ПОДПИСАНО Э. Э

ПОДПИСАНО Э. Э

«Я знаю, кто я такой: я — памятник рекламный». Эти слова беспощадного Бернарда Шоу Эленио Эррера с полным правом мог бы взять на свой счет. И если он благодаря своим усилиям и своему таланту, который заставляет немощных брюзжать, вывел миланский «Интер» в чемпионы Европы, то он столь же блестяще использовал все возможности рекламы, чтобы прославить свои собственные инициалы — Э. Э. Стоит только произнести их в какой-либо точке футбольного мира, как сразу же начинаются славословия или же ожесточенные споры.

Э. Э. — главарь каторжников… Э. Э. — слуга итальянского капитализма… Э. Э. — супербомба итальянского футбола… Э. Э. — могильщик футбола… Э. Э. — король шумихи… Э. Э. — мистер допинг… Э. Э. — государственный преступник № 1… Э. Э. — единственный в мире… Э. Э. — чудодей современности…

Эленио Эррера любит деньги и не скрывает этого, но он обожает и свою профессию, которой владеет в совершенстве. Он подмечает все, все записывает и ведет секретную картотеку на каждую команду, на каждого игрока, достойного внимания, будь то итальянец, испанец, француз, русский, южноамериканец или представитель Африки. Никто не может застать его врасплох.

Когда в начале сезона 1961/62 годов Эррера приехал в Италию, у него была уже давным-давно сложившаяся репутация. Но Э. Э. никогда не живет старым багажом. Накануне первого матча чемпионата страны он собрал свою команду и с поразительной точностью охарактеризовал стиль игры противника, достоинства и недостатки всех одиннадцати игроков, с которыми предстояло встретиться. Футболисты были поражены.

— Откуда он все это знает? Живет в Италии всего две недели, а о Сампдориа судит так же подробно, как все итальянские тренеры, вместе взятые!

А было все очень просто. С момента подписания контракта с «Интером», он стал собирать самую подробную документацию о всех заальпийских командах. Он делал вырезки из газет, вырезал даже самые незначительные заметки о самых заурядных встречах. И в итоге за шесть месяцев у него накопился обширный материал о будущих соперниках, и он мог без труда ответить на самые каверзные вопросы, касающиеся итальянского футбола.

Э. Э. за несколько секунд завоевал доверие команды. Говорили о чуде. В действительности же тут была организация, работа и чистая психология.

Некоторое время спустя на перроне вокзала в Генуе Эррера обратился к Анжело Моратти, добросердечному патрону «Интера», тифозо № 1 миланского клуба:

— Президент, наш результат с лихвой перекрывает любую победу! Вы, надеюсь, со мной согласны?

— Совершенно, Эленио! — ответил Анжело Моратти.

— В таком случае вы должны дать игрокам премию как за выигранный матч…

Анжело Моратти расхохотался и дал соответствующее указание казначею. Один из присутствующих тихонько обронил:

— Ну и хитрец же этот Эррера! Он-то сам получает вдвое больше, чем остальные игроки…

Да, Эленио Эррера знает свое дело. Он понимает, что может заставить игроков бегать, он ведет их туда, куда хочет, и так, как хочет.

На предложение Анжело Моратти, который однажды посоветовал ему срочно пригласить итало-аргентиица Машио, Эррера ответил: «Я полностью отвечаю за команду. Я формирую ее по своему собственному усмотрению и никому не позволю совать в это дело свой нос. По этому поводу прошу вас больше меня не беспокоить».

И повесил трубку.

Итальянский нефтяной король так и застыл с разинутым ртом на другом конце провода. Никогда в жизни никто не разговаривал с этим миллиардером в подобном тоне! Обычно это были подобострастные слова и угодливые улыбки: «Так точно, синьор. Отличная идея».

Э. Э. точно знал, что он делает, сухо отвечая Анжело Моратти: таким путем он рассчитывал добиться неограниченного доверия супермена, который видит, что дело его находится в надежных руках, и уважения богача, который наконец-то услышал, что ему возражают.

Когда же Эррера положил перед ним подписанный, но незаполненный контракт на 1963—1964 годы, Анжело Моратти был вынужден сам перебросить ему золотой мостик.

— Послушайте, Эленио! Назовите хоть отправную цифру.

— Вы сами знаете, чего я стою, а я знаю, что вы никогда никого не обманывали. Ваши условия станут моими.

