Глава 3 «ПРЕСНЕНСКАЯ» СЕМЬЯ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3 «ПРЕСНЕНСКАЯ» СЕМЬЯ»

…Когда приходил к себе в номер, падал в бесчувствии на кровать и не мог встать. Даже руку было сложно поднять, чтобы свет выключить. Представлял, что завтра предстоит все то же самое, и света белого не хотелось видеть.

Конечно, мне повезло, что попал в «Пресню» к Олегу Романцеву. Окажись я в шестнадцать лет у Лобановского или другого тренера, который делал упор на физическую выносливость игроков, кто знает, что бы со мной сталось. Не исключено, плюнул бы на все и бросил футбол.

Физическая подготовка никогда не относилась к моим сильным сторонам. Я не любил много бегать на тренировках. Думал — бесполезная работа. Иное дело — занятия с мячом. Их я обожал. С техникой у меня всегда было все в полном порядке. Может, именно поэтому мне удалось быстро раскрыться в «Пресне». Я оказался романцевским игроком. А вот Димке Градиленко, который пришел в «Пресню» вместе со мной из ЦСКА, доставалось часто. Он был защитником и с мячом обращался гораздо хуже меня. Романцев все время «пихал» ему: «Дима, ну как можно, находясь в пяти метрах от своего партнера, отдать неточный пас?»

Мне очень нравилось, что упор на тренировках в «Пресне» делался на технику владения мячом, культуру паса. «Прежде всего, надо уважать своих партнеров, — не раз говорил Романцев. — Пас нужно отдавать как можно удобнее и сразу же стараться открываться, чтобы партнер испытывал минимум напряжения. Скорость игры не всегда зависит от скорости бега. Надо понимать, что человек никогда не обгонит мяч».

Позже у Бескова столкнулся с теми же самыми принципами и установками. Ясно, что это одна школа.

Первую тренировку в «Пресне» помню как сейчас. Это был декабрь 1985 года. Я приехал на стадион и долго не знал, куда пойти. Тут меня увидел местный администратор.

— Ты кто? Чего жмешься здесь?

— Мне сказали сюда приехать.

— Как фамилия?

— Мостовой.

— А-а, ну проходи в раздевалку. Сейчас придет старший тренер и все расскажет.

Зашел, сел в уголочке. Надо переодеваться, а у меня даже формы нормальной не было. Взял с собой обшарпанные кеды — не знаю, где я их достал. Дали костюм, маечку, штаны.

Постепенно начали подтягиваться ребята. Кто-то протягивал руку, кто-то проходил мимо. Потом наконец зашел Олег Романцев. Поздоровался со всеми и сказал: «Давайте на тренировку».

Вышли на футбольную «коробку». Романцев всех построил, после чего мы разбились на две команды и сыграли «двухсторонку» на снегу. По окончании тренировки ко мне подошел начальник команды Валерий Владимирович Жиляев и сказал приходить завтра в это же время.

Так начались мои будни в «Пресне». Впрочем, это я сейчас так их называю — «будни». А тогда они казались самой настоящей сказкой. В один из дней на тренировку к Романцеву приехали его спартаковские друзья — Дасаев и Хидиятуллин — поддержать форму. Увидев их, я замер от восторга. Такие звезды — и я рядом с ними. Смотрел на них широко раскрытыми глазами.

Через пару недель мне и Димке Градиленко сказали: вы остаетесь в «Пресне»! Душа пела. Нас взяли на ставку, платили ежемесячно по шестьдесят рублей. Мои первые серьезные деньги. Естественно, приносил их в дом. Себе оставлял поначалу какую-то мелочь. Каких-то глобальных трат в то время у меня не было.

Кроме нас с Димкой в «Пресне» занимались еще два молодых парня — Васька Кульков и Олег Иванов. Васька до этого успел потренироваться в «Спартаке». Помню, каким восторженным взглядом я на него смотрел, когда на одном из занятий «Пресни» он появился в красно-белой майке с ромбиком. Ощущения, будто человек побывал на Луне.

