ВСТРЕЧА С МАРАДОНОЙ

ВСТРЕЧА С МАРАДОНОЙ

Встретиться с Марадоной и трудно, и легко.

Чтобы взять короткое интервью на лету, задать пару вопросов и сделать десяток фотоснимков — для этого достаточно явиться на стадион в день игры, присоединиться к группе аккредитованных спортивных комментаторов и репортеров и ждать окончания встречи, когда журналисты получают право терзать еще тяжело дышаших футболистов, покидающих поле.

Но мне надо было на этот раз побеседовать основательно. И сделать материал для «Футбольного обозрения».

Звоню в клуб.

— Клуб «Наполи», — равнодушным мужским голосом отвечает трубка. — Вам что?

Представляюсь. Говорю о цели звонка.

— Вопрос о большом интервью решает только сам синьор Марадона. Звоните его секретарше.

— Прекрасно, если вы дадите мне ее телефон. После довольно длительной паузы голос сообщает номер и поясняет, что секретаршу зовут Чечилия. Благодарю собеседника и набираю нужную комбинацию цифр.

— Я вас слушаю.

— Говорит аккредитованный в Риме корреспондент советского радио и телевидения. Я хотел бы...

— Синьор Марадона не дает интервью телевидению. Ни своему, ни иностранному.

— Но я не далее как вчера его видел.

— Только послематчевые и короткие.

Автор этих строк должен признать, что момент для встречи с Марадоной был выбран крайне неудачно. Был апрель 1987 года. Оставалось несколько дней до матча «Наполи» — «Милан». По предыдущей главе вы можете себе легко представить состояние Марадоны в те дни. Но отступать было некуда.

— Хорошо. Не надо для телевидения. Я бы просто поговорил с Диего с диктофоном в руках.

Чечилия раздумывает, потом неохотно произносит:

— Я поговорю с синьором Марадоной. Позвоните в это же время через неделю.

Звоню через неделю.

— Синьор Марадона пока ничего не ответил. — Звоню через неделю.

— Не могу пока вам ничего сказать. — Однако.

У нас устанавливаются почти дружеские телефонные отношения. На следующий раз мы обсуждаем шансы «Наполи», погоду, а также чем отличается неаполитанская пицца от римской. Нет одного. Согласия Марадоны на интервью. Плюнуть на все и приехать в Неаполь так, на авось? Не получится. Без предварительной договоренности Диего Армандо все равно не примет. Это общеизвестно.

Потом корреспондентские дела надолго уводят меня из Рима. Когда я возвращаюсь, сезон окончен, поезд, что называется, ушел. А самолет улетел. В Буэнос-Айрес, с Марадоной на борту. Каникулы.

Звоню Чечилии в последний день августа.

— А, это вы, — произносит она так, будто мы вчера общались и не успели закончить разговор. — Звоните завтра. Думаю, все будет в порядке.

Назавтра.

— Добрый день, синьор Марадона готов с вами встретиться. Можете приезжать с камерой и снимать беседу также для телевидения. Только, если не трудно, привезите фотографию Сергея Бубки с автографом...

Просьба не случайная, а главное — своевременная. В Риме проходит чемпионат мира по легкой атлетике на котором я не аккредитован. Значит, надо попросить помочь коллег, приехавших освещать ход соревнований — Александра Курашова и Ефима Шарпанского.

Коллеги не подвели.

В назначенный день с кинооператором Александром Саранцевым едем в Неаполь. По скоростной автостраде от столицы Италии до столицы юга 200 километров и два часа езды не спеша. Зато совсем немного меньше времени нужно потратить на то, чтобы от окраины Неаполя добраться до центра, где находится наша гостиница. Интервью назначено на пять часов дня — ориентировочно, поэтому в половине второго нужно на всякий случай созвониться с Чечилией. Подъезжаем к широкой привокзальной площади Гарибальди. На часах — без двадцати час.

Сказать, что в Италии водители отличаются дисциплинированностью и строго соблюдают правила дорожного движения, — это почти обидеть их. Едут не туда, куда можно, а куда нужно. Но здесь — не Италия. Тут Неаполь...

Многочисленные улицы, выходящие на площадь, выбрасывают на нее все новые тонны металла на колесах. Масса эта может расслоиться только в самом центре, где и образуется автомобильная стремнина. Но в отличие от реки движение потока здесь прекращается. Все стоят. Полицейские свистят, машины гудят, водители кричат, и весь этот звуковой коктейль летит в мутное небо, разогретое сентябрьским солнцем до тридцати трех градусов жары. Гостиница — в пяти минутах ходьбы, но именно это обстоятельство более всего удручает. Как хорошо велосипедистам...

Без четверти два звоню Чечилии.

— У нас все изменилось. Приезжайте через час.

