Легенда четвертая, которая прозвучала неожиданно для самого автора и помогла ему узнать много нового о своем старом знакомом

Легенда четвертая, которая прозвучала неожиданно для самого автора и помогла ему узнать много нового о своем старом знакомом

Я знаю этого человека на протяжении многих лет, мы добрые знакомые, и, хотя он значительно старше меня по возрасту и по опыту, мы называем друг друга коллегами, товарищами по профессии. Мы часами сидели в редакции, спорили о статьях, искали и находили интересные темы и, найдя их, радовались как дети.

Знаю я об этом человеке и то, что в дни своей юности был он дружен со многими знаменитыми русскими богатырями, что трудно найти у нас в стране другого такого человека, который бы так глубоко знал историю тяжелоатлетического спорта. Наконец, я уважаю этого человека за то, что он воспитал своего сына выдающимся волейболистом, ставшим одним из самых ярких бомбардиров за всю историю этой игры у нас, капитаном команды ЦСКА и сборной команды Советского Союза, открывшей в далеком Токио список олимпийских чемпионов.

Вы, конечно, уже догадались, дорогой читатель, что речь идет о Борисе Михайловиче Чеснокове. Если вы любите спорт, если регулярно читаете наши спортивные газеты и журналы, то непременно видели эту фамилию. Она стояла под очерками об Иване Поддубном и Георге Гаккеншмидте, Иване Заикине и Иване Лебедеве, о докторе Краевском и многих других людях, вознесших своими спортивными успехами славу сынов России.

– Хороший знаток истории, – говорили мы в своем кругу о Борисе Михайловиче, того не подразумевая, что сам он – часть этой истории, ее пионер, ее, если хотите, герой.

Но все бы это, может быть, и осталось для меня (и для многих других) вечной тайной, если бы не счастливый случай.

Однажды, когда шло очередное заседание нашего «Клуба интересных встреч», в котором приняли участие многие известные в прошлом футболисты, как-то зашел разговор о тех, кто дал путевку в жизнь этим прекрасным мастерам, кто заразил их жаждой игры, вечной любовью к ней.

– Моим футбольным учителем был Борис Михайлович

Чесноков, – сказал знаменитый и по сей день Павел Александрович Канунников.

– И моим тоже, – подтвердил Петр Тимофеевич Артемьев.

– И моим, – раздавалось со всех сторон.

Я не верил своим ушам. Я до последнего мгновения думал, что речь идет о ком-то другом, об однофамильце и двойном тезке моего знакомого. И когда собрание кончилось, когда гости стали расходиться, я подошел к одному из них, чтобы разрешить свои сомнения.

– Да, да, – улыбнулся мой собеседник, – речь идёт именно о вашем авторе. Сейчас уже многие позабыли, что было сделано им. А вы пошевелите историю, поройтесь в его биографии – такое узнаете…

Я послушался доброго совета, стал «рыться», встречаться с очевидцами, ворошить старые подшивки и не пожалел об этом. Передо мной в новом свете, интересная и удивительная, встала еще одна жизнь, отданная спорту, отданная людям. Передо мной прошла история еще одной семьи, неразрывно связанной с историей нашего футбола. О ней сейчас и пойдет речь.

* * *

У железнодорожного служащего Михаила Николаевича Чеснокова было четверо сыновей – Владимир, Борис, Иван, Сергей, – и у каждого из братьев был свой родной город – город, где он родился. В этом не было ничего удивительного: судьба семьи транспортника бросала их с одного места в другое.

Второй сын – Борис – появился на свет в Павловском Посаде, заштатном, тихом, похожем на село городишке тогдашней Московской губернии.

Когда Борису исполнилось семь лет, семья переехала в Нижний Новгород – отец, начавший свою карьеру со станционного телеграфиста, дослужился до начальника перевалочной Бурнавской пристани.

После тишины глубокой провинции – шум и простор одного из крупнейших торговых и промышленных центров России, города на Волге, столицы разудалых ярмарок. Но ни это все поразило маленького, тщедушного на вид, не вышедшего, как говорят, ростом человека.

Здесь в один из первых установившихся зимних воскресных дней увидел он неповторимую, на всю жизнь запавшую в память и сердце картину кулачных боев." Лед сковал великую реку, ослепительный снег покрыл ее берега. И вот выстроились с двух сторон две живые черные стенки и молча стали сходиться. И было в этом движении столько решимости и отваги, столько молодецкой удали, открытого благородства, столько невысказанной, рвущейся наружу силы, что у Бориса захватило дух и он крепко прижался к ноге отца.

– Ну что, испугался? – спросил Михаил Николаевич и погладил сына по головке.

– Нет, папенька.

– Ну хорошо, хорошо. Смотри, как наши сейчас ударят…

Михаил Николаевич, человек по природе своей удивительно мирный, кулачные бои любил невероятно. У него даже были свои любимцы бойцы, люди могучие, которыми он любовался, которым втайне помогал.

После Нижнего Новгорода – город Ковров. Здесь кулачные бои носили еще более ожесточенный характер: городские сражались против Мызы – пригорода на другом берегу Клязьмы. На льду реки разыгрывались самые настоящие сражения.

Нижний и Ковров оставили в памяти ребенка яркие и волнующие картины, разожгли в его маленьком сердце великое пламя азарта, жажды деятельности, глубокое преклонение перед силой и ловкостью.

Прошло несколько месяцев – снова смена декораций: на этот раз маленькая станция, точнее разъезд, – Новки. Они запомнились мальчишке тем, что ежедневно приходилось делать в поезде два конца по двадцать верст – в школу и обратно. И здесь впервые вошла в его жизнь физкультура. Нет, речь, конечно, идет не о каких-то плановых занятиях, уроках по расписанию – тогда об этом и не мечтали. Просто здесь очень любили исконно русские игры – лапту, городки и «чижик». В летние каникулы мальчишки сражались с утра и до позднего вечера, никогда не уставая и лишь меняя для разнообразия одну игру на другую.

