Глава 7 От натуральной еды к натуральному хаосу

Глава 7

От натуральной еды к натуральному хаосу

Потребитель не только не должен причинить вред своему здоровью или не отравиться, приобретая какой-либо продукт, он должен получить именно то, что он рассчитывал приобрести, когда читал этикетку. Если установлены новые стандарты для питания, если новые знания о нем — а некоторые положения более невероятны, чем любая фантастика, — становятся основой для рекламных кампаний, потребитель и добросовестные предприниматели должны быть уверены, что эти новые открытия не будут использованы во вред различными шарлатанами[277].

Пол Макнатт, председатель Национальной конференции «Задачи питания» по вопросам питания и обороны, 26 мая 1941 года

Магазин «Главной корпорации по продуктам питания» (General Nutrition Corporation, GNC) — так официально называется общенациональная сеть магазинов БАДов, — расположенный недалеко от места, где я выросла, выглядит наполовину как декорации из фантастического фильма, а наполовину — как аптека XIX века. Его полки уставлены товарами, многие из которых удивляют своими высокотехнологичными, но малопонятными названиями типа «ВиталиКОР Дейли Мейнтейн» или «Целлюкор М5 Экстрим». Но несмотря на всю современную упаковку, светодиодную подсветку и невероятное количество «науки», во всем этом есть что-то очень анахроничное. Когда я зашла в этот магазин в один погожий январский день, мне показалось, что я переместилась в прошлое.

Моя цель была сугубо дерматологической: после трех-четырех спокойных недель моя кожа снова стала очень чувствительной. От моего гипоаллергенного обручального кольца у меня возникла сыпь, на руках появились сухие участки, к тому же все это сопровождалось сильным зудом. Я пыталась найти ответы, пользуясь достижениями современной западной медицины: сдала анализы на сотни аллергенов и была на приеме у нескольких дерматологов, но ничего, кроме выписки стероидных кремов и выдачи купонов Aveeno{37} (а моя страховая компания между тем оплачивала внушительные счета), добиться от докторов не смогла. Таким образом я пришла в GNC с той же целью, которая приводит сюда и многих других людей: я хотела найти решение своей проблемы среди БАДов.

Под БАДами я необязательно имею в виду витамины, хотя эти термины часто путают и употребляют некорректно. На самом деле с технической точки зрения все витамины — это продуманно подобранные биологически активные пищевые добавки. Но не все БАДы являются витаминами — это понятие также включает в себя все другие легальные нелекарственные препараты, которые вы можете принимать для поддержания здоровья, включая растительные компоненты, аминокислоты, энзимы, метаболиты и такие пугающие «органические ткани и железы» (которые представляют собой ровно то, что следует из названия, — выращенные органические ткани и железы)[278]. Возможно, именно из-за этой путаницы в понятиях, когда я рассказывала, что пишу книгу о витаминах, люди редко спрашивали меня про витамины, которые содержатся в натуральной пище. Вместо этого они говорили о витаминах с БАДами и подразумевали, что речь идет о таблетках.

Даже на полках многих аптек используется обозначение «Витамины», хотя на самом деле имеются в виду биологически активные добавки. Некоторые производители, правда, стараются объяснять различия, но большинство компаний прекрасно себя чувствуют, называя свои добавки хондроитина витаминами из-за всеобщих позитивных коннотаций, связанных с этим словом. В частности, так поступает Vitamin Shoppe — один из конкурентов GNC. Существует всего тринадцать витаминов, а этот магазин продает более 18 тысяч разновидностей продукции, содержащей в своем наименовании слово «витамин»[279].

Несмотря на пересечение в своих категориях, есть существенное различие между традиционными витаминами в таблетках и более экзотическими продуктами, встречающимися на полках GNC, будь то китайские лечебные травы, или составы на основе растительного сырья, или какие-либо патентованные продукты с абсолютно сумасшедшими названиями. Например, мы знаем, что представляют собой витамины в химическом плане. Мы имеем общее представление о том, как они работают в нашем организме. Вопрос, нужно ли принимать дополнительные витамины в таблетках, будет спорным, но нет никаких сомнений в том, что все эти тринадцать веществ очень важны для здоровья человека. Их безопасные употребление и дозировка были изучены в основном в ходе контролируемых испытаний. Мы имеем некоторое представление о том, как они взаимодействуют с лекарственными препаратами, и знаем примерную дозировку, нарушение которой плохо скажется на нашем самочувствии. Существует множество рецептур и составов, но нет единственно верного рецепта для стандартных витаминов. Информация об их наличии в продукте приведена на этикетках, и практически все эти продукты содержат в себе суточную норму. Поскольку большинство витаминов в БАДах имеют синтетическую природу, их потенциал не зависит ни от условий выращивания растений для добавок, ни от времени года, когда они были собраны (хотя оба этих фактора могут влиять на травы и растительное сырье). И наконец, если производитель заявляет о том, что в этом продукте содержится витамин С, значит, скорее всего, он действительно в нем содержится.

Все это не обязательно верно для невитаминных и неминеральных добавок. Соответственно, я полагаю, что государственные регулирующие органы не будут рассматривать их таким же образом.

Я изучала на дисплее какое-то гомеопатическое средство, когда ко мне подошла продавец. На ней были очки в тонкой оправе и шерстяная шапочка.

— Может, вам помочь? — спросила она.

