Пятьдесят боёв Александра Нестеренко
Пятьдесят боёв Александра Нестеренко
Алексей ГОРБЫЛЁВ
В марте этого года произошло весьма знаменательное для отечественного Кёкусинкай событие, которое, однако, прошло практически незамеченным для подавляющего большинства поклонников этого стиля каратэ. И это при том, что событие, о котором идет речь, по сути, открыло совершенно новый этап в развитии Кёкусинкай в России. 16 марта 2002 г. первый россиянин Александр Нестеренко успешно прошел тест в 50 боев в токийском хомбу Международной организации каратэ (Кёкусинкай; IK0–1) и вошел в весьма немногочисленную когорту выдающихся бойцов, составляющих цвет мирового Кёкусина. Сегодня Александр Нестеренко, обладатель 5–го дана и официальный представитель IK0–1 в западной России, в гостях у журнала «Додзё».
А. Г.: Александр, прежде всего, позвольте поздравить Вас с прохождением этого сложнейшего испытания. Уверен, что Ваш успех вдохновит российских бойцов на поиск собственных пределов и послужит развитию школы Кёкусинкай в нашей стране. Думаю, что Ваш опыт поистине бесценен. Поделитесь секретами своего успеха с теми, кто мечтает об этом испытании и готовится к нему!
А. Н.: Разумеется, я готов. Ведь я шел к этому успеху не один год, и это был непростой путь. Мне пришлось пройти через многие трудности, и я прекрасно знаю, как порой трудно осуществить свою самую заветную мечту. Поэтому, как сихан школы Кёкусинкай, который должен быть не просто инструктором, а, прежде всего, лидером и примером во всем, я считаю, что просто обязан помочь своим ученикам осуществить их мечты, ради которых они ежедневно проливают свой пот и преодолевают страх. Именно этими соображениями я руководствуюсь в своей работе. Приведу характерный пример. Вижу, что парень из провинции подходит по срокам и по подготовке к экзамену на 1–й дан, звоню ему, спрашиваю, как дела, говорю, что нужно приехать. В ответ: «Сэнсэй, честно говоря, дома есть нечего, нет денег, чтобы приехать в Москву…». Я говорю ему: «Приезжай, как можешь, на перекладных, попутками… Во что бы то ни стало, найди возможность. Главное — приезжай, и больше ни о чем не волнуйся». И парень приезжает в Москву, и сдает успешно экзамен, получает 1–й дан. И такой парень у меня не один. Со всей страны едут, несмотря на трудности. Живут прямо в зале, спят на татами. Тем, кому совсем тяжело, я помогаю деньгами. Потому что не могу позволить себе, чтобы деньги стали преградой для осуществления заветной мечты человека.
А. Г.: Александр, кого допускают к испытанию в 50 боев? Что для этого нужно?
А. Н.: Прежде всего, нужно сказать, что прохождение теста в 50 боев является одним из требований для получения 5–го дана. Правда, в правилах Кёкусина есть оговорка, что претенденты на мастерские степени в возрасте старше 35 лет могут не сдавать бои, и многие этим пользуются. Пишут письменный экзамен, сдают кондицию, ката и все. Мне — сорок три. Так что я вполне мог бы на законных основаниях отказаться от теста. Но для меня это неприемлемо, так как я практикую каратэ каждый день и не считаю возможным уклоняться от боя. Что это за мастер «сильнейшего каратэ», который перестает тренироваться, не «стоит» в кумитэ и отпускает живот до колен? Для меня альтернативы не было. Я горел желанием пройти через это испытание, спал и видел эти бои.
Поскольку, как я сказал, прохождение пятидесяти боев является одним из требований для получения 5–го дана, то, согласно правилам Кёкусинкай, чтобы получить разрешение на участие в них претендент должен не менее 5 лет носить 4–й дан. Экзамен на свой 4–й дан я сдал в 1997 г. в Японии во время сборов в горах Мицуминэ, и к весне 2002 г. как раз заканчивался мой пятилетний период ношения степени 4–й дан.
