Евро-92

Евро-92

Прежде чем начать рассказ о сборной CCCР - СНГ, необходимо вспомнить, что я оставил московское «Динамо» - как и «Зенит» в 1998-м - в тот момент, когда команда боролась за «золото». Это, кстати, о парности случаев. Даже причина была одна и та же: запрет совмещения работы в сборной и в клубе.

Было непросто оставить команду с прекрасной перспективой и игроками, с которыми можно было выигрывать самые серьезные соревнования, - Харин, Уваров, Чернышов, Лосев, Смертин, Скляров, Кобелев, Добровольский, Деркач, Кирьяков, Колыванов. И самое главное, в той команде были хорошие профессиональные и добрые человеческие отношения.

Давайте вспомним, что же такое этот 1990 год. Первое - это худшее выступление сборной на чемпионате мира. Второе - начало развала системы подготовки в футболе, отъезды игроков за рубеж.

В том году мы как никогда были близки к тому, чтобы выиграть в 1990 году чемпионат страны. Но как часто случается в нашем футболе, все было испорчено не на футбольном поле. Итальянский клуб «Дженоа» заинтересовался Игорем Добровольским, мы побеседовали с ним и решили, что он уедет за рубеж по окончании сезона. Каково же было мое удивление, когда спустя незначительное время он подписал с итальянцами контракт! В такой ситуации оставаться работать не было смысла. И на призыв председателя ЦС Сысоева: «Анатолий Федорович, вы должны как главный тренер понять, что клубу этот трансфер был необходим» - я ответил: «У вас нет такого главного тренера». И принял предложение Колоскова и руководителей спорткомитета возглавить сборную СССР. Но для этого нужно было пройти процедуру утверждения коллегией, параллельно выдержав борьбу агентов, тренеров, пытавшихся повлиять на исход выборов.

Проблемы, возникшие с тренерским советом, который почти полностью выступал за кандидатуру Павла Садырина, были абсолютно логичны. Тренерский мир всегда разделялся на небольшие кланы, причем картина эта наблюдается и по сей день. Схема проста. Определенная группа тренеров расставляет приближенных к себе людей по разным командам, начиная с юношеских команд и заканчивая клубами. И противостоять такой пирамиде крайне трудно. Группа Садырина, Игнатьева и Семина как раз пользовалась такой поддержкой, и противостоять ей было крайне трудно. Но существовала определенная позиция и у Вячеслава Колоскова. Тем более я достаточно четко обрисовал программу создания новой национальной команды. Нам попалась сложная подгруппа с Норвегией, Венгрией и Италией, и ключевым моментом был - осенний матч с итальянцами, практически сразу, мне нужен был очень жесткий график контрольных матчей, чтобы определиться с теми игроками, на которых предстоит сделать ставку. За 3-4 месяца нам нужно быего из опытных игроков, которые уже выступали за национальную сборную, или же сделать ставку на молодежь? Моя позиция была четкой еще в одном: игроки должны остаться в стране до матча с Италией, а потом могут разъезжаться по зарубежным клубам.

Акцент на матч с Италией был сделан не просто так. Оказавшись в одной группе с бронзовым призером недавнего чемпионата мира и в ситуации, когда на первенство Европы выходит всего одна команда, мы не могли делить матчи на главные и второстепенные и не могли разрабатывать иную турнирную стратегию, кроме как стараться побеждать в каждом матче.

* * * Возглавить сборную СССР - значит стать лучшим тренером страны. Управлять главной командой, бороться и утвердить себя на европейской арене - мечта любого специалиста. При этом работа в клубе и сборной предъявляет совершенно разные требования к тренеру, если тот не имеет возможности работать с клубом, являющимся базовым для национальной команды. Здесь нужно в короткий срок подготовить игроков, подобрать модель игры и средства, изучив соперника, а главное, найти путь усиления команды, перспективу ее развития, и при этом футболисты должны поверить тебе и принять требования. Серьезный нюанс в этом случае - понять, после кого ты берешь команду, оценить уровень тренера, оценить, за счет чего был сделан результат или, наоборот, не был достигнут. И найти единственно верные решения, касающиеся как игры, подбора игроков, так и атмосферы в коллективе. В сборной выбор игроков больше и качественнее, но нет времени, его не дают на создание команды.

Мне пришлось столкнуться со сменой поколений и отдельно оговаривать задачи. Тут мы сделаем небольшое отступление, так как понимаю, что многим хочется поднять завесу, посмотреть, как же получилось так, что мы растеряли традиции, нашу собственную методику подготовки команд и игроков и теперь вынуждены приглашать тренеров из-за рубежа.

Речь идет не о ревизии или убивании покойников, как говорят на Руси, а только о восстановлении последовательности и правды, несмотря на то что она у каждого своя. Отправной точкой можно считать 1982 год, когда мы имели на чемпионате мира прекрасную команду и триумвират тренеров Бесков - Лобановский - Ахалкаци. На самом деле, достаточно двух главных тренеров, чтобы «убить» команду. Не зря же Наполеон сказал, что два великих полководца в одной армии слабее, чем один посредственный у противника. Бесков тогда не смог отказаться от навязанных ему помощников, а может быть, решил разделить ответственность. После первого же матча с Бразилией, не проигранного по игре, Константин Иванович был фактически отстранен от тренировок, которые проводил уже Лобановский. Об этом вспоминал Юра Гаврилов, как и о матче с Польшей, на который было выставлено 6 защитников, что сводило шансы на победу к минимуму.