Я рассказала ей о своих проблемах с кожей. Она на секунду задумалась.

— Вы принимаете рыбий жир?

Да, я его принимала.

— В каком количестве?

Я сказала, что последнее время пью по несколько капсул ежедневно, что в сумме получается около грамма EPA (эйкозапентаеновой кислоты) и DHA (докозагексаеновой кислоты) — двух жирных кислот, содержащихся в рыбьем жире, которые отвечают за правильную работу мозга и сердца.

— Тогда, может быть, вам попробовать омега-7? — предложила она. — Они очень полезны для кожи.

Я бросила на нее быстрый взгляд. За все время изучения жирных кислот — а ведь я специализируюсь на теме здоровья и провела множество исследований, в том числе и рыбьего жира, — я никогда не слышала об омега-7.

— Это другая разновидность жирных кислот — ее получают из крушиновой облепихи, — пояснила она.

— Крушиновой облепихи?

— Она произрастает в очень суровых условиях, — продолжила продавец уверенным тоном, который не позволял усомниться в ее словах. Она провела меня за угол и подвела к экрану, на котором выбрала две иконки: «Сверхкритический омега-7» и «Силы крушиновой облепихи». Состав оказался почти одинаковым, и потому мой выбор был обусловлен исключительно наименованием продукта. Поскольку мне не хотелось иметь дело с добавкой, название которой напоминало название элитной военной части, я нажала на «Сверхкритический омега-7».

«Помимо того что польза крушиновой облепихи для самого большого органа человека — кожи — была подробно описана еще в древних текстах, — гласила надпись в рамочке, — у этой ягоды также богатая история использования в Тибете и Монголии для внутренних чувствительных органов, в частности мукоидных мембран, которые расположены вдоль желудочно-кишечного тракта, верхнего респираторного тракта и вагины. Способность этого растения увлажнять и успокаивать данные чувствительные внутренние области делала его незаменимым в традиционном траволечении. Эта способность подтверждается множеством современных исследований».

Забудем про чувствительные внутренние области — само описание заставило почувствовать себя спокойнее. Все дерматологи, которых я посещала, отвечали на мои вопросы уклончиво (что сильно раздражало), они не могли даже поставить конкретный диагноз, не говоря о лечении. Надпись на этикетке, напротив, была четкой и обнадеживающей и вызывала в голове образы древних мудрецов, обладающих теми знаниями, которые растеряла современная медицина. И в то время как нынешние доктора выдвигали осторожные предположения («Такое иногда встречается…», «Наверное, это экзема, но мы не можем быть полностью уверены…»), крушиновая облепиха давала точное обещание: это решит твои проблемы с кожей, не сомневайся! Давайте не будем забывать, что, помимо всего прочего, ее сила действительно была описана в древних текстах и, кроме того, у нее есть богатая история использования в Тибете и Монголии — и все это подтверждено современными исследованиями. Этикетка этой, как и многих других пищевых добавок, была словно окутана аурой Древнего Востока и его мудрости, словно ожидавшей того, чтобы ее открыли заново. Фармацевтика лечения натуральными средствами была готова заявить о себе там, где терпела поражение традиционная западная медицина. И даже вопреки врожденному скептицизму, мне так и хотелось воскликнуть: «А что если эта штука действительно работает?»

И, задав себе этот вопрос, я почувствовала, как в душе затеплилась надежда (по крайней мере в отношении кожи) — приятное ощущение, которое я не испытывала уже долгое время. И пока я изучала другие упаковки — расторопши пятнистой для печени, гинкго для улучшения работы мозга, капсулы для повышения репродуктивности («подарок природы для будущих мам»), — вдруг поняла, что основной движущей силой всех этих БАДов, выставленных на полках магазинов и аптек, была именно надежда. И если смотреть на ситуацию с этой точки зрения, то восемнадцать тысяч наименований, продающихся в Vitamin Shoppe, приобретали совсем иной смысл: когда так называемые эксперты ничем не могут нам помочь, мы просто вынуждены для собственного успокоения обращаться к синтетическим добавкам. И чем более отчаянным кажется нам наше положение, когда современная медицина сдается и опускает руки, тем более привлекательными становятся для нас «древняя мудрость» и пилюли, в которых она содержится.

К сожалению, когда я прочитала описание крушиновой облепихи еще раз, то поняла, что оно не такое уж вдохновляющее. Если вдуматься, то в принципе непонятно, о чем в нем вообще говорится. Что такое «травяная система»? С каких это пор Монголия является столицей медицинских знаний? И в ходе каких таких «многочисленных современных исследований» проводилось изучение влияния крушиновой облепихи на вагины?

Я задала все эти вопросы девушке-консультанту, правда, достаточно сильно их перефразировав. Знает ли она что-либо о подтвержденных клинических испытаниях этой добавки? Что она может сказать о ее качестве? Была ли она одобрена FDA? Консультант ничего не знала об исследованиях, но на личном опыте могла гарантировать, что качество продукции конкретно этого производителя очень высокое. А что насчет FDA?

— Они специализируются на лекарственных препаратах, — сказала она, — а такого рода продукция их не касается.

