ГЛАВА VIII

ГЛАВА VIII

1 

В субботу Манюсь уже с утра радовался тому, что сегодня раньше закончит работу. В два часа дня, когда завоет гудок «Каспшака», он сможет наконец бросить эту проклятую рессору, над которой мучается целый день, а в четыре отправиться с ребятами на последнюю тренировку перед встречей с «Ураганом». Стефанек предупредил, что после разминки обсудит с ними тактику матча. Ребята очень гордились тем, что Стефанек обсуждает с ними тактические приемы игры в футбол. Это для них было нечто вроде маневров перед большим сражением.

В последние дни жизнь Манюся проходила почти спокойно. Он уже успел привыкнуть к работе у пана Лопотека, хотя его не раз подмывало выбраться из мастерской и заглянуть к старым знакомым — панне Казе, пани Вавжинек или пану Сосенке. Но раз его любимый тренер не советовал так делать, у него, очевидно, были для этого основания.

История с заявлением Манюся в «Ураган» уладилась. Организационный комитет турнира, выслушав объяснения Стефанека и редактора Худынского, отвел протест. Вавжусяки, правда, пригрозили, что выведут свою команду из розыгрыша, однако не пошли на это, тем более что после выигрыша у «Столицы» их команда вышла в полуфинал.

Тетя Франя в понедельник должна была возвратиться из больницы домой. Все, таким образом, складывалось очень удачно.

Манюсь трудился над старой рессорой с самого утра. Отбивал молотком ржавчину, смазывал рессору маслом.

— Ну, как идет работа? — спросил механик, останавливаясь возле мальчика.

— Идет понемножку, пан председатель, — ответил тот весело. — Хотя я бы лично выбросил это старое барахло на свалку.

Пан Лопотек тряхнул своей седеющей головой.

— Наберись терпения! Увидишь, что из этого получится. Не рессора будет, а куколка! Это ведь, хоть кому скажу, — знаменитая сталь. Сейчас таких рессор уж не делают.

— Это-то и счастье, потому что через тридцать лет кому-нибудь пришлось бы над ними мучиться так же, как мне сейчас.

— Эх, из тебя, видно, лень палкой не выбьешь. Побродяжничал бы сейчас немножко, а? — поддел его старый механик.

— С удовольствием бы, пан председатель, но долг не позволяет.

— Посмотрим, что ты запоешь осенью, когда пойдешь в школу. Мы с паном Вацеком уже решили, что ты будешь учиться. Человека из тебя сделаем.

— До осени далеко, — усмехнулся парнишка, — может быть, пан председатель еще раздумает.

«Да, до осени далеко, — думал Манюсь, изо всех сил протирая рессору. — А потом?.. Потом школа. А может быть, они и правы… Во всяком случае, пока что об этом нечего тревожиться».

Размышляя таким образом, он вдруг за грудой автомобильного лома увидел Тадека Пухальского. Бывший игрок «Сиренки» остановился и поглядел на Чека, точно собираясь сказать ему что-то очень важное. Манюсь был поражен: никак не ожидал он этого посещения. Разглядев грустную физиономию Тадека, он крикнул:

— Привет! Как там у «фазанов»?

Пухальский кисло улыбнулся. У него, видно, не было никакой охоты шутить.

— Я узнал, что ты здесь работаешь, — сказал он уклончиво.

— Работаю, брат. Уже целую неделю оказываю квалифицированную помощь по оживлению этих трупов. Из старых «Оппелей» и «Шевроле» делаем новые «Люксы». Чудеса техники с применением новейших изобретений, — рассмеялся Чек.

Тадек, видя, что Манюсь смотрит на него почти по-дружески, пододвинулся к нему поближе.

— Хочу с тобой поговорить, — произнес он шепотом.

— Присаживайся и шуруй рессору с другой стороны. Таким образом ты внесешь и свой вклад в дело развития техники.

Тадек неохотно глянул на старую рессору, однако, понимая, что так ему будет сподручнее завязать с Манюсем разговор, принялся за дело.

— Ну, как там у вас? — первым заговорил Манюсь.

— Эх, — вздохнул Тадек, — лучше об этом не говорить!

— Опять тебе не нравится?

— Это не клуб, а банда!

— Почему же?

— Если бы ты только видел… Ты же знаешь: я настоящий спортсмен. Больше я там не выдержу. Пришел к тебе посоветоваться. Ведь ты свой парень, не то что этот задавала Манджаро. Послушай-ка, я хотел бы к вам вернуться.

— Ха-ха-ха! — залился Чек. — Пришла коза до воза.

— Брось дурачиться. Я пришел к тебе как к товарищу, а ты ломаешься!

— Да, получается вроде этого, — примиряюще улыбнулся Манюсь.

— И у нас всяко бывало, — продолжал Тадек, — но все-таки команда была сыгранная, дружная. А там… Представь себе, сегодня утром на тренировке Лободович дал мне по уху.

— По уху? — присвистнул Манюсь. — Ничего себе воспитательные приемы! А ты что?

— Собрался и ушел. А Королевич кричит: «Проваливай, «голубятник» несчастный, выиграем и без тебя…» Говорю тебе, Чек: не по мне весь этот «Ураган». А этот шеф…

— Какой шеф? — прервал его Манюсь.

— Ну, тот толстяк, что дает деньги клубу… Не знаешь разве? Дарчак этот. Тоже, братец, хорошая птица. После матча со «Столицей» забрал всех нас в ресторан и велел пить вино.

— Заботится, значит… — насмешливо начал было Чек.

— Иди ты! — обрушился на него Тадек. — И это называется спортивный клуб! Я им говорю, что не могу пить, потому что я настоящий спортсмен, а они меня же высмеяли… Или позавчера… Приходит ко мне Королевич и говорит: «Идем, братец, на одно дело». — «На какое дело?» — спрашиваю. «Иди и помалкивай…» Пошли мы на Гроховскую. Оказалось, что они перегружали какой-то товар, а вся команда сторожила, не идет ли милиция. Потом каждому дали на мороженое.