Что это? Ловкий ход игрока? Нет: возможно, Э. Э. и рискует, но, будь то на футбольном поле, будь то в жизни, риск у него всегда рассчитан.

Э. Э. на вершине славы. Он прошел длинный путь с того памятного финала на Кубок Франции между парижским «Ресингом» и командой Шарлевиля. Это было в мае 1936 года. Эррере едва исполнилось тогда 20 лет. Он играл левым защитником в арденнской команде и «хозяйничал» перед Жюльеном Дарюи, который впоследствии стал выдающимся французским вратарем. Игрокам Шарлевиля платили совсем немного, и Эррера едва сводил концы с концами. Город имел второразрядную команду, чье появление на зеленом поле стадиона «Коломб» могло показаться просто чудом. Но арденнцы 1936 года не были вульгарными материалистами. Они боролись изо всех сил, не думая о вознаграждении, которое в этот день оказалось в карманах парижан — Хидена, Жордана, Дельфура, Бенанта и Кеннеди, этих фаворитов минуты, одержавших победу всего лишь одним голом.

Эррера был тогда молодым футболистом, затерявшимся в массе энергичных и решительных защитников. Сегодня у него есть все, славе его еще сиять и сиять, ибо он из породы победителей, которые добиваются своего наперекор любым препятствиям.

Однако этот исключительный человек грустит по «Стаду» Франции. Э. Э. гордится тем, что руководил тремя национальными сборными — Франции, Испании и Италии. Он публично хвастает триумфами «Барселоны» и «Интера», но становится почти сентиментальным, когда вспоминает «Стад» 1945 года, где он начинал свою сказочную карьеру тренера в надежде сделать Париж центром европейского футбола.

В то время Эленио Эррера не был еще знаменитым Э. Э. Он едва закончил стажировку под руководством Габриэля Ано, который дал о нем такой отзыв: «Весьма способный ученик, далеко пойдет…» Родившись под счастливой звездой, он сразу же встретил на своем пути редкого энтузиаста. Это был Жан Мало, агент обменной конторы и страстный любитель футбола.

— Мои наличные миллионы или те, которые мне удастся раздобыть, плюс ваши идеи должны покорить Париж, — говорил Жан Мало.

Он был прав. Его прогноз через несколько месяцев осуществился. «Стад» оттеснил своих противников и пробился в первую лигу. С монополией парижского «Ресинга», который очень гордился победами в кубке и званием чемпиона 1936 года, было покончено.

Штаб «Стада» находился тогда в Фезендри, на холмах Сен-Клу. Бывать там доставляло всегда неизъяснимое удовольствие. Чудесный лес, меняющийся в разное время года, манил в свою чащу. Летом — изумрудная зелень, спасительная тень и чистый воздух, не то что в парижском пекле; осенью — нескончаемые прогулки по бескрайнему ковру из опавших листьев; зимой — катанье с гор, игра в снежки и другие мальчишеские забавы, раннею весной — радостное пение птиц и первые теплые лучи солнца.

Вот здесь и находился Эленио Эррера со своими подопечными, довольными счастливой возможностью пожить на лоне природы, в этом земном раю, где так вольготно чувствует себя спортсмен, готовящийся к соревнованиям.

Эленио возглавлял превосходную команду. Он подготовил ее за несколько месяцев и опирался на тройку асов — Бена Барека, Нийера и Доминго, которые неизменно приносили победу. Но добиться максимальной отдачи от этих трех королей, как будет видно из дальнейшего, было непростым делом.

У Бена Барека солидная репутация. Он оправдывал свое прозвище «черная жемчужина», полученное им в 1939 году в марсельской команде «Олимпик». Эррера приметил его в 1944-м неподалеку от Касабланки во время матча между марокканцами и итальянскими военнопленными. Причем отнюдь не случайно (у Э. Э. ничего не бывает случайно): он просматривал там футболистов для команды.

— Такому игроку, как ты, место в Париже и нигде больше, — уверял он его. — Твое возвращение произведет настоящую сенсацию не только во Франции, но даже во всей Европе.

Этого было достаточно, чтобы убедить Бена Барека, который вскоре появился на Лионском вокзале в красной треугольной шапочке на голове. Зачем понадобилась такая шапочка?

— Это мелочь, но так ты произведешь куда больший эффект и твоя фотография обойдет все газеты, — посоветовал ему Эррера.

Разумеется, вся пресса воспользовалась этой живописной деталью. Эррера уже тогда знал, как надо действовать с журналистами.