Ситуация, когда FDA «не касается» продукции, оборот которой оценивается в США в 32 миллиарда долларов, выглядит как минимум странной[280]. Но консультант настаивала на своих словах. К тому времени как я покинула магазин с упаковкой облепихи в руках, мне на ум пришли вопросы куда серьезнее. Я жаждала понять, как же мы, покупатели, можем так спокойно принимать ситуацию, когда витамин С относится к той же категории препаратов, что и гибридный сжигатель жира под мягко говоря странным названием «Бешеный фрик» или капсулы с выращенными железами. Как мы достигли той точки, когда от производителей БАДов в США (количество наименований продукции которых намного превышает тринадцать витаминов) не требуется вообще никаких тестов на их безопасность и эффективность, хотя государственное регулирование, кажется, только возросло?

Ответы на эти сложные вопросы можно найти в истории витаминов. Да, витамины и БАДы — это вовсе не одно и то же, но эти две категории тесно связаны между собой. Открытие витаминов привело к пониманию, что это не просто натуральные вещества, содержащиеся в продуктах питания, которые могут лечить и предотвращать смертельные заболевания, а что эти вещества бывают буквально чудодейственными, способными спасать жизни без побочных эффектов лекарственных препаратов. Во многом благодаря витаминам высказывание Гиппократа «Пища должна быть лекарством, а лекарство должно быть пищей» приобрело совершенно новый смысл.

Позже, когда витамины научились синтезировать искусственным путем, границы массового определения натурального расширились (якобы теперь мы можем найти это натуральное не только в пище и растениях, но и в таблетках), и это привело к возникновению идеи о том, что обычная еда сама по себе недостаточна и нуждается в дополнительных добавках. Наше желание заполнить эту нишу в питании, а также увлечение идеей, что пища является лекарством, природу можно заключить в таблетки, а все природное и натуральное безопасно по определению, распахнуло двери той многомиллиардной индустрии пищевых добавок, которая и существует сегодня.

Эта индустрия не может существовать без нормативно-правовой базы, созданной для ее поддержки. В то время как в прошлом веке санитарный надзор за качеством пищевых продуктов и медикаментов все более ужесточался, благоговение перед витаминами и вера в них дали индустрии пищевых добавок прекрасную точку опоры для широкого распространения мифа о значимости добавок, что, в свою очередь, привело к упрощению нормативных требований. Подробности того, как это стало возможным, удивительны. Когда же вы рассмотрите американскую нормативно-правовую базу по добавкам в контексте ее применения к продуктам питания и даже к лекарственным препаратам, эта история станет еще более странной.

Истоки этой нормативной базы можно отнести к 1862 году, то есть к тому времени, когда витамины еще не были открыты, а самой идеи о пищевых добавках не существовало и в помине[281]. В это время президент Авраам Линкольн учредил бюро сельского хозяйства и вместе с ним первый отдел химии — организацию, постепенно преобразовавшуюся в Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов, то самое FDA. (FDA — федеральное агентство, которое занимается контролем качества пищевых продуктов, добавок, лекарственных препаратов и многих других категорий товаров на американском рынке{38}.) Сказать, что отдел химии начинал с малого, — это не сказать ничего: он состоял из одного-единственного сотрудника, химика, который раньше работал в патентном бюро и тестировал удобрения и корма для животных на предмет фальсификации и подделок.

Несмотря на скромное количество рабочей силы, необходимость в существовании такого отдела, а также в подготовке химиков-аналитиков была очевидна с самого начала. К середине XIX века распространение фальсификатов полностью вышло из-под контроля[282]. Развитие транспортной системы и новых технологий перенесло производство с местных ферм и мастерских на удаленные фабрики, анонимизация производителей сделала более легкими такие способы снижения себестоимости, как, например, разбавление молока водой, подмешивание сульфата меди в муку (сульфат меди хорошо абсорбирует воду, в результате хлеб делается тяжелее) или даже добавление измельченных вшей в коричневый сахар (они имеют похожую консистенцию){39}. А так как недобросовестные производители все чаще обращались к химии для своих «трюков», необходимость в химиках-аналитиках, которые смогли бы раскрыть обман, возрастала.

На серьезность ситуации указывает изданная в 1846 году книга под названием Adulterations of Various Substances Used in Medicine and the Arts («Фальсификаты различных веществ, используемых в медицине и производстве»), представлявшая собой, по сути, руководство для фармацевтов и врачей по выявлению возможных подделок среди веществ, с которыми они работали, а в случае с лекарствами она давала возможность свериться со списком разрешенных препаратов, перечисленных в Фармакопее{40} США. Это руководство охватывало самые разные товары — от продуктов питания, таких как сидр, пиво, корица, кофе, молоко, оливковое масло и газированная вода, до сургуча и пороха[283]. В нем приводилась информация о том, как проверить, не поддельным ли является мышьяк («Если вы поместите его на горячие угли, то почувствуете сильный запах чеснока») или китовый спермацет («Должен быть рыхлый и слегка маслянистый»), или (не будем упоминать Гарри Поттера с его невероятными ингредиентами наподобие крови дракона, желчными орехами, маслом кротона, вьюнком скрипковидным и зловонной камедью) определить, насколько хороша камедесмола, лучшие образцы которой можно было найти в «крупных кусках плитного антрацита».

