Глава 10 Новая веха в науке о питании

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

Новая веха в науке о питании

В вопросе о связи питания и здоровья мы пока коснулись лишь поверхности.

Вальдемар Кемпферт «Что мы знаем о витаминах» New York Times Magazine, 1942

Однажды днем, когда моя работа по изучению витаминов уже подходила к концу, я стояла в поле в Калифорнии и жевала лист люцерны. Со стороны сцена наверняка казалась пасторальной, но моя цель была сугубо научной: я пыталась проникнуть в область исследований, которая на сегодняшний день, подобно изучению витаминов на рубеже XIX–XX веков, символизирует новую веху в нутрициологии.

Люцерна используется в производстве компании Nutrilite, которая специализируется на пищевых добавках растительного происхождения и годовой доход которой составляет приблизительно 4,7 миллиарда долларов[540]. Основное направление деятельности компании — извлечение химических соединений из растений и включение их в БАДы. Я хотела получить тот же экстракт, что и они, — не потому, что полагала, что мы все должны употреблять люцерну в таблетках, а потому, что была заинтригована философией питания Nutrilite (и, соответственно, их бизнес-моделью). Это подход, который основан на уважительном отношении к тайне растений.

Как и все живые организмы, люцерна полна химических веществ, которые могут воздействовать на здоровье человека. В случае растений эти вещества называются «биоактивные фитохимические соединения» (phyto — от греч. «растение»). Большая часть витаминов — это фитохимические соединения. Как мы уже отмечали, многие витамины делают для растений то же самое, что и для нашего организма[541], и единственными витаминами, которые растения не могут вырабатывать, являются D, A и B12. (Также стоит отметить, что в продуктах животного происхождения содержатся все витамины в приемлемых дозах, кроме витамина C.)

Однако все заголовки о супереде, которые регулярно появляются в газетах и журналах рядом с яркими фотографиями черники и граната, объясняются потенциальным влиянием других групп фитохимических соединений, одни названия которых делают их идеальными кандидатами для рекламной шумихи в области питания — сложные для произношения, звучащие достаточно по-научному, чтобы заслужить всеобщее доверие. Довольно простые и ясные таблицы по питанию и инфографика подразумевают, что наука о воздействии фитохимикатов на наш организм ясна и понятна. Но не дайте себя одурачить. Продукты, которые мы едим, содержат тысячи фитохимических соединений, но лишь их малая толика была тщательно изучена на предмет воздействия на человеческий организм, и ни одно из них мы не понимаем полностью. Посмотрите на список лишь некоторых фитохимических соединений, находящихся на стадии исследования: флавоноиды, флавонолы, флавононы, изофлавоны, антоцианины, антоцианидины, проантоцианидины, танины, изотиоцианаты, каротиноиды, аллилсульфиды, полифенолы и фенольные кислоты[542]. Как выразился журналист Майкл Поллан, мы еще не заглянули моркови в душу.

По-видимому, ни одно из этих фитохимических соединений не превратится в новый витамин — и потому, что не доказано существование болезни, связанной с дефицитом какого-либо из них, и в первую очередь из-за исторической бессистемности понятия «витамин». Тем не менее идея о том, что растительная (и животная) пища может содержать и другие важные вещества, помимо витаминов и минералов, кажется весьма убедительной.

Основатель Nutrilite одним из первых извлек из этой идеи выгоду. Это был путешествующий предприниматель по имени Карл Ренборг, которого поставили во главе проекта по продаже сгущенного молока без сахара фирмы Carnation в Китае (неудачное назначение, учитывая, что большинство жителей Китая страдают лактазной недостаточностью). Проживая возле шанхайской французской концессии в период политических волнений 1920-х годов, Ренборг заметил, что, оказывается, здоровье многих его коллег-иностранцев, тоже находящихся в изоляции, ухудшалось. Убежденный в наличии связи между питанием и здоровьем, Ренборг увидел в этом коммерческую возможность: что если ему удастся создать смесь, которая воскресит его соседей? Далее он сделал то, что считал естественным первым шагом в разработке продукта: начал проводить эксперименты над своей семьей.

«Я покупал дрожжевые кексы, шлифованный рис и другие продукты подобного рода и добавлял их в рацион», — писал он. Он использовал старую кофемолку, чтобы растирать в порошок кости, и добавлял их в суп. Он использовал в блюдах картофельные очистки, которые, как он верно угадал, содержали витамины, и посыпал горячие закуски толчеными раковинами ради кальция и фосфора. Согласно его собственным воспоминаниям, некоторые из этих смесей были «самым жутким месивом: концентраты из молока, водорослей, рыбьего жира, масла ростков пшеницы, печени, люцерны, водяного кресс-салата, дрожжей и петрушки». Он даже разработал жидкость, которая извлекала железо из настоя ржавых гвоздей[543].

Хотя молочный бизнес Ренборга в Китае прогорел, он все еще интересовался сферой питания. Когда политическая ситуация стала для иностранцев угрожающей, он вернулся в США и продолжил свои эксперименты. В сентябре 1934 года он представил первые в США мультивитаминные и мультиминеральные пищевые добавки. Они были сделаны на основе экстрактов растений, а именно: водяного кресс-салата, петрушки и люцерны, которую он считал чудо-едой.