Дом, в который незадолго до этого перебрался Марадона, находится в западной части вытянутого вдоль залива города, на крутом горном боку, почти отвесно нависшем над морской гладью. По сравнению с какофонией в центре здесь царит почти пугающая тишина. Узкие извилистые улочки, тенистые виллы, редкие прохожие. Понятно, почему кумир неаполитанских тиффози наконец успокоился после бесконечных переездов из района в район. Калитка в железном заборе ведет в опрятный внутренний двор. Два небольших кирпичных дома, сомкнутых углами. Цветы, ухоженные клумбы, тихо шелестящие деревья...

Чечилия встречает нас как старых знакомых, хотя первое, что мы делаем, — знакомимся. Объясняет, что наш собеседник должен прийти с минуты на минуту, и любезно разрешает готовить место для съемки и не церемониться, если нужно переставить что-то из мебели.

Мы находимся, как бы это поточнее сказать, не то в секретариате, не то в приемной. Большая комната с прихожей. С одной стороны стол, за которым восседает Чечилия. Неподалеку стол маэстро. Посередине комнаты журнальный столик с цветами. Стены сплошь завешаны фотографиями Диего, увеличенными до размера картины. Двойные двери слева выводят на просторную лоджию. Она граничит с другой, подлиннее. Там, за стеной, — квартира Марадоны.

Телефоны в комнате звонят не переставая. А когда перестают, за телефонный диск берется сама Чечилия. Алло, Рим? Милан? Буэнос-Айрес? Говорит она то по-итальянски, то по-испански, но в разговорах часто мелькает не латинского происхождения слово «доллар». «Вы богатый человек, на что вы тратите деньги?» — спросили однажды Марадону. «Покупаю дома в Аргентине».

Марадона входит вместе с Клаудией. Он улыбается, выглядит скованным и приветливым. На нем почти футбольная форма — майка и тренировочные трусы. В отличие от фото- и теле-Марадоны в жизни он не кажется таким физически мощным, ртутным атлетом. Усаживается в приготовленное для съемки кресло. Клаудия занимает место рядом с Чечилией.

— К сожалению, у меня не так много времени, — говорит Марадона. — Скоро тренировка, так что давайте его не терять.

На четвертом году пребывания в Неаполе он хорошо говорит по-итальянски, хотя и с заметным акцентом. Когда наша съемка заканчивается и гаснет осветительный прибор, Диего едва заметно вздыхает, как мне кажется, с облегчением.

Вовремя вспоминаю про автограф Бубки и приготовленную для Клаудии матрешку. Пока жена Диего извлекает поочередно одну за другой деревянные фигурки, сам синьор Золотая Левая изучает надпись на фотографии и просит перевести. Потом удовлетворенно откладывает ее в сторону и убежденно говорит:

— Бубка — экстракласс.

С нашим прыгуном Марадона познакомился в Милане весной 1987 года, когда группе выдающихся спортсменов вручались премии «Оскар». Кроме них двоих там были другие звезды первой величины: Франческо Мозер, Стефка Костадинова, Эвелин Эшфорд, Хайке Дрехслер, Эдвин Мозес. Церемония награждения была очень торжественной. Как это принято в Италии, да и не только в ней, кумиры спорта были окружены вниманием известных актеров, музыкантов, певцов — состоялось гала-представление, которое на следующий вечер транслировалось в записи крупнейшей в стране частной телестанцией «5-й канал». Но еще до этого произошел курьезный эпизод, который привлек к себе всеобщее внимание.

В Милан в качестве почетных гостей были приглашены популярнейшие спортсмены прошлого и среди них — живая футбольная легенда Пеле. Сказать, что между ним и Марадоной были натянутые отношения, — это еще ничего не сказать. Ажиотаж годами подогревался прессой: кто лучше? Король 60-х годов из Бразилии или принц восьмидесятых из Аргентины? На троне, даже футбольном, нет места для двоих. Трудно сказать, кто из претендентов на звание «короля всех времен» подбросил больше хвороста в костер полемики. Зная сложный характер Марадоны, его самовлюбленность, вспыльчивость, обидчивость, нетрудно предположить, что его доля составила в лучшем случае не меньше половины.

Организаторы миланской встречи решили воспользоваться случаем и публично примирить две высокие враждующие стороны. Было решено устроить их свидание, где Пеле и Марадона должны были произнести подобающие слова и затем предстать перед фотографами для исторического снимка: два корифея с улыбкой обмениваются рукопожатиями. Пеле и Марадона заочно согласились.

Встреча была назначена на 14.30 в гостинице «Принц Савойский», где оба остановились.