— Интересно, — пробормотал Манюсь. — Что же они там грузили?

— Откуда я знаю? Они всегда что-нибудь комбинируют. Этот Дарчак вместе с Ромеком Вавжусяком обделывает темные делишки. Скупает в магазине какие-то товары, а потом на толкучке их перепродает. Поэтому его и прозвали «Король толкучки». А денег у него — пруд пруди. Он же всем им костюмы и форму купил. И сейчас пообещал: если выиграем, то каждому купит новые бутсы.

— Так это же профессионалы! — не выдержал Манюсь. — За деньги играют!

— Еще похуже бывает… — продолжал Тадек. — Вчера я был у Королевича, а там целое сборище. Я слышал, они толковали о каком-то автомобиле. Автомобиль хотят украсть, понимаешь. Ромек говорил, что разберет его на части, а потом продаст покрышки и что удастся…

— Ого! — Манюсь вскочил. — Вот так комбинаторы! Надо будет с сержантом поговорить.

— Прошу тебя, не делай этого! — закричал Тадек. На лице у него был написан ужас. — Они предупредили, что если я пикну хоть одно словечко, то повесят меня, как собаку… — Он умоляюще поглядел на Манюся.

Оба помолчали с минутку, с азартом протирая старую рессору. Слышно было только шарканье тряпок по ржавой стали и прерывистое дыхание ребят.

— Ну и влип ты! — прервал молчание Манюсь.

— Что и говорить, — вздохнул Тадек. — Но к ним я больше не вернусь. Слушай, Чек, поговори с нашими, чтобы меня приняли.

— Это не так просто. Манджаро захочет созвать собрание, проголосовать… Я-то буду за тебя, но другие… — Манюсь оставил на минуту рессору и глянул на Пухальского. — Я тебя понимаю… Знаешь что? Лучше всего будет, если ты пойдешь к Стефанеку и расскажешь ему все откровенно.

— Да он меня за дурака посчитает…

— Не бойся, это мировой парень. Я для начала сам с ним поговорю, а потом посмотрим.

Оставив эту скользкую тему, ребята перешли к более интересным вещам, обсудили множество матчей турнира, высказали соображения по поводу результатов будущих матчей, углубились в размышления о технике футбола. Беседовали спокойно и дружески, и, чем дольше они говорили, тем ярче разгорался румянец на их щеках. Время летело быстро, и вскоре старая рессора засверкала так, будто ее только что отникелировали.

— Работа первый класс, норма выполнена досрочно, — с удовлетворением заявил Манюсь.

Подняв тяжелую рессору, он взвалил ее на плечо и, весело посвистывая, пошел в мастерскую.

— Пан шеф! — закричал он, выкладывая рессору на станок механика. — Пусть пан полюбуется, какая работа!

Пан Лопотек с удовлетворением кивнул седой головой.

— Вот видишь. Хоть кому скажу — хорошая работа А хорошо выполненная работа — тебе же удовлетворение. — Механик глянул на висящие на стене старомодные часы. До двух оставалось еще четверть часа. — Можешь идти, — объявил он, кладя руку на плечо мальчику. — Возвращайся после тренировки — есть срочное дело.

Манюсь помрачнел.

— Сверхурочные часы перед самым матчем… — как бы про себя пробормотал он.

— На полчасика, не больше.

— Ну ладно, — улыбнулся мальчик. — Для пана шефа и часа не пожалею.

— Смотри приходи к восьми. Только не запаздывай, работа срочная. Приедет один шофер — хочет, чтобы я ему раму выпрямил. Заработаешь на мороженое.

— Будет исполнено, пан начальник! — весело крикнул Чек и, по обыкновению, щелкнул по козырьку шапочки.

2

Когда ребята возвращались с тренировки, ласковый летний вечер уже окутывал фиолетовыми сумерками шумные улицы. Как всегда в этот час, здесь было очень людно.

В скверах на скамейках сидели матери, которые вывели на прогулку своих «птенцов». Маленькие сорванцы бегали по дорожкам, перекликаясь громкими, пронзительными голосами. На балконах расселись мужчины постарше, отгородившись газетными листами от гудящей улицы. Из открытых окон неслась музыка.

Ребята свернули на Гурчевскую. Они были очень возбуждены, и темой их шумной беседы был, конечно, завтрашний матч. Они обсудили его уже много раз, однако он все еще оставался неисчерпаемым источником споров и ссор.

Остановились у Голубятни.

— Мне еще надо зайти помочь старику, — с достоинством произнес Манюсь. — Привет. Держитесь — завтра будет горячий день! — Он улыбнулся приятелям, щелкнул пальцем по козырьку и удалился быстрым шагом.

Он все еще раздумывал о завтрашнем матче и, сжимая кулаки, повторял шепотом:

— Мы должны выиграть, черт побери! Должны!

Когда он добрался до пролома в стене, в развалинах уже царила темнота, В разрушенных домах кое-где зажигались огни, точно лампионы, повисшие на обрывках каких-то фантастических декораций.

Мальчик быстро проскользнул в пролом, пересек пустую темную площадку и направился к маленькой калитке, ведущей на кладбище автомобилей. Неожиданно он остановился как вкопанный. У калитки, посасывая папироску, стоял Ромек Вавжусяк и внимательно смотрел на огороженное пространство, где хранились сокровища пана Лопотека Манюсю сразу вспомнились все его угрозы и сегодняшний рассказ Тадека Пухальского. Его охватил страх. Что будет, если Ромек его заметит?

В глубине кладбища автомобилей послышался приглушенный шум мотора. Большая, крытая брезентом грузовая машина въехала на площадь, осветив светом фар скелеты старых автомобилей. Рокот мотора стих, и свет погас так внезапно, что вокруг воцарилась слепящая темнота.

Тень Ромека Вавжусяка сдвинулась с места. Из глубины площади послышался чей-то голос:

— Пан Лопотек, вы здесь?

— Здесь. Зайдите на минутку.