Далее. В Кёкусинкай обладателю 5–го дана присваивается звание «сихан» — «учитель–образец». А сихан — это не просто сильный боец. Прежде всего, это лидер, способный вести за собой учеников, создать сильную организацию, быть духовным наставником и руководителем. Поэтому претендовать на звание «сихан» может только тот, кто внес большой вклад в развитие Кёкусинкай, воспитал достойных учеников, которые успешно сдают экзамены на мастерские степени, человек, имеющий большие заслуги перед Кёкусином.
Если претендент на участие в тесте в 50 боев отвечает указанным требованиям — прошло не менее 5 лет со времени получения 4–го дана, он показал себя эффективным лидером, создал большую организацию, воспитал сильных учеников, то его допускают к проверке физической, моральной, духовной готовности к испытанию.
Я для получения разрешения на участие в 50 боях должен был пройти зимние сборы в январе 2002 г. в горах Мицуминэ, где некогда тренировался основатель нашей школы Ояма Масутацу. Там самым суровым образом проверялся мой уровень подготовленности и духовной силы. На сборах в Мицуминэ собираются и тренируются вместе сибутё — официальные представители («брэнч–чифы») со всего мира, претенденты на сдачу экзаменов на высокие даны — всего несколько сотен человек. Условия очень жесткие. Высота над уровнем моря — около тысячи метров, температура — от нуля до плюс пяти, очень ветрено, почти каждый день обильные снегопады. Тренировки — три раза в день: кондиция, техника, ката, кумитэ.
Тяжелейшее испытание для многих — утренняя медитация в храме Киёсуми–дэра, во время которой нужно в течение часа неподвижно сидеть на коленях в позе сэйдза. Тут сразу видно, кто реально занимается медитацией, а кто только говорит об этом. Надо сказать, что некоторые этот тест не выдерживали: пытались подняться и выйти из храма. Пытались, потому что ноги совершенно немели и переставали их слушаться. Порой даже смешно было смотреть на их кувыркания.
Самым тяжелым испытанием для меня во время сборов в Мицуминэ был кросс. Дистанция забега — 22 километра, причем трасса составлена так, что ровно 11 километров бежишь вниз с горки, а потом 11 километров вверх, в общем, не посачкуешь. Бежишь не в произвольном темпе, а на время. Задача — пробежать дистанцию максимум за 2 часа. И никаких поблажек — ни на возраст, ни на усталость, ни на синяки, полученные накануне, скидок нет. Ночью был обильный снегопад, и вся дорога была покрыта снегом, многие участки оледенели. И пока мы бежали, в нескольких местах на горном серпантине видели следы аварий — машины даже с цепями на колесах и с осторожными японскими водителями за рулем из-за льда слетали с трассы Ощущение реальной опасности, накладывавшееся на тяжелейшую физическую нагрузку, подхлестывало дух, заставляло сжимать зубы и бежать дальше. Не все смогли выдержать это испытание. Некоторые сходили с трассы — кто стер ноги, у кого судорога мышцу свела, кто-то просто не выдержал. Машины сопровождения забирали их с дистанции и отвозили в лагерь. Все это безжалостно фиксировали видеокамеры, ставя на чьей-то мечте пометку «Не готов!». Конечно, все готовились к этому бегу на большую дистанцию, но одно дело бегать по ровной местности с незначительными уклонами, другое — в гору, да еще в снегу. Я перед Мицуминэ много тренировалась в горах на лыжах, но это мало помогло — просто другие мышцы работают. После этого кросса два дня ноги у всех буквально отваливались. Во время приемов пищи в столовой, устроенной на японский манер, все норовили засунуть ноги под стол, чтобы их можно было вытянуть. Из-за этого всем приходилось садиться по диагонали, боком к столу. А когда входил или выходил кто-то из старших, мы поднимались со своих мест для приветствия по целой минуте, охая и ахая, цепляясь за столы и буквально руками высовывая ноги из-под них, чтобы можно было встать. А тренировки-то не прерывались ни на день. Но ничего…
Еще одно испытание, которое мне пришлось пройти в Мицуминэ, — десятикилометровый кросс к водопаду, где, стоя под ледяными струями, медитировал Ояма в период своего затворничества в горах. В этом месте все должны были раздеться до пояса, встать под струи и под счет выполнить по 20 цуки с киай на каждом ударе. Так каратисты Кёкусинкай чтят память основателя школы. Надо сказать, что через ледяную воду вынуждены были пройти даже женщины, присутствовавшие на сборах. Правда, их загоняли в воду только по колено.