Страсть к лапте, пришедшая к Борьке Чеснокову в Новках, выросла до фанатизма в подмосковном Бирюлеве. Он уже был владельцем целого склада черных, плотных мячей для лапты, научился выделывать прекрасные биты из сосновых и еловых кругляшей. Но, главное, он научился играть так ловко, так искусно, что не было ему равных в местечке.

– Ну и «маленький», – удивленно качали головой все, кому доводилось увидеть, как сноровисто действует Борис, как не отстают от него братья. «Маленьким» его окрестили за очень низкий рост, который, впрочем, не мешал ему обыгрывать всех местных великанов.

В Бирюлеве одна против другой стояли две товарные конторы – одна от Курской дороги, другая от Павелецкой. После рабочего дня служащие, устав от долгого прозябания в помещении, охотно наблюдали за играми молодежи. А потом и сами начали пробовать силенки. Прошло немного времени, и вот уже весь городок оказался охваченным городошной «эпидемией», яростно и самозабвенно сражался в лапту. Контора против конторы, линия (так здесь назывались улицы) против линии. Во всех состязаниях «сборная Чесноковых» выступала самостоятельно и неизменно одерживала победы. Что же касается Бориса, то о нем по всей округе рассказывали чудеса.

– Ловкий бесенок, – отзывались о нем повсюду. – Ни за что не перехитришь.

Да, именно бесенком – всегда неугомонным, непоседливым, обожающим движение – сделали Борю Чеснокова детские игры.

Вскоре он надел форму 4-й московской гимназии, помещавшейся у Покровских ворот. В этом великом городе спорт поворачивался к нему все новыми гранями: вместе с товарищами он на Чистых прудах точил на льду свои бегаши и пристраивался в кильватер легендарному Николаю Струнникову, проводившему здесь свои тренировки.

– Бывало, подпустит нас на близкое расстояние, – рассказывал мне как-то Борис Михайлович, – а потом включит скорость и… только мы его, как говорится, и видели.

Потом пришло увлечение профессиональной борьбой. Собственно говоря, первая бацилла «борцовской болезни» поразила Чеснокова еще в Бирюлеве. Там в бараках жили ремонтные рабочие – в подавляющем своем большинстве молодые ребята, – и в свободное время они часто устраивали борцовские турниры. Бориса никогда нельзя было оторвать от созерцания их поединков.

И все-таки там, в Бирюлеве, мальчик видел любительские картинки, а здесь, в Москве, отец, вняв его настоятельным просьбам, взял мальчишку в цирк. В цирк, где все третье отделение было отведено «встречам знаменитых чемпионов французской борьбы».

И вот перед его глазами арена. Гремит бравурный марш, показывают свое искусство эксцентрики, воздушные акробаты, клоуны, но Борька совершенно не реагирует на все это. Он ждет. Он поломал себе от нетерпения ногти, впиваясь ими в бархат барьера. И вот наконец:

– Начинаем парад-але!

Распахивается занавес, скрывающий от зрителей проход за кулисы, и на освещенную, сверкающую арену один за другим выходят настоящие богатыри. Вот нескрываемый кумир Борьки Чеснокова – нежный, элегантный красавец с неповторимым торсом Карл Микул, вот настоящий, со сверкающими белками негр, которого объявляют «Том Сойер», вот гордость русского спорта, король гирь Петр Крылов, вот непобедимый и неповторимый Александр Вильям Муор Знаменский… Гремит оркестр, гремят аплодисменты, и колотится от небывалого счастья и волнения восхищенное увиденным сердце гимназиста. Он не может усидеть на своем месте – вскакивает, перевешивается через барьер, и отец то и дело вынужден дергать его за рукав:

– Да сядь ты, пожалуйста, на место…

Побывали в цирке и другие мальчишки. Нужно ли после этого говорить, что через недельку-другую началась в 4-й гимназии повальная эпидемия борьбы. Особенно доставалось Борьке: был он небольшого роста, очень щупленький на вид, и каждому хотелось проверить на нем свою ловкость и силу, каждый считал, что именно здесь-то гарантирована победа. Но «маленький» показывал такие чудеса стойкости, такую ловкость, что вскоре только самые-самые отчаянные головы решались на поединки с ним. Поединки эти были острыми, и по вечерам мать со вздохом и причитаниями пришивала к форменному костюму новую серию пуговиц и тщетно старалась снять с него следы желтой краски, покрывавшей все коридоры и классы гимназии.

Но назавтра все начиналось сызнова. Однажды в схватку с Борькой вступил его тезка – Шагурин, сын известного домовладельца, парень рослый, признанный силач, велосипедист и конькобежец. Казалось, исход поединка не мог вызывать сомнения, но Чесноков отчаянно сопротивлялся, и матч, за которым наблюдала почти вся гимназия, затягивался.

Зазвенел звонок, оповещавший о конце большой перемены. Толпа зрителей постепенно редела. Наконец, и самые отчаянные головы разбежались по классам – дисциплина в гимназии была жестокая.

– Давай перерыв сделаем, – с трудом переводя дыхание, предложил «маленький».

Но Шагурин – общепризнанный «гроза ковра» – рассвирепел. Он усиливал натиск, желая во что бы то ни стало вернуться в класс победителем. Он отчаянно наступал, забыв о всякой осторожности. И тут, изловчившись, собрав все свои силы, Борис маленький идеально точно провел свой любимый прием тур-де-бра, и тело Бориса большого гулко шлепнулось на пол коридора. Наступила тишина. Где-то уже был в разгаре урок по химии: до слуха доносились отдельные фразы: «аш два о», «натрий хлор».

