ГЛАВА 5. МАССАЖИСТ

ГЛАВА 5. МАССАЖИСТ

СЕМЬ ЧЕМПИОНАТОВ МАРИО АМЕРИКО

— Сеньор видел когда-нибудь Пеле в белом парике? — спросил он меня.

Я с удивлением пожал плечами: зачем Пеле парик?

— А я видел нашего Короля в белом парике, с непрозрачными, как у слепцов, очками. Да еще опирающимся на трость, в плаще, застегнутом на все пуговицы, и шляпе, надвинутой на глаза. Он устраивал этот маскарад, чтобы сбежать от толпы, которая готова была разорвать его на части, чтобы получить на память бесценный сувенир: либо автограф, или, если повезет, клочок футболки, или кусок шнурка от его ботинка.

…Марио сказал мне это, показав взглядом на толпу болельщиков вокруг ограды, опоясывавшей стадион. Они нетерпеливо переминались с ноги на ногу в ожидании окончания тренировки сборной, чтобы как только игроки пойдут из раздевалки к автобусу, накинуться на них в погоне за автографами.

Мы беседовали с Марио Америко, массажистом команды, сидя на траве за воротами, в которых стоял, между прочим, Пеле. На тренировках он иногда менял амплуа и играл вратарем, учась отражать удары своих товарищей. Зачем ему это было нужно, мне не совсем понятно, но в «Сантосе» он действительно считался резервным вратарем, и было четыре случая, когда и в официальных матчах становился в ворота.

Отдыхавший неподалеку от нас основной вратарь Феликс одобрительно крякнул, завидев, как Король лихо вытащил из нижнего угла пушечный мяч, пробитый Ривелино в притирку к штанге.

Дело было в конце шестьдесят девятого года на тренировочной базе бразильской сборной, готовившейся к чемпионату мира 1970 года. Я давно собирался познакомиться и побеседовать с Марио Америко и все как-то не получалось. Он работал в Сан-Пауло, я жил в Рио, где Марио бывал только наездами. Со сборной страны. А пробиться за кулисы сборной всегда было очень трудно. Лишь когда старшим тренером главной команды Бразилии в феврале 1969 года был назначен Жоан Салданья, с которым у меня задолго до этого сложилась весьма крепкая дружба, задача эта упростилась: Жоан разрешил мне (вопреки обычным ограничениям) посещать базу, где проживали на сборах футболисты, заглядывать в раздевалки до и после матчей, сидеть на тренировках в непосредственной близости от игроков, за воротами или у боковой линии. Куда обычно фотографы и репортеры не допускались.

И когда, наблюдая и фотографируя очередную тренировочную игру первого и второго составов, я опустился на траву, чтобы передохнуть, увидел рядом Марио.

Разговорились, пошутили, поспорили на результат.

Потом было еще несколько встреч во время тренировок команды.

У этого симпатичного, добродушного и общительного негра вызвал, как мне показалось, некоторое удивление тот факт, что среди местных футбольных репортеров затесался этот неплохо разбирающийся в футболе и к тому же друг «сеу Жоана» парень из далекой, таинственной, вечно, как он был уверен, покрытой снегами и льдами России. И относясь ко мне, как к экзотическому экспонату окружающего нас житейского цирка, он всегда очень дружелюбно общался со мной и с готовностью отвечал на все мои вопросы.

Из бесед, из записей, сделанных в те дни, из сохранившихся в досье пожелтевших вырезок интервью Марио, данных другим журналистам, из разговоров с футболистами и тренерами — его друзьями и коллегами сложился портрет интереснейшего человека, дополнившего коллективный портрет бразильского футбола, который я пытаюсь создать на страницах этой книги.

* * *

Участие в чемпионате мира — это великое событие в жизни каждого спортсмена. Победа на чемпионате мира — высшее достижение в биографии футболиста, тренера, да и любого человека, работавшего с командой-победительницей: доктора, повара, завхоза, охранника, пресс-атташе, администратора или сапожника, готовящего бутсы. Марио Америко после победы в Мексике в 1970 году не без гордости говорил: в мире существуют только три трехкратных чемпиона мира: Пеле, Загало и я. Сегодня можно смело утверждать: в истории мирового футбола существует только один человек — Марио Америко, принявший участие в семи чемпионатах мира! И вложивший свой весьма весомый вклад в три победы на этих чемпионатах.