Итак, начало было положено. У команды появился новый тренер, который и готовил сборную к чемпионату Европы 1984 года. Но не зря говорят «Бог шельму метит» - мы не пробились в финальную часть. На моих глазах (я тогда возглавлял юношескую команду) национальная команда за два дня до решающего отборочного матча с Португалией проводила тренировку в дождь, в грязь с большой нагрузкой. Я тогда сказал Никите Симоняну, что это убийство, что нагрузка увеличивается за счет вязкого грунта. Но главный тренер на это ответил: «У нас программа. У нас система…»

1986- й, у руля сборной Эдуард Малофеев. Человек эмоциональный, заводной, с харизмой. Мы играли вместе, я его хорошо знал, и когда его стали попрекать за «искренний футбол», то делали это несправедливо. Малофеев действительно был далек от меркантильности, у него было свое видение футбола с атакующим акцентом, с открытым забралом. Он сам говорил: «Пусть соперники сами думают, как с нами играть». И вот до отъезда в Мексику остается совсем немного времени, киевское «Динамо» выигрывает Кубок кубков, и сразу же назревает интрига -на кого ориентироваться, на киевлян или минчан, как на главную, базовую команду? Точка кипения - товарищеский матч с Финляндией. Понятно, что от него зависело все, и об этом перед игрой Малофеева предупреждали. Результат той встречи - ничья 0: 0, что, в общем-то, и ожидалось. Эдуарду Васильевичу предложили поехать на чемпионат управлять командой вместе с Лобановским, но он отказался. И таким образом совершилась еще одна несправедливость. Закончилось все поражением в 1 / 8 финала от бельгийцев 2: 4. Бог шельму метит…

Наконец 1988-й. Удивительный, единственный год, когда тренеры и национальной, и олимпийской сборных получили возможность работать творчески, в единстве с руководством. И обе команды добились хорошего результата: на чемпионате Европы - «серебро», на Олимпиаде - «золото». Тогдашние условия напоминали те, что получил Хиддинк двадцать лет спустя…

И вот настал 1990-й… По идее, можно было тогда сориентироваться на команду начала года. Но существовало слишком много причин для того, чтобы этого не делать. Во-первых, сборная почти целиком состояла из игроков киевского «Динамо». Во-вторых, она вернулась из Италии с крайне неудачным результатом, игроки были истощены физически и психологически. В-третьих, объективный момент для смены поколений. Игроков нужно было набирать фактически заново. На коллегии приняли как раз такое решение: создавать команду с прицелом на 1994 год, когда в США должен был стартовать чемпионат мира. В какой-то мере это была моя идея фикс - казалось, что нужно работать именно для того, чтобы «выстрелить» как раз в Америке. Я прекрасно понимал, что если набрать команду из игроков «призыва» 1990 или 1988 годов, то можно добиться в лучшем случае сиюминутного результата, но не сработать на перспективу. За основу в подходе к созданию новой сборной я собирался взять доверие к молодым игрокам. Когда-то в 1966 году великий Маслов, после того как на чемпионат мира в Англию уехали ведущие игроки, решился довериться молодежи, и она сыграла. Среди тех футболистов, которые сумели проявить себя, был и я. И с тех пор я убежден, что при каждой возможности обязательно нужно доверять молодым, потому что окрыленность и доверие тренера помогают им раскрываться. Примеры Колыванова, Канчельскиса, Шалимова, Кулькова, Чернышова, Цвейбы служат подтверждением этим словам. И потом, если ты и проиграешь с молодежью, у тебя все равно есть время и есть уверенность, что ты играл не зря. «Лучше проиграть с молодежью, чем выиграть со стариками», - говорил я себе.

Возьмем Протасова - я перестал вызывать его после 1990 года. Он был выдающимся игроком, но не подходил мне по стилю. Я строил новую команду, и многие из старого состава оказались вне сборной. Меня даже Юра Савичев на моем шестидесятилетии спрашивал: «Анатолий Федорович, вот как же так? Вы меня звали в олимпийскую сборную, а в национальную - нет…» Я вынужден констатировать факт: ни Заваров в «Ювентусе», ни Савичев в «Олимпиакосе» (а я приезжал в Грецию специально смотреть его в деле) не играли в свою полную силу. А единственный критерий попадания в сборную - качество игры. То же самое и с Олегом Протасовым. Вопрос в чем - опять же в культуре. Тот же Юра Савичев принял это, только сокрушался впоследствии: «Эх, если бы вы меня вызвали, это был бы мой шанс». Но есть примеры и иной реакции, когда человек проходит мимо и не здоровается, тот же Заваров. Но и это - нормальное явление. Другое дело, что трудно представить себе тренера, человека, отвечающего за результат, который во вред себе откажется от сильного игрока. Ведь в каждой игре, выходя на поле, футболист дает своей игрой ответ на вопрос, защитник он или нет, бомбардир он или нет, опорный хавбек он или нет. То же самое и тренер. А судей - тысяч сорок, и скидок они не делают. Даже если ты в прошлой игре забил решающий гол или совершил красивый и нужный команде «сейв».

Итак, молодые ребята должны были играть против Барези, Мальдини, Баджо, Лентини, Виалли, Манчини… Надо ли объяснять, что это такое? Исторически судьба постоянно испытывала меня Италией. 1964 год в Сан-Ремо, 1966-й - Италия - СССР в Милане, 1968-й - полуфинал первенства Европы в Неаполе, 1988-й - полуфинал сеульской Олимпиады, 1996-й - матч Корея - Италия на Олимпиаде в США. Имелся и игроцкий опыт, и тренерский, что в итоге и помогло правильно построить игру. Выбранную тактику 4+5+1 тогда почему-то считали оборонительной, хотя сегодня она является основной на чемпионате Европы. Эта тактика позволяла иметь численное преимущество в центре поля, в котором треугольником расположились Алейников, Кульков и Михайличенко, чтобы нейтрализовать Манчини и Баджо. Тут же - Добровольский. Впереди действовал Гецко, который являлся своеобразным прототипом Лютого - быстрый, сильный, работоспособный форвард. Ключевая идея - два опорных игрока: Алейников и Кульков - плюс Мостовой. И эта идея сработала, хотя сил пришлось отдать неимоверно много.