… И вдруг над головой раздались хлопки, а потом, путая русский с французским, кто-то воскликнул:

– Брафо, Брафо! Такой маленький, но все же побеждает… Колоссаль!

Ребята вскочили на ноги. Перед ними стоял гроза всей гимназии их педагог мсье Жано. Он взял Чеснокова за руку, поднял ее, как это делали судьи в цирке, и так ввел в класс.

С этого дня Борис Чесноков стал всеобщим героем, а уроки французского языка начинались его сообщением о том, как закончился очередной чемпионат в цирке (он туда продолжал ходить регулярно), кто кого и на какой минуте положил…

Победа над Шагуриным, а потом еще несколько удачных выступлений в чемпионате гимназии окрылили Чеснокова, и однажды – это было уже в одном из последних классов – он пришел в знаменитую в ту пору атлетическую школу Дмитрия Маро. Люди, на которых он почитал за высшее счастье лишь смотреть, стали его друзьями и партнерами. Он боролся с чемпионом Российской олимпиады Сергеем Осиповым, встречался и с другими прославленными богатырями, и все это давало ему истинное наслаждение. Но однажды, выступая против партнера, который был на полтора пуда тяжелее (поединок шел в присутствии кумира Москвы Сержа Маро, и это, конечно, раззадоривало участников встречи), «маленький» постарался провести свой любимый прием, потянул гиганта на себя, но неудачно упал на плечо… Дикая боль… Обморок… Разрыв связок. Он остался горячим поклонником борьбы, другом Сергея Маро и Ивана Заикина, продолжал ходить в кружок, где встречался с очень интересными людьми, тянувшимися, как и он, к спорту (здесь бывал Иван Григорьевич Мясоедов, сын знаменитого художника и сам живописец, известный в то время бас, артист Большого театра Василий Родионович Петров), но с выступлениями на ковре пришлось расстаться навсегда.

– Отныне, батенька, это занятие не для вас, – сказал доктор.

– Что ж, у меня еще остается футбол, – улыбнулся «маленький».

Теперь, рассказав читателю, как начиная с детских лет шаг за шагом, иногда даже не подразумевая этого, втягивался Борис Чесноков в спортивную жизнь, становился спортсменом по духу, по зову сердца, по любви, я перейду к описанию его футбольной биографии.

Но для того чтобы понять ее, чтобы лучше уяснить все, что сделал этот маленький с виду, но большой по духу и темпераменту человек, мы должны совершить с вами небольшое путешествие в прошлое, заглянуть в него, побыть в атмосфере тех лет, когда в Москве рождался и заявлял о себе во весь голос его величество футбол!

Итак, мы отправляемся в прошлое

В главе, посвященной футбольной семье Бутусовых, мы попытались хотя бы вкратце заглянуть в историю зарождения русского футбола вообще. Теперь несколько слов о том, как утверждался он в нашей нынешней столице.

Впрочем, скажем сразу: когда и как начался футбол в Москве, установить с абсолютной точностью теперь уже, вероятно, невозможно – слишком разноречивы показания немногих живых свидетелей той поры, а специальная литература до обидного скудна и очень мало оперирует датами – современников рождения футбола, людей, стоявших у его колыбели, они, разумеется, не интересовали.

Первые сведения, не вызывающие никакого сомнения, относятся к 1895 году. В одной из московских газет мы читаем заметку о том, что «на зеленой площадке, что у завода Гопнера (ныне завод Владимира Ильича. – Л. Г.), англичане, работающие здесь, затеяли играть в футбол. Москвичи проявляют к этой новой для них забаве великий интерес. Смотреть, как гоняют мяч, собираются по двести-триста человек…».

Говорят, что одна ласточка не делает весны, но эти первые футбольные ласточки, носившиеся по первому в нашем городе настоящему игровому полю, сделали весну – подлинную весну жизни московского футбола.

Сейчас сообщение о том, что кто-то где-то играл в футбол, естественно, не может вызвать ни у кого из нас ни тени удивления. Но те, первые, несомненно, совершали подвиг. Нужно вспомнить тогдашний уклад жизни – даже в городах, в столицах, – сильно отдававший патриархальностью, чтобы понять, что значило для «усатых» и «бородатых» мужчин выйти на люди в трусах и футболках, гонять мяч, – одним словом, делать то, что никогда и никто не делал. Пришлось этим пионерам пережить и насмешки, и освистывание со стороны невежд, и колкие нападки печати… Но что может остановить истинно влюбленных в дело людей?!

Началось все с простой забавы членов московской английской колонии, решивших потешить себя любимой на их родине игрой. Но вскоре нашлись у нас люди, сумевшие разглядеть на первый взгляд в непонятной игре большое будущее, прекрасное средство физического воспитания. Мы бы проявили явную неблагодарность, не назвав имен Р. Ф. Фульда, избранного впоследствии председателем Московской футбольной лиги, а также его товарищей – А. Я. Торнтона, братьев Ф. Л. и В. Л. Казалет, А. И. Вашке. Многие из них относились к «верхушке общества», но проявили себя в области физической культуры передовыми людьми и сделали для отечественного спорта ничуть не меньше, чем, скажем, глубокочтимый Третьяков для русского искусства.

Именно по инициативе Романа Федоровича Фульда и его единомышленников была создана уже в 1896 году при Московском гигиеническом обществе «комиссия по устройству подвижных игр». Вскоре по ее инициативе на Ширяевом поле, в Сокольниках, было оборудовано по всем правилам футбольное поле, а затем комиссия содействовала постройке такого же поля в дачном местечке Быкове, куда на лето перекочевывала основная масса играющей молодежи – первой футбольной нашей гвардии.

Итак, поле у завода Гопнера, Ширяево поле и Быково – вот три исходные точки, три колыбели новорожденной игры в Москве. Многое в играх, возникавших здесь, носило еще, конечно, стихийный и примитивный характер, многое выглядело первобытно, но делу дан был ход.

