Глава VIII Армянский Карфаген

Глава VIII

Армянский Карфаген

Уже вечерело. Но до заката было ещё далеко. Солнце ещё освещало скалистые склоны гор, поросшие невысокими деревьями. Там, где скалы не мешали взору, прозрачный горный воздух позволял видеть далеко вперёд, приближая к путникам зигзагообразные повороты дороги, утёсы и луга. Но два всадника, ехавшие рядом, были жителями гор и знали, что это впечатление обманчиво.

Дорога вдруг круто свернула в ущелье. Неожиданно стало темно, и лишь кусочек синего неба над головой продолжал напоминать о том, что день ещё не угас. К звону цикад, стрекоту кузнечиков и журчанию реки присоединился гулкий цокот копыт. Затем горное эхо прибавило к этим звукам ласковую мелодию. Это была песня о ласточке, которая стремглав неслась на родину, чтобы передать ей поклон от возвращающегося сына.

В песне слышалась светлая печаль, полная ожидания предстоящей встречи. И на душе у всадников было и тревожно и светло. Как раз утром этого дня они оставили позади обширные владения Восточной империи ромеев, пересекли её границу в районе Внутренней Армении и въехали в область Даранали, которая начиналась ущельем с таким же названием. Всадникам ещё предстоял неблизкий путь вдоль реки Евфрат вплоть до её пересечения с водами Арацани, текущей на самой границе армянских областей Цопка и Андзита. Далее всадники намеревались взять немного севернее и, следуя вдоль течения Арацани, пересечь Тарон, южное родовое владение Мамиконянов, и, оставив справа Бзнунийское море, выйти через Багаван к северным отрогам заснеженных вершин Большого и Малого Масиса. Там, за Масисом, лежала плодородная Айраратская равнина и конечная цель их путешествия — Арташат.

Вараздат и Карен — а это были они — путешествовали не одни. За ними следовал большой караван с товарами купца Тироца-армена или, точнее сказать, они сами следовали с этим караваном. Но, снедаемые нетерпением, молодые люди взяли на себя роль авангарда и постоянно ехали впереди, опережая основную группу примерно на полфарсаха. Караван сопровождали рабы, слуги, телохранители. Вся эта челядь была хорошо вооружена: торговля в те времена была далеко не безопасным занятием.

— Радуйся, Вараздат, — обратился к спутнику Карен. — Теперь мы будем ехать только по территории Армении. А когда минуем ущелье, нам останется лишь треть пути.

Дорога в этот момент как раз вынырнула из ущелья. Жмурясь от яркого света, Вараздат уже хотел ответить своему другу, как внезапно из-за стоявших поодаль деревьев выехала группа всадников и преградила им путь. Ещё два вооружённых конника показались сзади, у выхода из ущелья. В лучах заходящего солнца сверкнули тонкие изогнутые сабли из знаменитой дамасской стали, способные перерубить на лету человеческий волос. Сидящий на сильном, беспокойном жеребце сириец, явно предводитель отряда, хмуро выкрикнул на ломаном греческом языке:

— Сдавайте оружие! Бежать бесполезно! Иначе смерть!

Вараздат и Карен, не сговариваясь, резко повернули коней и кинулись в сторону ущелья. Решив, что всадники вздумали бежать, стоявшие там сирийские конники осадили своих лошадей, заняв удобные позиции по обе стороны дороги, с тем чтобы зарубить на ходу этих спасающихся бегством всадников. Но молодые люди не думали бежать. Доскакав до сирийцев, они направили коней не ко входу в ущелье, а прямо на них. Застигнутые врасплох, не ожидавшие нападения, сирийцы смешались и были тут же зарублены тяжёлыми мечами армянских воинов.