Все девяносто минут борьба шла на каждом участке поля, и в какой-то мере мы специально свели игру к единоборствам. Хорошо, что у нас были и Михайличенко, и Алейников, которые прекрасно знали итальянцев, поскольку уже выступали в клубах серии А. Ведь перед игрой меня очень беспокоило то, как игрокам удастся совладать с нервами. Давление было колоссальным, как и цена матча. Но футболисты выдержали, причем в такой атмосфере Кульков, Добровольский, Алейников и Михайличенко дали понять, насколько же они универсальные мастера. Каждый умел сделать очень хорошее продолжение: после отбора мяча и тот и другой начинали атаку четким первым пасом. Изначально смущал Цвейба, у которого не было достаточного опыта выступлений на таком уровне, но я знал его с юношеских лет и рискнул. Тоже сработало. Ахрик потерял массу сил, но справился. Наконец, на замену вышел Протасов вместо Гецко, что и было запланировано. В какой-то момент он перехватил мяч у заигравшегося Барези, вышел один на один и не забил. Могли ведь и выиграть! Но и без того тогда можно было утверждать, что рождение новой команды состоялось. Не буду скрывать - накануне игры все настраивались только на одно: на положительный результат в Италии, коим, как известно, считается и ничья. На нее мы и играли, до предела рационально. Для меня высочайшей оценкой матча стал комментарий крайне скупого на похвалы Юрия Морозова, с которым мы не всегда были в блестящих отношениях. Мы с ним встретились в федерации футбола, и он искренне поздравил, отметив организацию игры и выбранную тактику.

* * * У каждой команды должно быть свое лицо. В той сборной оно, несомненно, было. В ней крылась какая-то первородная интрига, ребятам самим было интересно, на что они способны. Между теми, кто только что был привлечен в национальную команду, и теми, кто уже в ней был и имел какие-то заслуги, права, возникла здоровая конкуренция, которая была возведена в ранг общей идеи. Чувствовалось, что для каждого игрока попадание в состав является чем-то священным, самым дорогим этапом в карьере. Они искали себе нишу, место, будущее. Речь не о патриотизме в общепринятом смысле. Должен быть в первую очередь патриотизм самого себя.

Помимо Италии, в группе были сборные, способные доставить большие неприятности. Возьмите Норвегию, с которой произошел выматывающий матч в Лужниках, перед той самой Италией. Скандинавских стандартных положений я ожидал с большой тревогой. У тех ребят невероятная антропометрия: все под метр девяносто, и подачи, как из пращи, летят во вратарскую площадь. Обзор вратарю перекрывали постоянно, лезли на него жестко и целенаправленно. То, что нам удалось выиграть два матча у Норвегии, говорит в пользу той сборной. Особенно трудно пришлось в гостях, где, к слову, проиграли итальянцы. В Осло блестяще сыграл Шалимов и, конечно, Мостовой, с лету забивший решающий мяч. О первом хотелось бы поговорить отдельно. Не знаю, насколько он «золотой мальчик», на моем пути была масса талантливых игроков, и их проблема заключалась в том, что они пытались играть только за счет таланта. Они второстепенно, поверхностно относились к подготовке, зная, что у них он есть. Такие, будучи неподготовленными, показывают лишь процентов сорок от своего уровня. Максимум пятьдесят. Есть и другая категория футболистов: просто способные. Подобного рода игрок, полностью подготовленный, действует намного эффективнее и полезнее, чем более талантливый. Шалимов относился как раз к таким. Он был обученный, надежный, волевой и использовал свои качества на сто процентов. Если бы использовал, скажем, на семьдесят, то это был бы посредственный футболист. Игорь - яркий пример человека, который создал себя сам. У него не было блестящей техники, но она была стабильной, рациональной. Отсутствие обводки Шалимов компенсировал отличным пониманием футбола. Для того чтобы играть в «Интере», ему приходилось выжимать из себя все без остатка. Этим он был похож на Валерия Воронина. Он также умел играть на пределе своих возможностей, но его легкость в игре, в обращении с мячом, элегантность пришли к нему в результате постоянной индивидуальной работы после тренировок. Это сделало Воронина лучшим центральным полузащитником в истории футбола.

Шалимов, как и Михайличенко, потом тоже столкнулся с проблемами адаптации в Италии. Там был камень преткновения в виде голландской парочки Бергкамп - Йонк. Первый ассоциировал себя на поле только с соотечественником, они блестяще понимали друг друга на поле. Поэтому Игорю было очень сложно, и именно это обстоятельство еще больше возвеличивает цену того, что он все-таки в «Интере» играл. Для этого нужен суперхарактер.

Появление некоторых игроков в сборной вызывало в обществе удивление. Например, Юрий Морозов в ЦСКА вообще не воспринимал Дмитрия Галямина как игрока национальной сборной. Но у него были хорошие физические качества, и, если его ограничить определенным заданием, локализировать задачи, можно было получить достойную отдачу. Единственное, что пришлось учить его чуть ли не с азов играть головой - правильно занимать позицию, рассчитывать полет мяча. Но Дима был обучаемый. И ведь он выключил из игры Виалли в ответном матче с Италией!