Прошло первое десятилетие. За это, в общем-то, незначительное с точки зрения истории время игра успела твердо укорениться в быт москвичей. Команды, которых становилось все больше и больше, стали играть по единым правилам, написанным впервые Романом Федоровичем Фульдой и отпечатанным в 1904 году. А вот еще одно интересное свидетельство происходивших в ту пору перемен, о которых писал журналист Д. Благоев: «Футбол у нас привился – спору нет. Смотреть его стало куда интереснее. Господа, отдающие этому модному занятию свое время, поняли, что игра «толпой», как это было вначале, не приводит ни к каким результатам, что необходимы определенная тактика, костюм и форма».

Через год – в тысяча девятьсот пятом – происходит событие, исключительное по своей важности: Р. Ф. Фульда и его компаньон А. П. Мусси организуют первый в Москве футбольный клуб – Сокольнический клуб спорта – и строят для него также первое в городе, обнесенное забором футбольное поле со скамейками для зрителей. Уютный, расположенный в великолепном сосновом бору стадион существовал еще долгие десятилетия, был любимым владением московских армейцев.

На нем выросло не одно поколение советских чемпионов и рекордсменов.

Говорят: лиха беда – начало. Через два года появляется еще один клуб – КФС (кружок футболистов «Сокольники»), за ним другие. И вот наконец происходит событие, которое с полным основанием можно назвать историческим: был опубликован календарь игр и проведен первый официальный розыгрыш первенства Москвы, в котором приняли участие всего четыре клуба – БКС (Британский клуб спорта, куда входили англичане, проживающие в Москве), СКС, морозовцы и «Унион».

Это событие, несмотря на его видимую сегодня примитивность, имело исторические последствия для московского футбола. Оно дало ему крылья, послужило толчком вперед, увлекающим примером. Один за другим организуются все новые и новые футбольные клубы – в Замоскворечье, у Петровского парка, на Пресне, в дачных пригородах… Вся эта масса команд, жаждущих борьбы, интересных встреч, требовала какого-то единого руководящего центра, штаба, направляющего все нарастающий спортивный поток по новому руслу. И вот 21 декабря 1909 года представители всех клубов собираются на учредительное совещание и провозглашают создание Московской футбольной лиги. Футбол в древней столице России получил свое стройное организационное здание и пошел вперед – все увереннее, все сильнее набирая скорость. Начался розыгрыш Кубка Фульда (для первых команд класса «А»), Кубка Вашке (для вторых команд класса «А»), прошумели первые междугородные матчи, шла подготовка к созданию сборной команды России и посылке ее на Олимпийские игры 1912 года в Швецию, строились все новые площадки, русские фабриканты налаживали выпуск своего, отечественного, инвентаря. Газеты писали: «Футбол у нас становится модным. Теперь на площадках, где идет игра, нередко увидишь благородных господ».

Вот что это было за время, когда начинали свою футбольную карьеру братья Чесноковы.

Неугомонный «малыш»

Первым из семьи Чесноковых с футболом познакомился Борис. В 4-й московской гимназии учились (кажется, на два класса старше) Леонид Смирнов и Марк Варенцов – ребята, уже успевшие познакомиться с футболом и влюбиться в него. (Леонид Смирнов через два года стал игроком сборной Москвы, а затем и сборной России.) Часто до начала занятий и на переменах они выскакивали в гимназический двор, подбирали себе партнеров, назначали соперников и – начинались сражения.

Так получилось, что Борис Чесноков несколько раз оказывался в одной команде со Смирновым – гимназические знаменитости брали его за низенький рост и невзрачный вид: хотели показать, что выбирают себе в помощники самых что ни на есть слабых. Но Борька через две-три игры стал показывать такую прыть, что при дележке игроков все стали требовать:

– Чеснокова нам…

– Нет, нам давайте…

Борька и в самом деле научился очень ловко обращаться с мячом, легко проскальзывал мимо защитников, очень хорошо видел партнеров, а главное, совершенно не уставал.

– Неугомонный малыш, – говорили о нем товарищи.

– Из этого парня выйдет толк, – вторили им другие.

Тому, что маленький Чесноков выдвинулся среди сверстников с такой поразительной быстротой, в общем-то, не нужно было удивляться. Среди гимназистов 4-й московской преобладали дети весьма состоятельных родителей – избалованные, изнеженные, совершенно не привыкшие к физическому труду, к нагрузкам, к движению. Одним словом, типичные «маменькины сынки». На их фоне «малыш», прошедший суровую школу детства, имевший в своем «активе» годы увлечения лаптой, городками, «чижиком», выглядел настоящим богатырем. Вот почему именно ему Леонид Смирнов, которого Чесноков до сих пор считает своим первым учителем и тренером, сказал однажды:

– Приходи завтра в крепких ботинках, пойдем играть с другой гимназией.

Сражение состоялось где-то на Басманной, в парке, которого уже давно нет в Москве. Игра длилась часа два, и все это время Чесноков без устали носился по полю. Сначала соперники его демонстративно «не замечали», но после того, как он забил подряд три гола, стали кричать:

– Смотрите за этим лилипутом.

«Лилипут» разозлился и провел еще два гола к всеобщей радости.

На этом его выступление за сборную своей гимназии прекратилось – команда в то же лето распалась. Но любовь к новой игре не ушла из сердца. Наоборот, она все больше и больше захватывала его.

– Папа, купи мяч, – все чаще и чаще просил Борис.

Наконец, заветное желание исполнилось. И четыре брата, собравшись вместе, стали все свободное время проводить во дворе, отчаянно разбивая отцовский подарок. Потом к этой четверке подключились другие гимназисты, мальчишки с соседних улиц, мастеровые из депо… Число игроков росло с непостижимой быстротой. Двор дома уже давно оказался для них тесным.

