Предисловие автора

Предисловие автора

Само изучение японских воинских искусств сталкивает нас с необходимостью исследовать огромный пласт культуры данного народа. Говорить, что подобный пласт остается до сих пор почти нетронутым – значит повторять набившие оскомину слова как японских, так и западных писателей. Военное дело оказало на японское общество весьма своеобразное и довольно существенное воздействие, и без тщательного изучения всех сторон этой малознакомой сферы японского этоса мы так и не сумеем до конца понять многие исторические явления, характерные именно для Японии.

В предыдущих книгах этой серии, «Классические будзюцу» и «Классические будо», я заострял внимание на том, что будзюцу – «воинские искусства», и будо, иначе «воинские принципы (пути)», хоть и связаны между собой, отличны друг от друга, являясь отдельными предметами. Существенные различия в технической стороне и задачах данных воинских дисциплин вынуждают нас проводить такое разграничение. Но если мы постараемся понять сам процесс становления и развития будзюцу и будо, то необходимо будет признать, что ко будо, или классические дисциплины, имеют своих современных наследников.

Эти современные дисциплины связаны с классическими воинскими искусствами и принципами (путями), но сама связь есть нечто большее, чем просто неосознанное либо же сознательное подражание. К сожаление, из-за отсутствия истинного понимания японских классических дисциплин пишущие на эту тему совершенно искажают существо и дух самих дисциплин. Их непонимание заметно и в собственном толковании современных дисциплин, заметно в той мере, в какой подобное толкование повлияло на умонастроение нынешнего поколения тех, кто практикует в данных современных дисциплинах. Последние полагают, что то, чем они занимаются, являются плоть от плоти стилем японского средневекового рыцаря, дошедшим до них в своем неизменном виде и пропитанным воинским духом, свойственным этим рыцарям, но подобное представление совершенно неверно. Однако уверенность в своей правоте столь глубоко укоренилась в сознании современных почитателей воинских дисциплин, что необходимы большие усилия для преодоления подобных заблуждений.

Основная задача данной книги состоит в том, чтобы показать, как любая грань, отражающая «приспосабливание» человека к внешним обстоятельствам, иными словами, его культуру, неизбежно оказывается во власти исторических сил. Опыт Японии в этом плане столь богат и разнообразен, что ни один аспект культуры не мог не воздействовать определенным образом на другие ее стороны. Так что в сфере классических воинских искусств и принципов (путей), однако не совпадая pari passu[1] с ними, возникло новое поле деятельности, современные смежные дисциплины.

В первую очередь мы постараемся выявить то, каким образом сформировались современные дисциплины, определив их связь с классическими будзюцу и будо, узнать их техническую и духовную природу, а также в какой мере они практикуются в Японии и за рубежом. Таким образом мы сумеем узнать кое-что и о том, почему современное японское общество, упразднившее многие феодальным воинским дисциплинам и даже создает их современные аналоги. Нам станут видны связи и взаимоотношения между современными дисциплинами и более древними традиционными культурными образованиями, обычаями и такими верованиями, как синтоизм и поклонение императору, мы обнаружим влияние как буддизма вообще, так и дзэн-буддизма в частности, и осознаем важность современных дисциплин в сегодняшней японской системе образования.

Не менее интересными являются политические и философские взгляды представителей как классических, так и современных дисциплин, особенно тех форм, которые послужили идеям национализма и его крайних форм в эпоху Мэйдзи (1868-1912) и позже; также большой интерес представляет роль самих дисциплин в становлении японского военного милитаристского государства по мере укрепления довоенного либерализма. Последнее социальное явление поднимает сложную проблему нравственности на поле боя, что, в свою очередь, ставит животрепещущие вопросы относительно бусидо (путь воина), бережно хранимого культурного достояния. Сравнивая современные японские военные свидетельства с более ранними, мы поражаемся явным расхождением между теорией и практикой следования бусидо со стороны современных японских бойцов. Почему превосходные этические нормы ведения боя эпохи Мэйдзи оказались попранными жестокостью солдат эпохи Сёва (1926-1989)[2], чем свидетельствуют «разграбление Нанкина» в 1937 году и зверства, чинимые в Малайзии и Сингапуре в 1942-м? Быть может, существует две разновидности бусидо – классическая и современная формы, – каждая со своими собственными нормами и ценностями? А если это так, то почему классическая разновидность была отвергнута, оказавшись слишком обременительной для японского солдата эпохи Сёва? С другой стороны, если бусидо – одно неделимое целое, то чем объяснить, что воин эпохи Сёва не сумел даже приблизиться к высокому уровню нравственности боевого поведения, характерного для средневековых рыцарей, коим бусидо служило основой морального кодекса?