После недели работы в Москве «Пресня» уехала на сборы в Алушту. И вот уже там я впервые понял, что такое футбольные нагрузки. Каждый день — по три тренировки! Адовы муки, особенно для меня — не привыкшего ни к чему подобному. До этого я играл в детский футбол. А тут все было серьезно. Настоящая команда с профессиональным подходом к делу. Утром зарядка, потом кроссы, после них — еще одна тренировка.

Не знаю, как я осилил те сборы. Когда приходил к себе в номер, падал в бесчувствии на кровать и не мог встать. Даже руку было сложно поднять, чтобы свет выключить. Представлял, что завтра предстоит все то же самое, и света белого не хотелось видеть. Но вытерпел. Организм молодой, восстанавливался быстро.

Явно не лишней оказалась и поддержка Романцева. Он всегда находил для меня слова, которые помогали не раскисать.

— Надо терпеть, Саша, ничего страшного, — повторял Олег Иванович.

Валерий Жиляев и вовсе стал для меня вторым отцом. Он все время был рядом, направлял, помогал. Я всегда удивлялся энергии этого человека. Владимирыч отвечал в команде за всю хозяйственную часть и, казалось, успевал везде. Доставал для футболистов дефицит: продукты, кому-то — телевизор, холодильник, помогал в бытовых мелочах, говорят, даже иной раз лично распространял билеты на матчи «Пресни».

Как показалось, Жиляев и Романцев прониклись ко мне особой теплотой. Возможно, из-за того, что я был не из Москвы. Тогда эта разница чувствовалась особенно.

Димка Градиленко после тренировки фазу ехал домой — он жил не так далеко от Серебряного Бора, где у нас была база, а мне приходилось тащиться в свое Подмосковье. А дома не было даже телефона, так что по сравнению с другими был каким-то заброшенным.

Когда я пропускал тренировки «Пресни», Валерий Владимирович ездил за мной в техникум. Ловил меня в какой-нибудь аудитории:

— Ты почему не с командой?

— Не могу. Еще одну пару надо отсидеть.

Тогда Жиляев мчался в деканат. Вымпелочек какой-нибудь подарит, и меня отпускали. Садились в такси — «Пресня» числилась за седьмым таксомоторным парком — и мчались на тренировку.

Отец, Владимир Яковлевич:

— Вскоре после того, как Саша оказался в «Пресне», его пригласили в юношескую сборную — в Ленинград, на турнир Гранаткина. Эту команду возглавлял Анатолий Бышовец. Сын обратил на себя внимание во время товарищеского матча, в котором «Пресня» играла как раз с юношеской сборной. Бышовец спросил у Романцева:

— А какого года у тебя этот парень?

— Шестьдесят восьмого.

— О, как раз подходит.

И позвал к себе. Вечером Саша позвонил мне в контору и сказал: «Я остаюсь в сборной, меня взяли на турнир, мы едем в Ленинград». Столько было радости в голосе! В той команде играли Колыванов, Кирьяков, Добровольский.

В первый раз Бышовец выпустил Сашку на поле в матче с американцами. Перед этой игрой мне позвонил Алик Шестернев, который тогда был одним из тренеров в армейской школе. Сказал: «Включай сегодня вечером телевизор — Сашку увидишь». Сын вышел на замену и словно по заказу забил пятый гол. Как же мы радовались!

…В начале 1986 года я все-таки бросил техникум. Совмещать учебу и тренировки стало решительно невозможно. Понятно, что после попадания в «Пресню» футбол в списке моих жизненных планов и приоритетов четко утвердился на первом месте. Хотя я и представить не мог, как дальше сложится моя судьба, куда выведет жизнь. Но радовался уже тому, что имел. Само ощущение — что меня взяли в команду — дорогого стоило.

В первое же межсезонье я побывал вместе с командой в нескольких заграничных поездках. Сначала был в Венгрии. Прекрасно помню, как купил себе там баночку кока-колы, открыл и растянул удовольствие на два часа — тогда эта баночка казалась пределом мечтаний.

Следующий сбор проводили в Чехословакии, и во время него произошла очень любопытная история. Мы встречались с пражской «Славией» и победили со счетом 3:1, а я забил два гола. После матча подошли представители этого клуба, которые очевидно были впечатлены моей игрой.

— Иди, — говорят, — сюда, разговор есть.