С разрешения отца Борис решил провести настоящий, по всем правилам, матч на… погрузочном дворе станции, что входил во владения его отца. И вот на огромном пространстве, устланном булыжником, ограниченном с двух сторон пакгаузами, начался поединок одетых и «голых» (чтобы было легче различать соперников, игроки одной из команд сняли рубахи).

Где-то неподалеку свистели маневровые паровозы, лязгали буфера подававшихся под разгрузку платформ, но всю эту трудовую симфонию заглушали звон летающего от ворот к воротам мяча, крики футболистов и зрителей.

Зрителей на беду набралось в тот раз слишком много: пришли конторские служащие, машинисты, грузчики. Отец Чесноковых тоже оставил свой кабинет и стоял, с восхищением и гордостью наблюдая, как ловко и отчаянно действуют его мальчишки. И вдруг:

– Это что за безобразие?! Прошу всех, господа, разойтись по своим местам.

Надо же было так некстати нагрянуть на станцию управляющему. Последовало строгое распоряжение: «Футбол на товарном дворе немедленно прекратить. Он отвлекает». Пришлось искать новое пристанище. Сначала нашли неплохую лужайку неподалеку от Калитниковского кладбища, потом чуть ли не половину лета месили пыль на широкой, тихой Александровской улице, сражались на лугах, что раскинулись в треугольнике между линиями Нижегородской и Курской дорог.

Как только братья Чесноковы и созданные ими команды вышли из тесноты товарного двора на открытые площадки, как только начались здесь регулярные матчи, произошло «чудо»: к пионерам футбола потянулись десятки и сотни молодых людей – рабочие с близлежащего металлического завода Гужона.

Никогда не забудут очевидцы того чудесного, овеянного романтикой времени. Вот проезжают по своей трассе, всегда в одно и то же время, известные на всю округу водовозы братья Васильевы. Медленно тянет наполненную водой бочку старая, заморенная кляча, а с трех сторон окружают ее, словно почетный караул, три рослых парня. Они староверы и даже летом не снимают своих поддевок, свои черные, издали бросающиеся в глаза фуражки «под скобку». У Калитниковского кладбища на зеленом раздолье кипят – по субботам и воскресеньям – футбольные бои. Три брата сначала в страхе наблюдали за ними издали, прошло некоторое время, они осмелели, стали подходить ближе, а однажды старший из них подошел к Борьке, попросил:

– Разрешите и нам попробовать!

С тех пор постоянно можно было наблюдать одну и ту же картину: стоит водбвозка на лугу, спокойно пощипывает травку лошадка, а три гиганта, не снимая своих поддевок, носятся по полю, гоняют мяч. И неплохо у них все это получается.

Игроков становилось все больше и больше, уже давно прошло время случайных встреч – сложились свои, постоянные, с прочными связями и традициями, команды. Дело принимало настоящий размах, охватывало огромное число людей. И только одно оставалось неизменным: не было пристанища у этих команд, со дня рождения получивших название «диких». Вот и с лугов у Калитниковского кладбища прогнали власти по настоянию святых отцов: шутка ли, вечный покой неподалеку, церковь, а тут озорники мяч гонять вздумали.

У молодого читателя, естественно, может возникнуть вопрос: и чего ребята эти мучились, шли бы себе в официальные клубы Московской городской лиги, благо этих клубов становилось все больше и больше. Но в том-то и дело, что для подавляющего большинства тех, кто присоединился на Рогожке к братьям Чесноковым, путь в высокопоставленные городские клубы был, по существу, закрыт. Там в основном играли студенты и гимназисты, дети состоятельных родителей. Членский взнос, например, в клуб «Вега» составлял в 1911 году 15 рублей – месячное жалованье среднеоплачиваемого рабочего. О каких же клубах могли мечтать рабочие парни?!

Огромная заслуга семьи Чесноковых, и прежде всего самого неугомонного и неукротимого из них Бориса, в том-то и состоит, что она отстояла право «дикого» футбола на существование. Именно Чесноковым принадлежит замечательная заслуга утверждения в Москве подлинно народного, подлинно массового футбола. И эту заслугу нельзя забывать!

Были эти ребята неугомонными: выгнали с Калитниковского кладбища – бросились искать новое место.

И вот наконец была снята у Удельного ведомства площадка в Анненгофской роще. Часть средств за аренду пошла от копеечных сборов кружковцев, остальные деньги добавил отец братьев Чесноковых – Михаил Николаевич разделял страсть своих сыновей, любил футбол и видел в нем прекрасное средство физического воспитания молодежи, организации ее культурного отдыха.

Площадка в Анненгофской роще оказалась на редкость уютной и удобной. Неподалеку имелся большой незанятый сарай – собственность владельца небольшой чайной. Сняли этот сарай и устроили в нем раздевалку, что в ту пору показалось ребятам верхом комфорта. А в дни игр владелец заведения за весьма умеренную плату доставлял сюда чай с лимоном – им поили гостей в перерыве между таймами. Это уже граничило с роскошью, походило на настоящий футбольный клуб. Да он и был, по существу, таковым – первый в нашей стране истинно рабочий, истинно национальный (в лиговых командах, как правило, все еще преобладали англичане) футбольный клуб. Имя ему дали Рогожский кружок спорта, а между собой часто называли «чесноковским».

