Глава XVI. Португальская каравелла

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XVI. Португальская каравелла

Тропические рифы — это подводный мир красок — дрожащих и сверкающих. Но слишком часто красота форм, грациозность осанки, щедрость окраски таят угрозу болезни и даже смерти.

Брюс Холстед, «Опасные морские животные»

Крик, доносившийся со стороны моря, был услышан нами не сразу. На берег, сложенный из острых коралловых образований, с шумом накатывалась небольшая волна.

Мы с Армандо после трех часов утомительной охоты, начатой без лодки, только что вышли из моря. Оба еще сидели во всем подводном облачении прямо на кромке берега и, что называется, переводили дыхание.

Случилось это вскоре после того, как Армандо принялся обучать меня сложному искусству подводной охоты.

Уставшие, но довольные результатами дня, мы увлеченно обсуждали встречу с барракудой, которая пыталась «поделить» с Армандо его добычу, а теперь висела на моем кукане. И тут — этот крик.

Женщина металась по берегу, на котором почти никого не было, и отчаянно размахивала руками. Рядом с ней были дети. Они плакали. Женщина призывала помочь кому-то, находившемуся в море. А там, метрах в пятидесяти от нас, не более, беспомощно простирая руки к небу и беспорядочно хлопая ими по воде, тонул человек.

Теперь лишь до нас донесся и его страдальческий призыв:

— Эй-о! А-эй! О-о-о!..

Стянуть маску со лба на глаза и поймать ртом загубник трубки было делом двух секунд, и мы поспешно поплыли в сторону тонувшего.

Армандо первым достиг терявшего уже сознание пловца. Мертвенно бледное лицо его было перекошено от боли. Оно, как поплавок при клеве, то уходило под воду, то показывалось вновь над водой. Немигающие, широко раскрытые стеклянные глаза уже видели только нас. В нас тогда был весь его мир, последняя надежда сохранить жизнь.

Ловец раковин — а в этом не было никакого сомнения, так как рядом плавала автомобильная камера, полная тритонов, рапанов и стромбусов, — потерял сознание в тот самый миг, когда Армандо схватил его за плечи. Но тут же мой друг резко отдернул руки и принялся прополаскивать их в воде.

Нам стала ясна причина, ввергшая этого человека в смертельную беду. Выручило то, что я не успел еще стянуть с рук перчаток, в которых, как правило, всегда выходил на охоту в море.

Обхватив голову и поддерживая пострадавшего под поясницу, мы вдвоем осторожно доставили его на берег. Он не приходил в сознание. Слабый пульс еле прощупывался. Лицо, изуродованное судорогой, стало синим. Женщина и двое детей безутешно рыдали. Армандо пучками травы старательно снимал с тела незнакомца сгустки слизи, под которыми пунцовым пламенем горела кожа. Я быстро, чтобы освободить место, убирал с заднего сиденья «Волги» сложенную там одежду.

К счастью, все это произошло на пляже Ринкон-Франсес, неподалеку от известного кубинского курорта Варадеро, и с нами была автомашина. Оставив бедную женщину сторожить наши пожитки, снаряжение и охотничьи трофеи, мы, как были, в мокрых трусах, помчались к городу.

Уже через пятнадцать минут «Волга» подъезжала к клинике. По тому, как заскрипели у подъезда тормоза, медперсонал понял, что необходима срочная помощь. На вопрос вышедшего навстречу врача Армандо только и произнес:

— Агуа мала!

Этого было достаточно, чтобы уже через минуту сестра сделала один за другим два укола и принялась промывать пораженные места каким-то молочно-белым раствором. Врач тем временем внимательно прослушивал сердце.

Потянулись томительные секунды. Мы, стоявшие в этом белом храме, в котором земные боги должны были совершить чудо — воскресить человека, — теперь почувствовали себя неловко.

Но в это время доктор поднял голову, и лицо его просветлело. Он отложил в сторону стетоскоп и произнес:

— Это пятый случай за неделю, и самый тяжелый. Такое нашествие агуа мала на Варадеро случается раз в десять лет. Яд попал на большую часть спины, шею, затылок и голову. Ваш товарищ еще стойко держался. И хорошо, что вы были поблизости от города…

Мы переглянулись с Армандо, ибо не знали даже, как зовут пострадавшего, хотя и понимали, что он был одним из советских специалистов, работавших на Кубе.