Хлопнула дверца кабины, и минуту спустя — дверь мастерской. Тогда Вавжусяк толкнул калитку и начал осторожно подкрадываться к машине. Манюсь пошел за ним. «Что ему здесь нужно?» — думал он, прячась за остовами машин. Он увидел, как Вавжусяк, проскользнув в просвете между разбитыми машинами и грузовиком, скрылся за его могучим корпусом. Потом тихо скрипнула дверь кабины и внезапно заворчал мотор — глухо, беспокойно, точно сигнал тревоги.

«Ведь Тадек говорил, что они собираются украсть машину», — промелькнуло в голове у мальчика. Что-то толкнуло его к грузовику. Когда он подбегал к машине, та уже трогалась с места. Колеса забуксовали, вспарывая сухую глину, а потом помчали тяжелую машину на полной скорости. Манюсь успел ухватиться обеими руками за край заднего борта. Его рвануло, ноги на минуту повисли в воздухе. Мальчик еще раз оттолкнулся от земли и ловким рывком перекинул тело в кузов набирающей скорость машины.

В этот момент он услышал позади тревожный крик:

— Стой! Стой!

Манюсь оглянулся. Дверь мастерской была распахнута. В полосе тусклого света бежал пан Лопотек, за ним — водитель грузовика. Услышав их крик, Вавжусяк прибавил газу, и грузовик помчался как бешеный. Две бегущие фигурки быстро уменьшались и наконец растаяли в густом мраке.

Манюсь хотел крикнуть, но так велик был его страх перед Вавжусяком, что у него перехватило горло.

Внезапно завизжали тормоза на повороте, и Манюсь, как кукла, покатился на лежащие в глубине кузова ящики. Но вскоре мотор опять ровно загудел, и грузовик, набирая скорость, помчался по почти пустому шоссе.

Оправившись от растерянности, Манюсь решил выскочить из мчащегося грузовика. Ведь если Вавжусяк узнает, кого он везет под тентом украденного грузовика, Манюсю придет конец. Мальчик подполз к заднему борту и попытался выскочить. Но, как только он перекинул ноги наружу, машину внезапно подбросило.

Ухватившись изо всех сил за боковой борт, Манюсь дожидался момента, когда машина сбавит ход или остановится на перекрестке.

Но ждал он напрасно — машина мчалась все быстрее. Брезентовый верх гудел и хлопал от встречного ветра, пронзительно выл мотор. Темная лента шоссе стремительно убегала из-под колес.

Манюсь осматривался, пытаясь запомнить улицы, по которым они проезжали. Вначале он до того испугался, что с трудом собрался с мыслями. Только когда въехали на Жолибожский виадук, мальчик пришел в себя.

Он надеялся, что на площади Инвалидов или на площади Парижской коммуны машина немного сбавит ход. Но пока что уличные фонари сливались в светящиеся полосы. С головокружительной быстротой пролетали они мимо встречных машин и переполненных трамвайных вагонов. Надежда выбраться из этой тюрьмы на колесах таяла с каждой минутой.

На площади Парижской коммуны машина резко свернула вправо, к Висле. Потом опять влево. Колеса грузовика запрыгали по неровной мостовой. Ящики плясали и сталкивались друг с другом, как пьяные. Манюсю казалось, что эта бешеная езда будет длиться вечно.

Внезапно грузовик резко затормозил, и мальчик вместе с грохочущими ящиками поехал к самой кабине. Выглянув, он убедился, что грузовик замедляет ход и сворачивает к какой-то постройке. Одним прыжком он был у заднего борта. Оперся о него руками и выскочил…

Подошвы его точно обожгло от резкого удара, и Манюсь, не удержавшись на ногах, упал на землю. В ту же минуту он различил над собой чью-то тень. Тень эта росла, пока не покрыла его целиком, придавив к земле. Мальчик рванулся, поднял голову и узнал Королевича.

— Пусти! — крикнул он в отчаянии.

Где-то в стороне раздался резкий свист, и в воротах появился мужчина в распахнутой на груди рубашке.

— Что еще там случилось? — зло крикнул он.

— Он был в машине, пан шеф, — выдавил Королевич, крепко держа Чека.

Подбежавший человек схватил Манюся за шиворот и снова придавил к земле. Потом, одним рывком подняв его на ноги, затащил мальчика в подворотню.

— Кто это? — спросил он стоящего рядом Королевича.

— Это тот самый Чек, знаете…

Плотный мужчина, которого Королевич называл шефом, прислонил мальчика к стене.

— Ты что здесь делаешь, щенок? Зачем сюда приехал? Говори, не то я тебе голову разобью о стенку!

Манюсь замер от страха. Он сжался и закрыл глаза. Раздался хриплый голос старшего Вавжусяка:

— Как ты сюда забрался, гад?

На мальчика обрушился град ударов. Застонав, он рухнул на колени и вдруг почувствовал страшный пинок в живот. К горлу подступила тошнота, и Манюсь потерял сознание.

Придя в себя, мальчик в слабом свете керосиновой лампы разглядел три склонившиеся над ним физиономии: красную, обрюзгшую — шефа, смуглую, почти детскую — Королевича и перекошенную от злости — старшего Вавжусяка.

— Дышит еще, — сказал шеф.

— Ничего с ним не сделается, — добавил Ромек Вавжусяк.

Королевич молча, огромными от испуга глазами смотрел на лежащего на земле Чека. Губы его дрожали.

Ромек толкнул мальчика ногой:

— Вставай!

Манюсь приподнялся на руках, потом на коленях и с трудом встал.

Вавжусяк схватил его за горло.

— Где ты прыгнул в машину? — спросил он, тряхнув мальчика.

Но Манюсь только со страхом глядел на него.

— Говори или задушу!

— У пана Лопотека!

— Кто тебе велел?

— Я сам…

— Для чего?

Манюсь пожал плечами. В этом движении было такое безграничное бессилие, что Вавжусяк отпустил его и, вытерев рукой вспотевший лоб, повернулся к шефу.

— Ну, что теперь с ним делать?