Вслед за этим первенцем, по его вдохновляющему примеру, стали появляться «дикие» футбольные кружки по всей Москве. Благодаря энергии Бориса Чеснокова и некоторых других «зараженных» им энтузиастов эти кружки, команды приобретали все более стройную и четкую организацию – свой календарь, свои строго установленные правила, свои традиции и законы. «Дикими» их называла лига, сделавшая в свое время доброе дело по утверждению футбола в Москве, но теперь превратившаяся в бюрократическую организацию, отгородившуюся от народа барьером неприступности, напыщенного аристократизма. Ее руководители – в большинстве своем представители «власть имущих» – открыто и подчеркнуто показали свое классовое лицо, свое явное нежелание допускать в команды неугодные элементы в лице представителей трудового народа. Она повсеместно увеличила паевые взносы для членов клубов, издала приказ своим рефери, запрещающий судейство игр «диких» команд.

В этих условиях работа, проделанная двадцатилетним энтузиастом, смелым и неукротимым Борей Чесноковым, имела огромное значение.

В январе 1912 года в седьмом номере журнала «К спорту» была напечатана его статья, появление которой произвело в кругах спортивной общественности впечатление разорвавшейся бомбы. Этот материал поражал своей смелостью и прямотой, остротой постановки вопроса.

«Главный элемент состава «диких» кружков, – писал автор, – рабочие, мелкие служащие и учащаяся молодежь. Это не московские патриции – игроки лиги, приезжающие на состязания на автомобилях. Это – демос, страстно увлекающийся здоровым и интересным спортом, подобно тому, как раньше он увлекался борьбой… Пусть лига уделит ему хоть крохи своего внимания и протянет опытную руку помощи».

Борис не ограничивался устными и письменными заявлениями, а носился по Москве, подыскивая поля, занимаясь подготовкой своих «собственных» судей, или, как их тогда называли, рефери, он установил контакты почти со всеми «дикими» командами огромного города и, организуя их встречи, поддерживал жизненный потенциал народного футбола.

Конечно, он видел, что поначалу уровень игры неорганизованных футболистов сильно отстает от лиговых. И Борис стал первым в Москве тренером рабочей молодежи – тренером Рогожского кружка спорта.

– Мы занимались под его руководством очень серьезно и планомерно, – вспоминал совсем недавно Павел Александрович Канунников. – Тренировка лиговых команд в ту пору в основном состояла из бесконечного битья по воротам. Борис Чесноков первым в Москве ввел у нас в программу занятий кроссы, упражнения с мячом – индивидуальные и групповые, сообщал нам интереснейшие сведения по тактике, которые черпал из, увы, малочисленных, но все же появлявшихся время от времени литературных источников. Вот почему в технике и тактике мы росли быстрее аристократов, догоняли и – настало время – перегнали их!

«Дикий», а по существу, подлинно массовый, истинно национальный русский футбол вырастил вскоре таких выдающихся мастеров, как П. Канунников, П. Исаков, Н. Троицкий, К. Блинков, Ф. Селин, и многих, многих других, ставших истинной гордостью отечественного спорта. Более того, пришло время, и они в личных встречах с лиговыми командами доказали, что превосходят их по всем статьям. Но об этом сказ еще впереди.

Итак, лига отвергла «диких». Но Борис Чесноков, бывший не только одним из ее лучших игроков, но и ее общепризнанным вожаком, не сдавался. Часто забывая о личных интересах, об отдыхе, подчас подвергаясь насмешкам и даже издевательствам бюрократов, он все же продолжал носиться по городу, воюя за «свой» футбол.

И старательность эта в конце концов была вознаграждена. Нашлись такие же энтузиасты, как Борис Чесноков, – он зажег их своей неудержимой энергией. Не только на старой Рогожской заставе, но и в других районах огромного города появились свои лиги, а затем была организована общая Московская лига «диких» кружков, руководителем которой был единодушно признан наш с вами знакомый.

Народный футбол стал реальной силой, не считаться с которой было невозможно. И вот популярный журнал «К спорту» (по инициативе все того же Бориса Чеснокова, начавшего здесь свою журналистскую карьеру) берет на себя инициативу организации соревнований «диких», или, как их называли в печати, «свободных», кружков.

И вот закружилась, завертелась настоящая, увлекательная, волнующая и участников, и многочисленных зрителей футбольная жизнь. Она началась еще в 1911 году, а через два сезона Рогожский клуб добился феноменальных успехов.

Об этих успехах, о ходе и исходе соревнований, в которых участвовали рогожцы, естественно, особенно много и подробно писал его организатор – журнал «К спорту». И вот, чтобы мы могли с вами перенестись в атмосферу тех дней, почувствовать значимость происходившего, я позволю себе процитировать небольшую заметку из этого издания, относящуюся к осени 1913 года.

«Осенний футбольный сезон, – писал журнал, – можно не без оснований считать «страдной порой» для всех сторонников этого спорта.

И вот в данный момент эту пору мытарств футболиста по различным, разбросанным по отдаленным концам города площадкам, куда при всяких обстоятельствах и во всякую погоду гонит его страсть увлечения, следует считать почти оконченной.

Настало время сведения итогов и ответа на очередной вопрос: кем и что сделано в минувшем сезоне?

Как известно, в последнем тотчас же после Московской футбольной лиги видную роль сыграла лига спортивных кружков, объединенных нашим журналом, победителем в которой вышел популярный Рогожский кружок спорта.

Между прочим, попутно с названной лигой, хотя совершенно независимо от нее, действовали союзы вторых и третьих команд и кружков, записавшихся на оспаривание кубка «К спорту». В них тоже на первое место вышли команды

Рогожского кружка, выигравшего, таким образом, первенство города Москвы для свободных кружков во всех трех категориях. Это поистине выдающиеся результаты».