* * * О сборной Венгрии следует говорить несколько особо. Команда состояла из классных футболистов вроде Детари и Киприха и была выученной. Особенно хорошо у нее получались игра в обороне «в линию» и выполнение искусственного офсайда. Практически весь предыгровой сбор в Симферополе перед матчем в Будапеште мы методично работали над тем, чтобы научиться ловить соперника на противоходе, над атаками из глубины. И в итоге навык нам очень пригодился - Михайличенко как раз вылетел на передачу Алейникова и забил единственный гол в матче.

С Алейниковым, между прочим, мы тоже работали по специальной программе. Меня очень беспокоил Детари, и мы с Сергеем (он должен был контролировать венгра) провели много времени за просмотром видеозаписей - как Детари врывается, где открывается. Алейников вообще был футболист с отличной психикой, очень уравновешенный, легко все схватывал и претворял в жизнь.

Перед той игрой в Будапеште произошел забавный случай. Мы жили, кстати, прямо на стадионе, и вот закончилась установка, я иду по коридору. Вдруг из комнаты прямо на меня выходит Ахрик Цвейба и курит.

Через полтора часа игра! Он увидел меня (вспомните Болгарию и мое чутье), чуть сигарету из рук не выронил. Я рассмеялся: «Ахрик, если это помогает, то кури!»

А вот в ответной игре с венграми нашла коса на камень - мы сыграли дома 2: 2. Не сумели просчитать их стандартное положение - был обычный вброс аута, метров на 30-35, чего мы не видели в исполнении венгров ни на одной из просмотренных видеозаписей. Как мы проспали Киприха - до сих пор не могу понять! Мы осложнили себе турнирную ситуацию, и домашнее поражение от Италии означало бы «волчий билет».

Как сейчас помню - в Москве был туман. Для тех и для других вопрос стоял просто - to be or not to be. Напряжение - запредельное. Как построить игру, когда трибуны будут гнать команду к победе? Как заставить раскрыться Италию, чемпиона по тактическим изыскам, но которого, тем не менее, нужно было кровь из носу побеждать? Нам нельзя было пропустить, и меня, конечно же, беспокоила психология игроков.

За сутки до матча произошел интересный эпизод в Новогорске. Игроки возвращались с тренировки, а я общался в вестибюле нашего корпуса со знаменитым тренером фигуристов Стасом Жуком. Человек он неординарный, жесткий, им невозможно было манипулировать. И все знают его потрясающих воспитанников, чего стоит только одна Роднина! И вот он обратил внимание, что футболисты идут какие-то понурые, все погруженные в размышления, зажатые. Чувствуется, что они впали в предстартовое волнение. И тут Жук неожиданно накидывается на них: «Да так вас растак, вы кого боитесь?! Да посмотрите, кто это вообще такие, итальянцы ваши!» Игроки опешили, встрепенулись, их словно облили холодной водой. Шоковая терапия! Жук подмигнул: «Ну, как я им?» - «Знаешь, даже я завелся…»

Поначалу итальянцы превосходили нас в скорости, пришлось уже по ходу матча менять местами Шалимова и Кулькова. Но у нас был прекрасный момент, чтобы открыть счет, - к удивлению итальянцев, к атаке подключился Чернышов, вышел, как и Протасов в первой игре, один на один, но тоже не забил. Но та игра стоила свеч!

Учитывая, что до этого матча мы играли с Италией на товарищеском турнире в Швеции, то есть играли в третий раз за год, уже притерлись друг к другу. Чтобы разорвать абсолютный баланс сил, следовало придумать что-то неординарное. Человеком, способным на это, был Колыванов. Очень техничный, нестандартный игрок, он обладал потрясающими голеностопами, просто шарниры! Отобрать мяч - невозможно, он тормозил так неожиданно, что соперник буквально пролетал мимо. Игорь должен был ехать на Олимпиаду, но… Любви все возрасты покорны, а, когда тебе 20 лет и ты влюбился, такая ситуация не может не повлиять на карьеру. Для меня до сих пор самая большая боль в том, что я не взял Колыванова в Корею. Надо сказать, у него тогда был заметный спад, хотя сейчас мне кажется, он принес бы пользу той команде. Увы, так бывает. Называется эта грустная история просто: не судьба.

Теперь Канчельскис. Еще один игрок, который сделал сам себя. Представьте себе, что это такое - в матче с итальянцами не уступить ни в одном единоборстве и не уступить Мальдини в целом. Я бы рискнул назвать Андрея лучшим игроком за всю историю нашего футбола на своей позиции. Может быть, он уступал в технике тому же Численко или Метревели, но по эффективности действий он был великим. Притом Канчельскис еще не был звездой в нашем чемпионате, играл в Киеве, Донецке… Опять же человеческие качества этого футболиста были запредельными, что и позволило ему впоследствии сделать блистательную карьеру. Благодаря таким людям мы сделали то, что многим казалось нереальным, - оставили за бортом Евро-92 Италию и вместо нее поехали туда сами.

Впрочем, нужно было еще одолеть Кипр. Подготовка к этой игре выдалась непростой. Во-первых, была отвратительная погода. Во-вторых, у некоторых игроков откуда ни возьмись возникло какое-то непонятное пренебрежительное отношение к работе. Больше всего претензий у меня было к Добровольскому.

Я понимал, что если мы сейчас что-то не предпримем, то проблема разрастется. Такой микроб действует быстро, так же незамедлительно следовало его убить. Несмотря на наши добрые отношения с Игорем, я отправил его со сбора домой. Команде нужен был конфликт, для того чтобы встряхнуться. У Добровольского специфический, сложный характер - разговоры с позиции силы, уговоры не проходили. Либо работаешь, либо нет. Не готовишься - уезжай. На уговоры времени не было. Я сказал ему: «Если не можешь перестроиться, уезжай. Но помни: закрыть за собой дверь очень легко, открыть снова - неимоверно сложно». Игорь уехал. Мы два тайма мучились с Кипром, и, если бы на выручку не пришел Мостовой со своими нестандартными действиями, бог знает что могло бы произойти.