Шеф посмотрел на мальчика налитыми кровью глазами.

— Пускай посидит здесь.

Может, наберется ума.

Они вышли. Медленно, со скрежетом закрылась за ними дверь. Еще какое-то мгновение сквозь щели проникали бледные, мигающие полоски света, но вскоре и они потускнели и исчезли. Манюсь остался один. Стоял, опершись о стену, и всматривался в неразличимый уже прямоугольник двери. Вокруг было темно. Пахло сыростью и затхлостью погреба. Манюсь рукавом вытер нос. От нестерпимой обиды горячие и горькие слезы стекали по щекам. Он чувствовал их соленый вкус на запекшихся губах. И все время его одолевала одна мысль: «Ведь завтра же матч… ведь завтра матч… Как они без меня сыграют?..»

3

Стефанек вернулся домой поздно. По дороге к дому его одолевало беспокойство: «Сумеет ли мальчик сам заварить чай? Найдет ли в шкафчике масло и сахар? Выкупается ли перед сном?» Тренер заботился о Манюсе, как о родном сыне. Когда он поставил мотоцикл в сарай, перед ним выросла высокая фигура пана Лопотека.

— А я как раз был у вас, — сказал механик. — Хотел справиться, не вернулся ли Чек.

Стефанек изменился в лице:

— Разве его нет?

— Я звонил — никто не открывает.

— Может быть, парнишка спит. Нужно посмотреть.

Они быстро взбежали на второй этаж. Стефанек повернул ключ в замке, толкнул дверь и включил свет. Топчан был пуст. Тщательно постеленное одеяло так и осталось нетронутым.

— Нет его, — произнес он, будто про себя.

Так вот же… — сказал пан Лопотек, взлохмачивая рукой густые волосы, — я потому и пришел: парнишка должен был быть у меня в восемь и не явился.

— Что же могло, случиться? Последнее время он был очень аккуратен и всегда возвращался домой вовремя.

— В том-то и дело, — вздохнул механик.

Усевшись на кончике стула, он рассказал тренеру о похищении машины. Когда он закончил свой рассказ, Стефанек спросил дрогнувшим голосом:

— Вы думаете, что эта кража имеет какое-то отношение к исчезновению мальчика?

Механик пожал плечами:

— Не знаю, хоть кому скажу. Однако история подозрительная. Показалось мне, что какой-то мальчишка сидит в кузове… вроде как будто наш Чек. Но, может, мне это только почудилось? В таких случаях человеку трудно точно сказать, видел он что или не видел, но мне так показалось.

— Вы сообщили в милицию?

— Водитель машины сообщил. Он со страху совсем голову потерял — ведь машину с товаром у него из-под самого носа стащили. С дорогим товаром, хоть кому скажу. Вез ящики кофе и какао в «Гастроном». Подстерегли, мерзавцы. Хитрые бестии! Знали, что красть. Новехонький «Стар» и товар такой деликатный… Вот теперь и ломай голову. — Пан Лопотек изо всех сил хлопнул себя по колену и сокрушенно покачал седеющей головой.

— Любопытно, — задумчиво произнес Стефанек, — но, черт возьми, откуда же взялся в машине Чек?

Пан Лопотек развел руками:

— В привидения я, хоть кому скажу, не верю. Глаза у меня еще хорошие. Присягать не берусь, но кажется мне, что видел я парнишку.

— Значит, вы допускаете, что он был в сговоре с ними… — Стефанек замолчал, удрученный этой мыслью.

— Да у меня в голове такое не умещается, — подхватил пан Лопотек, — ведь, по существу, он порядочный паренек.

— Мне тоже не верится, — сказал Стефанек. — Но нужно уведомить милицию об исчезновении мальчика.

4

Манюсь просидел в погребе всю ночь. Свернувшись клубком, как побитая собачонка, он, вздрагивая от холода, забылся тревожным сном. Утром его разбудил рокот мотора. Мальчик прислушался. Какая-то машина с грохотом выехала со двора. Манюсь, постепенно приходя в себя, сообразил, что воры уводят украденный грузовик. И только теперь он ясно представил себе свое положение…

В первую минуту ему захотелось кинуться к двери и потребовать, чтобы его выпустили. Однако при первом же движении мальчик почувствовал непереносимую боль в животе. Он вспомнил, как ударил его Ромек Вавжусяк, и решил, что пока двигаться не следует.

Было, вероятно, еще очень рано, потому что после отъезда грузовика вокруг воцарилась глухая, звенящая в ушах тишина. Манюсь с отчаянием огляделся по сторонам. Погреб был пуст. Только в одном углу стояла старая, рассохшаяся бочка, а в другом валялись гнилые овощи. Из-под двери пробивался слабый свет, и по сырой земле расходились бледные лучи. Сбоку тоже как будто что-то мерцало. Вглядевшись, Манюсь различил в стене небольшую щель, сквозь которую проникал свет занимающегося дня.

Мальчик уселся, подтянув к подбородку худые разбитые колени, и снова впал в тревожную дремоту. Долго ли он находился в этом состоянии, он не знал. Очнулся Манюсь от скрежета ключа в замке. Забившись в угол, он с ужасом дожидался своих мучителей.

Наконец дверь отворилась, и в мутной полосе бьющего сверху света Манюсь разглядел Королевича.

— Чек, где ты тут? — шепотом спросил младший Вавжусяк, с непривычки щурясь в темноте.

— Чего тебе от меня надо? — так же шепотом ответил Манюсь.

Королевич подошел ближе. Он был в новом костюме, и от него пахло дешевым одеколоном и бриллиантином.

— И к чему тебе было ввязываться в эту историю? — сказал он с каким-то проблеском сочувствия. — Ни с шефом, ни с Ромеком задираться не стоит.

Уловив в его голосе доброжелательную нотку, Манюсь спросил:

— Что они со мной сделают?

Королевич огляделся и еще более понизил голос:

— Слушай, сегодня наш матч. Я тебя выпущу… Пускай не болтают, что вы проиграли только потому, что не было Чека… Если выиграем у вас, это будет по-честному. Только ты должен мне поклясться, что слова никому не скажешь, понятно?