— Агуа мала, «португальская каравелла», или сифонофора-физалия, — продолжал мягким голосом доктор, глядя на наши с Армандо ноги, — штука серьезная, companeros.[19] Об этом забывать нельзя… и вам особенно.

Врач без труда определил по светлым контурам кобуры ножа, которая обычно крепится на внешней стороне голени правой ноги и защищает ее от загара, что мы подводные охотники, и лишний раз предостерегал нас.

«Португальская каравелла»! Мне, испытавшему раз, и то через рубаху, силу действия ее яда, до сих пор представляется встреча с этим животным в воде куда опаснее, чем с любым другим морским хищником.

Сифонофора-физалия! Конечно же, такое звучное и красивое имя этому на первый взгляд безобидному обитателю моря мог дать только ученый, который глядел на величаво проплывавшие мимо гребешки-паруса с высоты борта научного судна.

Действительно, переливаясь под солнечными лучами всеми цветами радуги, плавательные колокола — гребни пневматофоров физалий — хорошо видны на воде, привлекательны, и первое желание при встрече с ними — схватить пузырь рукой. Но подводная часть физалий, причисляемой, правда, некоторыми учеными к «одним из самых удивительных и самых красивых созданий морской стихии», прямо скажем, мало привлекательна. И не только потому, что представляет собой для купальщика и спортсмена-подводника наиболее неожиданную и особо серьезную опасность.

До пяти, а у отдельных особей и до пятнадцати метров, обычно бесцветные, реже голубоватые и ультрамариновые, ловчие нити-щупальца тянутся в сторону от тела животного, над которым возвышается плавательный пузырь.

Подводный охотник чаще всего, поднимаясь на поверхность за воздухом, не смотрит наверх, дабы не потерять из поля зрения все то, что происходит в зоне его будущего действия. Тут-то он невольно и становится «добычей» этого «удивительного и красивого» морского создания.

Разветвленные нити-арканчики — сколько их, сосчитать невозможно, — вооружены у физалии так называемыми стрекательными клетками. Простым глазом рассмотреть их нельзя, но каждое щупальце имеет их великое множество. Снаружи клетки торчит микроскопический волосок, связанный с нервной системой животного. Прикоснется волосок к постороннему телу, и мгновенно крохотная стрела, свернутая до того спиралью в специальной капсулке, раскручивается, словно живая пружина, и выбрасывается в сторону раздражителя, изливая яд.

Сила действия яда сифонофоры-физалии приравнивается к яду королевской кобры. Вместе с тем ученые многих стран мира, занимающиеся изучением яда физалии, до сих пор не могут создать иммунитетной сыворотки.

— Мне приходилось наблюдать, с какой осторожностью кубинские рыбаки выполаскивают физалии, попавшие к ним в сети. И делают они это с особой осмотрительностью, после того, как на море долгое время была неспокойная погода. Тогда яд физалии наиболее опасен. Дело в том, что животное это обладает одним очень интересным — для метеорологов особенно — качеством.

Физалия — «португальская каравелла», состоящая из сросшихся в единую колонию миллионов полипов, относится к кишечнополостным животным. Так вот, это животное с поразительной точностью задолго до того, как самые опытные рыбаки начинают сматывать свои сети, определяет приближение непогоды. Как? Пока это неизвестно. Получив «сводку погоды», ее плавательный пузырь — весьма сложный гидростатический аппарат, который позволяет физалии в нужный момент менять свой удельный вес, — начинает сокращать стенки, выдавливая из себя излишки газа. Животное опускается на глубину, где и отсиживается весь период волнения на море. Но вот утихомирились волны, и физалия накачивает свой пузырь легкой смесью, содержащей азот и углекислый газ. Так она всплывает.

Животное долгое время голодало, и от этого сила действия его яда увеличивается: ведь ядовитые стрекательные клетки физалии — это не только грозное оружие самозащиты, но и нападения. Схваченные сетью арканчиков физалии, мальки и разные прочие морские организмы парализуются ядом, а затем доставляются щупальцами ко рту животного и заглатываются.

Я не знаю, что думают по этому поводу ученые, но мне подобное объяснение представляется вполне логичным.