Проблема настроя на слабого соперника актуальна всегда. И для тренеров в том числе. Когда перед нами команда, которой ничего не надо, которая ниже классом, искать для футболистов стимулы практически невозможно. В то же время эти самые слабые команды выходят против вас раскрепощенными и играют, как могут, в свое удовольствие, ради удовлетворения своих амбиций перед своими болельщиками. Конечно же, мое высокое мнение о Добровольском как об игроке после той истории не изменилось. Многие ребята потом за него просили. Учитывая то, что я знал его с 16 лет, мы все-таки сумели найти с Игорем общий язык. Он играл уже тогда за швейцарский «Серветт», я поехал посмотреть его в деле и остался доволен увиденным. Добровольский вернулся в сборную.

Игорь Добровольский, олимпийский чемпион 1988 года, полузащитник «Динамо» (Москва), «Олимпик» (Марсель), «Дженоа» (Генуя). Ныне главный тренер сборной Молдавии:

Я знаком с Анатолием Федоровичем с 16 лет. Вряд ли будет преувеличением сказать, что дорогу в футбол открыл мне именно он. Мы были вместе как игрок и тренер в различных сборных страны, начиная с юношеской и заканчивая главной национальной командой, под его руководством я работал в московском «Динамо». В моем развитии Бышовец сыграл определяющую роль. Кроме того, он дал мне и первое наставление как тренеру. Перед тем, как решиться на новую профессию, я встретился с Анатолием Федоровичем и получил от него кое-какие советы. Ведь играть самому - это одно, а тренировать - принципиально иная вещь, и Бышовец помог осознать это. Он вспоминает в книге мои пенальти бразильцам и немцам? Я рад, что вспоминает, и сам с удовольствием это делаю. Те удары в Сеуле и Норчеппинге помогли и мне, и ему…

* * * Принципы - очень удобная вещь. До той поры, пока ты не начинаешь их отстаивать. Настраивая себя на максимальный результат, я должен потребовать прежде всего с себя. Я не имею права показываться перед игроками в нетрезвом виде, не имею права опаздывать на работу, не представляю себе, как можно выйти неподготовленным к занятию. Только с таким отношением я получаю право требовать сам. Без этого права тренер является безоружным и вряд ли может достичь результата.

В основе каждого успеха лежат усилия многих людей. Если вспоминать Олимпиаду, то это самый яркий пример, иллюстрирующий вышенаписанное. На высочайшем уровне проявили себя игроки, тренеры, оргкомитет, руководство нашего футбола, конечно же, Вячеслав Колосков. Было единство, которое стало в определенной мере гарантией результата. В 1992 году ничего подобного и близко не было - отношения с Вячеславом Ивановичем у меня стали натянутыми, поскольку появились некоторые камни преткновения. Чемпионат мира 1990 года, закончившийся неудачей, оставил за собой крайне неприятный шлейф - с игроками не рассчитались полностью за участие в чемпионате, за рекламу от спонсоров. Я имел основания опасаться того, что будет происходить в Швеции, где мы попали, надо сказать, в крайне тяжелую группу к ФРГ и Голландии. Кроме того, сборная испытывала некоторые проблемы при подготовке к чемпионату Европы. Директор базы в Новогорске, не попав в состав делегации на Евро, саботировал обслуживание сборной. База оказалась абсолютно неготовой, поля были в страшном состоянии. Это сейчас там отличные газоны, евроремонт в номерах, очень удобные кровати и в целом комфортные условия. А главное - атмосфера, пропитанная доброжелательностью и желанием работать на результат. Это удалось сделать за короткий срок Николаю Сидоровичу Доморацкому, большому другу хоккеистов Харламова и Фетисова.

Стало ясно, что после тяжелейшей травмы крестообразных связок не поедет на турнир Кульков, который был для меня одним из ключевых футболистов. То же самое - Мостовой, игрок с уникальной техникой и мышлением, которого я всегда высоко ценил. Ну и самое главное, не было атмосферы, о которой я никогда не устану говорить, - той атмосферы единства, которая является залогом половины успеха. Беспокойство игроков нагнетало отношения между командой и федерацией. Быть может, в плохих отношениях с Колосковым и его заместителем Тукмановым была и моя ошибка, быть может, где-то нужно было пойти на какие-то компромиссы. Но существовали объективные трудности, о которых было сказано выше.

Сборная ехала на чемпионат Европы, тем не менее, в какой-то непреодолимой уверенности в успехе, которая в определенный момент начала меня смущать. Пришлось снова искусственно создавать маленькие конфликты для погашения нездоровой эйфории. Проблемой было то, что кое-кто после тяжелого сезона, проведенного за границей, пытался сам регулировать свое физическое состояние, даже Леша Михайличенко, с которым мы всегда были в великолепных отношениях. Физическая подготовка - деликатный вопрос, он всегда должен быть стопроцентно согласован с главным тренером (так, как это произошло между мной и Качалиным), здесь нет места никакой анархии. Лешу освободил от нагрузок доктор без моего ведома, что мне не понравилось, но в целом проблема, как я уже сказал, лежала не в Михайличенко, а в обстановке в команде в целом.