Вечером в последний день сборов прошло торжественное собрание, на котором руководители Кёкусинкай поздравили всех с окончанием кангэйко — «тренировки в лютые холода», назвали всех, кто успешно прошел все испытания и получил допуск на сдачу экзамена, особо отметили отличившихся. В их числе назвали и меня и сказали: «Давай, Александр, готовься. В марте мы снова ждем тебя в Японии!»
А. Г.: Неужели всего за два месяца можно восстановиться после всех этих кроссов и подготовиться к тесту? Мне казалось, что это требует более длительной подготовки…
А. Н.: Конечно же, нет! Не хочу, чтобы у кого-то создалось впечатление, будто я запрыгнул в последний вагон уходящего поезда. На самом деле, подготовка к 50 боям уже шла полным ходом. Во–первых, нужно сказать, что я в обычном режиме ежедневно тренируюсь по 5 часов и, благодаря этому, постоянно поддерживаю достаточно высокий уровень физической, технической, тактической и психологической готовности. Специальный курс физической подготовки, направленный на повышение выносливости, я начал за несколько месяцев до сборов в Мицуминэ, и как раз эти сборы должны были подвести черту под этим этапом подготовки, проверить, достаточно ли я физически, морально готов к 50 боям. Когда же это испытание было успешно мною пройдено, и я получил разрешение на тест годзюнин–кумитэ, начался новый период подготовки — спарринговый.
А. Г.: Александр, расскажите, пожалуйста, подробнее, как именно Вы готовились к участию в 50 боях!
А. Н.: После сборов в Мицуминэ я вышел на финишную прямую в подготовке к 50 боям. Эти сборы были очень полезными, прежде всего, с точки зрения моего психологического состояния, настроя. Мне уже 43 года, и я прекрасно понимаю, что мои физические возможности убывают с каждым годом, и что с этим ничего поделать нельзя, ведь природу не обманешь. Но зато есть дух, и то, что я смог вынести и тот страшный двадцатидвухкилометровый кросс по горам, и ледяные струи водопада, и часовые медитации, и трехразовые тренировки, вселило в меня уверенность, что мой дух достаточно силен для этого испытания. Я уповал только на свой дух.
На этом положительном психологическом фоне я начал курс спарринговой подготовки. Тренировался 6 дней в неделю по 5 часов каждый день. В субботу — баня, воскресенье — выходной. Ежедневно бегал для поддержания выносливости на нужном уровне, «работал» на мешке, макиваре, лапах. Несколько раз в неделю тренировался в «качалке» и набрал солидную форму: по несколько раз в подходе приседал с весом в 150 кг, делал жим 120 кг. Плюс 2–3 раза в неделю проводил отдельные спарринговые тренировки — 15–20 боев по одной минуте. Моими партнерами были в основном собственные ученики, обладатели 1–го-3–го данов, причем я выбирал ребят покрупнее — под 2 метра ростом, за 100 килограммов весом. Постоянно приглашал в зал друзей и знакомых — выдающихся спортсменов. Это была своеобразная психологическая подготовка. Чтобы уберечься от травм – знаете, ведь травмируешься по глупости, и все – конец мечте – бился в специальном жилете и шортах. Но эта защита спасала не всегда, несколько раз едва не получал серьезные травмы – Кёкусинкай – контактное единоборство, а бой есть бой. Во время спаррингов нарабатывал некоторые комбинации, укреплял свои сильные стороны и избавлялся от слабостей.
Кстати, подготовиться нужно было и еще в одном плане — финансовом. Знаете, поездка в Японию — штука накладная. Собрать нужную сумму мне помогли мои ученики–бизнесмены, с которыми я занимаюсь индивидуально.
