. Герман Семенович, поработав долго сначала в Луганске, а затем в Питере, хорошо знал футбол, по праву считался грамотным, состоявшимся тренером. И мне кажется, что игравший под его руководством Садырин почерпнул очень много полезного у своего наставника.

Общеизвестно, что те футболисты, которым повезло работать под началом толковых, умелых тренеров, приобретя ту же специальность, многое от них брали в личный «багаж». В конце концов, такая преемственность избавляла их от необходимости задерживаться на азах и заново «выдумывать велосипед».

– Замечали ли вы в тренировочном процессе Садырина нечто, что можно назвать изюминкой или фирменным знаком?

– Я, собственно, как раз с этого начал рассказ о Павле Федоровиче. По-моему, он очень правильно понимал роль науки. При нем в «Зените» группа специалистов периодически обследовала и помогала выявлять слабые места команды. А это, в свою очередь, позволяло выработать соответствующие рекомендации, пользуясь которыми тренер мог грамотно и эффективно корректировать тренировочный процесс.

Наблюдая за работой Садырина, я отчетливо видел, что всем этим он очень хорошо вооружен. То есть если трудился с игроками над скоростной выносливостью, было видно: предлагаемые им упражнения – не «изобретение велосипеда», а уже апробированные, доказавшие пользу упражнения. То же самое можно было сказать в отношении выработки выносливости и других специальных качеств, необходимых футболисту для поддержания высокого уровня мастерства и физической формы.

Кстати, для Садырина-тренера физподготовка имела большое значение. И в этом он напоминал Лобановского. Во всяком случае, внимательно изучал редкие статьи, посвященные особенностям подготовки футболистов киевского «Динамо». Да и по игре его питомцев уверенно можно было сказать: наработки Валерия Васильевича не являлись для Садырина «тайной за семью печатями». Короче, он не копировал, не подражал, но некоторые существенные моменты брал за основу.

– А как Павел Федорович относился к вашей миссии? Учитывал мнение врача?

– Да, его можно было отнести к тем тренерам, в работе с которыми я мог рассчитывать, что мое мнение будет услышано. В сборной времен Садырина я всегда присутствовал на тренерских советах, участвовал в обсуждениях по составу, потому что, ежедневно проводя обследование, находился в курсе функционального состояния всех игроков. Эта информация чрезвычайно интересовала Павла Федоровича. Я ее ему обычно докладывал каждый день, сразу после утреннего обследования.

– Как определялась Садыриным ваша роль в реализации его программы подготовки?

– По этому поводу он говорил примерно так: «То, что вы выявили какие-то признаки – это ваша проблема. Применяйте фармакологию, все, что считаете нужным. И если можете помочь, делайте это без последствий для тренировочного процесса».

Считаю, что Павел Федорович был прав, когда говорил «это ваша проблема».

Если, допустим, игрока «Х» готовили на какую-то позицию, а я сообщал, что у него определенная стадия утомления, он ко мне прислушивался. Но при этом не считал, что это – основание для пересмотра планов. Врач должен был помочь решить эту проблему. В конце концов, я имел ряд разрешенных фармакологических средств, которые можно было использовать даже на чемпионатах мира.

– Как к Садырину относились игроки сборной? Не возникали коллизии?

– Если и возникали, то до поры до времени, и не очень серьезные. А главное – они быстро разрешались. Да! Он говорил в глаза неприятные вещи. Но непредубежденные люди хорошо знали – Садырин чаще всего прав. Да, возможно, порой перегибал палку. Но, по крайней мере, опять же трудно оспорить – всегда оставался честен. По отношению к игрокам, болельщикам, пред самим собой, наконец. Чем, по-моему, особенно привлекал любого нормального человека.

Другое дело, что отнюдь не всегда ему отвечали взаимностью. А кое-кто в конце концов пошел на предательство, которое ждало Павла Федоровича накануне события, которое могло стать вершиной его тренерской карьеры.

– Вы имеете в виду скандал, разразившийся накануне чемпионата мира-1994?

– Да, это случилось примерно за полгода. Если иметь в виду письмо группы игроков – кандидатов в сборную, последовавший за этим бойкот и все такое прочее…

– Кем же подобные шаги инициировались? Неужели футболистами? И кто/что за всем этим крылось?

– Знаете, до сих пор многое не могу понять.

– Ну, может, попробуем теперь кое-что восстановить. С чего, собственно, заварилась каша?

– Трудно сказать точно. Пожалуй, сразу после матча, закрывавшего цикл отборочных игр нашей команды.

ГРЕЦИЯ – РОССИЯ – 1:0 (0:0). 17 ноября 1993 г. Отборочный матч XV чемпионата мира.

Афины. Олимпийский стадион. 70 000 зрителей.