Когда синтетические витамины стали доступны, Ренборг стал включать их в свою продукцию, но тем не менее растениям все равно отдавалось первенство. Эта философия прослеживается в одном из самых востребованных продуктов Nutrilite — Nutrilite Double X с витаминами, минералами и фитонутриентами[544]. Double X является не только «мощным коктейлем из двенадцати витаминов и десяти минералов» (значительно превышающим дневную норму!), но и имеет в составе смесь концентратов двадцати растений, включая клюкву, яблоки, гранат и капусту. То есть Double X удовлетворяет наше желание получать всю пользу фруктов и овощей без необходимости потреблять их в реальности — и по цене всего 85 долларов за месячный запас!

Хотя наши знания о фитохимических веществах довольно примитивны, у нас есть некоторые гипотезы относительно их роли в растениях. Яркий оранжево-красный цвет бета-каротина способствует поглощению солнечной энергии и привлекает опылителей. Также бета-каротин является антиоксидантом (как уже упоминалось выше). Считается, что антоцианины — вещества, которые придают овощам — фруктам и ягодам темно-синюю, красную или фиолетовую окраску, действуют как солнцезащитный фильтр, поскольку они поглощают вредные волны, а также привлекают животных, которые едят плоды растений (и, таким образом, распространяют семена). Флавонолы защищают растения от болезнетворных организмов, например от насекомых и инфекций, — и эти защитные функции объясняют вяжущий или горький вкус многих фитохимикатов. Некоторые растения даже могут вырабатывать токсичные вещества, чтобы навредить соседям, — то есть между ними ведется настоящая химическая война! И конечно же, далеко не все фитохимикаты одинаково полезны — вспомните болиголов и ядовитые грибы.

Чтобы полностью понять, что фитохимикаты делают для растений (или людей, если уж на то пошло), мы сначала должны определить, что они собой представляют. Результаты исследования, опубликованные в 2000 году в журнале Nature, наглядно демонстрируют, насколько велика эта задача[545]. В ходе исследования было установлено, что 100 г яблока обеспечивают такую же антиоксидантную активность, как и 1500 мг витамина C. (В данном контексте необходимо отметить, что текущая РНП витамина C для взрослого человека составляет 90 мг в день, а среднее яблоко весит около 200 г.) Но 100 г яблок содержит всего 5,7 мг витамина C, следовательно, большая часть антиоксидантной активности производится отнюдь не этим витамином. Скорее всего, ее источником является некая комбинация фенолокислот и флавоноидов и (или) других фитохимических веществ, которые нам еще не известны.

Сложность определения фитохимикатов заключается в том, что Кевин Гелленбек, ведущий научный сотрудник по разработке пищевых концентратов в Nutrilite, называет «грязной хроматограммой»[546].

— Грязная не в прямом смысле, — пояснил он, заметив выражение моего лица, и рассказал, как пропускает фрукты и овощи через хроматограф — аппарат, который разделяет смеси веществ, содержащиеся в образце, и выводит их на графике.

— Если бы я делал анализ чистого синтетического витамина C, хроматограмма была бы красивой, — объяснил Гелленбек. — На графике получился бы всего один пик. Но если сделать то же самое с экстрактом ацеролы (разновидность вишни с особенно высоким содержанием витамина C), помимо пика, соответствующего витамину C, вы увидите и другие. Это все остальные фитохимикаты, которые выделились из одного и того же экстракта.

— Итак, как же вы узнаёте, что это за вещества и что они делают? — спросила я его.

Его ответ был до боли прост:

— Никак.

Являясь компанией прямых продаж (то есть ее продукция не продается в магазинах), Nutrilite особое внимание уделяет развитию отношений со своим торговым персоналом. С этой целью ее руководители проводят ряд мероприятий под названием Nutrilite Brand Experience («Знакомство с брендом Nutrilite»): индивидуальные оценки состояния здоровья потенциальных клиентов сроком в несколько дней, а также учебные собрания, цель которых — позволить агентам по сбыту лично познакомиться с продукцией, которую они продают. Мне тоже разрешили поучаствовать в этих мероприятиях, так что утром я успела сдать анализ крови и выполнить комплекс упражнений на пресс. После того как результаты оценит и расшифрует врач, мне дадут индивидуальные рекомендации по выбору продуктов Nutrilite. Мой гид на день Такеши Сайто — официальный представитель и педагогический работник Nutrilite Brand Experience[547]. Забавный и все время улыбающийся, он был одет в белый лабораторный халат, украшенный вышитым листом люцерны.

Это была вполне подходящая деталь: Сайто являл собой материальное воплощение всего, что символизирует бренд, — образ здоровья и процветания. Он также искренне верил в продукцию и философию компании. Когда позднее я поинтересовалась, какие добавки он принимал (этот вопрос я задавала всем, у кого брала интервью), его глаза засветились неподдельной радостью.

— О! — сказал он. — Я принимаю очень много всего — столько, что даже не стану перечислять.

Доходы Nutrilite свидетельствуют о том, что дни, когда Карл Ренборг вручную обрабатывал люцерну, упаковывал и рассылал таблетки, ушли в далекое прошлое, однако миссия компании осталась прежней — производить добавки, которые соединили бы «лучшее от природы и лучшее от науки» (эту фразу я неоднократно слышала во время своей экскурсии), иными словами, понять, как извлечь из овощей и фруктов воду, волокна и сахар и включить концентраты полученных веществ — витаминов, минералов и фитохимикатов — в таблетку, а затем обогатить их дополнительными синтетическими микроэлементами (при условии, что сотрудники Nutrilite нашли результаты исследования, которые, с их точки зрения, служат доказательством их пользы). «Nutrilite Витамин C плюс», например, содержит синтетический витамин C, а также концентраты из лимона, апельсина, грейпфрута и ацеролы. Подход компании состоит не в том, чтобы попытаться воссоздать «душу моркови», а в том, чтобы сделать из нее концентрат, поместить в таблетку и добавить еще что-нибудь полезное — для уверенности.