А. Г.: Неужели бизнесмены занимаются стилем Кёкусинкай? Ведь это такой жесткий, контактный стиль!
А. Н.: Ну, бизнесмены ведь разные бывают. Есть среди них и настоящие мужики. А потом, ведь они могут научиться в Кёкусине очень многому: уверенности в себе, стойкости, умению разбираться в людях, просчитывать и контролировать ситуацию. По крайней мере, мои знакомые бизнесмены, несмотря на круглосуточную занятость, находят время для тренировок, занимаются с удовольствием, тренируются серьезно, помогают, как могут, и говорят, что это многое им дает в их работе.
А. Г.: Вы сами планировали свои тренировки? Вам никто не помогал?
А. Н.: Нет, всю подготовку я планировал сам. Я профессионал с большим стажем преподавания каратэ, воспитал многих сильных бойцов, поэтому мне не нужна помощь в этом вопросе. Кроме того, у меня есть богатая коллекция видеоматериалов. Они очень помогли мне.
А. Г.: И все-таки. Наверное, это очень сложно — фактически ежедневно истязать самого себя тяжелейшими нагрузками, и чтобы при этом рядом не было инструктора, который мог бы подстегнуть, если потребуется, словом или палкой загнать на тренировку?
А. Н.: Действительно. Тренироваться самому гораздо тяжелее, чем заставлять тренироваться других. Но надо мной никакого постороннего контроля не было, единственный контроль — мечта и дух. Конечно, за эти два месяца подготовки не раз, когда я просыпался утром, и нужно было выходить на кросс, у меня в голове всплывала мысль: а, может, пропустить тренировку, передохнуть? Но я ни разу не уступил своей слабости.
Преодолевая нагрузки, я исследовал свои психологические и физиологические состояния, реакции своего организма на экстремальные ситуации. Я считаю это совершенно необходимым, потому что, когда мы ясно знаем, почему организм ведет себя именно так, нам легче преодолеть себя. Представьте себе ситуацию: вам выходить на татами, а у вас вялость какая-то в ногах, неуверенность, вы говорите себе: «Ой! Мне нехорошо. Я не готов», — и… Все! Прощай мечта! Тут уже не до боя, а как бы с медвежьей болезнью справиться. А когда ты каждый день выкладываешься на все сто, переступаешь через «не могу», выходишь и, несмотря на усталость, боль, страх, делаешь то, что должен, то это совсем другое дело. Ты уверен в себе и твердо знаешь: я каждый день преодолевал это состояние, преодолею его и сейчас.
А. Г.: Как Вы чувствовали себя накануне экзамена? Ощущали себя полностью готовым? И физически, и тактически?
А. Н.: Физически, технически и тактически я был подготовлен отлично. Перед отлетом я прошел тщательное медицинское обследование, и врачи подтвердили, что я в отменной форме. Но где-то очень глубоко в душе была все-таки червоточинка неуверенности: а ну как, провалюсь… Честно говоря, все время до самого теста я не переставал волноваться. Все же таки, я не на гулянку собирался. Я ехал драться в чужую страну, должен был провести 50 боев, в каждом из которых меня могли покалечить или даже убить. Все это очень давило на психику.
И добавьте к этому еще вот какой фактор: кто-то из моих «доброжелателей» распустил слух, что я не допущен к тесту. И прояснить ситуацию у меня никак не получалось, поскольку у японцев в хомбу есть свои бюрократические процедуры, и чтобы получить ответ порой требуется масса времени. А мне и моим друзьям каждый день нашептывали: его никто не ждет, просто прокатится в Японию, и все… К тому же, по неизвестным причинам, оказались неготовыми визы для моих помощников. Это означало, что ехать в Японию придется совершенно одному, без единого человека, который мог бы меня поддержать в трудной ситуации. Представляете мое состояние? Это все настолько давило на меня, что я уже практически распрощался с надеждой. Буквально за один день до отлета я смог по телефону связаться с секретариатом хомбу, представитель которого удивленно сказал мне: «Саша, разве ты еще не в Японии? Тебе же послезавтра выходить»!