Завели в кабинет, закрыли и спрашивают через переводчика:

— Парень, хочешь к нам? Ты нам понравился.

Я замер от неожиданности. Не знал, что и ответить. А они давай расписывать, как у них все хорошо: страна, условия. Подумал я тогда, подумал и выпалил:

— Ну что ж, давайте. Я согласен!

А про себя мысли: «Во классно подфартило!» Хотя и представить себе не мог, как это возможно — играть в другой стране.

Тут меня хватились в команде. В раздевалке Мостового нет — начальство в раздумьях: «Куда он мог запропаститься?» Жиляев, наверное, весь стадион обегал, чтобы меня найти. Потом обнаружил. Вбегает, взмыленный:

— Что у вас тут происходит?!

Чехи объясняют: мол, хотели бы взять этого футболиста к себе в команду. Владимирыч моментально:

— Что значит — взять? Как вы себе это представляете? А ну-ка, Саш, пошли отсюда.

И под руку меня.

В то время такой переход действительно сложно было представить. Чтобы молодого игрока просто так отпустили из Союза — это ни в какие ворота не лезло. Правда, через несколько лет занавес распахнется и игроки поедут на Запад один за другим. Но в 1986 году время для этого еще не пришло. Понятно, что с чехами отношения мои не сложились. Но Жиляев тем не менее оставшуюся часть сбора не отходил от меня ни на шаг. Вечером провожал до номера, утром встречал, ходил вместе со мной завтракать, садился рядом в автобусе. Ни дать ни взять — личный телохранитель. Видимо, очень боялся, что меня каким-то образом все-таки переманят.

Я, впрочем, и не расстраивался, что с чехами ничего не получилось. Новая жизнь и так казалась приключением. К тому же дела в «Пресне» с самого начала пошли неплохо. Меня выпускали в контрольных матчах, и я очень старался себя проявить.

В Чехии случилась еще одна забавная история. Мы должны были играть матч коммерческого турнира. Со спортивной точки зрения он мало что значил. Ну и некоторые ребята перед игрой расслабились — все-таки Чехия, пивная страна. Кое-кто конкретненько так перебрал. Как следствие, на матч не получалось набрать даже одиннадцати человек. Что делать? Где брать игроков? Спасая ситуацию, на поле вынужден был выйти сам Романцев, который к тому моменту уже два года как закончил игровую карьеру. Но без запасных выступать нельзя. Жиляев бегал как угорелый, искал, кого бы найти. И тут мы ему говорим:

— Владимирыч, а вы на что?

Тот призадумался. К тому моменту Жиляеву было под пятьдесят. Но что делать — ситуация безвыходная. Пришлось раздеваться в запас. Правда, на поле начальник нашей команды так и не вышел. Скатали ничейку без него.

Тем временем приближалось начало сезона… В первое время я и предположить не мог, что уже скоро стану одним из основных игроков «Пресни». Когда стартовал чемпионат, меня сначала выпустили на поле в паре матчей — оба проходили в Москве. Регламент второй лиги требовал заигрывать молодых футболистов в домашних встречах. Следом предстояло отравляться на выезд. Там обычно играла основа, мужики. В гостевых матчах не требовалось выпускать на поле молодежь. По регламенту достаточно было включить двух игроков до восемнадцати лет в заявку. Я не удивился, услышав, что мне тоже надо ехать. Но когда Жиляев сказал, чтобы я готовился выйти на поле с первых минут, поначалу не поверил.

— Вы серьезно, Владимирыч?

— Более чем, Саша. Олег Иванович сказал, что с этого момента ты будешь выступать постоянно.

Так и случилось. Наверное, что-то разглядел во мне, тогда еще совсем молодом пареньке, Романцев. Да и у меня самого пошла игра. Действуя на позиции левого полузащитника, я не только участвовал в голевых комбинациях, но и сам записывал один за другим мячи на свой счет. «Пресня» выбралась на первое место, народ пошел на трибуны. Наш маленький стадиончик часто забивался под завязку. Для меня это было что-то несусветное. Сказка не имела конца. И это окрыляло. В команде я чувствовал себя словно дома.