«Португальская каравелла» обладает еще одним интересным качеством, которое наверняка послужило причиной того, что в народе физалию прозвали каравеллой. Ее плавательный пузырь-парус поставлен косо и слегка изогнут. Это заставляет животное плыть под острым углом к ветру. Изменить поверхность паруса, а значит, и скорость движения, физалия может, но угол постановки паруса — никогда. Однако это ее не страшит. Природа учла, устанавливая угол паруса физалии, направление дующих более или менее постоянно ветров, так что физалии кубинские, мексиканские, венесуэльские плавают только по направлению к экватору и никогда не уносятся ветром в жизненно опасные для них холодные воды. А физалии бразильские, южноафриканские сносит с юга на север, то есть опять подальше от холода.

Расскажу еще об одной неприятной встрече с физалией. Как-то однажды в субботний день мы отдыхали поблизости от бухточки Эррадура. Женщины в поисках раковин, выброшенных морем, рассыпались по побережью, а мужчины собирали раковины со дна. Моего приятеля очень увлекало плавание в маске, он мог часами находиться в море, но на большую глубину не выходил. Вот тут-то, как говорится, по колено в воде ему и суждено было встретиться с «португальской каравеллой», причем в прямом смысле слова лоб в лоб.

Неожиданно, вокруг не было ни живой души, голову приятеля, на которой было мало волос, пронзила резкая боль. В испуге он сорвал маску и тут же потерял ее. Встав на ноги — уровень воды доходил ему до пояса, — он схватился руками за голову. Боль обожгла ладони, будто он сунул руки в пылающие угли.

Неизвестность и мысль о том, что будет дальше, наполнили его ужасом. Он инстинктивно стал поливать голову морской водой, но это не помогало. Наоборот, он почувствовал головокружение и быстро выбрался на берег.

Когда крики женщин собрали нас всех, прошло уже минут десять — пятнадцать. Он сидел, зажав руками голову, и… плакал.

Внешних признаков ранения не было видно, и он сам толком не знал, что с ним стряслось. Поэтому со стороны вид огромного мужчины, льющего без особой причины слезы, вызывал улыбки.

Но ему, конечно же, было не до смеха. Он отчаянно стонал, когда мы начали обильно смоченным в пресной воде полотенцем смывать с головы остатки щупалец, слизи и яда физалии. Все увидели на кожном покрове головы красно-синие пятна, небольшие, налитые кровью волдыри.

В тот день, так как мы не собирались охотиться, со мной не было походной аптечки, и пришлось прибегать к самым простым средствам, рекомендуемым в случае ожогов ядом физалии. Пораженное место мы промыли пресной водой, растворив в ней предварительно несколько кусочков сахара, а затем густо смазали растительным маслом. Тут же собрались и поехали в город к врачу. За руль его машины сел товарищ, а мой приятель забился в угол заднего сиденья и молил ехать как можно быстрее, ибо чувствовал, как язык его делался деревянным, плохо слушался, с трудом помещался во рту, дышать становилось все труднее. Появилась боль в спине и тошнота. Ему было бы гораздо легче, будь со мной аптечка, в которой есть и этиловый и нашатырный спирт, ибо спиртовые растворы куда более эффективные средства при снятии остатков яда физалии. В аптечке есть морфий, пантопон, кофеин и другие средства, стимулирующие дыхание и работу сердца.

В приемном покое «скорой помощи» города Мариэль пострадавшему сделали внутривенную инъекцию глюконата кальция, еще раз обработали пораженное место, которое затем обильно смазали гидрокортизоновой мазью. Внутрь дали принять две антигистаминовые таблетки и с собой тоже на два последующих дня.

К середине следующей недели мой приятель уже с улыбкой рассказывал своим друзьям о его встрече с «португальской каравеллой», но неожиданно для себя, причесываясь утром, обнаружил, что на затылке в месте, которое, очевидно, не было обработано, у него появились кровавые струпья, с которыми пришлось повозиться еще с неделю.

В результате многих встреч с физалией я убедился, что опасность встречи с ней находится в прямой зависимости от количества яда, принятого телом. Большое значение также имеет и место, на которое попал яд. Сила же действия яда регулируется периодами, которые, как и сам яд этого животного, для человека остаются пока еще загадкой.

Для меня до сих пор самой серьезной опасностью, угрожающей подводному охотнику в тропических водах, остается «португальская каравелла».