5. Гордость «любителей пирожных» Бегаем с Дасти, 1992–1993
5. Гордость «любителей пирожных»
Бегаем с Дасти, 1992–1993
Пытаться быть кем-то означает предать самого себя.
Курт Кобейн
Отец Дасти все время проводил в барах, мать работала при лютеранской церкви. Она выдавала Дасти 25 центов в день и говорила, чтобы он во что-нибудь поиграл. Дасти тогда было пять лет. Он отправлялся на велосипеде в местный юношеский спортивный комплекс, весь день там играл, плавал, бегал и искал приключений. Когда Дасти исполнилось двенадцать, его отец как-то сел в автомобиль, укатил в бар и больше не появлялся. Вскоре он развелся с матерью Дасти, и он не видел отца много лет. Мать стала встречаться с мужчиной, который ненавидел Дасти и постоянно его доставал. В общем, Дасти дома особо не появлялся.
Я же, наоборот, все время или делал уроки, или помогал маме по дому, или катался на лыжах, или качал «железо» (этому я, к слову, тоже научился в лыжном лагере), или гулял со своей подружкой (оказалось, что девушкам нравятся спортивные ребята).
А Дасти пил. И все это знали. Мы также знали (или думали, что знали), что он запросто может нагрубить копам, что спал он не только со старшеклассницами, но и с барменшами и студентками. На соревнованиях Дасти не просто молча выигрывал – обгоняя соперников, он смеялся над ними, обзывал и всячески оскорблял их родню. У него полностью отсутствовало понятие дисциплины, Дасти просто пускал свой талант по ветру. Это знали все: и «любители пирожных», и городская шпана, и деревенские подростки.
Но весной 1992 года, когда мы с Дасти учились в старших классах, я узнал, что ничего о нем не знаю.
Мы поехали в Рамфорд на национальные юношеские лыжные гонки, и организаторы поселили в нас с Дасти одну комнату. В Рамфорд съехались лыжники из всех штатов, где занимались этим видом спорта. Погода была совершенно ужасная – шесть градусов тепла, снег больше напоминал кисель. Днем пошел дождь, а ночью температура упала, и лыжня превратилась в каток. Но тренеры все равно гоняли нас на тренировки. И Дасти огрызался на них. Он спрашивал, почему мы так мало бегаем. Он говорил, что тренеры идиоты, всем вокруг (включая самих тренеров). Я смотрел на все это и ждал, когда его наконец выгонят. Я никогда в жизни не мог себе позволить огрызаться на взрослых. Я никогда не ставил под сомнение указания тренера. А Дасти посмотрел на мое выражение лица и сказал, чтобы я не парился и что тренеры слабаки. Он называл меня «Джуркой» и «поляком-тупицей», но звучало это из его уст совсем не обидно.
В первой гонке на 10 км за два километра до финиша Дасти поскользнулся на заледенелом повороте и сильно ударился. Он долго возился, пытаясь подняться, и я понял, что что-то с ним не так. А Дасти спокойно заявил, что у него перелом лодыжки. Тренеры сказали, чтобы он заткнулся – нет никакого перелома. Они были уверены, что знают о Дасти все и он просто-напросто требует к себе повышенного внимания. Они сказали, чтобы он как следует выспался ночью и был готов к соревнованиям на следующий день.
Вечером, когда в комнате Дасти снял лыжный ботинок, оказалось, что нога у него фиолетового цвета, почти черного, и опухла так, что больше напоминала волейбольный мяч. Дасти тогда ничего не сказал. Даже не пытался пошутить. И я почувствовал разочарование из-за того, что, может, он и не такой крутой.
Когда Дасти на следующий день собрался выходить на старт, его лодыжка была совсем опухшей. Он даже не мог натянуть ботинок на ногу. Но пытался: не произнеся ни звука, он одним махом все же натянул ботинок. Это заметил один из тренеров, по счастливой случайности оказавшийся еще и врачом. Он понял, что происходит, наорал на Дасти, чтобы тот прекратил это занятие и что его сейчас повезут в больницу. Дасти сделали рентген. Как он и говорил, у него оказался перелом лодыжки.