Я знала, что Сайто не сможет мне объяснить, что именно растительные экстракты из препаратов Nutrilite делают с моим организмом, потому что это в принципе неизвестно. Не было и гарантии, что растительные экстракты в таблетках будут вести себя так же, как те, что содержатся в продуктах естественным образом, или даже что они переживут сам процесс изготовления таблетки. Но я все еще жаждала изведать сокровенные тайны овощей и фруктов посредством подборки порошковых экстрактов Nutrilite и решила-таки спросить, могу ли я сделать то же самое, что сделала с витаминами в DSM.

Итак, когда я высказала свою идею попробовать порошки, Сайто пришел в замешательство.

— Вы хотите, — начал он, нахмурившись, — вы хотите лизнуть исходные ингредиенты?

Строго говоря, я сказала «попробовать», но, конечно же, «лизнуть» тоже подойдет.

— Вы можете смотреть на них сколько угодно и даже трогать их, — объявил Сайто. — Но если вы захотите облизать пальцы, помните, что вся ответственность ляжет на вас.

Через некоторое время я повторила свою просьбу, но его ответ остался прежним.

— Порошки для демонстрации, — сказал он. — Вам разрешается трогать их, но я не уверен, стоит ли пробовать их на язык, ведь многие люди тоже к ним прикасались.

Было ясно, что я поставила его в неловкую ситуацию: в нем боролись дружелюбный симпатяга, который хотел доставить мне удовольствие, и сотрудник компании Nutrilite, обеспокоенный по поводу возможного иска от отравившейся журналистки.

Сайто сделал все, что от него зависело, но, как только я увидела порошки, меня было не остановить. На столе стоял аптечный шкафчик, на полках — ряды колб с разноцветными порошками, на которых были наклеены ярлыки с изображением соответствующего фрукта или овоща: люцерны, спаржи, брокколи, календулы, петрушки и шалфея. Еще там была гуава (желтого цвета) и зеленый чай (как ни странно, розовый). На одном ярлыке просто значилось: «Биофлавоноиды».

Я начала с черники — фиолетового зернистого порошка, который оказался чуть сладковатым на запах и вкус. Томатный порошок был относительно нейтральным, с легким привкусом песка, и настолько насыщенного темно-красного цвета, что, казалось, его легко можно использовать в качестве красителя. Порошок из шпината имел зеленый цвет и был горьковат. Календула сделала мою ладонь оранжевой, а по вкусу немного напоминала йод. Люцерна навеяла воспоминания о сене. Биофлавоноиды представляли собой пахнущую цитрусовыми смесь из сушеного апельсина и лимонной цедры. Разнообразие вкусов, ароматов и текстур свидетельствовало о многообразии фитохимических веществ.

— Вы первый гость, от которого я получаю такую обратную связь, — проронил Сайто. Он выглядел шокированным и заинтригованным одновременно. И вот, добравшись до яблока, я наконец убедила его последовать моему примеру.

Далее привожу точную запись нашей беседы:

Я: О боже, это отвратительно. О боже.

Сайто: Ой, как горько. Как будто зола. Ой.

Я: Пахнет как догоревшая свеча.

Сайто: Как костер.

Я: Я такого не ожидала.

Сайто: О, это ужасно.

Горькая, похожая на золу, терпкая вяжущая субстанция, на вкус даже отдаленно не напоминающая яблоко. Неужели это те химические вещества, которые отвечали за необыкновенное антиоксидантное действие этого любимого нами фрукта? Неужели возможно, чтобы что-то полезное имело такой вкус и запах?

Это позволяет сделать прекрасный вывод о наших нынешних отношениях не только с фруктами и овощами, но и со всеми продуктами, которые мы покупаем для своего здоровья. Мы из кожи вон лезем, чтобы извлечь их, разделить на элементы, измерить и — как в случае очищенных и обогащенных витаминами продуктов — вернуть их обратно в продукты питания. Но уберите воду и сладкий вкус, доберитесь до так называемой души — и вы будете удивлены, узнав, что происходит там внутри.

Пожалуй, единственный факт, который нельзя подвергать сомнению, состоит в следующем. Когда вы едите яблоко (или, если уж на то пошло, любой другой натуральный продукт), происходит синергия, то есть явление, при котором вещества работают вместе иначе, чем по отдельности. Например, витамин C, содержащийся в яблоке, в чистом виде может оказывать иное воздействие, нежели находясь в окружении других веществ. Подумайте также о берберине — алкалоиде, содержащемся в растении под названием «желтокорень канадский», которое известно своими антибактериальными свойствами[548]. При употреблении внутрь в составе растения берберин обычно нетоксичен. Но та же доза берберина в изолированном виде, как отметил Джеймс Нил-Кабебик — тот самый, который обнаружил виагру в растительной пищевой добавке, — «может весьма быстро стать ядом». Это еще раз демонстрирует, почему крайне неблагоразумно предполагать, что добавка, сделанная из натурального вещества, обязательно безопасна.