В истории бразильской сборной, как это бывает и во всех остальных футбольных державах мира, после каждого очередного провала на ответственных турнирах, не говоря уже о чемпионатах мира, проходит обычно полная смена руководства команды: отправляются или уходят добровольно в отставку тренеры, руководители, врачи, технические специалисты. За те четверть века, что Марио работал массажистом главной команды Бразилии (с 1950 по 1975 годы), эти перетасовки ни разу не коснулись его! Уходили в отставку все, а Марио оставался и продолжал работу с новыми тренерами и игроками. А всего в футболе он проработал массажистом 38 лет!

В биографии каждого футболиста или любого человека, так или иначе связанного с футболом, всегда найдется своя особая радость и гордость, звездный миг, оставивший яркий след на всю жизнь, описанный в статьях и книгах, вспоминаемый на старости лет со слезами умиления. Для Яшина таким был пенальти, взятый от Маццолы в Риме в 1963 году, для Пеле — его гол, забитый в ворота сборной Уэльса в чемпионате 1958 года. А для героя этих строк звездный час настал после финального свистка французского судьи Гига, зафиксировавшего победу бразильцев над шведами со счетом 5:2 в финальном поединке чемпионата мира 1958 года.

— Негриньо (это было ласковое прозвище Марио, нечто вроде «негритенок»), я хочу получить этот мяч, — сказал ему глава бразильской делегации Пауло Машадо де Карвальо перед началом финального матча.

— Честно говоря, — вспоминал Марио, — я уже не мог смотреть на игру, потому что страшно волновался, не зная, как выполнить команду шефа. Ведь по неписанной традиции мяч, которым играли финалисты чемпионата мира, всегда доставался, как сувенир, судье. А тут такой приказ!

…Опустим психологические подробности, напомним фактологическую канву происшедшего. Когда прозвучал финальный свисток и унылые шведы пошли поздравлять ликующих бразильцев, когда юный Пеле зарыдал на плече Жилмара, а усталый и, казалось, равнодушный к случившемуся Диди опустился на траву, когда король Швеции Густав уже двигался к центру поля, чтобы поздравить победителей, а судья Морис Гиг с мячом под мышкой направился к раздевалке, к нему сзади стремительно подскочил этот невысокий, круглый Негриньо, выбил мяч ударом кулака, подхватил его и бросился наутек.

Преследование, предпринятое растерявшимся месье Гигом, которому помогали несколько полицейских, успехом долго не увенчивалось: а когда Марио все же настигли в раздевалке, он уже успел спрятать похищенный мяч в мешок с запасной униформой, всучил Гигу другой, а тот, заветный был потом передан главе делегации.

Любопытно, что данная история в точности до деталей повторилась и после победного финала чемпионата мира 1962 года: Марио вновь таким же манером похитил мяч у нашего Николая Латышева.

Впрочем, признаем: это были любопытные, но, конечно же, не самые славные и интересные страницы биографии Марио. Но прежде, чем перейти к разговору о них, начнем с самого начала…

Марио родился в 1914 году в крошечном поселке Монте Санто в беднейшей и, как обычно, многолюдной негритянской семье; мать — прачка, отец — батрак на местной фазенде. Впрочем, отец умер, когда Марио исполнился всего год. Уже с семи лет парня отправили на работу: он пас скот, чистил хлев, помогал своей двоюродной сестре-кухарке. Вставал в четыре часа, заканчивал работу затемно.

Вынес он этот рабский труд не больше года, а затем сбежал. На поезде уехал в Сан-Пауло, где у него жил один из старших двоюродных братьев. Там Марио повезло: уже на вокзале, когда он, потрясенный размахом мегаполиса, вспомнил, что ему неизвестен адрес брата, и, глотая слезы, не знал, куда податься, его подобрал пожилой и степенный «сеу Антонио» — вокзальный чистильщик ботинок, предложил стать своим помощником, поселил в своем доме и обучил мастерству «энграйшате», — так это ремесло называется в Бразилии.