Криминала в том, что доктор не сказал мне о том, что освободил Михайличенко, не было, - он думал, что Леша согласовал этот вопрос со мной. Но это являлось для меня поводом. Не для того, чтобы наказать провинившихся, а чтобы создать фон, который бы разительно отличался от того, что сопутствовал нашей подгов какой-то момент это дало плоды. Мы сыграли дома товарищеский матч с Англией 2: 2, потом в Копенгагене сделали ничью 1: 1 с будущими чемпионами Европы, которые только за неделю до нашего матча узнали, что поедут в Швецию вместо Югославии. Впрочем, достойная игра, показанная в тех встречах, еще больше укрепила в нас самоуверенность, сомнений в том, что мы решим задачу выхода из группы, отчего-то не было. И это несмотря на то, что предстояло первых два матча провести с ФРГ и Голландией! Я беспокоился. Ведь помимо того, чтобы создать рабочую атмосферу, тренер еще и ответственен за морально-волевой настрой, направленный на решение максимальной задачи. Я смотрел на подопечных и совершенно необъяснимо расстраивался. Что-то сквозило такое, что невозможно было описать, но очень смущало и приводило в нервное состояние. К тому же вокруг команды уже в Швеции было какое-то непривычно большое количество разных людей, живших с нами. Иногда это неплохо - у игроков есть возможность пообщаться, эмоционально переключиться с футбола на что-то еще. Но перебарщивать тоже нельзя. Жить всегда надо отдельно, пусть у руководителей футбола и может быть возможность иногда видеть команду. На игру необходимо концентрироваться, что невозможно в нерабочей атмосфере. Надо признать, я не до конца был последователен в своих решениях и считаю, что я виноват в том, как все в итоге произошло. Я переоценил тот факт, что мы хорошо подготовлены с футбольной точки зрения, и считал, что сторонние факторы не повлияют на результат. Я ошибался. Хотя сначала все выглядело очень даже многообещающе…

* * * Настоящей бедой было то, что мы были сборной без гимна, без флага, без страны… На специальном совещании тренеров команд-участниц в Париже уже после турнира мне пришлось выступать с докладом. Как-никак мы сыграли вничью с чемпионами мира и с чемпионами Европы, а также обошли в квалификации бронзового призера чемпионата мира 1990 года - Италию. В итоге за весь цикл мы проиграли всего один матч. Всех интересовали вопросы тактики, подготовки и так далее. Но больше всего собравшихся поразил тот момент, когда я стал говорить о том, что к чемпионату Европы готовилась команда страны, не имеющей ни гимна, ни флага и представляющая неизвестно какое государство. Я в ту минуту смотрел на Ринуса Михелса и видел, что он с трудом себе представляет, как это вообще возможно. Не думаю, что я мог удивить его и прочих коллег разговорами о методах подготовки так, как я это сделал той фразой. Я встретил сочувствие и понимание, притом что до конца каждый из них так и не понял - как же это мы? Флаг и гимн на сегодня остаются для нас самым актуальным вопросом. Со своим стремлением к обогащению мы забыли о том, что имеем собственных игроков, в которых должны вдохнуть идею патриотизма, чтобы они понимали, что являются теми, кто определяет счастье и несчастье миллионов людей.

Специально под матч с Германией я пригласил в сборную Лютого, который к тому времени уже несколько лет играл в этой стране и знал все нюансы, связанные с немецким футболом. Его опыт был для меня крайне важен, он помог и команде приспособиться под стиль немцев, под то силовое давление, которое они оказывают на любого соперника. В итоге вынужден констатировать - победу над чемпионами мира мы упустили. Не использовали свои шансы и пропустили гол в добавленное время. Но положительным моментом оказалось то, что команда не боялась играть, не думала о том, что она может проиграть. Ребята ни разу не выключили мысль на поле, не сбились на примитив. Мало того, что Добровольский так же хладнокровно, как и на Олимпиаде, исполнил пенальти, так еще и вспомните, как он его сам заработал! Он имитировал прием мяча грудью перед собой, а в последний момент сделал уступающее движение, отклонился и принял мяч уже за спиной защитника. Тому ничего не оставалось, кроме фола в штрафной. Великолепно выполненный прием!

Немцы ничем не удивили. Мы их хорошо знали, потому что скрупулезно готовились. Да, пресс был мощный, но мы справлялись. Заставляли немцев атаковать позиционно, а для силовых команд это всегда большая проблема. Да, у них еще играл Маттеус, который был в состоянии направлять атаки, но еще не появился Баллак, умеющий выполнять роль настоящего разыгрывающего. Все было хорошо, но…

Как- то так случайно получилось, что для меня Витя Онопко является роковым игроком. Я кричал ему на последней минуте, чтобы он просто вынес мяч, но он пошел в обводку, потерял мяч, после чего и назначили тот самый штрафной, с которого Хесслер сравнял счет. Все, матч заканчивается.

В Исландии в 1998 году - абсолютно такая же история. Виктор снова не выносит мяч, следует передача, и Ковтун делает автогол. Онопко - не виноват! Это все стечение обстоятельств, не умаляющее его игровых достоинств. Но такие роковые футболисты есть в жизни каждого тренера.

Матч с Голландией. Матч с командой-созвездием. Воплощение всех современных тенденций футбола, сборная-эталон. Каждый игрок стопроцентно отвечает требованиям своего амплуа. Тот же Онопко, допустивший грубую ошибку накануне, опекает самого Гуллита. Никогда нельзя ругать игроков за такие промахи, ибо их допускают все. Я даже сделал вид, что ничего не произошло, просто сказал потом Виктору, что всегда в таких ситуациях нужно действовать надежно, рационально и эффективно. Игроки взяли мою линию - никто Онопко ничего не говорил, у нас вообще было не принято вешать собак на одного человека.

Нам нужно было построить игру так, чтобы доставить атаке голландцев как можно больше проблем. Совершенно по-другому, чем в матче с ФРГ. Тогда соперник играл по схеме 5 + 3 + 2. На сей раз мы получили для решения 4 + 3 + 3, и нужно было искать противоядие. Той командой руководил сам Михелс! В какой-то степени нам удалось сыграть с Голландией на встречных курсах, но исполнительское мастерство соперника было намного выше, и это было заметно. Каждый из них превосходил каждого из наших в индивидуальных качествах, за исключением, пожалуй, Михайличенко и Добровольского. Но в командной игре нас одолеть сборной Михелса не удалось. Ван Бастен и Колыванов забили по голу, оба были отменены, что символично указывает на паритет сил.