Бен Барек был введен или, вернее, вновь введен в дело, когда прибыл Ферри Нийер, открытый Э. Э. в Будапеште, куда он прибыл, не имея визы, с одним лишь удостоверением Федерации французского футбола.

Никто не слышал об этом волосатом футболисте, завербованном за кусок хлеба. Но Эррера из собственных источников уже знал, что Нийер обладает пушечным ударом. Так оно и было на самом деле, ибо с тех пор Париж больше не видел подобного ему бомбардира.

Что касается Марселя Доминго, то он приехал прямо с юга, из своего родного края, и в его переходе не было ничего сенсационного. Он просто хотел преуспеть в футболе и считал, что вернейшее средство быстро выдвинуться — это в первую очередь убедить Париж.

Что касается Эрреры, то залог успеха он чаще всего видел в соединении артистизма Бена Барека, наступательной энергии бомбардира Нийера и дарований изящного вратаря Доминго.

Но двадцать пять — тридцать тысяч зрителей, собиравшихся тогда на каждый из матчей, чтобы приветствовать французский «Стад», даже не подозревали о закулисной работе, которую проводил Эррера, о его несравненных дипломатических талантах.

Как это было, к примеру, накануне одного столь долгожданного матча…

Надо сказать, что Бен Барек и Нийер между собой отнюдь не дружили. По правде говоря, они терпеть не могли друг друга! Бен Барек говорил: «Не понимаю, что находят в этом Нийере! Он все, что угодно, только не футболист». Ферри же на своем забавном языке выражался примерно так: «Бен Барек! Бен Барек! Это балаган какая-то, не футбол! Ему давать столько же денег, как я (на самом деле он получал значительно больше), я спрашивать, наверное, Мало сумасшедшая».

Но эти два тайных врага при людях мило шутили друг с другом и производили впечатление добрых товарищей. Когда же остался лишь день до знаменитого матча против «Ниццы», все рухнуло. Африканец перестал разговаривать с Нийером, так что остальные футболисты стали выражать опасение за исход этой истории.

— Если они будут ругаться и на поле, это все равно, что нам играть вдевятером, — говорили они.

— И даже ввосьмером, — добавил Марсель Доминго, — так как у меня начинается ангина, ноги как ватные.

Эленио Эррера отделывался улыбками. После завтрака он незаметно обратился к Бену Бареку:

— Пойдем пройдемся, мне надо с тобой поговорить.

— Пожалуйста, Эленио, но только мне нечего тебе сказать.

— Пойдем, пойдем! Через четверть часа вернемся…

Двое мужчин удалились, исчезнув в чаще Сен-Клу. И там между ними произошел следующий разговор.

— Послушай меня, — обратился Эррера к Пену Бареку. — Я откопал тебя в Касабланке и дал себе слово сделать из тебя первого футболиста Франции. Я это сделал, ты со мной согласен?

— Да, Эленио, вероятно, но…

— Никаких «но». Ты — знаменитый игрок, гений мяча, дирижер, который направляет всех. Без тебя нет команды, нет «Стада», нет Мало, нет Эрреры. Ты отдаешь себе отчет в этом или нет?

— Не совсем. Ты мне столько наговорил! Неужели же благодаря мне существует команда?

— Именно так. Ты должен сделать мне одолжение и не обращать внимания на Нийера, что бы там ни было.

— Но он первый, уверяю тебя, Эленио…

— Я тебе сказал: оставь Нийера в покое. Голы он забивает? Что тебе еще надо? Все же видят, что ты ему преподносишь мячи на блюдечке. Тут и любой не промахнется! Хочешь доказательств? Зрители подмечают малейшее твое движение, а журналистам уже не хватает похвальных слов, чтобы расписать твое несравненное мастерство футболиста, твое врожденное чувство мяча, точность, хладнокровие и неизменную корректность по отношению к противнику. Чего тебе еще нужно?

— Ничего, Эленио. Можешь на меня рассчитывать. В воскресенье я буду играть так, как ты хочешь, и дам хороший урок этому Нийеру!

— Самый лучший в его жизни. Договорились?

— Да, самый лучший…

Эррера и Бен Барек тихонько вернулись из леса и незамеченными вошли в дачный домик «Стада». Эррера сделал вид, будто его заинтересовала беседа, которую вели футболисты.

— Ну что, Ферри, как дела?

— Отлично! У меня порядок.

— Пойдем пройдемся со мной. Я должен сказать тебе кое-что важное.

Эррера взял Нийера под руку.