В два часа дня выходившие из зала заседания участники семинара «Динамическое равновесие в экономике и процессы финансовой дерегуляции и валютной либерализации» во главе с министром казначейства Горией, будущим премьером, застыли от удивления. Гостиничный холл напоминал потревоженный муравейник. Лифты носились вверх-вниз, словно в кадрах приключенческого фильма. На всех стратегических точках окопались кино- и фоторепортеры. Экономисты поначалу наивно приготовились позировать, но быстро догадались, что ажиотаж в стенах «Принца» никоим образом не связан ни с дерегуляцией, ни с либерализацией.

Марадона вошел в гостиницу около трех. Пеле в это время ждал вызова в своем номере. Но уже первого взгляда на аргентинца было достаточно, чтобы понять — скоро только сказка сказывается. Он выглядел нервным и явно пребывал в дурном настроении. Побаливало травмированное колено. (В этом ли причина?) Организаторы церемонии умоляюще предложили Марадоне задержаться на несколько минут и встретиться с Пеле, но тот (вот характер!) бросил через плечо: «Сейчас я должен поспать». И, применив знаменитый рывок, влетел в лифт. К вечеру отдохнувший чемпион мира дал знать, что он готов к встрече. Но в ответ получил сообщение, что теперь «спит» Пеле.

Пять часов продолжался этот странный матч. И все же, к всеобщему удовольствию собравшихся, после изнурительной психологической борьбы он завершился вничью. Свидание состоялось. Объективы фотоаппаратов запечатлели двух застывших в рукопожатии грандов футбола. Пеле — в строгой тройке и при бабочке, Марадону — в модном широком пиджаке, в галстуке.

Лучезарного света улыбок хватило бы, чтобы сделать добрым весь мир.

Но главное испытание было впереди. Начались вопросы корреспондентов. Каждый из них — зажженный фитиль у пороховой бочки.

— Господин Пеле, считаете ли вы, что Марадоне под силу побить ваш рекорд — 1283 забитых мяча?

Зал замирает.

Пеле находит верный ход с помощью дипломатического дриблинга:

— Марадона в отличие от меня больше играет в центре поля. Да и футбол теперь стал другим.

— Синьор Марадона, правда ли, что вы сильнее Пеле? Кульминация. Из-за утвердительных ответов на этот вопрос в прошлом и возникли натянутые отношения. Марадона собирает в кулак всю свою силу воли.

— Нет.

Потом Пеле дружески обнимает аргентинца и говорит:

— Раз я делаю это, значит, я его друг ...

Я напоминаю Марадоне об этом эпизоде. Он хмурится:

— Журналисты, как всегда, многое приукрасили и придумали...

Меняю тему. Говорю, что его мастерство восхищает любителей футбола Советского Союза, которые очень хотели бы увидеть его в деле воочию.

— Спасибо. — Он снова оживляется. — Я сам бы очень хотел сыграть на одном из ваших стадионов. Странное дело, я объездил полмира, но ни разу не был в Советском Союзе. Надеюсь сыграть или в составе сборной Аргентины против сборной СССР, или за «Наполи» в Кубке чемпионов против киевского «Динамо»...

Он еще не знал, что дебют его клуба в самом престижном европейском турнире будет неудачным: в первом же туре слепой жребий выбрал противником «Наполи» мадридский «Реал». Испанцы оказались и сильнее, и удачливее...

— У вас сейчас отличная сборная, — продолжает мой собеседник. — По крайней мере, та команда, что играла в Мексике, наделала шума. Жаль, что она слишком рано выбыла из турнира. Конечно, объективно она была посильнее бельгийцев. Увы, в футболе логика часто опровергается. Поэтому «быть сильнее» не всегда означает «победить». Зато тот, кто победил, тот и сильнее — спорьте хоть до хрипоты, но футбольная математика отвергает эмоции. И потом, — Марадона делает паузу, — команда, претендующая на высокое место, не имеет права пропускать четыре мяча. Даже при нечетком судействе. Но, безусловно, вам еще и не повезло. Да и не только вам. Посмотрите, какие сборные не дошли даже до полуфинала: Дания, Португалия, Испания, Бразилия...

— Элемент везения важен в футболе?

— А как же! — Тут Марадона замечает, куда я клоню, и мгновенно поправляется. — Но везет сильным. А Аргентина была сильнее всех, будете спорить?

Нет, не буду.

— Поговорим о вашем итальянском периоде. Вы помните матч в Вероне, самый первый из сыгранных в Италии?