Воздействие некоторых элементов также зависит от того, с чем они употребляются: жирорастворимые витамины (A, или бета-каротин, D, E и K) требуют для усвоения достаточного количества жиров (это одна из причин, почему приготовление овощей с использованием небольшого количества масла делает их более полезными), тогда как водорастворимые витамины (C и витамины группы B) нет. Более того, часто оказывается, что некоторые продукты содержат вещества, необходимые для того, чтобы полезные фитохимикаты были усвоены и использованы организмом. Так, по ходу исследования брокколи в 2011 году[549] было обнаружено, что, когда участникам давали соцветия брокколи, их организм усваивал и преобразовывал в семь раз больше противораковых соединений, известных как глюкозинолаты, которые есть в брокколи и других крестоцветных, чем если им давали глюкозинолаты в чистой форме в капсулах, — предположительно потому, что целая брокколи имела в составе другие соединения, которые помогали организму усваивать противораковые вещества. Действительно, нередко активные формы растительных элементов, обнаруженные в крови человека, оказываются не такими, как в пище, что свидетельствует о наличии некой переработки[550].

Томаты привлекли к себе повышенное внимание из-за высокого содержания в них ликопина — красно-оранжевого каротиноида с сильным антиоксидантным эффектом, благодаря которому слово «ликопин» стало весьма модным в сфере питания и то и дело мелькает на этикетках самых разных продуктов. (Ликопин, как все каротиноиды, жирорастворимый, так что, если готовить его с маслом, он всасывается лучше.) Но в томатах, помимо ликопина, содержится много других биоактивных химических веществ, среди которых и витамины, такие как фолиевая кислота, C и E, и другие каротиноиды, например фитоен, фитофлюен, бета-каротин, и флавонолы — кверцетин и кемпферол. Наличие этих соединений может более точно объяснить результаты исследования, опубликованные в Journal of Nutrition в 2004 году, согласно которым порошок из целого помидора, подвергшегося сублимационной сушке, оказался более эффективным, чем отдельная добавка с ликопином, — по крайней мере для замедления роста раковых опухолей простаты у крыс[551].

«Это нельзя описать как A делает B, а X дает вам Y, — заметил Нил-Кабебик. — Еще многое предстоит открыть и понять. Мы пока на вершине айсберга и еще даже не заглянули под воду, чтобы увидеть объем работы, которая нам предстоит».

Как я узнала ранее в Управлении по вопросам питания, изучив премудрости этих отдельных фитохимикатов, они тоже пришли к заключению, что пищевую синергию, по всей видимости, невозможно (или по крайней мере экономически невыгодно) воссоздать искусственным путем.

«Мы отходим от идеи о выделении определенного вещества, к примеру из яблока или лука, и вместо этого движемся к экстрактам, — сказала Бетти Дэвис, руководитель исследовательской группы по оптимизации производительности из Управления по вопросам питания. — Это происходит по двум причинам. Во-первых, выделение элементов — очень дорогой процесс. А во-вторых, могут встречаться проблемы с биодоступностью, усвоением и синергией, которые, честно говоря, мы пока не понимаем».

Не все, впрочем, фокусируются на цельных экстрактах. Учитывая потенциальную прибыль от витаминизации, пищевая промышленность крайне заинтересована в растительных соединениях, но обычно более специфическим образом. Coca-Cola, например, финансировала исследование, опубликованное под названием «Пилотное исследование воздействия краткосрочного потребления напитков с высоким содержанием полифенола на биомаркеры коронарной недостаточности, выявляемые с помощью протеомных анализов мочи», — вероятно, с намерением определить, какие конкретно фитохимические вещества имеет смысл добавить в продукцию. А исследование о томатах и раке простаты, которое я упоминала выше, было изначально представлено на конференции по питанию и раку[552], которую спонсировали несколько организаций, включая Campbell Soup Company (компания по производству супа), Cranberry Institute (Институт клюквы), National Fisheries Institute (Национальный институт рыболовства), Hill’s Pet Nutrition (компания по производству кормов для животных) и United Soybean Board (Объединенный совет по производству сои).

Хотя насыщенная фитохимикатами и витаминами еда уже доступна в вашем супермаркете, стоит помнить, что идея изолированной синергии, по существу, оксюморон, — и я имею в виду именно то, что пишу. Как утверждает один из исследователей: «Понимание листика в лесу не обязательно ведет к пониманию всего леса. Взаимосвязь между психологией человека и биологической активностью растительной и животной пищи, которую люди потребляют, невероятно сложна, полна прерываний, противовесов и циклов обратной связи, зависящих от мириад веществ, отличия которых едва уловимы».

Это не те вопросы, которые годятся для исследования в контролируемых клинических условиях со случайной выборкой субъектов, сама цель которых — в установлении причинной связи при изолированном изучении вещей[553]. Учитывая тысячи химических веществ, присутствующих в растениях (и если уж на то пошло, продуктах животного происхождения), разобраться в тайнах их взаимодействий друг с другом — и с нашим организмом — это пугающая, едва ли выполнимая задача.

Между тем подход Nutrilite в теории хорош: вместо того чтобы изолировать каждый химический элемент на «грязной хроматограмме», она пытается оставить их вместе. То есть цель — извлечь из них пользу даже при отсутствии понимания, как они действуют. Но данный подход порождает такой же логичный, как и сама эта философия, вопрос: зачем нам вообще нужны таблетки? Если мы действительно хотим завладеть потенциально полезными для здоровья свойствами нутриентов природного происхождения, почему бы нам просто не есть больше продуктов, в которых они содержатся?