Как в своем роде наиболее всеобъемлющий информационный источник, это руководство было чрезвычайно полезным для фармацевтов и продавцов, которые заботились о качестве своего товара. Но оно не могло решить саму проблему: американские продукты, особенно медицинские препараты, в то время подделывались настолько часто, что по количеству их можно было сопоставить с современными китайскими подделками[284]. Европейские страны даже ввели эмбарго на продукты питания из Америки[285]. Еще один показатель — фальсификаты доставляли столько проблем Главному медицинскому управлению ВМС США, что оно перестало закупать лекарства у местных производителей и открыло собственное их производство[286].

Помимо многочисленных подделок лекарственных препаратов вызывало беспокойство возросшее число различных «патентованных» или «собственных» лекарств на рынке — не прошедших испытаний средств от всех болезней, которые мог запустить в продажу любой предприниматель. Производители не были обязаны указывать состав, что и приводило к засилью тех самых «патентованных» средств, многие из которых, конечно же, патентованы не были[287]. В тех случаях, когда производители все же официально регистрировали свои творения, они в основном сосредоточивались не на содержании, а на упаковке, товарных знаках и защите продукции, что проявлялось в особой форме бутылочки или коробочки (решающий фактор выбора для неграмотных людей), а также на сопроводительных рекламных текстах.

Производители таких средств имели достаточно времени, чтобы разработать дизайн упаковки, потому что никаких правил или нормативов для подобных лекарств в то время не существовало. В XIX столетии не предъявлялось никаких требований к маркировке и контролю качества и не проводились тесты на безопасность продукта. И если бы в результате подобного отсутствия надзора появлялись просто недостаточно эффективные препараты, это было бы полбеды — во многих случаях прием лекарств в Америке XIX века мог иметь весьма опасные последствия.

Переломить данную тенденцию и создать организацию — предшественницу FDA удалось Харви Вашингтону Уайли. Уайли родился в 1844 году в Индиане и был шестым ребенком в семье[288]. Он вырос до 180 сантиметров и весил более 90 килограммов, у него были карие глаза и черные волосы[289]. («Некоторые утверждали, что он неказистый, — писал его коллега, — но при личной встрече оказывалось, что это очень колоритный и интересный человек»[290].) Его родители были очень набожными и, несмотря на собственный недостаток образования, старались обеспечить своим детям как можно более качественное обучение.

В 1863 году этот юноша покинул свою ферму и прошел пять миль по грунтовой дороге, чтобы поступить в Ганноверский колледж[291]. После учебы, отслужив в армии, он получил медицинскую степень в медицинском колледже Индианы и степень бакалавра наук в Гарварде (куда поступил спустя несколько месяцев), преподавал греческий и латынь, а также съездил в Германию, где учился у лучших химиков того времени. В 1874 году Уайли получил звание профессора химии в новом Университете Пердью, где за ним закрепилась репутация забавного человека, поскольку он всегда приезжал в кампус на никелированном внедорожном велосипеде с большим передним и маленьким задним колесом, с защитными наколенниками, надетыми поверх модного костюма[292].

К сожалению, «печально известное происшествие с велосипедом в 1880 году»[293], на которое обратил внимание попечительский совет, не прошло для него бесследно («Представьте себе мои чувства и чувства других представителей совета, когда мы увидели, как один из наших членов, одетый как обезьяна, разъезжает верхом на колесе по улицам города!» — писал один из пришедших в ярость представителей правления.) Вскоре после этого Уайли решил оставить университет. Он отправился в организацию, которая отнюдь не славилась своим чувством юмора, стал главой отдела химии Министерства сельского хозяйства США, который был предшественником FDA. Посвятив несколько лет изучению сахара и его свойств (именно по этой причине его называют отцом сахарной промышленности[294]), он переключил свое внимание на фальсификаты продуктов питания.

В 1887 году отдел Уайли выпустил Bulletin 13 («Вестник № 13»), первый том издания Foods and Food Adulterants («Продукты питания и их фальсификаты»). Этот труд начинался с описания молочной продукции и постепенно превратился в подробное руководство, состоявшее из десяти частей, занимавшее в общей сложности 1400 страниц и публиковавшееся на протяжении шестнадцати лет, в котором описывались все самые современные методы для выявления поддельных продуктов питания, лекарственных препаратов и сельскохозяйственной продукции. Вы можете подумать, что общественность не сильно жаждала изучать научные статьи с описанием и анализом различных сортов муки или призывами не продавать соленья с добавками меди. Но, по словам одного обозревателя, это руководство было «настолько востребовано, что часто его в принципе невозможно было достать»[295], и это в очередной раз подтверждает: наши современные страхи по поводу еды на самом деле не так уж и новы.

В ходе своих исследований Уайли подозрительно отнесся к консервантам и усилителям вкуса, добавляемым в продукты, например к сульфату меди, благодаря которому старые овощи выглядели более зелеными и свежими, и буре, улучшавшей запах тушенки сомнительных сортов. Многие из его подозрений подтвердились: различные консерванты включали в себя ингредиенты, которые в наше время считаются токсичными и вообще запрещены[296]. Но тогда не было никаких требований к безопасности[297], и представители компаний, которые закупали такие консерванты для использования в собственном производстве, утверждали, что не имели ни малейшего представления, какие химикаты они содержат. И скорее всего, это было правдой, ведь никто не обязывал производителей консервантов публиковать их состав.