Определенные психологические черты, похоже, отличают японского воина, и это не в меньшей степени интересует нас. Что в самом характере японского народа позволяет японским воинам без колебаний идти навстречу смерти? В полной ли мере отражает именуемая на Западе «суицидальная мания» действия японских солдат во время русско-японской войны (1904-1905), когда они превращали себя в «пушечное мясо», или «подрывное мясо» в битве за Шанхай в 1932 году, или фанатичных камикадзе во время Второй мировой войны? Были ли подобные акты самопожертвования всего лишь проявлением духа, свойственного акту харакири у средневековых рыцарей, или же у них иные истоки? Является ли харакири 25 ноября 1970 года Юкио Мисима[3], который был приверженцем современных дисциплин, еще одним свидетельством «панибратского» отношения японцев к смерти, что может быть понято лишь через призму слепого патриотизма и преданности властям и собственной стране? Это лишь некоторые вопросы, к ответам на которые может подтолкнуть данная книга.

Современные дисциплины составляют неотъемлемую часть современного японского общества. Значительное большинство населения Японии тем или иным образом связано с этими занятиями. Поэтому история современных дисциплин достойна нашего пристального внимания именно сейчас, когда стала доступна сама информация о них. Но что касается истории современных дисциплин, изложенной на страницах этой книги, то мне пришлось ограничить себя в выборе материала. Некоторые читатели могут придраться к многочисленным лакунам, другие же будут удивлены, почему акцент был сделан на эти, а не на другие стороны. Чтобы как-то смягчить пыл возможных критиков, замечу, что данная книга, как и другие мои книги, не претендует на полноту, а поскольку материал оказался почти необъятным, то и самих лакун невозможно было избежать. Задача, скорее, состояла в изучении первоисточников и извлечении оттуда сведений, которые, как я смею думать, лучше всего дают представление о современных дисциплинах, и поэтому многие по-своему хорошие источники оказались невостребованными.

Невозможно по-настоящему понять современные дисциплины без их исторического контекста. Однако читателям не следует надеяться найти здесь хронологически развернутое повествование. Для этих целей им нужно обратиться к многочисленным добротным трудам по японской истории, имеющимся в любой библиотеке. На этих же страницах представлены те исторические события, с которыми связано зарождение и развитие современных дисциплин. К тому же эпохе Сёва уделено меньше внимания, чем предыдущим эпохам Мэйдзи и Тайсё (1912-1936), поскольку первая еще не закончилась[4] и роль и значение современных дисциплин в настоящее время нуждаются в определении.

Пришлось столкнуться с целым радом проблем при сборе материала, касающегося классических дисциплин, причем две проблемы из них не имеют отношения к современным дисциплинам. Многое из того, что связано с классическими дисциплинами, как заведено, оказалось недоступным широкой публике. А то, что имеет отношение к современным дисциплинам, напротив, относительно свободно от подобных ограничений. Современные представители классических систем скрываются за лабиринтом условностей и групповых традиций, так что намечается тенденция не замечать или не выделять их личную роль в деятельности рю, иначе воинских традиционных школ, к которым они принадлежат. Но в современных дисциплинах, устроенных более демократично, во главу угла ставят личность, особенно того, кто выделяется своим техническим мастерством. Это позволяет исследователю получить непосредственно от тех, кто наиболее сведущ в современных дисциплинах, достаточно объективную оценку мнений, касающихся природы данных дисциплин.

Я очень признателен многим людям за их искреннюю помощь в подготовке данной книги. Среди тех, кто оказался наиболее полезен своими знаниями, были профессор Вататани Киёси, профессор Оцубо Сигэо и профессор Ватанабэ Кэндзи. Я также хочу выразить свою самую глубокую благодарность специалистам в отдельных областях знаний, особенно Сасумори Дзюндзо, Каминоде Цунэмори, Накаяме Масатоши, Сиокаве Тэрукари, Такано Косэй, Като Масатоши, Одзаве Такэси, Ямагучи Гогэну, Ояме Масатацу, Кониси Ясухиро, Хаяси Тэруо, Яде Хадзимэ, Оцуке Хиденори, Сиоде Тодзо, Цуруяме Кэндзи, Томики Кэндзи, Хисе Тадао, Кутиде Сиао, Уэсибе Кисёмару, Сэкинэ Норико, Симаде Тэруко, Саваре Мисао, Отакэ Тадао, Отакэ Рисукэ, Като Хироси и Тэраути Кэндзо. Мне также хотелось бы поблагодарить Всеяпонскую федерацию по штыковым единоборствам, Всеяпонскую федерацию Нагината-до и Ниппон Сёриндзи Кэмпо.

Было бы несправедливо закончить данное предисловие, не выразив мою глубочайшую признательность доктору Джону Б.Хансон-Лоу, доброжелательно отнесшемуся к рукописи и сделавшему много дельных замечаний. Я высоко ценю усилия Кудо Итиро и Такэдо Хидэо, на чьи языковые познания я целиком полагался и которые помогали в переводе трудных мест в японских документах. Наконец, я выражаю свою благодарность Кобояси Итиро, истинному мастеру фотографии, и всей его группе, ответственной за качество включенных в книгу фотографий.