Ошеломленный Манюсь безмолвно кивнул головой.

— Клянешься?

— Клянусь.

— Чем?

— Нашей «Сиренкой».

— Мало.

— Клянусь своей жизнью. Если скажу хоть слово, можете меня убить.

— Ладно. Но помни: я тоже рискую. Если они узнают, что я тебя выпустил, мне попадет так же, как тебе вчера. Видишь, я не такой, как ты думал. А сейчас ступай. — Он потянул Манюся за рукав.

— Юлек! — раздался негодующий голос. — Где ты болтаешься?

Королевич прижался к влажной стене.

— Прячься, — шепотом сказал он Манюсю.

На верхней ступеньке лесенки показались чьи-то ноги.

— Юлек!

— Что? — отозвался Королевич.

— Чего ты там ищешь?

— Да ничего… Занес ему поесть. Ведь он же со вчерашнего дня ничего не ел.

Однако стоящий наверху человек не удовлетворился этим ответом, и по лестнице прозвучали быстрые шаги. Манюсь в один миг перескочил несколько ступенек и спрятался за дверью. Через щелку он разглядел плотного плечистого мужчину. «Шеф», — догадался он.

В эту минуту человек с красной набрякшей физиономией схватил Королевича за рукав.

— Чего ты здесь крутишься, растяпа?! — крикнул он. — Хочешь заработать по уху?

Вытолкнув Королевича из погреба, он захлопнул дверь и запер ее на ключ.

С болью в сердце следил Манюсь сквозь щелку, как они поднимались по ступенькам. Сначала оба были видны по пояс, потом он различал только их ноги, ботинки и, наконец, в поле зрения мальчика осталась лишь пустая пыльная лестница. Упираясь лбом в шершавые доски двери, Манюсь ощутил вдруг такую пустоту, точно остался один на целом свете. Надежда, которая минуту назад придавала ему уверенность в том, что к полудню он выйдет на поле рядом с Жемчужинкой, Манджаро, Игнасем и другими товарищами, сейчас уступила место горькому отчаянию.

«И почему все это на меня свалилось?» — повторял он про себя. Мальчик побрел в свой угол, съежился, как обиженный больной зверек, и закрыл глаза. Ему померещилось, что он на Агриколе. Вокруг поля толпятся малыши. «Смотрите, — кричат они, — это тот самый Чек, который забил «Погоне» три гола!» Высоко в безоблачном небе трепещет бело-красный флаг, а еще выше подобно облачку взмывает стайка голубей. Через минуту должен начаться матч. У всех серьезные, торжественные лица. На поле выходит судья в черном спортивном костюме. Подносит к губам серебряный свисток… Свистит изо всех сил…

Очнувшись от своих грез, Манюсь открыл глаза, и взгляд его остановился на слабом луче света, который пробивался через щель в стене. «А что, если попробовать расковырять эту щелку, выломать кусок стены и выбраться наружу?» — подумал он. Эта мысль придала ему бодрости.

— Нужно попробовать. Нужно попробовать! А вдруг мне удастся и я еще успею на матч! — шептал он.

Подойдя к стене, Манюсь нащупал щель.

Она была так узка, что в нее невозможно было просунуть даже ладонь. Однако сложенная из дикого камня стена не казалась особенно толстой..Мальчик огляделся по сторонам. Кроме старой бочки из-под капусты, в погребе ничего не было. Но вот под руку ему попался железный обруч бочки.

«Есть! — подумал Манюсь. — Нужно сбить обруч с бочки, а потом его разломать!»

Больших усилий это ему не стоило. Обруч свалился после первого сильного удара по клепкам. Мальчик прижал его ногой к земле и принялся сгибать. Наконец обруч лопнул в том месте, где был разъеден ржавчиной, и в руках у Манюся очутился острый кусок железа.

Мальчик принялся выворачивать камни. Он работал упорно и быстро, легко выбивая железом штукатурку. Наконец первый камень поддался. Манюсь еще с минуту отбивал вокруг него штукатурку. Потом попробовал вынуть камень. Дело пошло на лад. Теперь работа двигалась веселее. Следующий камень он вывалил, поддев его железом. Работал все быстрее и быстрее. Думал только о том, что сейчас на поле его дожидаются ребята.

5

— Го-о-о-ол! — из нескольких тысяч грудей вырвался этот возглас и эхом отдался в залитом солнцем парке.

«Гол!» — повторил про себя Стефанек и недовольно поморщился, глядя, как Жемчужинка вынимает из сетки мяч.

За минуту перед этим «Ураган» превосходно провел

атаку. Их левый крайний перешел на центр, поменявшись местами с Королевичем. Королевич, обойдя Мотыльского, подал мяч Скумбрии, и тот ударил с ходу. Удар был таким неожиданным, что Жемчужинка не успел даже протянуть руки. Счет был 1 :0 в пользу «Урагана».

«Мотыльский слабоват, — подумал Стефанек. — Это из-за него забили гол».

Подойдя к боковой линии, он крикнул рослому пареньку:

— Франек, больше жизни! Следи за Вавжусяком!

Тот только кивнул головой. Стефанек взглянул на часы. Прошло уже двадцать пять минут первой половины игры. До перерыва оставалось пять. Тренер с беспокойством оглядел футбольное поле. Игра опять начиналась с центра. Манджаро подал мяч Парадовскому. Полусредний передал его Пауку, а тот повел его к воротам.

Среди зрителей раздался оглушительный крик:

— «Сиренка», играть! «Сиренка», давай гол!

Паук ловким финтом обошел одного противника и, танцуя на длинных ногах вокруг другого, послал мяч на левый край — Колпику, который играл вместо Чека. Маленький Олесь принял мяч, но столкнулся с рослым защитником «Урагана» и сам отлетел, как мячик.

«Да, — вздохнул Стефанек, — был бы сейчас Чек, иначе пошло бы дело».