— Хуже не бывает. Тот турнир как плохо начался, так и пошло... Выхожу на поле Вероны, чувствую на себе такие взгляды, будто я не игрок футбольной команды, а сам господь Бог — что захочу, то и сделаю. Психологически это дополнительная нагрузка. Страшно хочется сыграть получше, но, как это в таких случаях часто бывает, от большого желания только хуже получается. А тут еще чужая публика — трибуны битком забиты. Все болеют за своих. Проиграл единоборство защитнику — иронические аплодисменты. Ударил мимо ворот — свист. Мол, вот тебе и Марадона... Я в целом отыграл нормально, но — пусть на меня не обидятся те, кто тогда выступал за «Наполи» — это была очень посредственная команда. Чего было в избытке, так темперамента. Но на нем далеко не уедешь. Так что в течение всего или почти всего сезона больше приходилось думать о том, как бы с позором не вылететь в первую лигу. Только в середине второго круга вздохнули спокойно. И все же тот год не прошел впустую. Урок пошел нам впрок. И если «Наполи» сегодня сильнейшая команда Италии, то вклад тех, кто тогда горько переживал поражения, неоценим. Да, первый год был не ахти каким удачным, хотя лично мне много досталось похвал и аплодисментов, особенно когда играли в Неаполе...

— А свой первый итальянский гол помните?

— Как он был забит, не помню. Кажется, добил мяч, отбитый вратарем. Это произошло во втором туре, когда мы, злые после веронского фиаско, принимали у себя «Сампдорию». Так хотели выиграть, но, увы, первыми пропустили мяч в свои ворота, потом долго атаковали, и наконец я забил. Стало полегче. Последние минуты практически не выходили из штрафной «Сампдории», да все без толку. Так и закончили — 1:1.

— Вспомним более приятные минуты. Год спустя был и памятный реванш у «Вероны» (5:0) и уникальный гол, почти с центра поля. Что вы чувствовали тогда?

— Такие дни остаются в памяти на всю жизнь. И игра получалась, и этот гол... Приятно было, что доставил наслаждение зрителям. Семьдесят тысяч народу. Но главное, мне было особенно приятно слышать одобрительную реакцию трибун: тогда на стадионе находились родители, брат, Клаудия...

После чудо-гола сына отец дон Диего Марадона-старший украдкой снял очки и утер слезу. Этот день в Неаполе был для него поистине необыкновенным. Когда перед началом игры они всем семейным кланом вошли на стадион, в глаза ударила надпись на одном из транспарантов: «Добро пожаловать, папа и мама Диего!» Фантазия неаполитанцев и особенно их любовь к Марадоне поистине не знают границ!

— Брат Уго уже известный футболист, — продолжает Диего. — Сейчас дебютирует здесь, в Италии, в клубе «Асколи». Играет в футбол и третий брат. Ну а пять сестер являются моими самыми горячими болельщицами. Как только встречаемся в Аргентине, так и засыпают советами. Впрочем, советчиков у меня много. От многих из них я стараюсь держаться подальше.

— А где держится Марадона, когда не играет в футбол?

— В Неаполе не много развлечений. Это не тот город, где культурная жизнь бьет ключом. Да и честно говоря, футбол отнимает массу времени. Играю в теннис, иногда с Клаудией выбираемся куда-нибудь поужинать или идем в кино. Вот, собственно, и все. Ну а теперь, после рождения дочери, почти все свободное время провожу с ней.

— Кто в команде ваш самый близкий друг?

— Брусколотти. Как-то так вышло, что мы подружились с того дня, как я попал в «Наполи». Кроме него, Баньи, Джордано, Карневале.

Скажи мне, кто твой друг...

Джузеппе Брусколотти, центральный защитник «Наполи». Выросший в области Кампанья, столицей которой является Неаполь, свою футбольную жизнь он прожил в одной команде — «Наполи». Ее символ. Пятнадцать лет в голубой майке, около четырехсот сыгранных матчей. Резкий, цепкий, решительный защитник, который не боится никого из соперников. Через двадцать дней после того, как неаполитанцы праздновали первое скудетто, Брусколотти отмечал свое тридцатишестилетие.

Марадона как-то сказал о нем: «Если в нашей команде и есть человек, который больше других достоин звания чемпиона, так это Джузеппе».

— Диего, забивать голы или создавать возможности для этого партнерам — это ваша профессия. Поэтому не удивляйтесь, что на эту тему у меня заготовлено много вопросов. Итак, какой из забитых мячей в Италии самый памятный?

Марадона морщит лоб, задумывается.

— Пожалуй, тот, что я забил в позапрошлом сезоне «Ювентусу» здесь, на «Сан-Паоло». Он оказался единственным, и мы победили 1:0.

— Как вы его забили?

— Судья назначил свободный удар метрах в восемнадцати прямо против ворот. Прямой не «шел». Печчи подбросил мяч вверх, а я с лету ударил в обвод стенки. Попал точно в верхний угол.

— Кстати, о штрафных. Для вас стенки словно не существует, мяч ее огибает безошибочно, вопрос только в том, попадет ли он в ворота или, к счастью для вратаря, пройдет мимо. Такие обводящие удары — от бога или плод тренировочной работы?