Не растерялся лишь предводитель отряда. Гикнув, он понёсся прямо на Вараздата. Почувствовал ли сириец, что именно Вараздат представлял наибольшую опасность из двоих, или он заметил, что олимпионик, стоявший к нему несколько ближе, не успел полностью развернуть своего коня — неизвестно. Сильный, нервный жеребец сирийца в несколько скачков оказался перед Вараздатом. Последний едва успел поднять своего коня на дыбы. Удар сирийской сабли пришёлся по шее животного. Но прежде, чем лошадь под Вараздатом пала, олимпионик успел с силой опустить меч на плечо врага. В следующее мгновение он рухнул на землю вместе с сирийцем и своим храпящим в предсмертной муке конём. Дико косясь на убитого хозяина, жеребец сирийца пытался освободиться от уздечки, оставшейся у того в руках. Вырвав её, Вараздат вскочил на глазах у обескураженных всадников на арабского скакуна. Едва он оказался в седле, в котором ещё недавно сидел их предводитель, как сирийцы круто развернули коней и пустились вскачь назад, к реке. Невдалеке через реку был перекинут висячий мост. Достигнув Евфрата, сирийцы спешились и, бросив своих коней на произвол судьбы, вмиг перебрались по шаткому мосту на противоположный берег. Затем, не мешкая, разрушили его.

Бросившиеся в погоню друзья быстро достигли реки. Возбуждённый схваткой и раздосадованный потерей своего коня, Вараздат попытался перепрыгнуть на жеребце реку. Но конь испуганно отпрянул — такой прыжок был ему не под силу. Тогда Вараздат спрыгнул на землю, подбежал, размахивая мечом, к обрыву и, резко оттолкнувшись, прыгнул через бурлящий поток. Изумлённому Карену осталось только проводить его взглядом. Ширина реки в этом месте была около пятнадцати локтей. Но Вараздат прыгал с высокого берега на низкий — он пролетел не менее двадцати двух локтей.

Это был великолепный прыжок. Однако, приземляясь, Вараздат задел мелом о валун и выронил его, оказавшись, таким образом, безоружным перед пятью сирийскими воинами. Карен привстал на стременах и, не сознавая нелепости своего поступка, громовым голосом закричал по-арабски:

— Перед вами олимпионик Вараздат!

Однако прежде, чем его слова, заглушаемые бурлящей рекой, достигли того берега, сирийцы, поражённые бесстрашием Вараздата, его смелым прыжком, в ужасе побросали оружие и пали ниц, моля о пощаде.

За спиной Карена послышался конский топот. Он поднял меч, готовясь к новой неожиданности. Но это приближались вооружённые люди Тироца-армена. Следом за ними показался и сам купец. Он был не робкого десятка, не раз попадал во всякие переделки, но встревожился, узнав, выезжая из ущелья, павшего коня. Тем временем пленные сирийцы восстановили кое-как висячий мост и перешли вместе с Вараздатом обратно. Забрав в качестве трофеев коней и оружие нападавших и взяв с них слово никогда более не вступать на территорию Армении, молодые люди великодушно отпустили их на свободу.

Один из слуг Тироца принёс уздечку и седло с коня Вараздата. Олимпионик водрузил седло на арабского жеребца, захваченного в стычке с сирийцами, сменил уздечку. Затем караван снова тронулся в путь. И хотя Тироц просил друзей не отъезжать далеко, молодые люди вновь прибавили ходу. Как всегда, им было о чём поговорить.

Вскоре дорога побежала вдоль реки Арацани. Всё чаще стали попадаться сёла, сады, возделанные участки земли. После последнего большого набега персов прошло пять олимпиад. Страна уже давно залечила следы этой опустошительной войны, которая пришла в тот раз с востока. Решив напасть на империю ромеев, персидский царь Шапух сначала вошёл в Армению: без этого нельзя было выйти к границам Византии. Шапух прошёлся ураганом по стране, которую персы давно уже отнесли в разряд враждебных. Да и как могло быть иначе, если это соседнее государство, в котором царствовала родственная персам династия Аршакидов, не только пыталось полностью освободиться от влияния Персии, но всё более склонялось к Риму, особенно после принятия Арменией христианства в качестве официальной государственной религии! С этого момента все капища в стране были уничтожены, а на их месте построены христианские храмы. Главная церковь новой веры — Эчмиадзин — была возведена на месте самого крупного святилища огнепоклонников — в новом городе Вагаршапате, ставшем столицей Армении. Те армяне, что, сохранив втайне язычество, совершали паломничество к местам уничтоженных священных капищ, вынуждены были собираться толпами у выстроенных там церквей и этим невольно поддерживали ненавистную персам религию. Самым возмутительным, как считали персы, было то, что даже в Риме, откуда христианство проникло в Армению, оно ещё не стало господствующей религией империи.