Едва он вспомнил о Манюсе, как его снова охватило беспокойство. Вчера вечером, когда от него ушел пан Лопотек, он позвонил в комиссариат и дал знать об исчезновении мальчика. Тренер надеялся, что Манюсь вернется утром, но мальчика до сих пор не было. Ребята тоже были расстроены: им приходилось играть без своего лучшего игрока. Их волнение отражалось на игре. Играли как-то невнимательно и, хотя до сих пор пропустили только один гол, чувствовалось бесспорное преимущество «Урагана». Счет матча не увеличивался только благодаря блестящей игре Жемчужинки, который несколько раз брал труднейшие мячи.

«Ураган» атаковал без устали. Вот Скумбрия снова пошел на прорыв. Его светлый чуб метался в толпе игроков «Сиренки», которых он обходил с большой легкостью. Когда мяч был уже у ворот, он направил его в ноги подбежавшему Королевичу, и тот молниеносно пробил.

Стефанек зажмурился. Он был уверен, что мяч снова угодил в сетку. Но нет!.. Гола на этот раз не было. Жемчужинка выбил мяч в поле, а «Ураган» снова пошел в атаку.

— Не спать, ребята! — закричал Стефанек. — Следить за игрой! Оттянуться к воротам!

Это был совет опытного футболиста. Единственное спасение было сейчас в том, чтобы прикрывать ворота и отражать бурные атаки. Пусть противник вымотается, своя команда отдохнет, и, может быть, после перерыва картина игры изменится…

Когда свисток судьи оповестил о конце первой половины игры, Стефанек с облегчением вздохнул.

«Итак, 0:1 в первом тайме», — подумал он.

Ребята молча направлялись к деревьям, под которыми устроили себе раздевалку.

Жемчужинка, опершись спиной о ствол дерева, со злостью швырнул кепку.

— К черту такую игру! — сказал он плачущим голосом. — Человек стоит в воротах и не знает, есть у него защита или нет!

Франек Мотыльский развел руками:

— Если ты такой умный, становись на мое место. Полузащитники должны были оттянуться. Один я не могу удержать все нападение.

— Играешь, как сундук, — ввернул Игнась, — а еще оправдываешься!

Мотыльский обозлился по-настоящему.

— А вы, вместо того чтобы бить, без толку бегаете с мячом! Много наиграешь с таким нападением! — Он с сердцем откупорил бутылку лимонада.

— Успокойтесь вы, ради святой Анели! — крикнул Манджаро. — Матч еще не проигран, а вы уже плачете.

— «Не проигран»! — передразнил его Жемчужинка. — А давят на нас так, что и дохнуть невозможно.

— Если бы не Жемчужинка, в сетке уже три мяча сидело бы, — с видом знатока сказал Кшись Слонецкий.

— И вообще… — вмешался в разговор Паук, который редко принимал участие в спорах, поэтому не было ничего удивительного, что он споткнулся на первом же слове.

— Что «вообще»? — засмеялся Метек Гралевский. — Может, лучше «в частности»?

Паук покраснел.

— А в общем, ни к черту! — выдавил он со злостью.

С места поднялся Стефанек. Он был спокоен и сдержан.

— Дорогие мои, — сказал он, — прошу вас, не ссорьтесь. Матч еще далеко не проигран. Возьмите себя в руки, и вы сможете сравнять счет.

— Эх, — прервал его маленький вратарь, — был бы с нами Чек… — Он вдруг замолчал. В толпе окружающих их болельщиков он вдруг разглядел знакомую фигуру. Жемчужинка поднялся, от изумления открыв рот. Чек или не Чек? Парнишка, который подходил к ним, мало напоминал их веселого товарища с Голубятни. Лицо его, все покрытое пылью, было в синяках, глаза ввалились.

— Чек! — радостно закричал Жемчужинка и бросился навстречу товарищу.

Встреча была настолько неожиданной, что остальные ребята замерли на месте. Маленький вратарь обхватил Манюся за шею.

— Ты, братец! А мы уж думали, тебе конец! Чек, дорогой, ты жив! — выкрикивал он с радостью.

Теперь уже вся команда окружила своего левого крайнего. Ребята засыпали его вопросами:

— Где ты был? Что с тобой случилось? Почему у тебя такой вид?

Стоя среди товарищей, Манюсь полными слез глазами вглядывался в их лица, как бы не веря, что он снова с ними. Увидев Стефанека, грустно улыбнулся и спросил:

— Можно мне играть, пан Вацек?

Стефанек притянул его к себе.

— Эх, парень, парень, что мне с тобой делать! — Обняв его за плечи и глядя ему прямо в глаза, тренер спросил тихо: — Где ты был?

Манюсь уперся взглядом в землю.

— Не могу сказать, — прошептал он.

— Скажи мне только одно: это ты привел тех людей к пану Лопотеку?

Мальчик, подняв голову, взглянул тренеру прямо в глаза.

— Не я, — сказал он.

— Верю. — Стефанек улыбнулся, точно сбросив с себя огромную тяжесть. — Ну ладно. Переоденься — через минуту мы начинаем играть.

«Ураган» ведет один: ноль… «Ураган» ведет один: ноль…» Эта мысль сидела в Манюсе, как заноза. Выбежав на поле, мальчик позабыл обо всем, об украденной машине, о клятве, данной Королевичу, о побоях Ромека Вавжусяка, даже о боли, которой сопровождалось каждое его движение, — он думал о матче.

Младший Вавжусяк, увидев его, слегка побледнел и от неожиданности бессильно опустил руки.

— Откуда ты взялся? — закричал он.

Манюсь вместо ответа только пожал плечами.

Игра началась под аккомпанемент отчаянных выкриков зрителей:

— «Ураган»! «Ураган»! «Ураган»!

И, как эхо, отвечали им возгласы с другого конца поля:

— «Сиренка»! «Сиренка»! Сиренка»!

Двадцать два игрока, как по мановению волшебной палочки, кинулись в схватку. Мяч желтой пулей покатился по зеленой траве, приковывая к себе тысячи заискрившихся глаз.