После той игры ни у кого не возникло сомнений, что мы попадем в полуфинал. И тут произошли удивительные вещи. Вот что такое атмосфера, и что такое - «микробы» в ней! Достаточно было одной фразы, брошенной Колосковым в раздевалке после 0: 0 с Голландией: «Ребята, думаю, Шотландии ничего не надо, все будет в порядке», - чтобы настрой, позволивший нам совладать с немцами и голландцами, улетучился. На самом деле Колосков ничего случайно не делал. Уже после первых матчей возникали ситуации, когда все мы понимали, что обязательства, которые взяла до турнира на себя федерация, Вячеславом Ивановичем не выполнялись. Тут же для успокоения игроков приходилось устраивать специальные собрания, дискуссии, что не могло не отвлекать от дела. В ответ все это вызывало у Колоскова раздражение. И та фраза о шотландцах начисто дезориентировала футболистов. Намек на то, что с шотландцами можно договориться, нес в себе разрушительную силу действия. Ситуация оказалась приблизительно похожей на ту, что сложилась вокруг отборочного матча чемпионата Европы 2008 года Израиль - Россия, когда все вдруг уверились в том, что команда Хиддинка уже выиграла игру, не выходя на поле.

Многие из игроков действительно поверили, что Шотландии ничего не надо. Я же встревожился и не мог успокоиться до самой игры. Колосков потом спрашивал меня - надо ли говорить с шотландцами? «Не надо, - отвечаю, - ни с кем говорить. Будем готовиться к матчу как обычно». Но машина была запущена, и это самое большое безобразие, которое может быть, когда вместо подготовки начинается борьба за влияние. Всем казалось очевидным то, что в случае выигрыша и выхода в полуфинал мои позиции как главного тренера заметно укрепляются, хотя уже тогда я встретился с руководителями «Бенфики» и подписал с ними договор о намерениях, причем об этом знал и тогдашний наставник лиссабонского клуба «Свен-Еран» Эрикссон, с которым мы беседовали. Он собирался уходить, и мы общались несколько раз. Одним словом, интриги вокруг моей должности, сами понимаете, меня беспокоили мало, я объективно не собирался любой ценой цепляться за пост тренера сборной. Важна была игра с Шотландией, но, несмотря на то что мы готовились к ней должным образом, в подсознании у футболистов все равно сидела предательская мыслишка. Тем более что если бы мы обыграли Шотландию, то дальше вышли бы на шведов. Это объективно трудная ситуация, и я с ней столкнулся как раз в Атланте, когда Южная Корея не обыграла немотивированную Италию. Тогда Чезаре Мальдини признавался мне: «Нам нужно вернуться домой и не отводить в сторону глаза». У шотландцев была та же самая реакция! Они вышли и играли с максимальной самоотдачей. И потом, чтобы дискредитировать заслуги тренера и команды, люди придумали историю о том, что британцы вышли тогда на поле пьяными. Этого оказалось достаточно, чтобы нивелировать прекрасные матчи с чемпионами мира и Европы. Правда, после матча я еще успел усмехнуться, увидев в раздевалке Колоскова: «Ну, вот вам и договорной матч…»

Сценарий того матча был дикий. Два удара в дебюте, два рикошета, два гола. У нас же не проходило на поле вообще ничего! Это было настоящее Божье наказание за всю эту предыгровую кутерьму. Я должен был уходить из сборной, а люди Садырина, Игнатьева, Семина - всех тех тренеров, что потом работали со сборной, - уже вовсю вели работу, чтобы так все и случилось. В 1990 году, когда исполком назначал меня на пост главного тренера, мы поставили задачу создать конкурентоспособную сборную, которая могла бы сверкнуть на чемпионате мира 1994 года. Цель, считаю, была достигнута на двести процентов: мы не просто создали команду, мы заняли 4-е место в Европе. Ту сборную нещадно эксплуатировали вплоть до 2002 года. Тогда же, после матча с Шотландией, я сказал ребятам при прощании: «Не уверен, будем ли мы с вами еще работать, но знайте: мы упустили прекрасную возможность стать чемпионами».

* * * Увы, история получила продолжение. Среди недоброжелателей у Бышовца всегда была репутация «дорогого» тренера. Я всегда просил создать своим игрокам максимальные условия, и в целом тот же Колосков к этому относился с пониманием. Это самая большая проблема, которую мы, наверное, только сегодня начинаем понимать, когда смотрим на игроков, выступающих за сборную России.

В то время мы предпочитали вести беспощадную и низкую борьбу с нашими легионерами. Объективно среда тому гонению способствовала: уровень жизни в нашей стране был ничтожным, шло обнищание народа и многие не могли пережить того, что ребята, уезжавшие за границу, получали какой-то достаток. Вокруг игроков создавалась плохая обстановка, и скандал, вспыхнувший перед чемпионатом мира 1994 года в США, стал квинтэссенцией всего того, что накопилось с тех пор, как начался отъезд футболистов за рубеж. Тогда случилась революция «снизу». Против руководства сборной пошли сами игроки. Притом что у тренерского штаба в лице Садырина, Семина и Игнатьева было единство с федерацией, условия футболистов не были выполнены. Те имели индивидуальные контракты по экипировке, а руководители, заключая свой договор, этого не учли. Колосков сказал тогда, что ситуация согласована с тренерами, и вопросов возникать не должно. Садырина нельзя назвать неумным человеком, но серьезную ошибку он допустил. После той фразы Колоскова он пришел к игрокам и сказал: «Это неправда. Я не давал никакого согласия». И тогда последовал логичный вопрос: «А что же вы молчали, когда это говорил Колосков?» Все поняли, что тренер не способен или не намерен защищать интересы игроков.