Правда, Армения продолжала регулярно пополнять десятитысячную конницу, входившую в состав персидского войска. Но доверять, как прежде, этой коннице было опасно.

Армянские воины-христиане всё чаще отказывались биться за интересы огнепоклонников-персов, и побеги с военной службы, притом к заклятому врагу — Риму, стали частым явлением. Лишь в боях с кушанами и другими нехристианскими народностями армянская конница воевала надёжно.

Ворвавшись в Армению, персы были поражены тем, как разбогатела страна за последние десять-пятнадцать лет. Земледельцы усердно обрабатывали землю и собирали пшеницу, лозы виноградников клонились под тяжестью гроздьев, на полях паслись тучные стада коров и овец. В самый чёрный день армянский земледелец — шинакан — имел вдоволь хлеба, мяса и фруктов, в то время как персидский крестьянин — дехкан — перебивался с риса на воду. Обширные владения христианской церкви всё более умножались.

Три года грабили персы Армению. Особенно пострадали крупнейшие города страны: Арташат, Тигранокерт, Ервандашат и, конечно, Вагаршапат, ставший к тому времени не только столицей Армении, но и центром христианства в стране. Из разграбленных городов персы увели в плен почти всё мастеровое население. Армения славилась своими ремесленниками: выделывателями кож, ткачами, оружейниками, гончарами, мастерами литья железа, меди, серебра, других ценных металлов, которыми изобиловала страна. Большой толчок развитию тонких ремёсел, изготовлению изделий и украшений из драгоценных металлов и камней, распространению новых способов выработки тканей и шкур, принятых в Египте и Палестине, дали два крупных переселения ремесленников-евреев. Часть из них, пленённая во времена победоносных войн Тиграна II, была привезена в Армению в качестве военной добычи. Другие были приглашены позже царём Трдатом, который, обратив большинство евреев в христианство, создал всевозможные льготы для их устройства на армянской земле. Разграбив Армению, Шапух увёл в плен огромное число армянских мастеровых и почти всех ремесленников-евреев. Это произошло как раз в то время, когда персы увезли в качестве заложников детей из знатных семей, в числе которых оказался и Вараздат.

С тех пор изменилось многое. Армяне длительное время жили в условиях относительного мира. Воспользовавшись ненавистью населения к персам, ромеи поспешили укрепить союз с единоверной Арменией. И для упрочения этого союза, а также под предлогом защиты страны от возможного нападения персов они разместили во многих армянских городах свои когорты.

Путешествие близилось к концу. Люди Тироца-армена без особых приключений добрались до отрогов Масиса, прошли их и начали спускаться вниз, где виднелась окутанная лёгкой дымкой обширная и плодородная Айраратская долина. Вараздат и Карен прокладывали путь каравану.

— Брат, наверное, ждёт не дождётся нас… — задумчиво проговорил Карен. — Когда вернёмся на родину, надо будет обязательно поехать в Арцах, чтобы свидеться с отцом. Он долго не имел от нас никаких известий.

— Надо ли было отпускать Арсена в Арташат? — ответил вопросом на вопрос олимпионик. — Мы могли бы приехать все вместе и обойтись без торжественных церемоний.

Впрочем, в глубине души Вараздат был рад тому, что ему уготована в Арташате торжественная встреча. Арсен выехал в Армению вскоре после Игр для того, чтобы подготовить Вараздату приём в полном соответствии с обычаями, существовавшими уже много веков в Ахайе. И, как выяснилось позднее, весьма преуспел в этом.