Чек, отступая вдоль боковой линии, с огромным напряжением следил за мячом. Он видел, что нападение «Урагана» снова подвигается к воротам Жемчужинки. Вот клубок игроков уже у самых ворот. Мяч запрыгал между ногами игроков. Мелькнул желтый свитер, и маленький вратарь вытащил мяч прямо из-под ног приготовившегося к удару Скумбрии.

Жемчужинка ударил. Мяч описал широкую дугу и упал поблизости от Чека. Тот погасил мяч и повел вперед. Движения его были плавны и быстры. Неожиданным финтом обманул противника и поглядел вперед. Лавина черных и зеленых маек кинулась к воротам «Урагана». Чек на полном ходу передал мяч Манджаро. Центральный нападающий только чуть коснулся его головой. Мяч изменил направление и упал под ноги Игнасю. Удар Игнася был молниеносен. Но, увы, мяч прошел мимо штанги.

«Отлично! — подумал Чек. — Еще одна — две такие комбинации, и мы сравняем счет».

«Ураган» начал новую атаку. Королевич, как всегда, выделялся своей отличной техникой. Приняв мяч от защитника, он быстро повел его вперед. Казалось, мяч приклеен к его ловким ногам. Послушный каждому его движению, он мчался по направлению к воротам. Вавжусяк обошел уже двух игроков и ловко послал мяч Скумбрии. Тот пробил… Жемчужинка вытянулся, как струна, и почти в последнюю секунду отбил мяч за линию ворот.

«Угловой», — подумал Чек.

Левый крайний «Урагана» установил мяч, отошел на несколько шагов, разбежался и послал мяч в поле. Каждый из игроков старался его перехватить. Наконец мяч упал. Королевич ринулся к нему молниеносным кошачьим прыжком и ударил с лета…

Снова аут.

Чек нетерпеливо топтался на месте. Его беспокоила эта борьба возле ворот.

— Братва! — закричал он товарищам. — Играть, а не спать! Прикрывайте хорошенько каждого!

Но разговаривать не было времени. Кшись Слонецкий как раз принял мяч у защитника и перевел его на левый край. Манюсь поймал мяч в воздухе, погасил и легонько послал вперед. Увидев у мяча противника в зеленой майке, он быстрым рывком опередил его, переменил направление и что было сил погнал к воротам. Перед его глазами мелькали чьи-то ноги. Мяч метался, точно желтое пламя, но Манюсь со стесненным от бега дыханием продолжал вести его. И вдруг увидел перед собой выбегающего вратаря. Легким движением ноги он изменил направление мяча, в глазах у него промелькнула черная майка Игнася, и сетка затрепетала…

— Гол! — раздался радостный крик.

Манюсь поднял руки кверху и с криком: «Есть один: один… Сравняли!» — упал прямо в объятия Игнася.

Полусредний обрадованно хохотал:

— Ну и блестяще же ты ударил! Спасибо тебе, Чек!

Прибежал Манджаро.

— Классно! — закричал он. — Будем так дальше играть — обязательно выиграем.

Выровняв счет, ребята из «Сиренки» снова бросились в атаку. Забитый гол вернул им веру в свои силы. Теперь уже вся команда толково решала каждую задачу. Мяч, послушный четким движениям игроков, так и летал от ноги к ноге.

Чек просто разрывался на части. В нервном возбуждении он без конца мысленно повторял: «Забить еще один гол! Еще только один!»

Он принял мяч у Паука и послал его головой Игнасю. Игнась удачно перешел на левый край, оттянув на себя противника, и послал мяч в центр. Манюсь вынырнул из давки и головой направил мяч в ворота. Вратарь растерянно метнулся, но ему удалось только чуть коснуться мяча пальцами.

Манюсь поскользнулся, упал и, лежа в траве, напряженно глядел на судью.

— Гол! — гремело с трибун.

«Гол!» — промелькнула радостная мысль, но в ту же минуту мальчик заметил, что судья протестующе машет рукой.

— Вне игры! — отозвалось у него в ушах.

Вскочив, он подбежал к судье.

— Пан судья, не было офсайда!

Но судья указал место, откуда «Ураган» должен был бить свободный удар.

— Пан судья! — взмолился мальчик.

— Прекрати споры, — услышал он рядом голос Манджаро. — Судья лучше видел, чем ты.

В толпе подростков раздались свистки. Высокий, напряженный до предела голос протяжно выкрикнул:

— Неправильно! Был гол!

Судья, не обращая внимания на неуемных болельщиков, дал сигнал, и игра возобновилась.

— Даю слово, что не было офсайда! — взволнованно кричал Чек Игнасю.

Они отходили к своим воротам. В это время Скумбрия, получив мяч посреди поля, попытался идти напролом. Его складная фигура, скользя между игроками, с каждой секундой приближалась к воротам. Жемчужинка присел и неожиданно бросился ему под ноги. Руки вратаря и ботинок нападающего почти одновременно сошлись на светлом кружке мяча. Казалось, кто-то хлопнул рукой по натянутой коже.

Оба игрока упали на землю, а мяч медленно покатился по направлению к воротам.

— Гол! — простонал Манюсь.

Но в эту минуту, словно из-под земли, вырос: Казик Пигло и сильным ударом отбил мяч с самой линии ворог.

— Гол! — закричал Королевич, подбегая к судье.

Судья вытянул вперед руку, как бы защищаясь от нападения Королевича.

— Был гол! — поддержали товарищи Вавжусяка.

— Не было, — спокойно оборвал их судья.

— Жульничество! — крикнул Королевич.

Судья погрозил ему пальцем:

— Еще раз услышу — выведу с поля.

Королевич закусил губу. Его красивые глаза пылали гневом. Он хотел было отпустить какое-то словечко, но подбежавший Скумбрия оттащил его в сторону.