Можно было бы продолжить эту цитату (далее в заметке очень подробно, с большим уважением и любовью рассказывается о победителях), но и так ясно, какую роль, какое место в футбольной жизни Москвы играл в ту пору «чесноковский» кружок. Он вошел в нашу историю не только как пионер народного футбола, но и как команда высокого класса, большого игрового диапазона, интересных, пользовавшихся в Москве большой известностью мастеров кожаного мяча. В первой команде этого кружка (кстати, закончившей сезон 1913 года шестнадцатью победами в шестнадцати встречах) играли сначала четыре (Владимир быстро окончил свою спортивную карьеру), а затем неизменно три брата Чесноковы – Иван защищал ворота, Сергей выступал на правом крыле нападения, Борис вначале чаще всего был в центре линии нападения, а потом действовал на месте левого полусреднего.

«Братья Чесноковы, – читаем мы в том же издании «К спорту», – сделали очень многое для Рогожского кружка спорта своей полезной организационной деятельностью. Но не меньше сделали они для его успехов в нынешнем сезоне своей прекрасною игрой. Большинство голов, оказавшихся в чужих воротах, было проведено ими».

Интересно и такое сообщение: «Ввиду наступления зимнего сезона, долженствующего разобщить членов кружка на долгие зимние месяцы, в РКС решено поддержать исчезающую временно связь устройством лыжной станции, назначение которой должно еще более сплотить товарищескую среду этого клуба». Всего несколько слов, а как много они говорят нам. И о том, что Борис Чесноков вместе со своими неизменными помощниками – братьями – сумел создать в клубе обстановку настоящей спортивной дружбы. И о том, что одним из первых – а может быть, самым первым – в Москве он выдвинул идею круглогодичной тренировки членов футбольного клуба.

Одна примечательная сенсация

В январе 1915 года в одном из московских спортивных изданий появилась заметка, отрывки из которой мне бы хотелось процитировать.

«Популярнейший из «диких» кружков Москвы – Рогожский кружок спорта – после пятилетнего существования прекращает с нынешнего года свою деятельность.

Организованный Б. М. Чесноковым в 1910 году на почве всеобщего увлечения футболом, кружок этот принужден был испытать немало всякого рода мытарств за полдесятка лет своей жизни, прежде чем смог составить себе то имя, по которому его справедливо считают сильнейшей футбольной организацией…

Спортивное существование всякого «дикого» кружка обставлено несравненно большими трудностями, чем жизнь официально зарегистрированных обществ, и в очень редких случаях у молодежи хватает терпения, чтобы преодолеть все пороги на пути к намеченной цели, не имея ни в чем и нигде поддержки. Рогожский кружок спорта был одной из таких организаций, которая смогла выдержать все встреченные на своем пути удары и теперь, уже добившись известной славы, добровольно прекращает свою спортивную деятельность».

Отметив выдающиеся спортивные достижения кружка, выигранные ими матчи, трехлетнее обладание Кубком «К спорту», автор заметки продолжал: «В последние два года РКС, казалось, прочно обосновался в Анненгофской роще. Однако осень истекшего года показала другое. Собрав все, какие только мог, средства, кружок за приличную сумму снял, как и в 1913 году, у Удельного ведомства площадку и надеялся удачно проиграть сезон. Судьбе угодно было сделать иначе. На первое же лиговое состязание к рогожцам на поле пожаловал представитель полиции и без объяснения причин потребовал всем разойтись. Свое указание он высказал так энергично, что все попытки объясниться с ним заранее были обречены на провал. Представитель кружка ходил на следующий день к приставу в участок, но последний даже не пожелал с ним говорить. В результате всего этого рогожцам пришлось скитаться по чужим полям и, кое-как закончив сезон, принять то решение, о котором мы сказали выше, – прекратить свою деятельность».

Как говорится, комментарии здесь излишни. Прорвавшись сквозь рогатки царской цензуры, эта заметка объяснила многое тогда рабочему люду и многое раскрывает нам сейчас. Нет, не было пути в царской России народному спорту. Притесняемый финансовыми тузами, гонимый полицией, боявшейся всякого объединения трудящихся, влачил он безрадостное существование.

Но сделанное Рогожским кружком не пропало бесследно, семена, оброненные им, упали на благодатную почву. А решение о его закрытии отнюдь не было отступлением. Уже давным-давно между Борисом Чесноковым и представителями «легального» клуба «Новогиреево» шли переговоры о творческом воссоединении. Сначала руководители клуба предлагали место в своих рядах всем четырем братьям Чесноковым и еще трем-четырем особо выдающимся игрокам, но Борис наотрез отказался от этого приглашения.

– Перебежчиками мы не будем, – решительно заявил он. – Давайте принимайте всех членов нашего кружка под свою крышу. От этого «Новогиреево» только выиграет, выиграет весь московский футбол.

Борис Чесноков имел право так заявлять. В Рогожском кружке была выращена целая плеяда изумительных мастеров кожаного мяча, которые ни чем не уступали, а зачастую и значительно превосходили своим искусством лучших игроков лиговых команд. Рогожский кружок спорта и футбольный клуб «Новогиреево» слились воедино под флагом и именем последнего.

«Это объединение, – писал в те дни журнал «К спорту», – бесспорно, пойдет на пользу и тем и другим и послужит тому, что у нас в наступающем сезоне появится еще одна сильная команда».

Да, все знали, что «Новогиреево» усилится с приходом «дикого» пополнения. Но никто не предполагал, что этот союз принесет уже через несколько месяцев одну из самых громких, самых разительных сенсаций.

Но для того чтобы понять ее, нам теперь нужно хотя бы вкратце ознакомиться с тем, что в ту пору представлял собою официальный, лиговый, футбол. Нужно сказать, что он уже набрал силы, получил большой опыт, организационно был отлично подготовлен. Начиная с 1910 года лига разыгрывала официальное первенство города и Кубок имени Фульда для первых команд сильнейших клубов.