— Нет, здесь никакой природный дар не поможет. Чтобы овладеть этим приемом, чтобы один раз, быть может, за весь матч применить его эффективно, необходимо много работать. У нас 8 Аргентине после окончания тренировки те, кто в игре выполняет штрафные, остаются на поле, ставят перед воротами деревянный барьер и бьют мимо него. Причем продолжается это довольно долго, до тех пор, пока, что называется, ноги держат. Все это прошел и я. Да и сейчас над техникой удара, в том числе по неподвижному мячу, я работаю постоянно, каждый день.

Я достаю из сумки справочник, открываю его. Там указаны все сыгранные Марадоной матчи и забитые им голы с того дня, как он впервые ступил на тропу профессионального футбола. Это произошло 20 октября 1976 года, за десять дней до его шестнадцатилетия.

Вот он, этот послужной список.

1976 год «Архентинос хуниорс» 11 игр 2 гола

1977 «Архентинос хуниорс» 49 19

1978 «Архентинос хуниорс» 35 26

1979 «Архентинос хуниорс» 26 26

1980 «Архентинос хуниорс» 45 43

1981 «Бока хуниорс» 40 28

1982/83 «Барселона» 20 11

1983/84 «Барселона» 16 11

1984/85 «Наполи» 30 14

1985/86 «Наполи» 29 11

1986/87 «Наполи»  

Пусть вас не удивляет последняя пустая строка. Справочник был составлен в канун того сезона, и она, естественно, должна была быть заполнена лишь в мае 1987 года.

— В этом, последнем, чемпионате вы забили... кажется, 12?

Почему-то я был уверен, что Марадона все свои голы помнит наперечет. Однако, к моему удивлению, он повернул голову налево, где Чечилия и Клаудия... Что еще могут делать две женщины, оказавшиеся рядом? Судачили.

— Клаудия, сколько я забил в этом году?

— Двенадцать, — ответствовала Клаудия безапелляционно.

— Значит, так оно и есть, — рассмеялся Марадона. — Я, конечно, все помню, но хотел ее проверить.

— Диего, данная статистика не нуждается в комментариях. Что, в Европе трудно забивать?

— Да. И намного. Но эти голы весят больше! У них другая цена или, сказать точнее, ценность. Они достаются с трудом, зато часто оказываются решающими. Судите сами. В «Архен-тинос», к примеру, я иногда забивал три-четыре мяча за игру, ту игру, которую команда выигрывала со счетом 7:1. Ну и что? Было, конечно, приятно — любой спортсмен, забивающий гол, должен испытывать радость, если он не робот. Но цена тех мячей была минимальной, и они часто ничего не решали. Какая разница — 7:1 или 5:1-? Здесь — другое дело. Итальянцы вообще хорошо играют в обороне. Исход встречи нередко решает единственный точный удар. Вот и судите, где приятней закатить мяч в сетку.

— А какое вообще сравнение можно сделать между футболом Аргентины, Испании и Италии? Я назвал страны, где вы играли в прошлом или играете сейчас.

— Я бы не стал делать особых различий между Италией и Испанией. А вот разница между южноамериканским и европейским футболом есть, и большая, несмотря даже на то, что страны, где я играл в Европе, ближе к нам, нежели, скажем, Англия или ФРГ. Но в целом общие различия остаются. У нас в Америке футбол более мягкий, веселый, развлекательный. Здесь же ставка делается больше на физические возможности игроков. В этом отношении мы традиционно уступаем, зато считаем себя более техничными. Вот, пожалуй, и разница.

— Из стран, где вы выступали, где самые грубые защитники?

— В Испании, разумеется. Там рубят без разбора. Марадона произносит эти слова с ожесточением, словно до сих пор испытывает боль от испанских коррид. Ему легко критиковать испанцев — ведь сейчас он находится в Италии. Как знать, если бы он снова вернулся на Пиренейский полуостров, там, на «своем поле», не изменил бы он точку зрения и не назвал бы грубиянами итальянских опекунов? Впрочем, в пользу Италии статистическое сравнение: за два сезона в «Барселоне» ему удалось сыграть в 36 матчах, в то время как на Апеннинах он за первые два года выходил на поле 59 раз из 60 возможных. Кстати, дело, может быть, даже не столько в джентльменстве итальянских защитников — они тоже порядочные рубаки, — сколько в том, что с годами, с опытом, росло не только искусство Марадоны творить чудеса с мячом, но и вовремя уходить от ударов по ногам. Разумеется, удается это далеко не всегда.

— Когда вы выходите на поле, то всякий раз имеете перед собой не только общего противника — команду, но и конкретного соперника, задача которого — «держать» Марадону. Каким бы вы хотели видеть такого защитника в идеальном варианте?