В той «Пресне» сложился замечательный коллектив. Атмосфера — почти семейная. В Союзе вообще все были равны, никто не выделялся. Это сплачивало. Один за всех, и все за одного — так и жили. Конечно, к молодым всегда было особенное отношение, но меня старики почти сразу зауважали — из-за моей игры. И я старался держать марку.

В «Пресне» мне сразу стало понятно, что такое дисциплина. Слово Романцева было законом. С первого же момента я осознал, как серьезно и профессионально он относится к делу. Раньше я мог и посмеяться, и покричать, и кому-то «напихать», гонял своих ребят, а тут столкнулся с совсем другой ситуацией. Если работаем — значит серьезно. Поначалу, глядя на строгого Романцева, был немного напуган. Но он прививал ответственность. И это мне очень помогло в дальнейшем. С шестнадцати лет я понял, что дисциплина в футболе занимает первое место. В пределах разумного, конечно — роботом быть не нужно. Но и вольностей позволять себе — тоже, С этого момента я стал воспринимать футбол как профессиональный вид спорта.

Если сказали быть на тренировке в девять часов, значит надо быть в девять часов, и ни минутой позже. Понимал: если что не так — к хорошему это не приведет. Мне не надо было ничего объяснять по два раза. Потом сам Романцев говорил:

— Мостового один раз попросишь — и он все будет выполнять так, как нужно.

Сейчас уже другое время, другие законы. Сегодня пятнадцатилетний парень, играющий в детской спортивной школе, четко представляет, как он будет жить в профессиональном футболе, если проявит себя. А раньше мы ничего этого не понимали. Я не знал даже, как бутсы правильно завязать. Поэтому любое замечание Романцева воспринималось мной беспрекословно.

В тренировках, которые проводил Олег Иванович, очень привлекало то, что тренер едва ли не во всех игровых упражнениях участвовал вместе с нами. Причем он ни в какую не хотел уступать. Благодаря этому занятия получались яркими и запоминающимися. Часто играли в теннисбол или в «дыр-дыр» пять на пять. В одной команде — молодые, в другой — ветераны вместе с Романцевым. И если по ходу этих матчей мы вели в счете, то рубились до тех пор, пока старики не отыграются. Для Олега Ивановича это был вопрос принципа. Он не любил уступать даже в домино. Кстати, в команде эту игру очень любили. Романцев и Жиляев были знаменитой парой доминошников. Каждая их игра превращалась в мини-спектакль.

В такие моменты строгость Олег Ивановича разом пропадала. Он словно преображался. Вне футбола — и смеялся, и шутил, охотно разряжая обстановку.

…Мне очень нравилось в «Пресне». Я пообвыкся и чувствовал себя в коллективе вполне комфортно. И тут как гром среди ясного неба прозвучали слова Жиляева:

— Саш, спартаковское руководство хочет, чтобы ты съездил сыграть за их дубль.

«Пресня» тогда условно числилась «под «Спартаком», и главный тренер «красно-белых» Константин Бесков вместе с начальником команды Николаем Старостиным и селекционером Валентином Покровским ходили практически на каждый наш матч. Там они меня и высмотрели. Но я категорически не хотел ехать ни в какой «Спартак». Еще бы — только-только освоился в «Пресне», а тут надо вливаться в новый коллектив. Не скрою: боялся. Пусть это был дубль «Спартака», а не первая команда, но я их практически отождествлял. Перед глазами стояло одно слово: «Спартак».

Чтобы я никуда не запропастился, Жиляев поехал на троллейбусе вместе со мной и лично проводил до Сокольников.

Потом, когда меня стали регулярно вызывать на тренировки спартаковского дубля, я, признаюсь честно, начал их прогуливать. Сажали меня в троллейбус, а я вылезал где-нибудь в центре и шел гулять по городу. Потом возвращался на базу «Пресни». У порога встречал Жиляев.

— Ты где был? Почему не поехал на тренировку?

— Ой, Владимирыч, зачем мне «Спартак»? Меня и здесь все устраивает.

В следующий раз Жиляев уже ехал на троллейбусе вместе со мной. А когда отпускал одного, обязательно потом отзванивался в «Спартак» — узнать, доехал ли я.