Мирно беседуя, друзья ехали вниз по петлявшей горной дороге, как вдруг из-за утёса со свистом вылетело несколько стрел. Всадники молниеносно спешились. Опыт сражений и военная выучка сослужили им добрую службу. Но этим дело, конечно, не кончилось. На спешившихся всадников налетели пятеро вооружённых грабителей — их водилось тогда немало на больших дорогах. Схватка была короткой. Вскоре трое разбойников лежали среди камней со смертельными ранами. Вскочив на коня, Карен догнал одного из оставшихся в живых грабителей, который пытался спастись бегством. Расправившись с ним, он уже возвращался к месту, где оставил Вараздата, как вдруг увидел картину, заставившую его придержать коня и потянуться за луком.

Безоружный Вараздат стоял в своей излюбленной кулачной стойке перед главарём шайки, человеком огромного роста и недюжинной силы. Держа кинжал у бедра наподобие меча, разбойник приближался к Вараздату, намереваясь вонзить оружие снизу в его живот. Его торжествующее лицо было в метре от олимпионика, когда неожиданный и быстрый как молния удар обрушился на подбородок великана. Кинжал выпал из рук разбойника, и Вараздат отшвырнул его ногой далеко в сторону. В следующее мгновение пришедший в себя разбойник бросился на Вараздата, широко размахивая кулачищами.

Карен не стал вмешиваться. Он знал, чем закончится этот рукопашный поединок. Уклонившись несколько раз от кулаков бандита, Вараздат нанёс ему два коротких боковых удара — в висок и челюсть. Нагнув голову, разбойник с криком пошёл на олимпионика, готовясь ударить в живот или грудь. Но Вараздат остановил его новым ударом снизу и тут же обрушил на его затылок всю мощь двух сцепленных рук. Это была не арена кулачного боя, и церемониться не приходилось. Разбойник, шатаясь, сделал несколько шагов вперёд и, не удержавшись на краю обрыва, молча полетел в бездну.

В этот момент отряд достиг места схватки. Нещадно ругаясь, выговаривая друзьям за то, что они всё время отрываются от каравана, запыхавшийся Тироц умолк на мгновение, чтобы перевести дыхание, и вдруг сердито спросил:

— Можете вы хоть толком рассказать, что здесь произошло?

— Можем, конечно, Тироц-джан, — с улыбкой ответил Карен, — но ведь ты не даёшь рта раскрыть.

Пока Карен живописал случившееся, напирая особенно на поединок Вараздата с разбойником, олимпионик молча потирал ушибленную руку…

У въезда в небольшой городок Азат-Масис караван поджидал небольшой конный отряд во главе с высоким, ладно сидевшим на коне юношей с чёрными сросшимися бровями.

— Это Рубен, сын сюникского нахарара Гнуни, прозванный за свою ловкость и находчивость «ящером». Он командир одного из царских отрядов, — пояснил Вараздату Карен. — И наверняка прислан сюда, чтобы сопровождать тебя до Арташата. А это значит, что Арсен добрался до дома благополучно.

— Родина ждёт тебя, Вараздат, — сказал, подъезжая, Рубен. — Счастливые жители твоего родного Арташата гордятся победой своего земляка на Играх в Олимпии и готовятся к встрече с тобой. После всенародного праздника в Арташате тебя примет царь Пап в своей резиденции в Вагаршапате. Я приехал сюда по его повелению.

Оставшаяся часть пути прошла незаметно. Горы уступили место равнине. Лошади легко шли по прямой, ровной дороге. Вскоре вдали показались холмы с крепостными стенами Арташата. Сердце Вараздата билось от предвкушения встречи с городом. По рассказам кормилицы он представлял себе площади и храмы Арташата. Он был счастлив тем, что его победа умножит славу родины, войдёт в её богатую событиями историю.