Потом было много чего в жизни мальчишки, по мере вырастания и привыкания к лихорадочной жизни одного из крупнейших городов мира. Он мыл машины и устроился в помощники к механику автомастерской. Научился ремонтировать зонтики. Напросился в ученики к одному из лучших мастеров-ударников джазового оркестра, выучился и стал работать, даже обрел популярность и дошел по крутым и скользким ступенькам славы до одного из лучших оркестров тех времен. У него даже появился шикарный артистический псевдоним вполне в духе времени: «Марио Чарльстон». Под таким именем, умирая от счастья и упиваясь славой, он выступал в самых известных барах и клубах Сан-Пауло, но, увы, философски заметил Марио, жизнь устроена так, что радость в ней всегда сменяется горьким разочарованием: так как он был тогда еще несовершеннолетним, Марио вскоре разоблачили инспекторы полицейского департамента по охране детей от эксплуатации, запретив работать в ночных шоу. Единственное утешение: он успел приобщить к профессии ударника своего старшего брата Анесталдо, который смог добиться на музыкальном поприще еще более заметных успехов: 19 лет подряд работал в оркестре самого шикарного ночного клуба Рио — «Капакабана-палас».

Потом увлекся боксом, тренировался даже у Кида Жофре, отца ставшего знаменитым чемпионом Эдера Жофре. Несколько лет на местном ринге Марио зарабатывал неплохие деньги, пока однажды не оказался в тяжелом нокауте.

После этого один из постоянных зрителей и болельщиков Марио — врач футбольного клуба «Мадурейра» Алмир до Амарал и пригласил его в массажисты на смену старому, уходящему на пенсию Джиованни.

— Сеу Джиованни, — сказал при знакомстве растерянный Марио, — я ничего не понимаю в массаже.

— Я тоже, — улыбнулся старик. — Но занимаюсь этим делом уже тридцать лет. И постараюсь тебе помочь.

Это было в 1944 году. «Мадурейра» тогда была совсем не та чуть живая команда, которая сегодня поставляет очки всем без исключения. В «Мадурейре», которую содержал на свои деньги знаменитый воротила подпольной лотереи сеньор Анисето Москосо, играли многие из тех, кто впоследствии прославился в больших клубах и в сборной. Среди наиболее известных — Леле, Исаиас, Освалдиньо и самый знаменитый: Жаир да Роза Пинто, .

Именно Жаир, проданный вскоре в «Васко да Гама», и переманил его через несколько лет в этот самый знаменитый, сильнейший в те годы рио-де-жанейрский клуб, которым руководил тогда великий тренер Флавио Коста. Сделал это Жаир почти обманом. С помощью хитрого финта: в конце дня он подождал Марио около стадиона «Мадурейры», и когда тот, закончив работу вышел, чтобы пойти домой, предложил подвезти на своей машине. Потом, извинившись, сказал, что ему нужно подскочить на минутку в клуб, где он якобы что-то забыл. Марио пошел вместе с Жаиром. В кабинете директора его уже ожидали несколько картол, в том числе пара офицеров. А на столе лежал шикарный контракт. Постукивая ногтем по бумаге, подполковник строго сказал, что если Марио не подпишет договор, его тут же арестуют и отправят за решетку.

Что оставалось делать законопослушному и не слишком уж отважному негру?

Вместе с Флавио Костой Марио пришел и в сборную страны. Вместе с Флавио он стал участником, героем и жертвой незабываемой трагедии 16 июля 1950 года, когда считавшаяся непобедимой бразильская сборная проиграла в последнем матче чемпионата мира уругвайцам.

— Что тебе показалось самым ужасным в момент, когда закончился тот матч?

— Дикий контраст между той эйфорией, что царила перед матчем, и страшная тишина на трибунах после финального свистка судьи. Потом — раздевалка: почти все игроки рыдали. Флавио с черным, мертвым лицом ходил из угла в угол, не говоря никому ни слова.

В окнах раздевалки не было стекол, и помню, как будто это было вчера, как к нам заглядывали разъяренные, искаженные ненавистью лица торседорес. Как они размахивали кулаками и кричали: «Вы предали нас, сукины дети! Мы вас всех поубиваем!»

Полиция велела нам переждать. Мы сидели часа три, пока торсида не разбредется. Потом нас вывели из раздевалки. Почему-то повели через футбольное поле. Трибуны были пустые. Лишь в одном месте сидел, сжав голову руками, матрос.