А порой меня возил на тренировки сам Романцев — на своей «копейке» ярко-оранжевого цвета. Во времена-то были!

До сих пор помню свой первый выезд с дублем «Спартака». Команде предстояло играть в Харькове с «Металлистом», а дубль в те времена ездил на гостевые матчи вместе с основой. Меня привезли на Курский вокзал — а там толпа народу. Все глазеют, как уезжает «Спартак». И я, потерянный, стою и смотрю на все это — в своих кедах, маечке, с непонятной сумочкой. А мне говорят:

— Иди за ребятами, не отставай, у тебя пятый вагон.

Так я начал привыкать к «Спартаку». Хотя по-прежнему играл и за «Пресню». Команда продолжала побеждать всех подряд, пока не настал кульминационный момент — стыковые матчи за выход в первую лигу с «Кяпазом» из Кировобада.

Это противостояние до сих пор стоит перед глазами. Поначалу все складывалось удачно: дома мы победили, после чего отправились на ответную встречу. На стадион приехали за три часа до начала матча — трибуны уже заполнены до отказа. Но нас это не смутило. Как команда мы были сильней. Да и у меня игра хорошо пошла — я буквально летал по полю, обыгрывая всех подряд. Меня и хватали, и цепляли — чего только не делали. Но арбитр — а судил нас известный в ту пору белорус Вадим Жук — почти на все нарушения со стороны хозяев смотрел сквозь пальцы.

Думаю: «Что за дела?» Обыгрываю двух соперников, вхожу в штрафную, меня откровенно сбивают — судья как будто ничего не замечает. Встаю и непонимающе смотрю по сторонам: что происходит?

Во втором тайме судьи начинают душить нас уже в наглую. Все свистки в одну сторону. У кого-то из хозяев метровый офсайд — боковой не сигнализирует. Я начинаю психовать. Спрашиваю по-детски у ребят:

— Что творится-то?

Я самый молодой, не привык к этому. А мне говорят:

— Главное, будь аккуратнее, если их игрок забежит в штрафную.

— Как так? А если он без мяча забежит?

— С мячом он забежит или без — все равно нам свистнут пенальти. Посмотри, как судит-то, бармалей.

Ух, и завелся я тогда! «Все равно победим!» — внушил я себе. А в составе команды соперников выступал парень, с которым я был знаком по юношеской сборной. И в один из моментов он неожиданно говорит мне:

— Да не носись ты так по полю-то. Все равно проиграете.

— Почему? Мы же вас «возим» весь матч. Вы вообще ничего сделать не можете.

— Сейчас увидишь.

Я посмотрел на него непонимающим взглядом. И вскоре я действительно увидел. Более того, стал самым что ни на есть главным участником эпизода, предрешившего исход матча. Был обычный игровой момент, не предвещавший ничего опасного. И тут какой-то чудак из команды соперников пробросил мяч в штрафную и помчался туда, хотя шансов на успех не было никаких — я легко перехватывал мяч. Но этот парень знал, что делал. Не снижая хода, он намеренно врезался в меня и упал как подкошенный. Моментально раздался свисток Жука — пенальти. И вот тут я сорвался окончательно, перестав себя контролировать. Подбежал к тому упавшему парню, начал орать на него, потом на судью. А Жуку только того и надо. Он мигом достал красную карточку. С поля меня уводили едва ли не под руки.

Пенальти нам забили, матч мы проиграли, в первую лигу не вышли, а со мной после матча произошла самая натуральная истерика. Я заперся в номере и никому не открывал. А команде пора на самолет. Меня нигде нет. Чуть ли не с милицией, по словам Жиляева, искали. В конце концов открыли дверь вторым ключом, и все ко мне:

— Ты что? У нас же самолет!

А я весь в слезах. Схватили меня в охапку, довели до автобуса и мигом в аэропорт.

Так я в первый раз в своей жизни узнал, что такое судейский произвол. В своей дальнейшей карьере я не раз буду сталкиваться с подобным беспределом. И никогда не смогу воспринимать его спокойно. Но тот случай в Кировобаде запомнил на всю жизнь.