Город был построен царём Арташесом I на девяти больших и малых холмах Хор-Вирапа, у слияния рек Мецамор и Аракс в щедрой Айраратской долине, на которую веками глядели седые вершины двуглавого Арарата. По преданию, идею построить в этом месте столицу подал Артаксию, как звали греки Арташеса, карфагенский полководец Ганнибал. Найдя в гостеприимной Армении прибежище после поражения, понесённого от римлян царём Антиохом, Ганнибал увлёк своего друга царя Арташеса идеей создания нового города. Говорили, что этот полководец, почитавшийся великим несмотря на ниспосланные ему в конце жизни жестокие поражения, сам начертал план будущего города. Задуманная и построенная в эллинистическом стиле, во многом похожая на родной город Ганнибала, новая армянская столица неспроста была названа в одном из произведений Плутарха «армянским Карфагеном».

Имя новой столице дал сам Арташес, для которого хлопоты, связанные со строительством города, были неиссякаемым источником вдохновения и радости. Вот почему он назвал его Артаксатой, то есть по-гречески «радостью Артаксия». Под этим именем, понятным грекам, столица Армении была известна за пределами страны, в то время как сами армяне предпочитали более привычное для своего языка название — Арташат. Удобное географическое положение города обеспечило ему роль торгового и культурного центра страны, сохранившуюся даже после перенесения столицы в Нор-Кагах[19], то есть в Вагаршапат.

На дороге, ведущей в Арташат, внимание путников привлекла парадная колесница с четвёркой богато убранных коней. Рядом с ней толпились люди. Колесница была белая с серебряными узорами, а её деревянные колёса окрашены в семь цветов радуги, в точности повторяющих цвета олимпийского флага.

— Прошу тебя, Вараздат, пересесть, чтобы въехать в город так, как того требуют олимпийские обычаи, — сказал Рубен. — Арсен просил также облачиться в этот плащ и возложить на голову оливковый венок победителя, — с этими словами Рубен подал олимпионику пурпурный плащ, который Вараздат накинул на плечи. — А этой красной лентой надо перевить венок, — повернулся начальник отряда к Карену. — Так сказал Арсен!

Пока Вараздат скреплял плащ на груди пряжкой, на дороге показались два скачущих к ним во весь опор всадника. Одним всадником оказался Мхитар, нахарар Айрарата, на территории которого находился Арташат. Другой всадник был почти ещё мальчиком. Одетый в полное военное снаряжение с красивым посеребрённым оружием на поясе, он ловко осадил коня перед самой колесницей. Чувствуя на себе пытливый взгляд мальчика, Вараздат ласково обратился к нему:

— Ты хочешь спросить что-нибудь, тха-джан[20]?

— Нет, — с достоинством отвечал мальчик, — только взглянуть на богатыря, побившего на кулаках атлетов из других стран мира!

Сказав это, он подъехал к Карену, взял у него из рук оливковую награду и пурпурную ленту и быстрыми, ловкими движениями вплёл ленту в венок. Окружающие с улыбкой следили за ним.

Далёкий грохот заставил всех повернуться в сторону крепости. То, что они увидели, казалось невероятным. Часть крепостной стены Арташата, рядом с Главными воротами, с шумом рухнула. В образовавшемся проёме показалась осадная машина, направляемая толпой пеших воинов.

— Я впервые вижу, чтобы осадные машины атаковали крепость изнутри! — воскликнул Вараздат. — Что всё это значит?

— Арсен убедил городские власти разрушить часть крепостной стены, чтобы герой Олимпии мог въехать в город не через ворота, а, в соответствии с древней традицией греков, через пролом в стене, — отвечал удивлённому олимпионику Мхитар.

— Зачем? Что это за традиция? — вновь переспросил Вараздат.

— Город, в котором живут такие храбрые и сильные мужи, как ты, не нуждается для своей защиты в крепостных стенах, — ответил вместо отца мальчик и, сняв шлем, тряхнул головой. Длинные чёрные кудри рассыпались по плечам. Только теперь Вараздат разглядел, что перед ним девушка. Это неожиданное превращение было встречено радостными репликами и смехом окружающих. Но дочь Мхитара нисколько не смутилась. Она соскочила с коня, подошла к колеснице, около которой стоял олимпионик, впрыгнула на неё и, оказавшись на одном уровне с лицом Вараздата, водрузила ему на голову перевитый лентами венок.