И вот тогда я понял: я был не прав в отношении Дасти. Он был крутым сукиным сыном.
На следующий день Дасти уже был самим собой. Сначала он забрался в комнату лыжников из Аляски и стырил у них приставку Nintendo. Когда они предъявили претензии, он обозвал их слабаками и начал стрелять в них из водяных пистолетов. Так продолжалось всю неделю. Каждый вечер он притаскивал в фойе отеля кока-колу и имбирную газировку. Он плел байки о том, как за ним гонялись копы. Он рассказывал о женщинах, с которыми переспал. Он рассказал, что как-то подружился с парнем, который знал, какие из кладовок уборщиков туалетов в Университете Миннесоты в Дулуте не закрывались на ночь, и украл 90 рулонов туалетной бумаги, а потом развесил ее на домах людей, которым хотел насолить. Он рассказал, что как-то пробежал восемнадцать миль от своего дома до линии старта международного марафона Grandma’s Marathon в Дулуте, потом пробежал сам марафон, а затем еще и пять миль обратно.
Если я отвечал тренерам «Да, так точно, сэр!», то Дасти: «Какого черта вы нас заставляете это делать?» Я носил рубашки, застегнутые на все пуговицы, а Дасти брил свой череп. Мы были очень разными, и это всем бросалось в глаза. Но что не было видно со стороны, так это то, что у нас были общие интересы и то, какие усилия мы прилагали для достижения поставленной цели. Когда Дасти рассказывал всем про свои невероятные приключения и сверхчеловеческую выносливость, все улюлюкали и ржали, все думали, что он заливает. Но только не я. У него было качество, благодаря которому он продолжал двигаться дальше уже после того, как все позади остановились. Я не совсем понимал, как это работает, но хотел этому научиться.
К выпускному вечеру на деньги, заработанные в баре «Сухая пристань», я купил у дедушки Эда его старую бежевую «тойоту короллу», так что теперь я мог две мили от дома до работы проезжать, а не бегать бегом или на лыжах. Я был президентом местного отделения организации «Лучшие ученики нации» (National Honor Society), читал Александра Солженицына и Генри Торо. Я уже задумывался о том, чтобы жить где-то за пределами Проктора и Дулута, и даже Миннесоты, о жизни, не похожей на жизнь в нашем домике на отшибе, у проселочной дороги. Но ясно эту жизнь я пока себе не представлял. И не знал, как сделать, чтобы жизнь эта стала реальностью. Я хотел продолжать заниматься беговыми лыжами в колледже и учиться на врача. Я уже вполне неплохо помогал маме, я подружился с ее физиотерапевтом. Стив Калин был парнем простым, совсем не похожим на того врача, который чуть не подсадил меня на таблетки от давления. Стив обычно помогал маме подняться, а когда она не хотела вставать с постели, помогал мне уговорить ее. У нее на бедре был шрам от операции после того падения, но меня он не шокировал. Стив говорил, что это хороший признак и из меня выйдет физиотерапевт: я был не брезглив.
В речи на выпускном вечере я сказал: «Я бы хотел поделиться с вами четырьмя советами, которые могут помочь вам и людям, вас окружающим» (текст той речи сохранился у меня до сих пор).
«Во-первых, я бы хотел попросить вас быть особенными, не такими, как все.
Во-вторых, старайтесь всегда помогать другим, а не думать только о себе.
В-третьих, все люди могут достичь своих целей. Не позволяйте никому уговорить вас отступиться от вашей цели
И последнее: сделайте все, что можете, пока молоды. Сделайте все возможное, чтобы продолжать добиваться своих целей и реализовывать мечты, даже если это сейчас кажется невозможным».
Все это, конечно, хорошо на словах, на самом же деле я не знал, какие у меня цели и мечты, кроме занятий лыжами и учебы на физиотерапевта. Я знал, что хочу поступить в колледж, но отец дал понять, что не сможет платить за обучение и что я должен буду зарабатывать на это сам. Я хотел поехать в Дартмут, но колледж из группы Лиги плюща мне был не по карману. В конце концов я остановился на колледже Святой Схоластики, в котором училась мама. Это частный колледж современных искусств, но в нем сильная медицинская программа. Самое положительное (и отрицательное тоже) было то, что я мог продолжать жить дома и помогать своим. Гипертонус мышц у мамы продолжал повышаться, Стив приходил все реже – он теперь уже мало чем мог помочь. И поездки на лекции были для меня некой формой свободы (звучит ужасно, но это именно так).