Игра пошла дальше, но атмосфера все более накалялась. Результат оставался ничейным, и обе команды любой ценой старались добиться преимущества. Борьба была острой и беспощадной, а игра тем временем приближалась к концу. Выкрики болельщиков сливались в один общий вопль. Зрители, разделенные на два лагеря, непрерывно подбодряли своих любимцев. Вокруг футбольного поля все гремело и содрогалось — несколько тысяч людей были охвачены спортивной горячкой.

Пан Сосенка, продираясь сквозь гурьбу мальчишек, осаждающих боковую линию, сорвал с головы соломенную шляпу и, размахивая ею над головой, кричал во всю силу могучих легких:

— Чек, покажи им, на что ты способен!

Манюсь, который в эту минуту получил мяч, услышал этот боевой клич и рванулся вперед. Он летел как ветер. Прорвавшись сквозь стену игроков, Чек подал мяч Манджаро. Тот ударил, и зрители замерли. Мяч мелькнул над выбежавшим вратарем и… отлетел от штанги. Но его тут же подхватил Паук. Атакованный двумя противниками, он несколько секунд танцевал на месте, а потом рванулся вперед и послал мяч на левый край. Чек пробил…

— О-о-ох! — вздохнули тысячи зрителей.

Мяч, почти коснувшись штанги, прошел мимо ворот.

Пан Сосенка даже застонал от огорчения. Утирая платком красное, мокрое от пота лицо, он бормотал про себя:

— Что за удар! Что за удар! На один сантиметр от штанги!

— Ребята, еще только три минуты! — кричал Стефанек, бегая вдоль боковой линии. — Три минуты! — повторял он взволнованно.

Чек услышал его. «Три минуты! — повторил он про себя. — Если положение не изменится, присудят добавочное время, и тогда «Ураган» может выиграть!»

Жемчужинка выбил мяч. В центре его перехватил Кшись Слонецкий и отдал Пауку. Тот, щегольнув двумя красивыми ударами головой, пробегая мимо полузащитника, передал мяч Игнасю. Игнась выскочил вперед и на полном ходу отдал мяч Чеку.

— Бей! — раздалось с зеленых трибун.

Чек был до того измучен, что его пошатывало. Ему казалось, что вокруг все тонет в какой-то вязкой мгле. Каждое движение причиняло боль. Однако, увидев впереди мяч, он рванулся из последних сил. Кто-то, тяжело дыша, бежал рядом с ним. Какая-то зеленая майка пыталась преградить ему дорогу. Прямо перед собой он смутно различал прямоугольный просвет. Обогнав противника, Манюсь с силой ударил. В этот момент кто-то дал ему подножку, и он упал на самой линии ворот.

В ушах его раздавался могучий рев трибун, в глазах мелькали черные и красные круги. Он видел лежащего на земле вратаря и желтый мяч в углу ворот.

«Гол!» — подумал Манюсь.

— Гол! Гол! — услышал он ликующие возгласы товарищей.

С трудом поднявшись с земли, Манюсь стоял, ошеломленный неожиданным счастьем. Зеленая трава поля, голубой лоскут неба, пестрая толпа, черные майки игроков— все кружилось у него перед глазами, будто он находился в самой середине огромной карусели.

Игнась и Манджаро кинулись ему на шею.

— Чек, дорогой! Молодец!

Манюсь слышал их задыхающиеся голоса. Если бы его не поддержали, он снова упал бы на землю. В конце поля мальчик разглядел Стефанека. Тренер поднял руку, приветствуя его. Еще дальше, среди столпившихся зрителей, маячила белая шляпа пана Сосенки.

Манюсь чувствовал, что у него от радости слезы навертываются на глаза. Он не мог выговорить ни слова.

Раздался протяжный свисток, возвещающий конец матча, и пестрая толпа зрителей обрушилась, как плотина в половодье. На поле тучей высыпали мальчишки с Воли. С пронзительным победным криком бежали они к своим любимцам, а впереди всех мчался мастер парикмахерского дела — пан Сосенка. Он забавно подпрыгивал, не желая, чтобы его обогнали маленькие сорванцы. Первым добежав до Чека, пан Сосенка прижал его к своему объемистому животу и, тяжело дыша, принялся приговаривать:

— Я знал, что вы выиграете! Мальчики, родные мои… Я знал, что ты забьешь этот решающий гол! Я не ошибся в тебе!

Это все, что он успел сказать, потому что восторженные болельщики подняли Чека на плечи и, громко выражая свой восторг, пронесли через все поле до самых деревьев, где игроки сложили свою одежду. Несли и других победителей: Манджаро, Жемчужинку, Игнася и Паука. Герои зеленого поля высоко плыли над морем голов. Манюсь широко развел руки, приветствуя радостной улыбкой глядящих на него мальчишек.

Это был большой праздник для ребят с Голубятни. Несмотря на все насмешки и на обидное прозвище «шпингалеты», они обыграли непобедимых до этого «фазанов». Об этом матче долго еще будут толковать маленькие футболисты с Воли, и ни один из игроков «Сиренки» не забудет этого матча.

Манюсь на плечах своих поклонников приближался к купе деревьев.

Неожиданно его сияющая физиономия помрачнела. Опершись спиной о ствол огромного клена, стоял Королевич и, щурясь, смотрел на триумфальное шествие. Манюсь сразу понял, что Королевич поджидает именно его.

Освободившись от напористых мальчишек, он сам направился к Вавжусяку. Тот, склонившись к нему, шепнул:

— Сказал?

— Нет. Я же поклялся.

— Не врешь?

— Даю слово. А что ты хотел?

— Ничего… Посадили Хромого Генека, этого самого, из Маримонта.

— Какого Генека?

— Ну… этого, у кого был грузовик… Ромек тебя ищет. Берегись! Если он тебя зацапает, Кости переломает…

Манюсь побледнел. С минуту он удивленно смотрел на Королевича, потом повернулся, схватил с земли свою одежду, свернул ее и помчался в густые заросли, тянущиеся вдоль теннисных кортов. Позади себя он услышал голос Стефанека:

— Чек, Чек, подожди!

Но он даже не повернулся и только еще глубже нырнул в прохладную гущу привядшей листвы.