…По окончании сезона-85 меня вызвали к себе Романцев с Жиляевым. Усадили рядом, и Олег Иванович произнес:

— Саш, тебе надо ехать в «Спартак». Насовсем.

Я отпрял:

— Зачем? Не хочу.

— Мы и сами были бы рады, если бы ты остался. Но надо ехать. Тебе пора играть в серьезный футбол.

Спорить смысла не было, но я упирался до последнего. До слез дошло — так я не хотел из «Пресни» уезжать. Это все равно что покидать семью. А к «Спартаку» еще привыкнуть надо. Думал: приеду, а на меня все будут смотреть свысока.

Не мог, к примеру, забыть, как в первый раз — еще летом 1986 года — зашел в спартаковский автобус. Основа, как я уже отмечал, ездила на матчи вместе с дублем. Приехал в Сокольники, смотрю: стоит автобус, вроде наш. Захожу и сажусь на первое свободное место. По-моему, ряд на четвертый или пятый. Тогда я не знал, что в автобусе у всех свои места. И тут в салон начинают входить игроки основы. Один смотрит в упор на меня:

— Эй ты, щенок, ты чего здесь сел? А ну-ка давай отсюда.

Я мигом схватил сумку и помчался куда-то назад. Только потом понял: дубль всегда должен сидеть в конце салона.

Это, конечно, мелочь, тем более что коллектив в «Спартаке» окажется вполне неплохой. Но в тот момент я боялся неизвестности и сопротивлялся отъезду из «Пресни» до последнего. Эта команда дала мне путевку в жизнь. Окажись я в другом клубе, не задайся у меня игра с первых матчей — и, быть может, никто Мостового как игрока так и не узнал бы. Но мне улыбнулось футбольное счастье. Свой первый шаг во взрослом футболе я сделал уверенно. На очереди был второй.

Валерий Жиляев о Мостовом

САША С ДЕТСТВА НЕ СТЕСНЯЛСЯ СОБСТВЕННОГО МНЕНИЯ

— В школе ЦСКА Мостовой не особенно выделялся. Но Романцев сразу разглядел в нем талант. Сам Саша поначалу удивился, когда мы обратили на него внимание. Но он быстро освоился в команде — если брать в расчет чисто футбольный аспект. В жизни же Саша поначалу был ужасно застенчивым. Лишнего слова не скажет. Но если что-то говорил, то всегда метко. Зрил в корень. Когда ему что-то не нравилось, прямым текстом заявлял об этом.

Помню, как в первый раз его позвали играть за дубль «Спартака». К нам на базу в Серебряный Бор позвонили как раз после обеда. Но Саша сразу заартачился:

— Я не поеду.

— Как это — не поедешь? — спрашиваю.

— Я только пообедал, не готов. Как я покажу себя? На меня же будут все смотреть.

Пришлось брать его под руку и вести на троллейбусную остановку. Сам бы он ни в какую не поехал. За ним нужен был глаз да глаз.

Помню, как он сдавал «хвосты» в техникуме. Я приехал вместе с ними и пошел к преподавателям. Говорю:

— Поспрашивайте его, но не слишком жестко, ладно?

Потом возвращаюсь к Саше:

— Давай иди. Тебя ждут.

— Нет, не пойду. Я ничего не знаю. Я не могу. Мне стыдно.

И ни в какую. Но в конце концов получается его уговорить: «Все, прекращай спорить, иди. Там к тебе будут благосклонны. Если что, помогут ответить».

Силой заталкиваю Сашку за дверь и еще потам ногой держу ее, чтобы он не вздумал убежать обратно. Через двадцать минут выходит счастливый:

— Спасибо, Владимирыч. Все нормально.

Потом я помогал Саше и в Институте физкультуры, куда мы его устроили на следующий год. Впрочем, к Мостовому преподаватели относились доброжелательно — все-таки он был действующим спортсменом.

На поле Сашу выделяла непредсказуемость. Было ощущение, что он сам не знает, что вытворит в следующую секунду. Но эта импровизация позволяла ему оставлять не у дел соперников одного за другим. Конечно, на тренировках Олег Иванович был требовательным. Если Мостовой обижался на что-то, мне приходилось втолковывать нашему новичку, как надо реагировать:

— Пойми, это же главный тренер. Ты обязан его слушаться. Романцев для твоей же пользы все делает. Если он тебе ничего говорить не будет, кто тогда скажет?