Изо всего нашего городка Проктор в тот год в колледжи пошли только пять человек, все мои одноклассники после школы сразу устроились на работу. Я тоже работал в Дулуте в магазине NordicTrack, он располагался в торговом комплексе Miller Hill. Я носил рубашку-поло, демонстрировал покупателям разные тренажеры и продавал их. Я был вежлив, я все знал о тренажерах, имитирующих лыжный ход. Грек Ник, работавший там же по вечерам, познакомил меня со своей дочерью, мы стали встречаться. Я изучал средневековую историю, химию и основы композиции. Я ел в «Макдоналдсе» в торговом центре по меньшей мере четыре раза в неделю – брал два сэндвича с курицей, большую порцию картошки и колу. Пока я был ребенком, я практически не пробовал фастфуд: это была роскошь, которую мы не могли себе позволить. То, что в любой момент я мог купить гамбургер или сэндвич с курицей, для меня было настоящим символом свободы. Ну, и вкусно было тоже. И если простых смертных и устраивали все эти овощи и жареная картошка, то я был спортсменом, а спортсменам нужен белок. То есть мясо.
В тот сезон я встал на лыжи осенью, но поучаствовал всего в трех соревнованиях. Это вообще был цирк. Нас в колледже тренировал тренер по бейсболу. Одели нас в форму, которую команда девушек выбросила еще пару лет назад. В общем, чтобы просто оставаться конкурентоспособным, я бегал. Часто в одиночку. Но в основном с Дасти.
Мы вместе ездили на разные соревнования, и пока я заправлял машину, он мог вывалиться из магазинчика на заправке со стыренным пакетом чипсов в кармане. Я удивляюсь, как его ни разу не арестовали. Пока я вел свою старую колымагу, Дасти сидел на пассажирском сиденье и мог вытянуться из окна, чтобы «дать пять» лыжникам, шедшим навстречу. Ему нравились рестораны, в которых был шведский стол. Он научил меня раскладывать по карманам куртки куски пиццы, если в желудок больше ничего не лезло.
В свободное от мелких краж, приключений и бега время Дасти работал в магазине лыжного инвентаря Ski Hut. На работу даже в пятнадцатиградусный мороз он ездил на велосипеде (с привязанными к нему лыжами). Так что с выносливостью у него было все в порядке.
Конечно, Дасти всегда «делал» меня на дистанции. Он был сильнее, быстрее, а я, памятуя об истории с переломом его лодыжки, никогда не считал себя настолько крутым. Мы оба это знали. Но знали и то, что я постепенно меняюсь. У Дасти была традиция – каждый год во время рождественских каникул он участвовал в лыжной гонке на 90 километров. Он называл это «Девяностокилометровым днем». Парня, который организовал эту гонку, звали Рик Калаис, он был тренером в Центральной школе Святого Павла, и все его звали Рикером. На старт гонки выходили самые крутые и упорные лыжники. Еще когда мы учились в школе, Дасти спрашивал, не хочу ли я пробежать вместе с ним. Конечно, он меня обогнал, но сказал, что они с Рикером на последних десяти километрах каждую минуту оглядывались: настолько близко я держался за ними. Дасти понимал, что у меня не его космическая скорость, и не мог поверить в то, что я держался за ними. Рикер до сих пор говорит: «Тот “Девяностокилометровый день” был днем рождения Джурека».
Дасти постоянно поддевал меня по поводу колледжа, говорил, что в своей рубашке-поло в магазине NordicTrack я выгляжу как дебил, что я слишком правильный. А я ему завидовал и все пытался представить, каково это – никакой ответственности и никаких проблем. Я пытался представить, каково это – жить как Дасти.