Услышав это, я, можно сказать, пережил шок. Тут же бросился в кассу. Спрашиваю билет эконом–класса. Билетов нет. Спрашиваю билет в бизнес–класс. Билетов нет! Есть билеты только в первый класс. Стоят кучу денег! А ведь надо не только долететь до Японии, но и прожить там, заплатить за экзамен!!! «Что можно сделать?» «Поезжайте в аэропорт. Может быть, там есть». Приезжаю в аэропорт. Билетов нет! Никаких! Говорят: «Попробуйте подойти за сорок минут до отлета или возьмите на завтра». «На завтра — поздно!» Я бегу к проводящему, объясняю ситуацию: «Вопрос жизни и смерти, во что бы то ни стоило надо вылететь!» «Ничем не могу помочь». А у контроля — с десяток возбужденных японцев: авиакомпания умудрилась продать лишние билеты. То есть билеты есть, а мест в самолете уже нет! И вот, буквально за полчаса до отлета кто-то сдает один–единственный билет в первый класс! Мой билет!
Я в самолете. Я счастлив. Шикарные кресла, отменное обслуживание и все такое. Денег, правда, осталось совсем мало, непонятно, как придется перекручиваться. Проклятый первый класс! А почему проклятый?! Ведь я выдержу тест! Ведь я уже фактически сихан! Разве не достоин сихан первого класса?!
Но, это, конечно, эмоции. Были и более прозаические мысли: между Москвой и Токио — 6 часов разницы, у нас еще холод стоит, а у них уже сакура распустилась, а на акклиматизацию — одна ночь: вечером прилетаю, а утром — экзамен. Но само то, что я после всех мытарств смог сесть в самолет и летел в Японию, вселяло в меня уверенность, что судьба подарила мне этот шанс, и я смогу реализовать свою заветную мечту. Как говорится, человек предполагает, а бог располагает.
А. Г.: Александр, Вы все время говорите о прохождении 50 боев как о своей заветной мечте. Почему именно 50 боев? Почему такие эмоции? Ведь как бронзовый призер Чемпионата мира 2001 г. среди каратистов зрелого возраста в категории старше 40 лет Вы, наверное, могли бы стремиться, например, стать чемпионом мира среди бойцов своего возраста?
А. Н.: Знаете, я прохождение годзюнин–кумитэ ставлю гораздо выше чемпионства. Что такое чемпион? Это человек, который долгое время готовился к победе, подошел к чемпионату в своей наилучшей форме и «выстрелил». Может быть, только один раз в жизни. Очень часто бывает так, что чемпионат прошел, флаги свернули, татами убрали, а про чемпиона через некоторое время забыли. В силу разных причин он не может набрать прежнюю форму, не может показать своего былого результата, и все, его уже нет. Через несколько лет его имя будут знать только профессионалы, да и те будут путать отчество. Иное дело — сихан. Как я уже говорил, это лидер. Он ведет за собой людей, а значит, обладает знанием, умением завоевать доверие и уважение учеников. Он выполняет важнейшую общественную функцию. Его путь в каратэ не заканчивается прохождением теста, а наоборот, открывается им. Через тест сихан поднимается на новую ступень своего развития. Развития, которому нет предела. Дело в том, что экзамен на 5–й дан — это последняя черта в процессе физического совершенствования бойца. Далее он должен совершенствоваться, прежде всего, в духовном плане. И тогда, как чемпион уже покорил свою последнюю вершину и с нее может только лететь вниз, сихан видит новые вершины, на которые еще предстоит взобраться.
А. Г.: Итак, на следующее утро Вас ждал экзамен… Как все происходило?
А. И.: Мой экзамен на 5–й дан проходил в один день. Он включал сдачу письменного экзамена, прохождение тестов на физическую кондицию, технику и собственно годзюнин–кумитэ.