На всякий случай к нему подошел полицейский и тронул его за плечо. Матрос свалился: он был мертв. Мы были причиной смерти этого человека.

…Таких воспоминаний у Марио было не счесть. Он знал и помнил такое, чего подчас не знали, не ведали ни тренеры, ни врачи, ни сами игроки. Ведь благодаря не только и не столько своей специальности: ставить на ноги после травм, оживлять истощенные мускулы, а прежде всего — своему характеру, и, видимо, врожденному дару общения, умению вызвать доверие окружающих, Марио очень быстро стал задушевным другом, желанным собеседником и доверенным лицом практически всех футболистов, прошедших через его волшебные руки. И соприкоснувшихся с его доброй душой и отзывчивым сердцем.

Именно Марио тренеры поручали обегать окрестные бары и публичные дома в поисках сбежавших в самоволки игроков. Именно Марио обеспечивал своим подопечным алиби от ревнивых жен, когда те предпринимали неожиданные набеги в отель, где находилась на очередном предматчевом сборе команда, чтобы застать врасплох загулявших супругов. Именно Марио узнавал от бедняг о подхваченных в загулах мелких неприятностях, о которых стыдно сказать даже врачу. Марио доверяли сердечные тайны, с ним советовались по поводу житейских сложностей, с его помощью искали решения бытовых проблем. Словом, для сотен, а точнее, тысяч прошедших через его массажные комнаты футболистов Марио был чем-то вроде старшего брата. Ибо лечил не только физические, но и душевные травмы своих бесчисленных питомцев.

Поэтому именно в комнату к Марио подселили безутешного в своем горе Пеле, когда во втором матче чемпионата мира 1962 года со сборной Чехословакии он тяжело растянул мышцу в паху и стало ясно, что дальше играть в этом турнире он не сможет. И Марио тогда увидел, что Пеле страдает лунатизмом и заботливо наблюдал за тем, чтобы расхаживая во сне по комнате, он не выпал бы случайно в окно.

Именно Марио приходил в военную тюрьму к проходившему тогда срочную службу и арестованному за какой-то проступок Леонидасу да Силва, чтобы помассировать его, принести весточку с воли и помочь в организации время от времени быстрой самоволки на несколько часов до вечерней поверки.

Именно Марио выбрал себе в картежные напарники Элено де Фрейтас, звезду «Васко» и «Ботафого», по мнению многих лучшего форварда сороковых годов, потрясающего виртуоза, неудержимого голеадора, но хулигана, дебошира, пьяницу и истерика, абсолютно помешанного на покере и на «buraco» (и, в довершение портрета, закончившего жизнь в сумасшедшем доме). Марио, из песни слова не выкинешь, умело использовал страсть товарища: ссылаясь на безденежье, договаривался, что Элено ссудит ему необходимую для игры сумму. С условием, что если Марио выиграет, ссуду он может не отдавать. А если проиграет, то Элено все равно компенсирует его потери. Так хитрый «Titio» (в перводе нечто вроде «Дядюшки», как называли игроки Марио) всегда оставался в выигрыше. И неудивительно, что именно Марио приводил в чувство Элено, когда после возвращения из самовольной отлучки в Колумбию, его тяжело избил тренер Флавио Коста.

А однажды в Каире, когда нужно было спасти выходящего из отеля Пеле от бушующих местных фанов, Марио организовал инсценировку: позвал Чико Ассиза (ответственного за униформу команды — круглолицего негра), вытолкнул его на улицу и крикнул: «Пеле! Пеле! Подойди-ка сюда!»

Восторженная толпа яростно накинулась на бедного Чико, вздыбила его на плечи, понесла со сладостным ревом по улице, тем временем настоящий Пеле проскочил в машину и уехал. Лишь тут обманутые фаны осознали ошибку и гневно швырнули Чико на асфальт.

