Константин Есенин. [4]  Та далекая золотая пора…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Константин Есенин. [4] Та далекая золотая пора…

– Борис Андреевич! В свое время, почти уж тридцать лет назад, вызвал всеобщее удивление ваш переход из «Динамо» в ЦДКА. Ведь динамовцев вы сразу вывели в чемпионы!

– А во время войны в московском чемпионате команда выступала слабо. Я много лет был связан с кафедрой физподготовки Академии имени Фрунзе и ушел в армейский коллектив.

В ЦДКА ко мне отнеслись с большим доверием – не мешали экспериментировать, не докучали мелочной опекой.

– Команда у вас тогда подобралась неплохая.

– Коллектив был укомплектован, но без моего участия. Кочетков, Демин, Гринин, например, к моему приходу уже были в ЦДКА. Ну а Федотов и Капелькин – это были мои ученики.

– Кстати, о Капелькине. Он в 1938–1940 годах забил 45 мячей, а потом куда-то пропал…

– Он никуда не пропадал. Он не был увлекающимся спортсменом. Данные были хорошие, а футбол его почему-то не увлек… Довольно рано покинул зеленое поле.

– Но в общем вам все-таки досталась классная команда.

– Не скажите. Команда была средненькая. Если она и представляла собой что-то, то только потому, что в ней играл Федотов. Несмотря на громкие имена, команда нуждалась в доукомплектовании. Зенкин, Виноградов, Щербатенко… От них уже трудно было ждать роста.

– И кого же вы нашли, кого считаете своими учениками?

– Ныркова и Петрова нашел в армейских командах Группы советских войск в Германии, Башашкина – в Тбилисском армейском клубе, Соловьева и Водягина – в Институте физкультуры.

Заметьте, никто из них не пришел в команду сложившимся мастером. Я вообще не пользовался приглашенными, готовыми мастерами. И из «Металлурга» я когдато ушел только потому, что команду нещадно «грабили». Вспомните: Федотов, Капелькин, Бесков появились ведь у меня в «Металлурге». Если бы их никто не трогал, у меня бы была великолепная линия нападения.

– Ну а Бобров?

– Бобров попал в ЦДКА как хоккеист. Я посмотрел на то, как он занимался в манеже, и пригласил его в футбольную команду. А вскоре понял, что встретился с великим футболистом. Ну и талантище это был! Если бы к спорту было применимо слово «гений», то к Всеволоду оно бы бесспорно подходило. Это был «спортивно-игровой гений». Ведь он был лучшим и в футболе, и в хоккее с мячом, и в хоккее с шайбой. У него был поразительный метод усваивать технику подражанием. Ему не надо было повторять упражнения по тысяче раз, он усваивал чужую технику, чужие приемы на глазок. Футбольный век его оказался очень коротким. Вы помните, в Киеве мы потеряли сразу и Федотова и Боброва. Их унесли тогда на носилках. После этого Бобров лег на операцию. На его колено было страшно смотреть. Он все-таки еще играл, его боялись – действовал гипноз авторитета. Но, конечно, после киевской травмы это был уже не тот Бобров.

– Да, конечно, травмы и трудности были, но после того, как команда была укомплектована, жизнь ведь, наверно, стала полегче?

– Не скажите. Победы стали уже нормой, и от меня стали требовать побед во всех соревнованиях.

– А где в те годы тренировалась команда?

– На старом стадионе – на 4-м Лучевом просеке в Сокольниках. Весенние сборы обычно проводились в Сухуми.

– А вот 1950–1951 годы были уже менее яркими.

– Да, это так. Самые яркие таланты ушли. Ведь до сих пор нет второго Федотова, второго Боброва, а я тогда подыскивал молодежь. Нашел Дидевича, Коверзнева, Чайчука.

Это были игроки не особенно высокого класса, но в компании больших мастеров они «обедню не портили». А Коверзнев был даже довольно интересным футболистом. У него была прямо-таки сумасшедшая стартовая скорость. И отчаянная отвага. Он шел головой на мяч, заведомо зная, что противник успевает ударить ногой раньше. Я его называл скифом. Он и впрямь был очень оригинальным – белые волосы, медное лицо, колючие глаза. Переделывать его было нельзя. Каким он пришел, таким он и был.

– А что вы скажете об очень интересном финале Кубка СССР 1951 года между ЦДКА и командой города Калинина?

– Калинин представляла команда Московского военного округа. Это были футболисты, которые в основном считали себя недооцененными. В их игре было много эмоционального начала. Некоторые потом стали известными футболистами, в частности Борис Кузнецов. У нас была своя опасность – «недомобилизоваться». Но все-таки мы «уцелели».

– Кубок вы выиграли, первенство взяли, но в памяти зрителей команда 1950–1951 годов оставила значительно меньше следа, чем «старая гвардия». А потом, когда вы были тренером сборной, на судьбу команды повлияло поражение на Олимпиаде в Финляндии.

– Да, это был трудный период нашего футбола. Федотова, Пономарева на поле уже не было. Бесков и Бобров заканчивали выступления. Плеяда Симоняна, Нетто, Ильина еще не набрала силу. Вспомните предолимпийские матчи со сборными Польши, Венгрии, Болгарии. Невооруженным глазом было видно, что команде не хватало мощи в атаке. Я уже ничего не мог поделать.

– Борис Андреевич, какой матч армейцев вам больше всего понравился или остался в памяти?

– Интересен и забавен был матч с «Трактором», закончившийся со счетом 5:0. Ведь 4:0 еще не давало победы. Много нам эта игра доставила волнений. Забей «Трактор» один гол, и все бы рухнуло…

– В 1958–1959 годах вы снова тренировали армейскую команду. Не было ли тогда в вашем переходе из «Локомотива» в ЦСКА желания взять реванш за 1952 год? Не было ли это, прямо говоря, вопросом самолюбия?

– Нет. Не было. В армейской команде большие возможности комплектования состава, больше возможностей подобрать талантливую молодежь. Я пришел, когда у команды не было выдающихся игроков, и, к сожалению, мне не удалось найти новых Федотовых. От команды же требовали наращивания успехов. А откуда их было взять? Успехи – это игроки, а для подбора игроков у меня не хватило времени. Два года – это очень небольшой срок для тренера. Кроме того, у тренера всегда складываются какие-то отношения с командой. Они могут быть лучше, могут быть хуже. Могут быть основаны на доверии, на взаимных симпатиях и наоборот.

Когда я в 1958–1959 годах работал с армейской командой, у нас отношения не сложились. Не было единства чувств, усилий, мысли, а без этого дальнейшая работа была бесперспективной.