Россия: Черчесов, Хлестов, Онопко, Никифоров, Кульков, Шалимов (к), Добровольский, Попов (Мостовой, 82), Колыванов, Юран (Саленко, 46), Кирьяков.

Гол: Махлас (70).

– На основе чего возник конфликт между группой игроков и старшим тренером?

– В том-то и дело, что вроде на пустом месте. Само поражение грекам ничего не решало: наша сборная уже завоевала путевку в США, на финальную стадию первенства мира. Правда, до этого вокруг команды шла закулисная возня, которую не берусь описывать. Однако предчувствие того, что заваривается мутная каша, носилось в воздухе. «Холодный ветерок» дул откуда-то сверху – от спортивных руководителей страны, от Шамиля Тарпищева, который тогда трудился советником президента Ельцина по физкультуре и спорту. Думаю, и Олег Романцев при этом не оставался в стороне – тоже, похоже, приложил к этому руку.

Так или иначе, но поначалу негатив не сильно ощущался. А вот после игры с Грецией вдруг полезло. Причем сразу после матча, в раздевалке, где состоялось собрание. Срочность его проведения диктовалась, кроме прочего, тем, что игроки разъезжались по клубам – кто в России, а кто – в Италии или Испании. Да и прошедшую встречу надо было обсудить по горячим следам.

Естественно, на собрании Садырин высказал неудовлетворенность игрой подшефных. И при этом, свидетельствую, сделал так, что никого это особенно не обидело. Потом выступил присутствовавший на собрании руководитель РФС Колосков. И, видимо, не предполагая, во что его слова могут вылиться, сказал: не устраивает не только игровая, но и общая дисциплина в команде. Для подтверждения сказанного привел пример со спортивной формой:

– Вы обязаны выходить на поле в бутсах «Адидас». А играете черт-те в чем!

– То есть возникли противоречия на рекламной почве?

– Да был бы, что называется, повод! А спичка, которую можно бросить в порох, найдется. И закоперщики объявились: Шалимов, Колыванов – они в той сборной футбольными гигантами себя ощущали. Эти двое и еще несколько человек – по-моему, Добровольский, Кирьяков – выступали очень резко.

Да вы посмотрите, говорили они, что у нас происходит! В Новогорске готовимся – выключают отопление. Мы мерзнем! Приезжаем на сбор в Москву – никто не встречает. На самом-то деле обычно всегда дожидались, но однажды, действительно, что-то «засбоило», ребятам самим пришлось из аэропорта добираться. Однако и это лыко в строку. К тому же – вот форма: посмотрите, в чем играем. А еще премиальные – их хронически задерживают…

Словом, пятое-десятое. В сумме набрали кучу проблем – действительных и мнимых, к львиной доле которых Садырин никакого отношения не имел. Короче, увидев, что собрание идет в абсолютно неконструктивном духе, Павел Федорович решил полемику прекратить. И, видимо, в надежде, что утро вечера мудренее и на следующий день ребята взглянут на все нормальными глазами, сказал:

– Ну ладно, поехали в отель на ужин!

Однако те, кто в три горла кричал, оказывается, уже в инициативную группу сбились. Потому что на ужин не пришли. А собрались в номере – кажется, у Шалимова – и решили написать письмо, выставив в нем все претензии к Садырину. Однако отнюдь не все захотели свою подпись ставить. Не стали этого делать Харин, Корнеев, Галямин. Не подписали почти все армейцы. «Спартачи», наоборот, подмахнули, хотя о содеянном потом, все же отправившись на чемпионат мира, открыто сожалели. В итоге твердо отказалась играть под руководством Садырина в сборной группа, в которую вошли Шалимов, Кирьяков, Добровольский, Колыванов, Канчельскис.

– Савелий Евсеевич! Потом по поводу того «письма 14» говорили всякое и разное. Например, что в написании текста никто из названных футболистов не участвовал. А был якобы просто чистый лист с подписями. Его доставили в Москву, и кто-то из журналистов то ли написал, то ли смонтировал предусмотрительно сочиненную заготовку. Вы бы могли прокомментировать эту версию?

– Что-либо уверенно по этому поводу утверждать не могу. Да, живет такая версия. Но я все же предпочел обратиться к тому, чему являлся свидетелем. И, в частности, состоявшейся затем пресс-конференции, наделавшей шума чуть ли не по всей стране.

Помещение для такого громкого мероприятия выделили к соответствующее – бывший олимпийский пресс-центр на Зубовском бульваре. Из первых лиц в зале находились Тарпищев (поговаривали, что он дал ход письму) и Виталий Георгиевич Смирнов, тогда руководитель Национального олимпийского комитета. Вместе с Тарпищевым в президиуме сидели Юран, Шалимов, Добровольский и даже Писарев, который не входил в сборную, но его, тем не менее, тоже «привязали». Создавалось впечатление, что все разыгрывалось по заранее срежиссированному сценарию.