Однако независимо от ответа на вопрос почему, правда заключается в том, что мы не можем этого сделать. Согласно «Отчету Консультативного комитета по здоровому питанию о рекомендациях по правильному питанию для американцев» от 2010 года (ярко-оранжевая хрестоматия из 445 страниц, полная рассказов о неутешительных открытиях в области наших пищевых привычек), всего около 5 % взрослых американцев младше пятидесяти лет соблюдают рекомендации по потреблению темно-зеленых овощей[554] и только около 25 % из нас следуют рекомендациям по потреблению фруктов, если учитывать соки (которые, по существу, представляют собой жидкий сахар). Зато источник калорий номер один в рационе американцев — мучные десерты: торты, печенье, пирожки, пончики, чипсы и фруктовые пироги{71}. Если окажется, что невитаминные фитохимикаты действительно настолько важны, как предполагают многие ученые, значит, наша одержимость поливитаминами — которые не содержат этих веществ — может означать, что мы страхуем себя не от тех опасностей. Это все равно что страховаться от землетрясений в регионе, где главная опасность — наводнения.

Вероятно, еще более удивительным, чем нехватка невитаминных веществ, является тот факт, что некоторые из нас все еще испытывают дефицит в витаминах и минералах, даже учитывая широкую практику обогащения и витаминизации продуктов и выпуск поливитаминов. Возможно, это связано с тем, что огромное количество крайне популярных продуктов до сих пор не обогащены витаминами, например картофельные чипсы, картофель фри, газировка и шоколадные батончики. Вышеупомянутые мучные десерты, хотя они нередко готовятся из обогащенной муки, часто не содержат другие питательные микроэлементы. Чтобы усугубить проблему, добавим, что, согласно анализу данных Национальной программы проверки здоровья и питания (National Health and Nutrition Examination Survey, NHANES), люди, принимающие БАДы, чаще остальных употребляют продукты, от природы богатые витаминами (не говоря уже о регулярных занятиях спортом, воздержании от курения и чрезмерного потребления спиртных напитков)[555]. Это означает, что большая часть витаминов и других пищевых добавок принимается людьми, которые меньше всех в них нуждаются.

Какова бы ни была причина, данные NHANES[556] свидетельствуют о том, что многие американцы не выполняют пищевые стандарты Министерства сельского хозяйства США по употреблению витаминов и микроэлементов, включая витамин D, кальций, калий и в меньшей степени холин (витамин B4), магний и витамины A, C, E и K (не говоря уже о клетчатке). Анализы крови и мочи, проведенные центрами по контролю за заболеваниями (которые чаще всего точны, поскольку не основаны на воспоминаниях людей), также показывают, что недостаток витаминов B6, D, C и B12 также может быть проблемой[557]. Учитывая, что наши знания о витаминах весьма неполные (что заставляет задуматься, а точны ли нынешние рекомендации по питанию), возникает вопрос, который задают современные исследователи: может ли этот, от легкого до умеренного, дефицит микроэлементов вызвать проблемы в долгосрочной перспективе?

Брюс Эймс полагает, что может. Эймс, с которым я встретилась в его офисе в Научно-исследовательском институте при детской больнице Окленда, — настоящее светило науки. Этот биохимик наиболее известен как создатель теста Эймса — простого и недорогого способа проверить наличие в продукте потенциальных канцерогенных свойств. Он завоевал популярность среди защитников окружающей среды своими работами, которые демонстрировали, что многие искусственно созданные человеком вещества канцерогенны, — правда, затем впал у них в немилость, когда обнаружил, что многие соединения природного происхождения тоже являются таковыми. Эймс убежден, что рацион американцев, которому, по его мнению, недостает многих полезных микроэлементов, оказывает катастрофическое влияние на здоровье в долгосрочной перспективе.

— Мой талант заключается в умении видеть картину в целом и открывать новые горизонты, — сказал он мне, когда мы сидели друг напротив друга, разделенные блюдом с фруктами из папье-маше, за круглым столом в его офисе. Именно эта способность привела его к мысли о том, что повреждение ДНК вызывает некоторые виды рака, что, в свою очередь, привело к разработке вышеупомянутого теста Эймса.

— Я заинтересовался предотвращением заболевания, выясняя, что вызывает повреждение ДНК и как этого можно избежать, — сказал он. — Мы начали выращивать человеческие клетки, и, как только они получали недостаточное количество какого-нибудь витамина или минерала, происходило повреждение ДНК — повреждение такого вида, который может привести к раку. Я спросил: «Эй, какого черта природа это делает?» И однажды меня осенило: дело в различии между краткосрочным и долгосрочным выживанием.

Эймс называет эту гипотезу, которую он впервые опубликовал в 2006 году, теорией сортировки. Она сводится к следующему: подобно военному врачу, организм имеет приоритеты, и его первоочередная задача — поддерживать нашу жизнь. Если какого-либо микроэлемента не хватает, организм сначала будет использовать его для наиболее срочных и насущных потребностей. Только после того, как эти потребности удовлетворены, оставшиеся микроэлементы становятся доступны для выполнения остальных функций.

Возьмем витамин K, название которого произошло от датского слова, обозначающего коагуляцию (свертывание), и который, как известно, необходим для свертывания крови и здоровья костей. Эймс полагает, что, помимо всего прочего, он также играет роль в предотвращении рака и болезней сердца. Витамин K, который содержится в наибольших количествах в темно-зеленых овощах, таких как шпинат и мангольд (листовая свекла), не включается в большую часть поливитаминов, и это один из витаминов, для которого еще нет РНП.