На осточертевших, нескончаемых предыгровых сборах, когда парни сходили с ума от тоски, от сексуального голода, от безделья, именно Марио гасил конфликты, мирил спорщиков, растаскивал драчунов. А иногда, вспомнив уроки молодости, поучивал кое-кого. Был однажды случай в финальном матче турнира Рио — Сан-Пауло 1953 года между «Васко да Гамой» и сан-паульской «Португезой», когда между игроками вспыхнула очередная драка, и выскочивший на поле президент «Португезы» Марио Аугусто Исаиас врезал ногой по заднице одному из «васкаинос». Тогда выбежавший и пытавшийся разнять драчунов Марио крикнул «доктору Исаиасу» (в Бразилии доктором именуют любого человека с высшим образованием) несколько весьма гневных слов. Тот обернулся и кинулся с кулаками на забывшего свое место массажиста. Но Марио уклонился от удара и встречным хуком послал «доктора» в тяжелый нокаут.

Поразительно, но факт: через некоторое время президент «Португезы» прислал Марио телеграмму с извинениями, в которой признал, что руководитель клуба не имеет право участвовать в драках! А еще через несколько недель, именно «доктор Исаиас» принял решение пригласить Марио из «Васко да Гамы» в свой клуб! Где Марио и проработал 19 лет.

Бразильский футбол знаменит тем, что у каждого мало-мальски известного игрока всегда появляются прозвища. «Король футбола»— Пеле, «Ураган» — Жаирзиньо, «Черный Диамант» — Леонидас да Силва, «Черный Принц» — Диди. Марио тоже удостоился любопытного прозвища: «Pombo Correio» — «Почтовый голубь». Пошло это от заведенного Флавио Коста и в «Васко» и в сборной традиции: когда он чувствовал, что нужно внести какие-то коррективы в ход игры, кого-то из игроков передвинуть на другую позицию, кому-то дать дополнительные указания, кого-то из защитников «приклеить» к наиболее опасному форварду соперников, Флавио вставал со скамейки запасных, подходил к кромке поля и подавал определенный, заранее оговоренный знак. После которого один из игроков замертво падал на поле, инсценируя либо травму, либо судороги. Игра, естественно, останавливалась, и Марио, обычно даже не дожидаясь разрешения судьи, стремительно мчался, катился, как колобок, толстенький, круглый, сверкающий черным лысым черепом, пригнувшись, словно под артобстрелом, к упавшему футболисту. И делая вид, что оказывает ему помощь, скороговоркой передавал тренерские команды.

Из разговоров с Марио, из его интервью и исповеди, которую он опубликовал после ухода из футбола, возникает совершенно удивительная, не похожая на общеизвестную официальную история бразильского футбола. И портреты некоторых его самых известных героев и действующих лиц обретают никому не знакомые привлекательные или не слишком симпатичные черты.

Только от него мы узнаем, что накануне того памятного матча с уругвайцами в июле 1950 года великие кумиры Жаир, Зизиньо и Адемир чуть не подрались, пытаясь урвать каждый для себя громадную радиолу, которая была подарена какими-то спонсорами накануне казавшейся стопроцентной победы.

Наблюдая вблизи игру немецкой команды на чемпионате мира 1954 года, Марио был убежден, что она выиграла в финале у знаменитой команды Пушкаша, Кочиша и Хидегкути за счет допинга. Оставим это предположение на его совести, но каждому, кто высказывал сомнение относительно его сомнений, Марио напоминал: «После того финала с венграми вся немецкая команда была отправлена в санаторий, а потом о большинстве из этих игроков никто нигде не слышал».

Никто, кроме Марио, не рассказывал о том, что психолог команды на чемпионате мира 1958 года профессор Карвальяэс подготовил по итогам турнира какой-то доклад, в котором содержался анализ методов психологической подготовки игроков. И, как сообщил Марио, врач команды Ильтон Гослинг, крайне скептически относившийся к профессору, организовал с помощью зубного врача команды Марио Триго похищение папки с докладом.

(Кстати, о Марио Триго. По словам героя нашего очерка это была чрезвычайно любопытная личность: весельчак, балагур, рассказчик бесчисленного множества анекдотов. В команде, помимо удаления или лечения заболевших зубов, он имел тысячи других официальных и неофициальных функций. В частности: поставлял футболистам девочек из близлежащих злачных мест, разрешал их иные проблемы, типа дефицитных лекарств для лечения некоторых болезней, о которых не принято говорить вслух. В первые минуты после окончания матча со шведами, когда Марио Америко улепетывал от месье Гига с украденным мячом, инициативный Марио Триго вдруг взял на себя обязанности церемонимейстера: подошедшего к центру поля короля Густава он небрежно подхватил под руку, подвел опешившего от такой бесцеремонности монарха к ликующему главе делегации Пауло Машадо до Карвальо и простецки, на португальском языке сообщил его императорскому величеству: «Смотри, король, это наш главный шеф!»).