Участников этих соревнований насчитывалось много, но настоящей спортивной борьбы, по существу, не было. Все четыре года подряд призы, кубки и чемпионские титулы были добычей команды спортивного клуба «Орехово». Тут нет ничего удивительного: организованная при текстильной фабрике крупнейшего в то время фабриканта Морозова, существующая на его средства, она имела по сравнению с другими хорошие условия. Но дело заключалось не только в этом. Весь состав команды был укомплектован из числа служивших на фабрике англичан – молодых людей, успевших у себя на родине досконально познакомиться с таинствами игры, увидеть состязания лучших мировых клубов, познакомиться с передовой тактикой. Все это делало морозовцев – так чаще всего называли футболистов «Орехова» – на голову выше своих соперников.

Наступал осенний сезон 1915 года – время решающих битв на зеленых полях, время волнующих встреч, жарких баталий, державших в большом напряжении и самих футболистов, и зрителей.

Незадолго до начала календаря в журнале «К спорту» (мне приходится цитировать его часто, так как он, по существу, являлся тогда единственным специальным изданием) появилась заметка «Приятное ожидание» – нечто подобное нашим сегодняшним обозрениям, которые журналисты пишут накануне важных спортивных событий.

«Очень скоро, – извещал автор, – увидим мы снова в деле наши лучшие клубы. Что же уготовит им судьба? Надеемся, морозовцы, хотя у них и есть некоторые изменения в составе, окажутся, как прежде, явно не по зубам всем остальным. На конкуренцию с ними может разве что рассчитывать один Замоскворецкий клуб спорта, наш опытный, старый ЗКС. Но вряд ли…» Перечислялись еще несколько клубов – возможных фаворитов. «Новогиреева» среди них не было.

Но недаром говорят, что прогнозы в спорте – вещь весьма неблагодарная. Так утверждают сейчас, так считали специалисты и много лет назад. И правильно считали. Ибо каждое соревнование, даже в котором встречаются заведомо неравные соперники, несет в себе много неожиданностей, открытий, в каждом спортсмене или группе спортсменов могут проявиться такие качества, которых прежде у них не видели. Спорт перестал бы называться спортом, если бы это было иначе.

Ошиблись оракулы и на этот раз. Борьба в чемпионате Москвы – первом «настоящем», официальном чемпионате, в котором участвовали бывшие рогожцы, – сложилась на редкость остро, увлекательно, привлекла всеобщее внимание.

«После сообщений с фронта, – писал в одном из своих обзоров журналист Д. Зуев, – по популярности среди москвичей на втором месте стоят футбольные новости. И виной тому доселе весьма посредственная команда «Новогиреево», которая неожиданно для многих вырвалась вперед»…

Действительно, этот клуб, где отныне футбольными делами руководил Борис Чесноков, где в первой команде весьма успешно выступали он и два его брата, ошеломил всех. Команда, невзирая на авторитеты, стала выигрывать одну встречу за другой.

В этих волнующих поединках наряду с другими игроками прекрасно себя проявляли все три брата Чесноковы. Эта фамилия в тот год пользовалась особой популярностью, ее повторяли все любители спорта.

– Настоящая футбольная фамилия, – говорили о них.

И не только говорили. Мне думается, что одним из самых неопровержимых источников спортивной истории – старой и новой – являются газетные отчеты. Написанные по горячим следам, для людей, которые еще вчера своими глазами видели то, о чем сегодня читают, они несут в себе следы точной объективности, строгой документальности, четкой регистрации факта. Хорошо играл – отметят. Забил гол – отметят. Испортил игру – тоже не обойдут молчанием. А был безликим на поле – не обессудь: и сказок о тебе не расскажут, и песен. о тебе не споют.

Я перелистываю подшивки ветхих, готовых рассыпаться при неосторожном обращении, газет и журналов. Среди отчетов пятнадцатого года то и дело встречаются похвалы Чесноковым. Вот Борис в матче с КФС блестящим дриблингом обошел двух соперников и так отдал пас Канунникову, что «последнему уже не составляло никакого труда сделать гол». А через несколько минут в этом же матче сам «неотразимым шютом» (так по-английски называли тогда сильный удар) увеличивает счет. Юркий, подвижный, настойчивый, Борис всегда играл с огромной пользой для команды. Не отставали Иван, считавшийся хотя и не самым лучшим в Москве, но вполне надежным вратарем, а также Сергей, который в 1915 году был даже специально премирован клубом за высокое мастерство и самоотверженность, проявленные на футбольном поле.

Все это еще раз подтверждает тот непреложный факт, что эта семья дала московскому, а следовательно всему российскому, футболу не только неутомимых организаторов, но и настоящих мастеров.

Итак, команда, возглавляемая Борисом Чесноковым, чрезвычайно удачно начала сезон и до самого последнего момента сохранила лидерство.

Перед последним туром сложилась чрезвычайно острая ситуация. Прошлогодние и неоднократные победители первенства – морозовцы – догнали по очкам «Новогиреево». Каждой из команд оставалось сыграть по одному матчу: морозовцам с КФС, «Новогирееву» с ЗКС. Оба состязания были назначены на один и тот же день: 20 сентября. По воспоминаниям очевидцев, вся футбольная Москва жила всю неделю ожиданием предстоящих встреч.

В назначенный день поле ЗКС (у Калужской заставы), считавшееся тогда одним из лучших в городе, было запружено народом. «Никогда еще у нас футбольный матч не собирал столько публики», – с радостью сообщал корреспондент журнала «К спорту». Всем хотелось узнать, сумеют ли нашумевшие уже своими успехами новогиреевцы противостоять на этот раз натиску хозяев поля. Привлекло людей и объявление, что будет поддерживаться телефонная связь с Ореховом, где в тот же час морозовцы принимали КФС.

И вот матч в Москве начался – сразу на поле, то у одних, то у других ворот, возникли острые положения, темп был взвинчен до предела. Проходят двенадцать минут, и очередная атака хозяев поля заканчивается голом.

– Ура!