В 1902 году Уайли, заработавший к тому моменту репутацию борца за «чистую еду», получил несколько тысяч долларов от Конгресса в качестве финансирования исследования и тестирования консервантов. Он дал объявление в газете о том, что ищет десяток добровольцев, «молодых и крепких людей», которые должны обладать «максимальной устойчивостью к вредному воздействию поддельных продуктов»[298]. После того как добровольцы согласились принять участие в эксперименте, рассчитанном на шесть месяцев, и подписали договор, в соответствии с которым правительство не несет ответственности за возможные последствия, он превратил подвал в почтовом отделении в экспериментальную столовую и попросил их употреблять только те продукты питания и напитки, которые они будут получать в этом помещении, сидя за белыми «гигиеническими столами». Он назначил им регулярно проходить медицинское обследование и обязал их всегда иметь при себе емкости для сбора мочи и кала. После этого он стал кормить их продуктами с химическими консервантами и ждал, что же получится в результате.

Уайли начал со сливочного масла с добавлением борной кислоты[299], но после того, как испытуемые начали жаловаться на вкус, стал выдавать химикаты в виде капсул. За борной кислотой последовали салициловая кислота, серные кислоты и сульфиты, бензойная кислота, бензоат натрия и формальдегид[300]. Удивительно, но Уайли не испытывал трудностей с привлечением добровольцев, хотя они знали, что употребляют непротестированные консерванты. И конечно же, у него не было никаких проблем с привлечением прессы. Газеты быстро окрестили его группу «Ядовитым отрядом»[301], после чего она довольно быстро приобрела популярность по всей стране, и даже в музыкальных шоу о ней исполняли песни. В качестве примера приведу слова из одной такой песенки, исполненной в шоу Лью Докстейдера в октябре 1903 года:

Давай с тобой заглянем в известный институт,

Найдем там Уайли-доктора, его все знают тут.

Огромная команда — и все его друзья,

Они едят продукты, каких другим нельзя.

На завтрак им печенка — почти что цианид,

В обед огромный тортик — съедобный лишь на вид.

На ужин будут фрукты с добавкой мышьяка.

— Ну как твое здоровье? — Спасибо, жив пока[302].

Никто из добровольцев в процессе исследований не погиб. Также нет никаких данных о возникновении опасных долгосрочных последствий, однако в краткосрочной перспективе отмечалась масса поводов для беспокойства. Большое количество борной кислоты, например, вызывало расстройство желудка, способствовало сильной головной боли, боли в животе и в результате приводило к полной потере трудоспособности[303]. (Борная кислота была запрещена к применению в качестве консерванта.) Три других химических вещества, протестированных в первой части эксперимента, приводили к таким же или даже еще более тяжелым последствиям[304].

В ходе этого эксперимента Уайли пришел к выводу, что множество консервантов были откровенно опасными, и переключил свое внимание на подготовку закона, который бы максимально сократил их использование в пищевых продуктах[305]. Однако развивающиеся представители компаний — производителей пищевых продуктов противились принятию этого закона, делая заявления, очень напоминающие современные: что химикаты вовсе не так уж вредны, как утверждает Уайли, что правительство не должно вмешиваться в бизнес и что подобные законодательные изменения только посеют ненужную панику[306].

Заручиться общественной поддержкой Уайли смог благодаря нескольким событиям. В 1905 году дотошный журналист по имени Самюэль Гопкинс Адамс опубликовал первую из десяти частей своей важной серии статей в журнале Collier, в которой раскрыл многие опасности неконтролируемых патентованных лекарств. Помимо прочих примеров, в ней описывалась ситуация с «успокоительными сиропами» для младенцев, высокое содержание морфина в которых, по сути, превращало детей в маленьких наркоманов[307]. В 1906 году, на следующий день после того, как была опубликована последняя статья Адамса, вышла в свет книга Эптона Синклера The Jungle («Джунгли»), в которой он рассказывал об отвратительных методах, применяющихся в производстве на мясокомбинате в Чикаго, куда он специально устроился, чтобы собрать материал. Синклер надеялся, что его книга подтолкнет читателей в сторону социалистических идей, но, по его же собственному признанию, он «целился в сердца людей, но случайно угодил в желудок». После этой публикации продажи мяса в Америке резко упали[308].

Без широкого общественного резонанса Конгресс, скорее всего, еще долго бы игнорировал вопросы, касающиеся продуктов питания и лекарств. Но на этот раз все кусочки мозаики сложились воедино: и «Ядовитый отряд», и публикации Адамса, и книга «Джунгли» всколыхнули общественность, что в результате вынудило чиновников действовать. 30 июня 1906 года были рассмотрены два законопроекта, и в результате вышли два новых закона — Федеральный закон о контроле мяса (благодаря которому появились первые федеральные инспекторы в этой области) и Закон о пищевых продуктах и лекарственных средствах. Уайли был сильно разочарован тем, что президент Теодор Рузвельт отдал этот закон, который часто называют законом Уайли[309], на подпись кому-то другому. По прошествии более чем двадцати пяти лет, после сотни законопроектов (и за несколько лет до открытия витаминов), в Соединенных Штатах наконец появился Федеральный закон о пищевых продуктах и лекарственных средствах{41}.

Во время проведения конференции, посвященной фальсификатам на рынке пищевых добавок в штаб-квартире Фармакопеи США в Роквилле, я увидела на стене плакат с цитатой из автобиографии Уайли 1930 года: «Что чувствует человек, который победил в великой битве и тем самым положил конец боевым действиям? Полагаю, я смог почувствовать это в последний июньский день 1906 года».