Но вернемся к другому Марио — Америко. Именно он рассказал о том, как переживала в нескончаемых и неизбежных для футбольной семьи разлуках жена знаменитого голкипера сборной Жилмара, которая однажды даже обратилась к одному из репортеров с просьбой:

— Вы друг моего мужа?

— Да, а что?

— Сделайте мне одолжение: попросите его, чтобы он закончил играть в футбол!

И где-то вскоре после этого разговора Жилмар действительно ушел из футбола и занялся, причем весьма успешно, предпринимательством: устроился совладельцем фирмы, торгующей в Сан-Пауло автомашинами.

Не следует думать, что в горячей дружбе с бесчисленным легионом своих подопечных футболистов Марио всегда был альтруистичен и безгрешен. Ничто человеческое не было ему чуждо, и желание заработать лишнюю денежку могло сподвигнуть его не только на стопроцентно беспроигрышные карточные игрища с Элено де Фрейтасом, о которых было сказано выше, но и сделать свой маленький бизнес на наивности и доверчивости бесконечно любимого им Мане Гарринчи.

О Мане Марио всегда говорил только хорошее, в своей «табели о рангах», он поставил его в пятерку самых великих бразильских игроков (после Пеле в нее он включил также Леонидаса, Зизиньо, Гарринчу и Диди), но это не помешало ему проделать со своим любимцем операцию, о которой он впоследствии поведал не без некоторого смущения и раскаяния:

— Дело было в Швеции в 1958 году, когда команда готовилась к первым своим матчам чемпионата мира. Работы у нас, в медицинском департаменте, хватало с утра до вечера, мы не имели возможности выйти в город, а я страдал от желания купить себе хороший транзисторный радиоприемник. О шведских радиоприемниках мы были наслышаны в Бразилии еще до отъезда. Игроков, правда, время от времени в «увольнения» отпускали, а нас, технический песонал, держали фактически под замком. Работы было, как говорится, выше головы.

И вот как-то раз вижу: Мане притащил аппарат, именно такой, о каком я мечал. Лег он на мой стол, я начал обрабатывать ему ноги. Массирую. А он тем времем блаженно глядит в потолок, развлекается с покупкой, гоняет аппарат с волны на волну, и всюду, естественно, слышится шведская речь.

Тут-то у меня и созрел план…

— Слышишь Мане, — спрашиваю, — ты что: здесь купил этот приемник?

— Да, а что? — улыбается, он счастливый и безмятежный.

— Что же ты за дурак, в самом деле? Как ты себе мог позволить такую оплошность!?

— Что? Что? — насторожился он. — О чем ты говоришь?

— Как это «о чем»? Ты же слышишь, что этот приемник говорит только по-шведски. А ты ничего не понимаешь на этом языке! Представь себе: ты привозишь его в Рио, а там тоже из него — один шведские слова. Что скажет твоя семья? Все же будут над тобой смеяться. Да и здесь ребята увидят и начнут издеваться над тобой, разве нет?

Тут он ударил себя по лбу и взволнованно говорит:

— А ведь ты прав, Марио! Как же быть? Что же мне теперь делать?

Я сделал невинное лицо и говорю ему:

— Все очень просто: ты можешь продать его мне. Пускай надо мной смеются. Ты же знаешь: надо мной всегда парни наши смеются, и я привык не обращать на это внимания.

— Ну, ладно, — говорит Мане, причем без всяких колебаний. — Ты меня убедил. Сколько же ты мне за него дашь?

У меня тогда было в бумажнике ровно сорок долларов, я и предложил ему именно эту сумму. Но Мане удивился: — Почему — сорок? Я же уплатил за него больше ста!

— Хорошо, оставь его у себя и терпи все насмешки от ребят. Я бы тебе дал больше, но у меня больше нет. — И для убедительности я вывернул перед ним содержимое бумажника.

Мане почесал затылок, потом говорит:

— Ну, ладно, давай сорок. Только беру с тебя честное слово, что никому из ребят не скажешь, как я опростоволосился с этим аппаратом, о-кей?