В идеальном мире у нас было бы достаточно витамина K для всех задач, что он выполняет в организме, какими бы они ни были. Но Эймс утверждает, что, если его запасы ограниченны — что характерно для рациона многих американцев (особенно бедных, страдающих лишним весом и пожилых), — свертываемость крови имеет приоритет перед остальными функциями, менее насущными для эволюции. Это снижает вероятность того, что вы истечете кровью в краткосрочной перспективе, но может подвергнуть вас риску других, долгосрочных, связанных с возрастом проблем, для предотвращения которых необходим витамин K, таких как костные переломы и болезни сердца.

Это похоже на ремонт: если у вас ограниченный бюджет и вы пытаетесь решить, предотвратить ли немедленное затопление подвала или заделать небольшую щель в крыше, наверняка подвал победит. Это хорошее решение в краткосрочной перспективе, но пробоина в крыше, если с ней ничего не делать, позже может вызвать большие проблемы. По мнению Эймса и его соратника Джойса Маккэнна, тот факт, что многие из нас употребляют небогатую питательными веществами (но богатую калориями) пищу, означает, что нашим телам просто не хватает основных элементов, необходимых для того, чтобы поддерживать здоровье в долгосрочной перспективе. Мы можем все еще чувствовать себя хорошо, но, с точки зрения Эймса, этот незначительный дефицит, сохраняющийся в течение продолжительного периода времени, может вызвать повреждения, которые, вероятно, будут способствовать возникновению проблем, связанных с возрастом, — от рака и болезней сердца до остеопороза, нарушений иммунной системы и старческого слабоумия. В связи с этим Эймс обращает внимание на последствия хронического среднего дефицита витаминов и минералов, но то же самое может оказаться правдой и для фитохимикатов и других пищевых элементов.

В отличие от многих других исследователей в области питания, Эймс — поклонник ежедневного приема поливитаминных добавок; особенно, по его мнению, такого ежедневного приема должно придерживаться бедное население. Он посвятил несколько лет разработке некоего продукта под названием CHORI-Bar: по сути, это поливитамин в виде черного батончика, покрытого тонким слоем шоколада и обсыпанного сахаром. Эймс надеется, что он поможет улучшить состояние людей, которые не принимают поливитамины или не могут себе позволить (или не хотят есть) больше продуктов, от природы богатых питательными веществами. Но независимо от используемых средств он убежден, что мы обязаны что-то делать.

— Я полагаю, главная причина ухудшения здоровья в том, что мы делаем сами с собой, — сказал он мне. — Питание — вот что лежит на поверхности в сфере превентивной медицины и вот куда мы должны направить свои усилия. Мне восемьдесят три года, и я не знаю, сколько лет мне осталось говорить об этом.

Независимо от того, верна ли теория сортировки, работа Эймса затрагивает и другую новую огромную область в сфере исследований питания, а именно пищевую геномику (иногда ее называют нутригеномикой). Эта перспективная отрасль науки о том, как гены определяют реакцию нашего организма на пищу (особенно в отношении развития болезней) и как именно пища может влиять на наши гены.

В теории эта развивающаяся сфера пищевой геномики может позволить нам создавать действительно индивидуализированные диеты, разработанные согласно определяемым генетически нуждам и уязвимым местам каждого человека. Ряд компаний уже утверждают, что могут предложить индивидуальные рекомендации по питанию, основанные на генетических особенностях, в том числе генетический тест по контролю веса, предлагаемый компанией Inherent Health. Согласно сайту этой компании, тест позволит «сделать выводы о том, как потерять вес», путем анализа отдельных участков вашей ДНК.

«Не тратьте еще один день на неправильную диету! — призывает реклама. — Каков необходимый процент углеводов, жиров и белков для вашего рациона? Нужно ли вам интенсивно заниматься спортом, или вы можете обойтись умеренными физическими упражнениями? Результаты теста помогут найти индивидуальный ответ на вопрос, что необходимо вам, чтобы достичь здорового веса».

Большая часть научных организаций крайне сомневается в ценности сегодняшних генетических тестов по питанию, хотя многие ученые полагают, что они могут быть полезны в будущем[558]. Но прежде чем углубляться в рассуждения об их пользе, давайте посвятим минутку той науке, на которую они опираются. Как вы, вероятно, помните из уроков биологии в старшей школе, гены (от греч. genos — «рождение») — это фрагменты кода, помещенного в двойную спираль нашей ДНК, которые передают наследственные черты от одного поколения другому. Гены часто сравнивают с предложениями, каждый из генов состоит из длинной последовательности генетических букв алфавита — A, T, C и G, которые представляют собой основания нуклеиновых кислот: аденин (A), тимин (T) (не путать с тиамином), цитозин (C) и гуанин (G). Каждое из этих генетических предложений содержит инструкции, как генерировать органические вещества, наиболее известные из которых — белки.

Белки — это большие молекулы, которые помогают нашему организму осуществлять какую-либо деятельность (например, гормоны и ферменты являются белками) и создавать значительную часть структуры наших тканей. В результате гены (или, точнее, белок, который они генерируют) определяют наследственные черты — какой у вас цвет волос или какой рукой вам удобно писать. Согласно последним гипотезам, высказанным исследователями проекта «Геном человека», у человека около двадцати пяти тысяч генов с белковым кодом.