И это правда: Закон о пищевых продуктах и лекарственных средствах стал переломным в вопросе контроля данной продукции. (Он тогда еще не затрагивал витамины и добавки, поскольку о существовании витаминов только начинали догадываться, а пищевых добавок не было и в помине.) Этот закон обязывал, помимо всего прочего, следить за тем, чтобы продукты и препараты не были поддельными и не содержали никаких примесей, а также чтобы компании, размещавшие информацию об ингредиентах на упаковке, указывали только реальные данные[310]. Различные патентованные средства приравнивались к медицинским препаратам, так же как и вся прочая продукция, предполагаемая для «использования в лечении, смягчения симптомов или профилактики заболеваний» (эта формулировка используется и по сей день для определения лекарственных средств). Этот закон также запрещал любую «информацию на этикетке, упаковку или устройство, которые были бы заведомо ложными или вводящими в заблуждение».

Однако в тексте закона существовало множество лазеек, которыми можно было воспользоваться[311]. Он не обязывал компании проводить какие-либо проверки на качество продукции. В нем были перечислены всего несколько «опасных ингредиентов», применяемых в производстве патентованных средств, — героин, опиум, кокаин и морфин, но в то же время разрешалось их использование, если информация об их наличии в составе приводилась на этикетке (что, кстати, очень помогало наркоманам быстрее находить «нужные» лекарства). Ненаркотические ингредиенты можно было не указывать. Закон не давал четкого определения, что же такое «ложные или вводящие в заблуждение» (и действительно, уже вскоре суды начали выносить вердикты, что надписи на товарных этикетках, заявляющие, что данный препарат способен излечить рак или диабет, вовсе не являются «вводящими в заблуждение»). Закон не обязывал производителей доказывать, что их продукция эффективная и безопасная, а штрафы за его нарушение были весьма низкими (первый случай карался штрафом максимум в 200 долларов). И в довершение ко всему, существовала финансовая сторона вопроса: контроль за исполнением закона обходился дорого, а Конгресс никаких денег на это не выделял[312].

К сожалению, Уайли, который в полном разочаровании покинул правительство в 1912 году и устроился на работу в журнал Good Housekeeping, не дожил до существенно обновленной версии закона. Он умер в 1930 году, незадолго до того, как Уолтер Кэмпбелл, глава ведомства, ставшего потом FDA, сделал веское заявление в New York Times о том, что закон от 1906 года должен быть пересмотрен[313]. «Слабые места этого закона становятся все более очевидными», — писал он, указывая на то, что с момента появления закона более четверти века назад к нему были приняты всего три поправки. Он утверждал, что правительство должно нести ответственность за «каждый случай появления продукта, содержащего опасные ингредиенты, способные нанести вред здоровью». И его слова не были преувеличением: количество продуктов на рынке, за которым должно было следить FDA, с 1906 года как минимум удвоилось, а кроме того, появился совершенно новый рынок косметики, в производстве которой была задействована химическая промышленность[314]. Оборот патентованных средств составлял около 350 миллионов долларов — больше, чем когда принималась первая редакция закона. Для сравнения: весь годовой бюджет FDA был меньше, чем сумма, необходимая Министерству сельского хозяйства для выпуска своей газеты[315].

Для того чтобы повысить интерес общества к данной проблеме, FDA организовало передвижную выставку. Ее целью было представить некоторые вопиющие образцы опасных продуктов, которые тем не менее были разрешены к производству и продаже в полном соответствии с законодательством, например тушь для ресниц Lash-Lure, в результате применения которой ослепло множество женщин, или тоник с добавлением радия, или «Приспособление для идеальной матки “Диана”», которое могло проколоть матку этой самой Дианы при неправильном применении. Эту выставку, полную душераздирающих историй, увидели все — от членов Конгресса до посетителей Чикагской Всемирной выставки 1933 года, на которой присутствовали и делегаты от Ассоциации сельских женщин мира[316]. Пресса окрестила эту экспозицию «Американской комнатой ужасов». Но даже всего этого оказалось недостаточно, чтобы убедить Конгресс. Ситуация грозила общенациональной катастрофой.

Сульфаниламид был одним из первых антибактериальных препаратов. Он считался чудодейственным лекарством и применялся для лечения различных инфекций. Но он был очень труднорастворимым и производился только в виде больших неприятных на вкус таблеток. Доктора и пациенты очень хотели, чтобы появился жидкий вариант этого средства, который был бы более удобен для употребления, в особенности для детей. И в конечном счете главный фармацевт и химик компании Tennessee’s S.E. Massengill Company предложил решение — густой сладкий сироп диэтиленгликоль. В него добавили малиновый ароматизатор, протестировали на запах и вкус, и 4 сентября 1937 года в магазины начали поставлять эликсир сульфаниламида.

Как потом уверяли представители компании, они даже не догадывались, что диэтиленгликоль (являющийся, кстати, основным компонентом антифриза) может привести к почечной недостаточности, судорогам и очень болезненной медленной смерти. Хотя есть доказательства, что десятью месяцами ранее компания все же проводила предварительные тесты на безопасность, которые показали, что раствор, содержащий 3 % диэтиленгликоля, приводил к отказу почек у крыс{42}. (Эликсир сульфаниламида содержал 72 % диэтиленгликоля[317].) В любом случае спустя совсем немного времени начались трагедии.