— Я бы очень хотел, чтобы, честно мешая играть мне, он бы играл сам. Пусть персонально опекает, но при этом не ходит за мной, словно на привязи, все 90 минут, будто футбола для него не существует. Я таких ребят встречал, хотя и не часто. Они, естественно, делают все возможное, чтобы наглухо меня закрыть, не дать мне получить мяч или тем более ударить по воротам. Но как только их команда овладевает мячом, мой опекун на время забывает про меня и включается в созидательную игру. Сейчас вы скажете: хитер Марадона, ему только того и надо, чтобы отвязаться от «сторожа»! Но это я просто помечтал немного. А вообще, если говорить о соперниках, то я никогда не реагирую на нарушения, даже грубые, которые являются результатом борьбы, азарта. Другое дело — злой умысел. К сожалению, нередко приходится сталкиваться с тактикой откровенного запугивания или, что еще хуже, ударами исподтишка, внешне незаметными. Пробежит этак защитник мимо тебя — казалось, даже не зацепит. А ты валяешься на траве, корчась от боли, судья не понимает, в чем дело, и публика, если играем в гостях, свистит, не жалея легких: симулянт Марадона. Ну да ладно. Нравится мне терпеть или не нравится — такие эпизоды неизбежны. Футбол для меня — вся жизнь, а за идеалы надо уметь терпеть.

— Простите, но это у вас получается не всегда?

— Что поделаешь! — Марадона разводит руками. — Меня теперь уже не переделать.

...За три первых года выступлений в Италии Марадону трижды удаляли с поля. Заработал он с десяток желтых карточек. Но ни разу эти наказания не были следствием грубого нарушения правил. Я вообще не видел, чтобы аргентинец кого-то сбил с ног или остановил заведомо запрещенным, борцовским приемом. Судейские меры по отношению к капитану «Наполи» вызваны либо его ответной реакцией на грубость соперника, либо — скажем так — плохо скрытым неудовольствием по поводу мнимой (а может быть, и реальной) ошибки арбитра. Конечно, все это не делает чести чемпиону мира. Но если подобное проявление его эмоций трудно оправдать, то объяснить его можно очень просто. Достаточно проследить, сколько удалений и предупреждений заработали за те же три года игроки других команд в результате «активной» игры против Марадоны. Точно, конечно, никто не скажет, но эта коллекция, кстати весьма богатая, здорово достается. Нет необходимости еще раз возвращаться к данной теме. Но... послушайте защитников. Они будут божиться, что пальцем Марадону не трогали, что все это его фокусы и чистой воды симуляция. Более того, в репортажах иногда проскальзывают этакие формулировки: «Великий интриган на поле», «Человек, который умеет лицемерить» и тому подобное. По-моему, это несправедливо. Есть, разумеется, за ним грешки, но для того, чтобы стать «интриганом», ему пришлось перетерпеть сотни подножек и падений.

Спрашиваю его:

— За годы игры и жизни в Неаполе какой был самый радостный и самый горький момент?

— Радостных — два. Причем их отделяли друг от друга всего несколько недель. 2 апреля у меня родилась Далма, а 10 мая «Наполи» стал чемпионом Италии. Плохое? — Он задумывается. — Было всякое, но я предпочитаю об этом не помнить.

— Диего, у вас случались моменты, когда отношения с публикой и журналистами были натянутыми. Конфликты с тиффози мне более или менее понятны. Как бы вас ни любили в Неаполе и ни уважали в других городах, болельщик есть болельщик. Стоит не забить одиннадцатиметровый — и вот уже свист трибун. Но журналисты? В чем причина многочисленных конфликтов?

Единственный раз за время нашей беседы Марадона говорит очень тихо и медленно, тщательно выбирая слова. Может быть, опасается, что еще раз один из журналистов, на этот раз советский, будет искать пищу для сенсации?

— Может быть, потому, что они хотят, чтобы я делал то, что хотят они, — говорит он несколько витиевато. — А я хочу жить своей жизнью. Я никогда не позволю, чтобы кто-то из журналистов что-либо решал за меня. Никогда! Если такой день вдруг наступит, я уйду из футбола. Как они не могут понять, что единственным хозяином жизни Марадоны является сам Марадона? У них есть перо, есть умение, есть задание, и вот они строчат — часто то, чего я сам о себе не знаю. Поэтому я и разругался со многими вашими коллегами. Когда вдобавок затрагивается моя личная жизнь, тут уж — борьба насмерть. Я намеренно ограничил круг знакомств и научился отворять двери своего дома далеко не всем, кто туда хотел бы войти. Мой отец всегда прививал нам уважение к людям. Я этому у него учился. Но мне, в свою очередь, хочется, чтобы другие проявляли уважение ко мне. И все. Он ставит на этом месте жирную точку — ударение. Пора возвращаться к его величеству футболу.

— Диего, футбол, который сделал вас знаменитым, это что — искусстве, работа, развлечение?