— Хорошо, — ответил я. — Но тогда дай мне и квитанцию из магазина, чтобы ее у тебя не нашли и не начались бы распроссы.

Мане отдал мне квитанцию, долго благодарил меня, сказав, что я верный и преданный друг.

— О Господи, прости меня за этот грех, за этот обман моего чистого и честного друга! — воскликнул Марио, рассказав этот эпизод.

Сейчас, когда оба героя этой истории уже встретились «в лучшем из миров», как говорят иногда в Бразилии, будем считать, что история и Господь оправдали Марио, и его дружба с Мане продолжается и на небесах…

В ходе подготовки к чемпионату мира 1966 года были первоначально призваны под знамена сборной 45 футболистов. Из них нужно было отобрать 22. Из-за беспорядка, взаимного недоверия и споров, царивших в руководстве главной команды страны и в СБД (аббревиатура «Конфедерации бразильского спорта», ведающей в те годы национальным футболом), никто из тренеров и начальников команды не решился взять на себя нелегкую миссию объявить двадцати трем отчисленным о том, что они отправляются домой. Это было поручено сделать Марио Америко! Причем ему было велено вручить персональные конверты с решением об отчислении каждому из несчастливчиков уже в автобусе, который вывозил игроков с места последнего тренировочного сбора в Рио-де-Жанейро.

Таким образом, отправлявшиеся отдельно на своих автомашинах руководители команды, избавляли себя от тяжкой миссии видеть несчастные лица подопечных. И услышать кое-что нелицеприятное.

«Если бы кто-то из них, из начальников, был бы в ту минуту в этом автобусе, — вспоминал Марио впоследствии, им наверняка не удалось бы избежать неприятностей. Тот же Аиртон, например, мог бы и ударить кого-нибудь. Но меня никто не тронул, ибо все прекрасно понимали: я не участвовал в отборе и в отчислении, я просто был для шефов рукой, вытаскивавшей горячие каштаны из огня».

Кстати сказать, Марио утверждает, что ни сам Феола, ни его главный помощник Эрнесто дос Сантос не имели решающего слова в окончательном определении двадцати двух «титуларес» из сорока пяти кандидатов. Первую скрипку тут сыграли прижившийся при руководстве СБД тренер по физподготовке, главный, по мнению Марио, «злой гений» сборной команды Адмилдо Широл и его единомышленник врач команды Илтон Гослинг. Именно они склонили политическое руководство в лице Авеланжа и Карлоса Насименто к окончательному составу. После чего Эрнесто дос Сантос, с мнением которого не посчитались, немедленно подал в отставку. А Феола махнул рукой и смирился.

Чемпионат 1970 года в Мексике остался в памяти у Марио Америко как величайшая несправедливость по отношению к Салданье, которого он считал одним из самых выдающихся футбольных специалистов и с кем работал с особым удовольствием. По мнению Марио именно Салданья создал костяк команды, выигравшей «ТРИ», а приход мягкого и уступчивого Загало, к которому Марио относился с нескрываемым скепсисом, на место гордого и своенравного Салданьи означал лишь одно: игроки сами должны были определить свою судьбу. Ветераны, в первую очередь Жерсон и Пеле стали, по мнению Марио, фактическими дирижерами и командирами, приведшими товарищей к победе.

Чемпионат мира 1974 года по мнению Марио был провален из-за плохой физической подготовки большинства игроков. Например, Жаирзиньо — герой предыдущего чемпионата, на которого возлагались особые надежды, «разваливался на куски», не будучи способен выдержать в нужном ритме ни один матч. Он падал чуть ли не в каждом эпизоде, когда получал мяч и пытался кого-то обыграть. Две нулевых ничьи в двух первых матчах с Югославией и Шотландией подорвали мораль команды. И даже победа со счетом 3:0 над заирцами уже не смогла вернуть уверенность в своих силах. Поэтому проигрыш 0:2 Нидерландам был закономерным: той голландской команде смогли противостоять только немцы, которым повезло в финале столь же сенсационно, как это было ровно двадцать лет назад в их матче у себя дома с феноменальными венграми.