В хомбу Кёкусинкай принято в один день проводить экзамены на даны с 1–го по 5–й. 16 марта 2002 г., когда я сдавал свой экзамен на 5–й дан, всего на даны экзаменовалось 64 человека, из них пятеро — на 5–й. Поскольку зал очень маленький, то сдача экзаменов идет в несколько потоков, сначала претенденты на 5–й дан, потом — на 4–й и т. д.
Экзамены начались в 10 часов утра. Я вместе с другими претендентами на 5–й дан успешно сдал тест на кондицию: отжимания, прыжки через палку, в прыжке достал ударом ура микадзуки до подвешенного к потолку мячика и, благодаря этому, даже сорвал аплодисменты, прошел на руках 20 метров. Потом у нас начался перерыв.
После обеда (которого на самом деле не было — сами понимаете: какой обед в такой ситуации, когда весь на нервах; я только выпил энергетический напиток) с трех до пяти часов дня сдавалась техника и ката. Я успешно отработал, и после этого тихо сидел в уголке, стараясь вздремнуть, как-то расслабиться. Меня поразил один японец из числа претендентов на 5–й дан. Только он сел по–турецки, как у него тут же глаза сомкнулись, челюсть нижняя отвисла, и через пару минут он уже храпел вовсю. Вот нервы у парня! Наверное, пожарником каким-нибудь работает.
Где-то около восьми вечера подошло время боев. Я был четвертым на очереди и, прикинув время, решил, что мне придется биться на следующий день. Честно говоря, мне хотелось побыстрее покончить с этим «удовольствием», чтобы уже не мучаться ожиданиями, но, подсчитав, что мои товарищи по испытанию «отобьются» только к одиннадцати, я уверился, что это совершенно нереально. В результате я совершенно успокоился, расслабился, настроился на предстоящую ночь, за которую я должен был отдохнуть перед «экзекуцией». И вдруг, несмотря на то, что часы уже пробили одиннадцать, услышал, что меня вызывают на татами. Час моего испытания пробил! Начался часовой марафон: 50 боев по 50 секунд каждый с постоянно меняющимися противниками из числа сдающих на даны.
А. Г.: Александр, какую стратегию и тактику Вы избрали для годзюнин–кумитэ?
А. Н.: Годзюнин–кумитэ — это марафон, который длится около часа. Противники меняются каждую минуту. Они выходят со свежими силами, а у претендента есть всего 5 секунд, чтобы перевести дух. Поэтому важнейшее значение для успеха имеет умение правильно разложить силы, чтобы их хватило на всю «дистанцию».
Я решил, что буду работать вторым номером по принципу «действие равно противодействию». Это значит, что нужно адекватно отвечать на каждую атаку противника. Он мне нанес удар, я ему ответил ударом, он нанес мне два удара, я ответил двумя. Самое главное – молниеносно отвечать на удар ударом. Это была единственно верная тактика, исходя из моих реальных возможностей и реальной ситуации. Она позволяла мне не растрачивать впустую силы и одновременно контролировать ситуацию, контролируя психологическое состояние противника. Мгновенный ответ на атаку не позволяет противнику чувствовать себя полноправным господином положения, сбивает его атакующий пыл, не дает лезть в обмен ударами, который не выгоден для меня.
Я стремился максимально эффективно использовать свое преимущество перед японцами – а они составляли абсолютное большинство спаррингпартнеров — в росте и длине ног. Я старался держать противников на выгодной для себя дальней дистанции за счет ударов маэ–гэри, выводить их из равновесия ударами гэдан (лоукик), в одном бою заработал вадзаари ударом ёко–гэри. А если мне все-таки навязывали жесткий бой на ближней дистанции, то я никогда не отступал, чтобы не создать у противника впечатления, будто я сломлен, и гасил атакующий порыв оппонента жесткими ударами рук. Были, конечно, заготовлены и некоторые специальные приемы с учетом привычек японцев. Так, на лоукик по внутренней стороне бедра передней ноги я отвечал отшагом ею назад с последующей контратакой ударом пяткой по голове сверху какато ороси–гэри.