— А разве он не может быть един в трех лицах? Разве художник, работая над своей картиной, не увлекается и не развлекается? Я уверен, что вообще в жизни можно поставить дело так, чтобы любая работа была и искусством и развлечением. Для меня и моих коллег-футболистов игра — это ремесло, профессия, а стало быть, и труд на футбольном поле. Но главное — и об этом я старался никогда не забывать — этот труд должен доставлять радость миллионам людей, а следовательно, радовать и тебя самого.

— Вы выиграли в течение года практически все, о чем можно мечтать: чемпионат мира, чемпионат Италии, Кубок Италии. Не наступает ли пресыщения победами? К чему стремиться дальше? Какие есть стимулы?

— Я не убежден в том, что все выиграл. Если я все выиграю, надо будет уходить из футбола, а мне этого не хочется. Я жадный до побед. Желаю еще раз стать чемпионом Италии. Или победить в Кубке европейских чемпионов. Впереди всегда есть или, по крайней мере, должна быть цель. О том, что было, забыто. Пройденный этап. Да, конечно, это интересные и приятные страницы моей спортивной биографии. Но если предаваться воспоминаниям и не смотреть вперед, то может начаться процесс опасного торможения в самом себе. И это обязательно проявится в игре. А я хочу двигаться только вперед.

— Что ж, заглянем в будущее. В 1990 год. Какие, по-вашему, шансы имеет Аргентина на то, чтобы повторить свой мексиканский успех? Что можно сказать о команде Италии? Ведь она будет играть в родных стенах, а это, как показывает практика проведения мировых первенств, — сильнейший стимулятор даже для команд средней руки. А о фаворитах и говорить нечего. Это доказывала и ваша сборная, и команды Англии и ФРГ.

— Разумеется, шансы итальянцев высоки. В канун мексиканского чемпионата в этой команде началась реконструкция, причем планомерная и целенаправленная. В нее влилась большая группа молодых, талантливых игроков: Виалли, Де Наполи, Франчини, Джаннини, некоторые другие. Причем преимущество данного омоложения в том, что все эти ребята — одногодки, а значит, долго могут выступать вместе. К тому же многие из них сыгранны — несколько лет выступали за молодежную сборную. Одним словом, у тренера Вичини есть все возможности спокойно работать и выставить в 1990 году неплохую команду. Пока у нее дела идут так себе, но, как известно, чемпионом может стать не вообще самая сильная команда в мире, а та, которая сильнее других в определенный момент. К тому же Италия освобождена от физического и психологического бремени добывать себе право играть в финальной части чемпионата — она туда попадает сразу, на правах команды, представляющей страну — организатора первенства.

Ну а что касается сборной Аргентины, то, несмотря на провал в Кубке Америки, ее не стоит сбрасывать со счетов. Во многом она похожа на итальянскую. Игроки в основном молоды, им не хватает опыта, а он, как известно, приходит с игрой. Когда я приехал выступать за свою сборную в том несчастливом турнире, я в лицо некоторых своих партнеров не знал. Но время есть. Если мы и не выиграем второй раз подряд золотых медалей, то крови другим попортим, это я обещаю.

— А сборная СССР?

— Если сумеет сыграть в такой же современный футбол, как в Мексике, то будет одним из фаворитов. Вообще на сегодняшний день в Европе наиболее интересно смотрятся четыре команды: Испании, Голландии, Дании и Советского Союза. Только смотрите, — он .расплывается в лукавой улыбке, — не повторите... Бельгии!

— Далась вам эта Бельгия, синьор Марадона! Второй раз ее поминаете.

— А вы у себя разве ее не вспоминаете? — смеется Диего.

— Вспоминаем, увы. До сих пор.

В дверях возникает фигура и делает моему собеседнику знаки. Он смотрит на часы, и я понимаю, что интервью подошло к концу.

— Кто из нынешних футболистов вам нравится?

— Раш, Гуллит, Ван Бастен.

— Двое последних будут играть вместе в «Милане». Об этой команде сейчас много пишут, считают ее главным претендентом на скудетто. Не отнимут они у вас титул?

— Об этом мы позаботимся, — задиристо обещает Марадона.

— А кого можете назвать из представителей других видов спорта?

— Карл Льюис, ваш Сергей Бубка.

— Последний вопрос. Спортивная жизнь скоротечна. Наступает момент, хотя для вас он пока еще далекий, когда пора вешать бутсы на гвоздь. Когда вы предполагаете завершить футбольную карьеру и что после этого будете делать?

— Играть буду до тех пор, пока есть силы, пока кому-то буду нужен. Потом? Не знаю. В мире профессионального футбола я не останусь ни в каком амплуа. Буду жить с семьей и гонять мяч с друзьями. А вообще этот вопрос неимоверно труден. Игра в футбол — это моя жизнь, и представить себе ее другой, честное слово, не могу.