Рынок генетических тестов, которые должны помочь составить идеальную диету, найти отца ребенка или определить предрасположенность к каким-либо заболеваниям, начал расцветать после успешной картографии человеческого генома в 2003 году. Тесты выявляют генетические вариации, называемые однонуклеотидными полиморфизмами, или SNP (произносится «снип»), метками, возникающими на нашей ДНК, когда одна генетическая буква заменяется другой[559]. SNP, объясняющие большую часть генетических различий между людьми, происходят примерно один раз в триста генетических букв и обычно находятся на участках ДНК, в которых закодированы не белки (только около в 3–5 % нашей ДНК закодированы белки, а остальное является для нас тайной).

Наша ДНК состоит примерно из трех миллиардов базовых букв, и это означает, что в каждом человеке примерно десять миллионов SNP[560]. Так как большая часть SNP вызвана ошибками репликации (генетический эквивалент опечаток) и так как нам нужно создать полную копию ДНК для каждой новой клетки нашего тела, мы можем копить дополнительные SNP в течение жизни — и даже передать некоторые нашим детям. Новые SNP тоже могут появляться между поколениями: в каждом младенце примерно от пятидесяти до семидесяти новых SNP, большинство из них созданы по чистой случайности[561].

Повторим еще раз, что SNP фактически не являются генами — это просто отдельные заменяемые элементы в составе генов. Таким образом, обычно кажется, что SNP не несут особого значения: если я напишу «леснница» вместо «лестница», вы все равно поймете из контекста, что я имела в виду. Но если написать «рука» вместо «река», это полностью изменит высказывание. Аналогично некоторые SNP влияют на код гена так, что либо меняют экспрессию генов (это научный метод описания того факта, были они активированы или нет), либо меняют белки, которые генерируют. Некоторые из этих изменений могут иметь нейтральный или даже положительный эффект — на самом деле благотворные SNP необходимы для развития эволюции, поскольку могут привести к возникновению полезных особенностей, таких как способность выживать на высоте. Но считается, что другие влияют на экспрессию генов таким образом, что могут вызвать болезнь[562]. Как указано на сайте Национальной коалиции по вопросам здравоохранения профессионального образования в области генетики (National Coalition for Health Professional Education in Genetics, NCHPEG): «Так как гены и продукты генов включены в процесс возникновения всех заболеваний, вопрос должен формулироваться не как “Это генетическое нарушение?”, а скорее как “Какую роль сыграли гены в развитии данной болезни у этого человека?”»[563].

И гены (предложения), и SNP (опечатки) могут определять нашу чувствительность к определенным факторам внешней среды, включая пищу и лекарственные препараты. Это могло бы объяснить, почему некоторые препараты лучше действуют на одних людей, чем на других, или почему многие исследования в области питания дают противоречивые результаты (например, некоторые исследования показали, что кофеин повышает риск возникновения остеопороза[564], в то время как другие признали его скорее полезным в этом отношении), почему определенные нации более уязвимы, чем другие, по отношению к отдельным болезням, таким как диабет первого и второго типа, и почему риск возникновения болезни может варьироваться даже среди людей, чей стиль жизни и рацион, по сути, совпадают.

С ростом нашего понимания отношений между окружающей средой и генетикой мы в конечном счете сможем использовать генетические тесты, чтобы давать рекомендации по питанию на индивидуальном (или полуиндивидуальном) уровне. Теоретически это могло бы прояснить путаницу с питанием, объяснить людям, каким советам нужно следовать, а на какие они могут не обращать внимания. Возможно, генетический тест покажет, что вы можете потреблять углеводы в больших количествах, чем другие люди, и не набирать вес. Или, может быть, он покажет, что вы нуждаетесь в витаминах больше, чем основная часть населения, и что поэтому вам надо принимать добавки. Чем более сложными станут тесты, тем более индивидуальными сделаются наши диеты.

Доведем мысль до крайности: если совместить этот тип генетического портрета с точными ранними быстрыми тестами на пищевой дефицит, полностью исчезнет необходимость в пищевых указаниях популяционного уровня, таких как РНП. Джеральд Комбс пишет в своей книге «Витамины»: «Быстро приближается время, когда станет возможным определение предрасположенности к болезням, особенностей метаболизма и особых пищевых нужд индивидов на основе быстрых геномных и метаболических анализов. Когда это станет осуществимо, популяционная парадигма потеряет большую часть своего значения»[565].

Но несмотря на обещания ориентированных на потребителя компаний, проводящих генетические тесты, мы еще к этому не пришли — в значительной степени потому, что, хотя мы и можем определить SNP с удивительной точностью, нам еще не известно, какой именно смысл это несет, как они могут работать вместе, или влиять друг на друга, или даже на те ли из них мы вообще обращаем внимание. (Это одна из причин, по которой FDA запретило продажу некоторых из этих тестов.) Вспомним аналогию, проведенную Хосе Ордовасом, директором Лаборатории генетики и питания при Центре изучения питания и старения человека имени Жана Майера при Министерстве сельского хозяйства США в Университете Тафтса, который работал над вопросом индивидуализированного питания более двадцати пяти лет.

«Как будто кто-то звонит в дверь, и вы можете посмотреть в глазок. Ну, кто пришел? Прежде всего человек может спрятаться, так что вы не увидите ничего. Или вы увидите только этого человека, но не двадцать других, которые стоят по обе стороны от него. Вы смотрите на то, что находится прямо перед вами, но вы упускаете все, что происходит вне поля вашего зрения»[566].