В начале октября доктор из города Талса сообщил о десяти случаях смерти пациентов, которые принимали эликсир. Сразу после этого, 1 ноября 1937 года, женщина из того же города написала душераздирающее письмо президенту Рузвельту, в котором описала ночь, когда умерла ее шестилетняя дочь Джоанна. «Я в первый раз вызвала к ней врача, и он назначил ей эликсир сульфаниламида, — писала она, прилагая к письму фотографию со смеющейся дочерью. — Сегодня наш маленький дом погружен во мрак и полон отчаяния… Мы вспоминаем о ней, о том, как корчилось ее маленькое тело и как она кричала своим тоненьким голоском от страшной боли. Мне кажется, это сведет меня с ума». После выпуска препарата на рынок в результате его применения погибло примерно 107 человек, преимущественно дети.

Общественность призывала FDA как-то отреагировать на происходящее, но Уолтер Кэмпбелл, выступая на пресс-конференции в качестве руководителя ведомства, был вынужден признать, что закон от 1906 года не позволяет FDA предпринять какие-либо законные действия по запрету продажи любого продукта, если с его этикеткой все в порядке. Но так как FDA было единственной организацией, которая обладала хотя бы какими-то полномочиями, Кэмпбелл решил начать национальное расследование и поручил сотрудникам FDA (703 человека) обнаружить и изъять все бутылки с эликсиром сульфаниламида. Прямо скажем, непростая задача, учитывая, что на рынок к тому времени поступила тысяча с лишним литров эликсира, разлитого в стограммовые бутылки. Под давлением инспекторов компания Massengill согласилась отозвать препарат, но отказалась указать истинную причину отзыва, а также признать, что ситуация была чрезвычайной. Через несколько дней FDA все же вынудило ее руководство выпустить более серьезное предупреждение, однако препарат, скорее всего, успели выписать больным еще множество раз.

К тому времени как смерти от приема эликсира наконец прекратились, тот самый химик, который предложил формулу препарата, покончил жизнь самоубийством[318]. Компания была оштрафована на 26 тысяч долларов (примерно по 240 долларов за человека)[319], что тогда было самым крупным штрафом, наложенным FDA. В письме к Американской медицинской ассоциации владелец компании Massengill приносил свои своеобразные извинения: «Мои химики и я глубоко сожалеем об этих трагических последствиях, но в технологии производства препарата не было никаких нарушений, — писал он. — Никто не мог предвидеть подобных последствий. И я считаю, что ответственность не может быть возложена на нас»[320].

И хотя это звучит абсурдно, но он был прав! Компания не несла ответственности за безопасность эликсира, и никто не нес эту ответственность. В действительности FDA могло преследовать компанию только по одному пункту — за нарушение технологии производства. В соответствии с законом от 1906 года, любой продукт, в названии которого присутствовало слово «эликсир», должен был содержать в себе долю спирта. А в эликсире сульфаниламида спирта не было. Если бы вместо эликсира использовалось слово «тоник», то, как написал секретарь Министерства сельского хозяйства, «и не было бы никакого прецедента нарушения закона»[321].

Предание широкой огласке трагедии с эликсиром сульфаниламида и большое количество публикаций на эту тему оказало необходимое давление на Конгресс, и в 1938 году наконец был принят Федеральный закон о продовольственных товарах, медикаментозных формах и косметических продуктах. Это был один из самых строгих законов, когда-либо принимавшихся в США, который полностью изменил систему разработки и продажи лекарств в стране. И самое главное, он переложил бремя ответственности с правительства на производителей, которые теперь были обязаны предоставлять в FDA доказательства того, что их продукция является безопасной. Причем делать это они должны были еще до выхода препарата на рынок.

И хотя требования закона к безопасности лекарств были гораздо мягче, чем в наше время, и он не затрагивал вопроса их эффективности, его влияние было огромным и не подвергалось сомнению. Если в 1920 году двести самых крупных профильных компаний страны имели в своем штате всего несколько ученых, большинство из которых были связаны с химическим производством, то к 1940 году в фармацевтической промышленности США работали уже более пятидесяти восьми тысяч научных сотрудников, которые занимались исследованиями в области лекарственных препаратов[322]. Частично такой рост был связан с открытием пенициллина, который позволял ученым разрабатывать действительно эффективные лекарства, в отличие от большинства ранее патентованных средств. (Как верно подметил журналист Филлип Хитс, к началу 1950-х годов 90 % рецептов было выписано на препараты, которые на момент принятия закона от 1938 года даже не существовали[323].) Благодаря подобного рода разработкам и усиленному контролю над ними фармацевтические компании резко сократили общий спектр выпускаемых препаратов[324]. Так, например, в 1950-х годах компания Smith Kline прекратила выпуск 14 940 наименований продукции из пятнадцати тысяч, но зато смогла сосредоточить все свои силы на качестве оставшихся шестидесяти.

Закон от 1938 года стал решающим шагом на пути к требованию о безопасности в фармацевтике, которое сегодня мы считаем само собой разумеющимся. Однако в этом законе почти ничего не говорится о витаминах, первые синтетические аналоги которых появились на рынке почти сразу после его принятия. Также он ничего не может сказать о более экзотических видах пищевых добавок, которые сегодня пытаются «прицепиться» к витаминам, поскольку тогда их не существовало в принципе.