Через год Мостовой оказался в «Спартаке». Первым туда отправили Кулькова, но потом его попросили поменять на Сашу. Лично мне очень не хотелось расставаться с нашим талантливым парнем. Мы с ним столько работали вместе, что фактически сжились. Он мне был как сын.

Саша и сам не хотел уезжать. У нас в команде была отличная обстановка, дружная. Все друг другу словно родственники. Мы жили на базе в Серебряном Бору, числившейся за горкомом партии. Прекрасное питание, свежий воздух, уютные номера. Мы часто собирались вместе. Это сближало. Я, как начальник команды, старался поддерживать теплую атмосферу. Такой обстановки, какая была в «Красной Пресне», я потом нигде не встречал.

Поэтому Мостовой и не хотел уезжать. Переживал, что в «Спартаке» у него не сложится. Опять же, меня там не было. Саша очень боялся, что будет в новой команде одиноким. Приходилось опять беседовать с ним, уговаривать.

Почему я сразу установил над Сашей шефство? Во-первых, из-за его характера. Я видел, что он ведет себя очень скромно. Ему было непросто освоиться. А во-вторых, почти сразу же стало понятно, что Мостовой перспективнеиший игрок. О таких ребятах надо заботиться по-особенному, чтобы талант не оказался зарытым в землю.

Если Саша был не прав, я ни в коем случае не повышал на него голос. Наоборот, старался логически объяснить, почему он ошибается. Иной раз пойдем с ним куда-то вдвоем, я обниму его и говорю:

— Саш, ну вот тут ты ошибаешься. Давай лучше сделаем по-другому.

Мне удавалось его убеждать. Сначала он молчал, слушал, а потом говорил:

—Да, Владимирыч, ты прав.

А вот заставить его извиниться было очень тяжело. Характер у Сашки все же крайне непростой. Но я считаю, что наибольших успехов в этой жизни достигают как раз такие люди, которые могут отстаивать свою точку зрения, а не стоят по стойке смирно. Но парень он очень порядочный.

При этом у Саши всегда все было в порядке с дисциплиной. Он неукоснительно соблюдал режим. В этом плане у него не возникало никаких проблем.

Когда Саша перешел в «Спартак», я продолжил заочно его опекать. Старался держать над ним шефство вплоть до момента, когда он уехал за границу.

Помню, как доставали ему машину — за победу в чемпионате-1989. Мы получили очередь через главное управление торговли, и предстояло выкупить автомобиль. Ехать нужно было в Южный порт. А там у меня имелись связи. Я приехал еще до открытия, зашел через служебный вход, пробежался по нужным людям и урегулировал все вопросы. Оставались пустяковые моменты.

A y дверей стаяла толпа — ждала открытия. Надо было подниматься по широкой лестнице на второй этаж — занимать очередь в окошки. И там, в числе прочих, стоял Сашкин отец — Володя. Я сел на диванчик и смотрю на них сверху через окно. И вот — народ запускают. Вижу картину: толпа несется по лестнице, а впереди отец Сашки. Но толпа сзади уже начала его догонять. И он тогда делает разом две подсечки — справа и слева. Народ валится с ног, возникает натуральная свалка, а он летит вперед. Я же смотрю и улыбаюсь:

— Куда бежишь, Володь?

— Как куда?

— Не переживай, я уже решил все вопросы. Все уже давно оформлено.

…Когда Саша уехал в «Бенфику», я продолжал с ним перезваниваться. В 1993 году он мог вернуться в «Спартак», но в итоге оказался во Франции, в «Кане».

А в 1999 году, когда у Саши возникли разногласия с Романцевым, тренировавшим сборную России, я постарался стать связующим звеном. Рад, что мне удалось сгладить ситуацию. Начальник команды обязан заниматься и такими вещами. Все конфликты должны по возможности улаживаться.

Считаю, что заграничная карьера Саши сложилась неплохо. Я всегда следил за ним. Жаль только, что закончил он свой полет из-за этого нелепого конфликта в сборной…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.