— Как зовут тебя, красавица? — вымолвил олимпионик, не отводя от неё глаз. Это была первая армянка, которую он встретил, вернувшись в родной город. Он был поражён её красотой, её смелостью, её непринуждённым поведением, столь отличным от ман!р персидских девушек.

Но едва юная всадница услышала обращённое к ней слово «красавица», как тут же потеряла всю свою смелость. Потупив взор, она молча подошла к коню, вскочила на него и, пришпорив, поскакала прочь по дороге в город.

— Это Ануш, — ответил вместо дочери Мхитар, разводя руками.

Но Вараздат уже не слышал. Встреча с девушкой вернула его мысли к Олимпии, к Деметре, к прощальному свиданию. Накануне его отъезда на родину между ними произошло объяснение. Молодая гречанка оказалась решительнее, чем он:

— Ты навсегда вошёл в моё сердце, олимпионик! Подай знак, и я приеду в твою Армению по первому твоему зову.

— Я приеду за тобой сам, прекрасная Деметра, — обещал ей Вараздат. — Да не оставят тебя боги Эллады в своей благосклонности!..

Колесница двинулась к городу. Её вели двое юношей. Они были в греческих туниках и боевых шлемах. На их широких поясах висели короткие мечи. Движение колесницы и приветствия встречающих помогли Вараздату отвлечься от воспоминаний. Четвёрка серых коней, увитых разноцветными лентами, въехала в родной Арташат через пролом в крепостной стене. Отряд царских воинов сопровождал квадригу. Встречать олимпионика вышел весь город. Здесь были и глубокие старцы и старухи, и молодые юноши и девушки, и, конечно, вездесущие мальчишки, которые бежали беспорядочной толпой впереди колесницы, хотя два конных воина постоянно отгоняли их в сторону, стараясь освободить дорогу.

Стоявшие вдоль улиц люди приветствовали Вараздата — победителя Игр, но ему казалось, что они радуются его возвращению домой после столь долгого отсутствия. Многих действительно волновало именно это обстоятельство: благодаря Арсену история жизни олимпионика стала достоянием всего города. Какая-то старая женщина, звеня монистами на лбу и шее, из толпы протянула руки к олимпионику и крикнула:

— С возвращением тебя на родину, сынок!

Недалеко от Главных ворот раскинулась большая городская площадь с гостиными дворами и конюшнями для торговых караванов. Вся она была заполнена нарядно одетыми горожанами, иноземными торговцами. Доехав до центра площади, квадрига остановилась перед изумительной, в натуральную величину бронзовой колесницей, запряжённой четвёркой великолепных бронзовых коней. Стоявший в экипаже бронзовый возничий держал в правой руке статуэтку крылатой богини Ники. Голову его венчала царская тиара.

Увидев обе квадриги рядом, тысячная толпа людей замерла в восхищении. Вараздат, конечно, узнал тотчас же описанный ему братьями памятник участнику олимпийской гонки квадриг Тиграну II. Повинуясь внутреннему побуждению, он сорвал с головы оливковый венок и, подняв его высоко над собой, протянул бронзовому олимпийцу. Через пространство и века Вараздат извещал этим жестом Тиграна, что крылатая Ника даровала победу на Играх и титул олимпионика одному из сынов Армении.

Люди, заполнившие площадь, поняли жест своего соотечественника. Толпа возликовала. Отвечая на приветствия, Вараздат медленно поворачивался, потрясая священным венком Каллистефана.

Колесница двинулась дальше — к рыночной площади, центральной площади Арташата. Радость возвращения на родину. пьянила Вараздата. Никогда ещё за свою жизнь он не испытывал такого волнения. Ни в ратных сражениях, ни в поединках на арене кулачного боя, ни даже тогда, когда он приносил клятву всемогущему Зевсу или получал на ступенях его храма оливковый венок победителя. Да иначе и быть не могло, потому что он всегда оставался сыном своего народа.