Однажды вечером в марте, в первый год учебы в колледже, я пришел домой чуть позже, чем обещал. Отец сказал, что если я обещаю быть дома в какое-то время, я должен быть дома. Я ответил, что он должен понять: у меня есть жизнь и вне дома, я работаю, учусь, и у меня много чего происходит. Но отец меня даже не слушал. Он сказал: «Раз дома не нравится, живи где хочешь. У нас такие правила».
Я думал, что он сгоряча сказал, чтобы я уходил из дома. Но отец был серьезен. Он действительно это имел в виду. Он сказал еще: «Я больше не хочу, чтобы ты был с нами». Мы оба наорали друг на друга, мама плакала. Она тогда себя неплохо чувствовала, но вряд ли могла что-то изменить. У меня на следующий день должен был быть экзамен по химии. Я сгреб в охапку книги, закинул их в рюкзак и, даже не взяв никакой одежды, вышел из дома. Доехал до туристической парковки на вершине холма Томсон-Хилл, остановился и просто сидел в машине. Было дико холодно. Я не знал, где буду жить и какие перемены теперь меня ожидают. Но я знал, что делаю то, что должен делать. Я поставил машину под фонарь, открыл учебник по химии. И принялся учить.
Хлеб-пицца для длительных пробежек
Когда я был подростком в Северной Миннесоте и ел все подряд, сама идея пиццы без сыра была подобна зиме без снега: явление интересное, но нереальное. Теперь я веган и взрослый. Но до сих пор найти вкусную веганскую пиццу – проблема. Поэтому я делаю ее самостоятельно. Этот рецепт не просто особенный и вкусный, его еще и легко запомнить, и готовится пицца очень быстро. Секретный ингредиент этой пиццы – пищевые дрожжи, так называемая «пыль для хиппи», желтые хлопья, обеспечивающие маслянистый сырный привкус любому блюду, к которому их добавляют. А еще в них много витамина В, включая особо важный витамин В12.
Тофу «Фета»
Ингредиенты:
250 г твердого тофу
2 ст. л. светлой соевой пасты мисо (желтой или белой)
3 ст. л. дрожжей
1 ч. л. лимонного сока или яблочного уксуса
Слейте воду с тофу и немного отожмите его. В небольшой миске разотрите все ингредиенты толкушкой для картофельного пюре или деревянной ложкой до образования однородной массы, схожей с сыром типа «Фета». Отставьте в сторону и займитесь приготовлением соуса.
Соус
Ингредиенты:
1 банка консервированной томатной пасты, 200 мл
1 ч. л. сушеного измельченного лука
? ч. л. сушеного измельченного чеснока
1 ч. л. итальянских сушеных пряных трав[4]
1 ч. л. соли
? чашки воды
? ч. л. молотого красного перца (по вкусу)
В небольшой плошке хорошо смешайте томатную пасту, сушеный измельченный лук и чеснок, итальянские приправы, соль, воду. Добавьте для остроты, если хотите, красный молотый перец. Отставьте в сторону.
Основа
Можете использовать любой хлеб однодневной давности, на выбор (мне нравятся готовые оливковые лепешки)
Или
1 буханка хлеба
Порежьте хлеб тонкими ломтиками в 1–2 см толщиной
Добавки для пиццы
Для меня шпинат, сушеные помидоры и оливки – любимое сочетание из-за яркого цвета и исключительного вкуса. Вы можете спокойно использовать 3–5 видов любимых овощей.
Ингредиенты
1,5 чашки мелко нарубленного свежего шпината
? чашки мелко нарубленных сушеных помидоров
? чашки мелко нарезанных оливок сорта каламата
Разогрейте духовку или гриль до 220 °C. Сформируйте пиццу следующим образом: на каждый ломоть хлеба намажьте тонкий слой соуса. Затем добавьте немного шпината, помидоры и оливки. И последнее – покрошите сверху «Фету» из тофу. Запекайте 10–12 минут, до получения золотистой корочки на хлебе и овощах.
Остатки ингредиентов пиццы можно остудить, запаковать в полиэтиленовые пакеты и положить в морозилку до следующего забега на длинные дистанции или просто до следующего обеда.
Получается 4–6 порций.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.