— Ферри, недавно я говорил о тебе с несколькими руководителями заграничных клубов. Они считают, что ты лучший игрок «Стада». У них там не говорят, что «Стад» одержал победу над «Ресингом», у них говорят: «Нийер разгромил «Ресинг».

— Точно?

— Уверяю тебя! Я думаю, что кое-кому это может быть даже неприятно…

— Бену Бареку?

— Конечно! Ему особенно! Если б он догадывался об этом, он бы просто заболел!

— Дай бог, чтобы ваши слова были правдой.

— Послушай, Ферри! Ну чего ты все время пристаешь к Бену Бареку?

— Он всегда выдумывает разные штуки во время матча, и потом тоже…

— Хватит уже, Ферри, довольно! Один игрок показывает фокусы — это Бен Барек, а другой обеспечивает успех — это Нийер. Посмотри заголовки в газетах! Каждый понедельник ты можешь прочитать: «Потрясающий гол Нийера», «Да здравствует Нийер», «Еще один успех, обеспеченный Нийером». А вот имя Бена Барека надо выискивать. Ну скажи, чего же тебе бояться?

— Вроде бы нечего…

— Молодец, Ферри! Я знал, что наконец ты взглянешь правде в лицо. Послушай, будь я на твоем месте, я бы заставил его краснеть от стыда, этого Бена Барека. Я использовал бы его, да так, чтобы он этого даже не заметил, и добился бы победы. Один, как ты умеешь, когда захочешь, сметая все на своем пути!

— Вы думаете, что Беи Барек заболеть, если у меня успех?

— Он ночь спать не будет.

— Хорошо, Эленио, клянусь голова вбить три раза в сетку.

Двое уже обработаны…

Оставался Марсель Доминго, который никогда ни с кем не ссорился. Это был очаровательный парень, скромный, с классической внешностью первого любовника.

— Будь у меня твоя физиономия, твоя внешность, я бы наверняка завел себе целый гарем, — часто шутил его земляк Костаманья.

Но в этот день о шутках не могло быть и речи. Нужно было убедить третий козырь команды, Доминго, который за завтраком не съел ни крошки и сейчас дрожал от холода в своем кресле.

— Плохи дела, Эленио! — признался он тренеру. — Даже прикоснуться больно. У меня температура градусов сорок. Посмотрите горло. Какая краснота! А лицо! Круги под глазами. Лучше мне отправиться к себе и полежать несколько дней.

— Да, тебе необходимо лечь в постель. Это будет самое верное. Но завтра ты выйдешь на поле.

— Но это же несерьезно, Эленио! Я еле держусь на ногах. Поставьте дублера. Я не хочу отвечать за проигрыш.

— Завтра ты выйдешь на поле!

— Нет, это невозможно…

— Марсель, ты умный парень. Послушай меня. Ты знаешь, что такое сверхформа? Сверхформа — это кратковременное болезненное состояние. В такой момент у выдающихся игроков необычайно обостряется восприимчивость. Черты лица становятся резкими, человек бледнеет, появляется озноб. Это может длиться неделю, иногда проходит гораздо быстрее. И таким состоянием следует воспользоваться максимально, ибо в такой момент игроку доступно все. Так вот, Марсель, тебя мучает не ангина, а сверхформа, которую так трудно достичь.

— Вы ловчите, Эленио!

— Никогда в жизни. О, если б я был в твоем возрасте, на твоем месте — и такой шанс…

— Что бы вы сделали?

— Сыграл бы завтра сенсационный матч — и прямо в сборную Франции!

— В сборную Франции?.. Ради этого стоит попытать невозможное. Бегу ложиться, сплю двенадцать часов — и на стадион.

На следующий день «Стад» разгромил «Ниццу» со счетом 4:0, три мяча забил Нийер, Бен Барек прослыл величайшим футбольным стратегом, и Гастон Барро, отбиравший игроков для национальной сборной, внес имя Доминго в свой блокнот.

Это было в 1946 году. Уже тогда Эленио Эррера умел убеждать и доказывать людям, что все в мире относительно. Сегодня он остается верен себе. Иногда, вечерами, сидя у себя дома, Эррера вспоминает прошлое.

— Эх, если бы Жана Мало в 1946 году окружали достойные люди, если бы его по-настоящему подержали и если бы однажды, отчаявшись, он не бросил свое дело, «Стад» был бы теперь, возможно, «Интером» или «Реалом»…

А он, Э. Э., королем Парижа.