На заполненной праздничной толпой рыночной площади Вараздата приветствовали члены городского совета и главный священник Арташатской церкви. Благословив олимпионика, он попросил его возложить завоёванную награду к алтарю покровительницы города. Вараздат и здесь узнал направляющую руку Арсена. Олимпионик опустился на одно колено и бережно положил к алтарю венок из ветвей священной оливы, соединив этим символическим жестом самые святые для него города — Арташат и Олимпию.

После всенародного чествования на рыночной площади состоялся большой пир, в котором приняли участие знатные горожане и многие съехавшиеся в Арташат нахарары. Торжественность и пышность празднества не оставляли сомнений в том, как высоко ценил город олимпийскою победителя. Вараздат был возведён в сан почётного гражданина Арташата, а когда в ответной речи, произнесённой на чистом армянском языке, он в изысканных выражениях поблагодарил за оказанную ему честь, он обрёл множество друзей. Да это и понятно. Нередко бывало, что соотечественники, прожившие некоторое время на чужбине, забывали родной язык. А ведь Вараздат провёл почти всю свою жизнь за пределами родины…

Олимпионик очень ждал встречи с царём Папом — единственным оставшимся в живых родственником. Пап был младшим братом его отца, Аноба, который погиб в той жестокой войне с персами. Мать Вараздата, потерявшая мужа и лишившаяся сына, увезённого заложником в Персию, не вынесла свалившихся на неё несчастий и вскоре скончалась. Вараздат мечтал обрести в лице Папа друга и брата. Своему царственному происхождению ни Вараздат, ни другие нахарары не придавали значения, потому что наследниками армянского престола были малолетние сыновья рано женившегося Папа — Аршак и Вагаршак. Гораздо важнее для Вараздата было то, что между ним и царём Папом не было разницы в годах. Двадцатилетний Пап носил царскую корону уже три года, а двадцатилетний Вараздат только что завоевал венок победителя Игр в Олимпии.

Встреча с царём оказалась поистине братской. Худощавый, стройный Пап выглядел моложе богатырски сложенного племянника. Царя сразу расположил к себе сильный, смелый юноша, который так увлекательно рассказывал о годах своего пребывания в Персии, о бегстве в Византию, об Ахайе, Олимпии и её атлетических играх. В свою очередь, Пап открывал Вараздату Армению, рассказывал о её проблемах, о введённых им реформах, имевших целью укрепление независимости армянского государства и самостоятельности армянской церкви. Вараздата поразил гибкий ум молодого царя.

Уступая просьбам Вараздата, царь дал согласие на проведение в будущем атлетических состязаний в Армении по типу тех, что проходили в Олимпии. С его повеления в Арташате и других городах приступили к строительству палестр и гимнасиев. Разумеется, атлетические упражнения были полезны прежде всего для закалки армянских воинов. А чтобы привлечь к занятиям больше юношей, было решено поставить в городском амфитеатре трагедию на олимпийскую тему, после которой должен был состояться показательный кулачный поединок.

Театральные постановки в Арташате были обычным явлением. Первый спектакль состоялся в этом городе более четырёх веков назад, во времена царя Артавазда. В сокровищницах городского совета бережно хранилась копия древнегреческой рукописи, в которой Плутарх сообщал, что по случаю свадьбы парфянского царевича Пакора с сестрой армянского царя Артавазда труппа греческих актёров разыграла тогда в Артаксате трагедию Еврипида «Вакханки».

Что касается предстоявшего кулачного боя, то его целью было не столько продемонстрировать перед сановниками и горожанами Арташата мастерство Вараздата, в котором никто не сомневался, сколько привлечь к этому виду агона новых поклонников. В Арташате тоже были свои кулачные бойцы, но большей популярностью здесь пользовалась борьба. Поэтому поиски достойного Вараздату соперника были организованы по всей стране. Знатоки сошлись во мнении, что наиболее подходящая кандидатура — восемнадцатилетний богатырь

Хорен из крепости Эребуни, не имевший в последнее время себе равных в кулачных поединках, организуемых иногда среди армянского воинства. В ожидании этого события в лучшей мастерской города по совету Вараздата шили две кожаные, набитые шерстью шапки, закрывающие лоб и уши, в которых во избежание повреждений предстояло биться поединщикам…