– Вы в каком-то интервью метко подметили, что та пресс-конференция даже местом проведения сильно напоминала ГКЧП.

– Один к одному! На ней тоже черт-те чего несли.

– Смирнов иТарпищев занимали примерно такую позицию: раз ребята требуют – надо уступить.

– Какие уступки? Те прямо-таки требовали замены! И даже называли, кто должен занять освободившийся после Садырина пост. В основном склонялись две фамилии: Романцев и Бышовец. Первая, естественно, чаще всего звучала из уст тех, кто представлял спартаковский клуб. Вторую называли игроки сборной призыва 1991/92-го, которую тренировал Бышовец.

Да, пресс-конференция однозначно вызывала аналогию с теми, что точно так же созывались в кондовые советские времена. Однако времена-то наступили другие. Все с тем же единоначалием, но без былого единомыслия. От сценария отклонился Колосков. Он без излишней аффектации, но жестко занял принципиальную позицию.

С некоторых пор стало модным ругать Вячеслава Ивановича. А я напомню о том, какую огромную роль он сыграл в той непростой ситуации. Как до конца отстаивал Садырина. Как, не побоявшись нажить себе кучу влиятельных врагов, фактически в одиночку сломал это не очень красивое мероприятие.

– В одном интервью вы рассказали: «Отзвуки скандала скоро докатились до Америки, где в дни первенства мира-1994 ко мне подходили коллеги, тренеры – в том числе знаменитый в прошлом футболист, тогдашний наставник сборной ФРГ Берти Фогтс»…

– Да, так и было. По традиции за пару месяцев до начала чемпионата мира хозяева проводят совещание, где оговариваются организационно-технические вопросы, включая процедуру допинг-контроля. На мероприятие съезжаются представители команд-участниц. Полномочной каждую делегацию делает обязательное присутствие в ней главного тренера, пресс-атташе, атташе по безопасности и врача команды.

Тогда в США полетели Садырин, Симонян, выступавший в роли пресс-атташе Гершкович, зам. руководителя Таможенного комитета России Драганов, большой любитель футбола, выполнявший обязанности атташе по безопасности. Чуть ли не все, кто из разных стран съехались на встречу в Нью-Йорке, оказались в курсе разразившегося в нашей сборной скандала. О нем писала пресса. Зарубежные коллеги пожимали плечами.

Некоторые – например, капитан итальянской сборной Франко Барези – открыто поддерживали Садырина. Тепло приветствовал его упомянутый Фогтс. Во время их беседы я присутствовал в качестве переводчика. Так что могу почти дословно воспроизвести сказанное знаменитым футболистом и тренером:

– У нас тоже бывали случаи, когда кто-то отказывался выступать за национальную команду. Но это единицы. А тут целая группа! И когда – накануне чемпионата мира! Мне такое даже в страшном сне не могло присниться…

– Действительно, есть чему всем подивиться! Первенство мира – раз в четыре года. Для подавляющего большинства футболистов это, скорее всего, единственный шанс в их спортивной жизни. При чем здесь главный тренер, даже если игрок его ненавидит всеми фибрами души?

– То-то и оно! В сборных других стран их лучшие игроки тогда изо всех сил готовились к выступлению на чемпионате. А наши, наступившие на собственную мечту «звезды», только и делали, что давали интервью. То Шалимов в статье, опубликованной, кажется, в «Спорт-экспрессе» поливал Садырина и доказывал, что вот-де придет Бышовец и подготовка ничуть не пострадает – многие «сборники» раньше у него выступали. То Кирьяков ему в интервью вторил, что Садырин ни Бышовцу, ни Романцеву – не чета.

Как говорил один литературный персонаж, «просто цирк шапито какой-то»!

– Чего-то мне смеяться не хочется. Слушая вас, появилось сильное желание покаяться. Во время скандала я работал замом редактора отдела информации газеты «Труд», руководя спортивным направлением профсоюзной «многотиражки».

К тому времени давно приятельствовал с Бышовцем, начал дружески общаться с Тарпищевым и его «командой». Понятно, чью сторону я занимал в дни сериала с «отказниками». Поэтому подручные мне футбольные обозреватели, штатные и нештатные, «били» в одни ворота.

Более того, признаюсь: в разгар противостояния в редакцию позвонил Симонян и на правах давнишнего старшего товарища прямо-таки пристыдил меня за поддержку Бышовца. По сути, я отмахнулся, о чем все минувшие годы сильно жалел и переживал. Поэтому простите меня, Никита Павлович и Павел Федорович! Лучше поздно, чем никогда!