Если бы витамины были открыты и синтезированы раньше, создатели закона включили бы в его текст специальные положения о витаминах, которые впоследствии можно было бы применить и к пищевым добавкам, и сегодняшний рынок радикально отличался бы от существующего. Вместо этого, в то время как регулирование пищевых продуктов и лекарств ужесточается, правительственный контроль за витаминами и добавками идет совсем в другую сторону. В какое-то время он просто застопорился на одном месте, а потом и вовсе начал двигаться в обратном направлении.

Когда я вернулась домой из своей «дерматологической экспедиции» в магазин GNC, я немедленно открыла пузырек с болюсами{43} крушиновой облепихи (омеги-7) и высыпала несколько штук на ладонь. Они были темными и (приятное отличие от пахнущих рыбой омега-3, которые я принимала раньше) источали аромат лакрицы. Из чисто профессионального интереса я разгрызла одну капсулу, и она растеклась горькой маслянистой жидкостью по моему языку, оставив после себя пустую оболочку и мысль о том, что я никогда больше не буду так делать.

В отличие от рецептурных или безрецептурных лекарственных препаратов, в коробочке из-под крушиновой облепихи не было никакой информации о ее химическом составе, возможных побочных эффектах или точного описания фармакологических свойств. Поискав информацию в интернете, я узнала, что омега-7 жирные кислоты, содержащиеся в этой облепихе, получаются из цисвакценовой и пальмитолеиновой кислот, причем первая в основном содержится в молочных продуктах, а последняя — в орехах макадамия (и, конечно, в крушиновой облепихе). В отличие от омега-3 и омега-6 жирных кислот, омега-7 не является основной — то есть наш организм не вырабатывает ее самостоятельно. Слово «сверхкритический» на этикетке относилось лишь к способу экстракции этих кислот из облепихи («Современная наука нашла способ выделить из крушиновой облепихи широкий спектр полезных веществ», — такая неопределенная надпись значилась на упаковке). Также я узнала, что омега-7 — это еще и название кубинской военной группировки, нашла легенду о том, что ягоды облепихи помогали Чингисхану добиваться военных успехов, а также прочитала несколько тревожных предположений, что употребление излишнего количества омега-7 жирных кислот может привести к появлению «старческого запаха».

Перечитав множество описаний облепихи от различных производителей, я все же сумела найти ссылки на какие-то исследования, которые могли бы прояснить что-то о заявленных свойствах препарата. Самым «информативным» оказалось заявление компании — производителя моей облепихи от 1999 года, что «пальмитолеиновая кислота предположительно помогает поддерживать кожу в здоровом состоянии». Однако в дополнение к этой размытой формулировке там не упоминалось ничего конкретного об этих исследованиях и не было указано, где публиковались их результаты.

Я надеялась, что смогу найти больше информации у FDA, но когда я зашла на его сайт, то в разделе «вопрос — ответ» увидела их заявление насчет добавок: «FDA не располагает перечнем компаний — производителей пищевых добавок, их дистрибьюторов, а также списком продуктов, которые они распространяют. Если вы хотите получить более детальную информацию о конкретном продукте, вам следует обратиться непосредственно к компании-производителю»[325].

Немного удивившись, я еще раз изучила упаковку от своей добавки в поисках контактной информации. К счастью, там были указаны название компании, ее адрес и телефон (что, кстати, требуется по правилам FDA[326], хотя многие компании их не соблюдают). На сайте компании я нашла свою крушиновую облепиху в каталоге продукции, который был оформлен в виде сказочной книги на фоне подложки из зеленого мха. Но на сайте не приводилось никакой информации о свойствах препарата, поэтому я решила позвонить по телефону поддержки.

— Я собираюсь приобрести крушиновую облепиху и хотела бы узнать об исследованиях препарата, — обратилась я к представителю компании. — Я хотела бы побольше узнать о том, как он работает.

— Э-э-э, мы не научно-исследовательская организация и не можем сказать что-либо по этому поводу, — ответил он.

— Я знаю, — успокоила я его, наблюдая, как по моему монитору бегают жучки скринсейвера. — Но на вашем сайте есть упоминание об исследованиях 1999 года. Вы не подскажете, где я могу найти их описание?

Он, конечно же, не подсказал.

— На упаковке указано, что клинических испытаний не проводилось. Мы бы рады предоставить людям еще какую-то информацию, но не можем этого сделать, — продолжал объяснять он. — Возможно, об облепихе что-то есть в PubMed — онлайн-базе данных всех биологических и медицинских журналов, которая поддерживается Национальной медицинской библиотекой в Национальном институте здравоохранения. Я сейчас быстренько посмотрю и, возможно, смогу вам помочь.

Я подождала, пока он осуществлял поиск.

— Есть несколько кратких клинических обзоров, я нашел восемьдесят три, — объявил он. — Но я не вижу упоминаний об исследованиях 1999 года. Попытайтесь обратиться в вашу местную библиотеку, возможно, у них найдется больше информации на эту тему.

Мне не понравился такой поворот событий: правительство направляет меня к компании-производителю, которая пытается отправить меня назад к правительству в лице института здравоохранения, а когда ничего не выходит, отсылает к признанному эксперту в области пищевых добавок — местной библиотеке. Когда я спросила представителя компании, почему облепиху не рекомендуется принимать женщинам во время беременности, его ответ был таким же неудовлетворительным.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.