Виновником фактического срыва физической подготовки команды Марио считает Адмилдо Широла, имевшего в своем распоряжении в группе физподготовки целых пять человек, которые так и не смогли наладить поддержание физического тонуса команды на должном уровне. А массажист в команде был только один — сам Марио.

Именно тогда, на этом чемпионате, отношения Марио с чиновниками обострились окончательно. Он слишком много видел и слишком много знал. А дела, которые вершились вокруг сборной и чемпионата, далеко не ограничивались решением чисто футбольных проблем. Была суета вокруг спонсорских контрактов с «Пумой» и «Адидасом». Как утверждает Марио, значительные суммы прилипали к рукам тогдашних руководителей сборной и их покровителей в СБД. Среди тех, кто был замечен в подозрительном и весьма выгодном посредничестве при заключении этих контрактов, Марио называл Адмилдо Широла, капитана Коутиньо и некоторых других лиц, имена которых мы называть не будем, ибо они и сейчас продолжают работать в бразильском футболе.

Осведомленность Марио вызывала недовольство многих чиновников. Адмилдо Широл предлагал не брать его на чемпионат мира 1974 года, но сделать это было невозможно: столь велик был опыт, столь неоспорим его авторитет и всеобщая любовь и доверие игроков.

После проигранного в Германии чемпионата интриги продолжались, и 20 октября 1976 года Марио распрощался со сборной командой да и вообще с работой футбольного массажиста, опубликовав нечто вроде заявления, объяснявшего причины ухода. Он говорил о том, что устал от несправедливостей и коварства футбольных картол, от интриг и наговоров. Он сообщил, что отвечавший за физподготовку сборной Адмилдо Широл давно уже добивался его отставки, мотивируя тем, что Марио, якобы, плохо видит, не различает цвета, что у него — слабое здоровье и он вообще «уже не тот».

«Раздавались голоса в СБД о том, что меня собираются чествовать, — писал Марио.— Но я — старая обезьяна. Все понимаю, чувствую запах предстоящей отставки и потому ухожу сам. Раньше, чем меня станут чествовать, я говорю «ЧАО»! Почтовый голубь будет теперь летать в других небесах».

И он ушел, провожаемый вздохами сожаления футболистов, привыкших к его заботливым сильным рукам, советам, участию, готовности в любую минуту разделить с любым парнем радость и горе. Марко ушел, вызвав недоумение и огорчение торсиды, привыкшей видеть этого старичка-колобка, толстенького, симпатичного, стремительно семенящего со своим чемоданчиком через футбольное поле. Он ушел, видя и чувствуя нескрываемую радость тех, о ком мог сказать много разоблачительных и неприятных вещей, о которых слишком много знал, но не имел достаточно сил и, может быть, мужества, чтобы говорить во весь голос правду, только правду, ничего, кроме правды.

Он ушел из футбола, но продолжал заниматься любимым делом, открыв в Сан-Пауло Институт массажа на улице Professora Romilde Nogueira de Sa, 104. Для всех желающих и страждущих либо испытать на себе чудодейственную силу его рук (он ведь, кстати сказать, и в расцвете своей футбольной биографии неоднократно приглашался «подлечить» многих знаменитых людей страны, актеров, губернаторов, политиков, банкиров, предпринимателей и даже самого великого бразильского президента ХХ столетия Жетулио Варгаса), либо взять профессиональные уроки его волшебного искусства.

Ну, и ветер, как говорится, ему в паруса. А все же, видать, не остыла в нем с возрастом страсть к публичной жизни, к восторгам людей. И потому спустя некоторое время, решил он попробовать свои силы в политике. Начал со скромного, так сказать, «низа», и вроде бы, не ошибся: выдвинул свою кандидатуру и был избран депутатом муниципального собрания штата Сан-Пауло. За него проголосовали 53 тысячи избирателей.

Справедливости ради следует впрочем сказать, что на этом поприще особого успеха он не имел. Сработало, видимо, старое житейское правило: каждый должен заниматься своим делом.

Скончался Марио в апреле 1990 года. За три месяца до смерти Жоана Салданьи. Одного из тех футбольных титанов, которого он уважал, даже любил и с которым с особым удовольствием работал. Хотя и очень недолго. «Так уж устроена жизнь, — сказал он мне однажды: в ней огорчений всегда почему-то получается гораздо больше, чем радостей».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.