Конечно, в иллюзиях, предшествовавших 50 боям, у меня было желание «повырубать» как можно больше противников, «засадить» кому-нибудь так, чтобы боялись, показать всем, что мы, русские, сильнее всех, кипело чувство патриотизма. Но если бы я постарался воплотить эти свои иллюзии на практике, то я вряд ли сидел бы сегодня с вами. В конце концов, я был один без единого помощника в окружении отличных японских бойцов, каждый из которых тренировался так же, как и я сам, каждый желал добиться успеха в бою и совсем не хотел подставляться под мои удары. В их числе были, между прочим, и члены японской сборной – сильнейшей сборной Кёкусинкай в мире. Уверен, что если бы я повел бой на «уничтожение», то вряд ли ушел бы оттуда живым. Поэтому я сделал акцент не на силе ударов, не на «выносе» противников, а на скорости, контроле ситуации, экономии и адекватности. Это не принесло мне много оценок вадзаари и иппон, но зато я смог выстоять все 50 боев и успешно сдать свой экзамен.
Ну, и самое главное. Я не должен был пропустить ни одного тяжелого, нокаутирующего удара. Потому что такой удар – это крушение всего, крах мечты. Это новое Мицуминэ, новый кросс на дистанцию в 22 километра, новые травмы, переживания… А будет ли у меня для всего этого возможность? Ведь мне уже сорок три!
А. Г.: Вы специально разрабатывали тактику для теста?
А. Н.: Нет, эта тактика вырабатывалась годами. Моей сильной стороной всегда была работа «вторым номером». Я очень хорошо знаю ее достоинства и люблю ее. Работа «вторым номером» позволяет быстро узнать противника, понять его возможности, сильные и слабые стороны, его психологический настрой. Знание противника позволяет сбросить напряжение, раскрепостить сознание, приобрести тактическую и техническую гибкость. Для меня знание противника — самое эффективное успокоительное средство. Узнавать противника и не давать ему возможности узнать меня — это мой принцип. 50 боев — это 50 разных противников с разными манерами боя, привычками, сильными и слабыми сторонами, настроем. Если боец не способен распознавать особенности противников и подстраиваться под них, навязывать им свой бой, он не сможет пройти теста. Поэтому я провоцировал противников в начале боя, смотрел, что они умеют и любят делать, и постоянно контролировал ситуацию.
Я убежден, что тактика работы «вторым номером», которую я избрал для годзюнин–кумитэ, была единственно верной. Своей задачей я ставил не «повырубать» как можно больше противников, а достойно отстоять все 50 схваток, чтобы потом я мог спокойно смотреть в глаза своим ученикам и требовать от них стопроцентной выкладки на тренировках.
А. Г.: Александр, мне приходилось видеть видеозаписи 50 боев. И знаете, иногда создается впечатление, что бой идет как бы в щадящем режиме. По крайней мере, на чемпионатах бои более интенсивные и бескомпромиссные. Что Вы скажете по этому поводу?
А. Н.: Скажу, что изнутри все воспринимается иначе. Конечно, бои во время теста не такие бескомпромиссные, как, скажем, на чемпионате мира. Если бы бои во время годзюнин–кумитэ были бы такие же, как на чемпионате мира, думаю, самых сильных бойцов выносили бы с татами уже где-нибудь после пятого боя. Ведь противники-то — не мешки и не лапы. А сильные бойцы, в том числе «сборники», которые сами готовы побеждать, которые сами могут покалечить и даже убить противника и совсем не горят желанием, чтобы вы их покалечили. И все это понимают и потому ведут бой достаточно корректно. Но, уверяю вас, бьют во время годзюнин–кумитэ по–настоящему, изо всех сил. Расслабляться нельзя ни на мгновение, постоянно присутствует ощущение самой серьезной опасности. Тем более, что каждый выходящий на татами дает подписку о том, что ни он, ни его родные не будут предъявлять претензий в случае получения увечья или смерти. Может быть, со стороны кому-то и покажется, что в годзюнин–кумитэ бои щадящие. Я же прочувствовал их совсем иначе. Одно дело смотреть видеозапись в удобном кресле с кружкой пива, другое — выходить на татами после того, как двое парней получили такие тяжелые нокауты, что никакие меры срочной реанимации не помогли привести их в чувства, и их в бессознательном состоянии вынесли из зала на носилках и погрузили на скорую, после того, как одному из претендентов на 5–й дан ударом ноги сломали палец, так, что кость вылезла наружу, а он продолжал драться одной рукой, принимая на себя град ударов противников — ведь травма, по нашим правилам, не является основанием для прекращения теста.