Я ему верю. Да, он, миллионер Марадона, вполне сможет себе позволить забавляться с мячом на лужайке перед одним из собственных домов, ни о чем не тревожась. Но он действительно не представляет сегодня, как это можно жить без команды, без стадиона, без страстей. Деньги могут многое. Не могут они только вернуть молодость и силы, вернуть тот незабываемый миг победы, когда ты с поднятой рукой несешься вдоль бушующих трибун, скандирующих «Марадона, Марадона!», а недоступная футбольная вершина — вот она, у твоих ног...

Наше свидание неожиданно продлилось. В комнату внесли пятимесячную Далму, пробудившуюся после дневного сна, и Марадона, бережно взяв на руки дочь, принялся ей что-то нашептывать. Минуты шли, а он, забыв о том, что нужно ехать на тренировку, забыв о присутствии в доме двух представителей недружественной ему гильдии, продолжал забавляться с Далмой. В этот момент передо мной сидел не великий футболист и богатый человек, а какой-то озорной мальчишка с лукавой улыбкой на лице, на мгновение выключившийся из игры в «Супермена». Вспомнилось: «Человек, который умеет лицемерить».

Но я видел его в момент неподдельной искренности.

Противоречие? Да нет, просто человеческая натура — не дважды два четыре.

Я не хочу оспаривать то, что многим в Италии кажется аксиомой. Но могу с полной уверенностью утверждать, что видел Диего Армандо Марадону в минуты, когда, изолировавшись от внешнего мира, он был обычным парнем, сбросившим защитную оболочку. Ту самую оболочку, в которую он предпочитает облачаться, выходя из дома, а возвращаясь, оставлять за дверью как защищающую от воды и грязи, но вовсе не обязательную в квартире пару галош.

Мы попрощались. Я пожелал ему удачной игры в новом чемпионате, а он, узнав, что я через несколько дней еду в Москву, — удачного мне отпуска. При слове «отпуск» Клаудия, успевшая забрать дочку у отца, оживилась.

— Как, вы едете отдыхать сейчас, в конце сентября? Ничего не поделаешь, по итальянским стандартам брать отпуск можно только в августе или конце июля.

— Да, дела немного задержали. Да и вряд ли я что-нибудь потерял. Лето в России было холодным, может быть, мне повезет осенью.

Но Клаудию явно интересовало содержание, а не форма.

— Можно мне вас попросить об одной любезности? Я собираю коллекцию кукол из разных стран в национальной одежде. У меня их ужасно много, а русской пока нет...

Я сказал, что это сделать нетрудно, и мы расстались.

Спускаясь вниз, к бурлящей набережной, мы на минуту остановились, чтобы сделать несколько фотографий Неаполя со знаменитой пинией  на переднем плане. На противоположной стороне улицы, как раз напротив того места, где я припарковал машину, находилось кафе. Его стены и частично окна были уклеены эмблемами «Наполи» и фотографиями Марадоны. А надпись над входом гласила: «Болельщикам всех других команд, кроме «Наполи», вход воспрещен». Я подошел к пожилому человеку, нещадно пылившему метлой у порога, и поинтересовался, шутка это или нет.

— Конечно, шутка. Разве здесь может кто-нибудь оказаться, кроме тиффози «Наполи»?

Через десять слов он меня раскусил.

— Вы издалека приехали?

— Из Рима.

Дальнейшее его не интересовало. Раз не неаполитанец, значит, иностранец.

— Что, за «Рому» болеете?

— Нет.

— А за кого же?

Если бы я сказал, что ни за кого, я навсегда остался бы для него последним человеком на свете. Кроме того, это было бы неправдой. Но правду говорить не хотелось, чтобы не обижать старика. И я ответил, глядя на галерею портретов:

— За Марадону.

— О! — Старик закатил глаза. — Он велик. Вы знаете, что он живет недалеко отсюда?

— Да, знаю. Я только что был у него в гостях. Вот магнитофон, на котором записано ЕГО интервью. Он в хорошем настроении и обещает забивать по два мяча в каждом матче.

Почему-то именно магнитофон произвел на моего собеседника ошеломляющее впечатление. Он поверил, изменился в лице и мигом побежал в кафе звать всю свою родню.

— Вы слышали? Этот синьор только что был у нашего Диего!

Назревала сенсация уличного масштаба. Стали открываться окна в соседних домах. Кто-то закричал сверху: «Доменико, тебя что, ограбили?» — «Да нет, спускайся сюда, я тебе расскажу...»

Мы уехали, когда волнение достигло апогея. Что было потом — кто знает? Поговорили, посудачили и разошлись, скорее всего. Но в одном я уверен: Доменико стал героем дня. Потому что он оказался человеком, который только что разговаривал с человеком, который знаком с самим Марадоной!