Потом вышло то знаменитое письмо… Думаю, тогда и я допустил тяжелейшую ошибку, повлиявшую на многие события. Я мог возглавить ту сборную, повезти ее в США. В команде были независимые игроки, за что их в пылу борьбы называли «легионерами». Они хотели не только изменений в футболе, его очищения, но и стремились побеждать. Накал того сражения оказался запредельным, на уровне руководителей страны. Тарпищев, с одной стороны, и с другой - федерация футбола в лице Колоскова, который отстаивал свою империю.

У меня произошла встреча с Олегом Романцевым после того его выступления, когда он заявил, что у «спартаковцев есть честь» (среди отказников большинство было футболистов «Спартака»). Я сказал Олегу: «Понимаешь в чем дело - речь ведь идет не о тебе, не обо мне. Речь идет о том, по какому пути пойдет футбол. Ты будешь главным тренером, вопросов нет. Но давай доведем дело до конца, это - моя команда, я ее создал. И мы можем работать на паритетных началах. Ты готов принять эту команду?» Он ответил: «Нет, я - не тренер сборной. Меня вообще ничто не интересует, кроме "Спартака"». Мы пожали руки и разошлись. А после чемпионата мира Романцев стал главным тренером сборной России.

Олег был прав: чтобы руководить национальной командой, нужно иметь совершенно иные качества, чем те, что имеет клубный тренер. Романцева считаю выдающимся тренером, добившимся больших достижений, но он, работая в «Спартаке», имел под своим началом практически сборную СНГ, которую собрали в начале 90-ч, и потому, заступив в 1994 году на пост тренера, особых проблем с переориентацией не испытал. В клубе человек ежедневно сталкивается с одними и теми же людьми, ситуациями. А работа тренера сборной, в какой-то мере более творческая, предъявляет совершенно иные требования к мозгам. Сборная - это жесткие параметры, решения нужно принимать быстро, на взвешивание времени нет. Матчи национальной команды - это почти всегда высокий уровень, тогда как с клубом в чемпионате ты сталкиваешься с обыденщиной, стандартными проблемами. Игроки в сборной - более независимы. У тебя, как у тренера, головная боль - как совместить их всех друг с другом. В случае с Романцевым все опять по-другому: его же «Спартак» и был базовым клубом сборной. Сколько себя помню, наоборот, всегда сталкивался с проблемой большого выбора. Я подбирал игроков под свое видение команды, если на деле кто-то не подходил, начинал искать новую кандидатуру, и так далее. Необходимого футболиста надо увидеть, внедрить в команду, раскрыть…

Колосков был против того, чтобы я принял ту сборную. В 1993 году я вернулся с Кипра, имел на руках предложение из Кореи. И тут у меня раздался звонок. От того самого человека, что всегда стоял за спиной у Колоскова во время всех пресс-конференций. Фамилия его была известной - Квантришвили. Он возглавлял Партию спортсменов. И он сказал мне следующее: «Хочешь стать тренером сборной, приходи ко мне. Обсудим». Я вежливо ответил, что на таких условиях работать не пойду, на том и расстались. У меня был выбор повезти в Америку сборную России, было моральное право. В конце концов, я эту команду со своими помощниками делал своими руками, я пользовался доверием всех игроков. Но не смог пересилить себя, потому что считал, что тренер должен быть независимым человеком. И тем не менее до сих пор спрашиваю себя: а как же команда? Как же чемпионат мира? Ведь то мое решение разделило коллектив на порядочных людей, доказавших свою принципиальность - Канчельскис, Колыванов, Шалимов, Добровольский, Кульков, Кирьяков, Иванов, - и остальных, кто польстился на посулы, кто был запуган. Называть их не стану, Бог им судья. Была ли это моя ошибка? Думаю, что да. Меня не покидает чувство вины, потому что футбол мог тогда развиваться совсем по другим принципам. Вместо этого мы потеряли на десятилетие сборную, что лишило радости наших болельщиков. Мне же пришлось уехать в Корею, с национальной командой которой я в итоге и попал в США. Южная Корея там сыграла волевую ничью с Испанией, потом с Боливией и 2: 3 уступила Германии. Россия тем временем уступила Бразилии, Швеции и выиграла лишь ничего не значащий матч у Камеруна. Опять у Камеруна…

Садырин потом утверждал, что письмо за игроков написал журналист Кучеренко, который на самом деле возмущался тем, как оно безграмотно было сочинено. Правда заключалась в том, что меня назвали сами футболисты. Потом я разговаривал с Шамилем Тарпищевым (письмо попало к нему), и он сказал: «Знаешь, вся проблема заключается в том, что игроки указали тренера, которого хотят видеть. И это создает сложности». - «Так, может, - говорю, - сама ситуация взрыва подразумевала другого человека, не Бышовца?» Сам я с игроками, конечно же, общался и был в курсе того, что являюсь их кандидатурой. Ребята спросили: «Вы как, настроены нас возглавить?» Я ответил, что не против. Единственное, что нужно было в той ситуации сделать, так это наладить отношения с Колосковым и федерацией. Этого не произошло. Когда у меня уже были билеты в Сеул, я зашел к Колоскову, чтобы в последний раз спросить: «Ну так как, Вячеслав Иваныч? Будем работать?» - «Анатолий Федорович, поезжайте… Пусть здесь все утрясется, а там посмотрим».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.