А. Г.: А какая вообще была атмосфера в зале? Как были настроены Ваши противники? Как они вели себя по отношению к Вам?
А. Н.: Японцы вели себя совершенно корректно, очень уважительно. Именно так должны вести себя настоящие бойцы, ведь мы все проходим через одни и те же испытания, преодолеваем свой страх, боль, травмы. После окончания моего теста была настоящая овация. Искренняя, теплая, действительно берущая за душу. У меня сразу взял интервью представитель кёкусинкаевского журнала «Варудо каратэ» («Мировое каратэ»). Отдельно хотел бы сказать о двух ути–дэси, которые помогали мне во время экзамена. В те краткие 5 секунд, которые были у меня в промежутке между боями, они успевали стереть пот, приложить лед к ушибленным местам, подать воду для полоскания рта. Они делали все, что могли сделать для меня в этой ситуации, думаю, что никто лучше бы не справился. Я могу сказать, что национальностей в Кёкусинкай не существует. Мы все — бойцы.
А. Г.: Какой момент был самым трудным во время теста?
А. Н.: Приблизительно после сорокового боя я как-то выбился из ритма. Я не то чтобы физически выдохся, хотя физические силы действительно уже были практически истощены. Нужно было переключиться на другой «источник питания» — на дух, и это потребовало некоторого времени. Вот здесь пришлось очень тяжело, я провел четыре боя подряд вничью. Но потом у меня как бы открылось второе дыхание, и все наладилось. Из шести последних боев четыре я выиграл, два — проиграл, но оба просто из-за того, что выронил палочку–нигирибо, которую нужно постоянно держать в кулаке. В последней схватке с Мацуда Сёго я выложился до конца, мы вошли в такой раж, что совершенно забыли, что это экзамен на повышение степени, а не бой за чемпионское звание, и бились изо всех сил, не жалея друг друга. Я даже удара в барабан, возвестившего о конце боя не услышал. И только крик сихандай (помощника сихана) Ёкомидзо Гэндзо «Харасё, Александр!» вывел меня из этого гипнотического состояния.
А. Г.: Александр, Ваши первые ощущения, мысли?
А. Н.: Сначала было чувство эйфории. Зал взорвался аплодисментами, одобрительными криками. Японцы подходили и поздравляли меня, постоянно повторяя фразу «Гуд файтингу»! Я ощущал, что с последним ударом барабана я просто переродился, стал новым человеком. У меня был такой взрыв энергии, что, казалось, мне все под силу.
Но потом вдруг пришло осознание того, что теперь на меня ляжет новая ответственность, что теперь мне придется еще больше работать, купаться в море пота, что нужно будет многое изменить в жизни, переосмыслить самые главные вещи, понять свое место в обществе, взаимоотношениях с другими людьми. Пришло ясное понимание, что начинается какой-то новый этап в жизни — с новыми возможностями и новыми обязанностями.
И тут, в памяти всплыло воспоминание о моей юности. Вспомнилось, как в армии, в составе разведроты мы «штурмовали» одну гору. Четыре с половиной тысячи метров, десять часов восхождения с полной выкладкой в непроницаемом молочном тумане. Мы думали, что не выдержим, не дойдем. И все-таки сумели, взошли на вершину, установили знамя, произвели салют. Нас охватило чувство дикого восторга: «Ура! Спецназ!» И вдруг, в одно мгновение этот молочный туман рассеялся, нас буквально ударило солнце, и впереди мы увидели еще более высокую вершину. От ее льдов отражались лучи солнца, и она вся сияла. Ледяная, неприступная. Мы смотрели на нее, как завороженные. Она буквально подавила нас своим величием. И тут наш комроты сказал: «Вы должны быть там»!