В результате по крайней мере на данный момент нет смысла выкладывать сотни долларов за ориентированные на клиента генетические тесты питания. Скорее всего, вам просто разошлют типичные советы по питанию («Ешьте больше овощей и фруктов и меньше полуфабрикатов»), следования которым вы и хотели избежать с помощью теста.

Пока ученые работают над задачей создания индивидуальных (или полуиндивидуальных) советов по питанию, каждый следующий шаг, кажется, приводит к новой тайне, включая другую сторону пищевой геномики: если наши гены могут определять, как наше тело реагирует на пищу, тогда какое влияние может пища оказывать на наши собственные гены? Как и многое в сфере питания, этот вопрос остается открытым. Но то, что мы уже знаем, кажется безумным.

Вопрос о том, какой эффект питание может оказывать на наши гены, часто всплывает в контексте Голодной зимы в Нидерландах — массового голода, поразившего гражданское население Нидерландов в конце Второй мировой войны. Войска союзников совершили выброску парашютного десанта за линией нацистского фронта, рядом с городом Арнем, в смелой попытке расчистить путь сухопутному наступлению на Германию, но операция прошла неудачно, и нацисты приняли ответные меры против нидерландского сопротивления, поддержавшего союзников, объявив полное эмбарго на оккупированной территории. Города в западной части Нидерландов уже израсходовали свои запасы, и нацисты несколько уступили, разрешив провозить продовольствие по воде. Но это мало помогло: в 1944 году зима наступила рано, и каналы быстро замерзли, делая невозможным провоз продуктов на баржах. Когда это произошло, начался серьезный голод. Официальная суточная норма на человека, установленная немцами, упала с 1400 калорий в ноябре 1944 года до 400–800 калорий с декабря по апрель следующего года[567]. Хотя люди пытались извлечь калории из всего — от травы до луковиц тюльпанов, почти вся их энергия бралась из трех продуктов: хлеба, картофеля и сахарной свеклы. Голод достиг своего апогея в апреле 1945 года, когда союзное наступление полностью отрезало западные города от остальной страны[568]. К тому моменту как Нидерланды были освобождены в мае (в результате чего нормальные поставки продовольствия были возобновлены), многие из жителей западных городов голодали уже в течение нескольких месяцев.

Голодная зима убила по крайней мере двадцать две тысячи человек и оставила двести тысяч с болезнями[569]. Средняя потеря в весе среди выживших составляла 15–20 %. К моменту окончания голода примерно у половины женщин прекратился менструальный цикл, а девять месяцев спустя рождаемость упала на 50 % — такая неутешительная статистика отражает воздействие, которое оказал голод на репродуктивную способность.

Это была предотвратимая трагедия, к которой привели военная стратегия и политика. Однако Голодная зима создала условия для проведения так называемого естественного эксперимента, ведь подобные факторы невозможно было бы воспроизвести намеренно — с материально-технической и моральной точки зрения. Голодная зима не только оказывала воздействие на большое количество людей в течение одного и того же времени, но и охватывала все социально-экономические слои населения. Люди получали примерно одно и то же питание, а поскольку голодали только жители западной части страны, население других регионов автоматически становилось контрольной группой. К тому же Нидерланды славились тщательным ведением учета, и позднее власти предоставили исследователям доступ к данным о здоровье граждан, полученным в результате медицинских и военных осмотров на протяжении десятилетий. Итак, Голодная зима предоставила ученым уникальную возможность изучить связь между питанием и состоянием здоровья и, что немаловажно, узнать, как недостаточное питание беременных женщин влияет на их детей.

Исследования начались в 1970-х годах, и в то время уже было известно, что питание людей непосредственно влияет на химические процессы в организме. Об этом свидетельствуют случаи авитаминозов, ведь без витаминов отдельные химические реакции становятся невозможными, и мы заболеваем. Аналогично токсичные вещества из окружающей среды негативно воздействуют на здоровье, например частицы асбеста способствуют возникновению рака легких. Но до недавнего времени допускалось, что, хотя факторы окружающей среды и могут привести к экспрессии генов, вызывающей заболевания, их воздействие на человека, который ее пережил, прекращалось и они не должны передаваться следующему поколению. Предполагалось, что сама ДНК (по крайней мере в краткосрочной перспективе) остается неизменной.

Однако во второй половине XX века взгляды ученых начали меняться — когда исследования показали, что внешние факторы, например курение во время беременности, на самом деле оказывают негативный эффект на здоровье детей. Результаты исследований Голодной зимы продвинули эту теорию еще на шаг вперед, поскольку касались именно питания, а не токсинов. В зависимости от того, в какой момент беременности будущих матерей настиг голод, их повзрослевшие дети находились в группе риска по возникновению физических и психических проблем со здоровьем — депрессий, сердечно-сосудистых и метаболических заболеваний, в частности диабета второго типа[570]. (Подобные результаты были недавно зафиксированы у гамбийских детей — в зависимости от того, были они зачаты в сухой сезон или в дождливый[571].) У тех, кто был зачат в тот момент, когда голод достиг апогея, наблюдался двойной риск развития шизофрении по сравнению с детьми, зачатыми в другое время[572]. Эту связь подтвердил еще один естественный эксперимент — ужасный голод в Китае, случившийся из-за так называемого Большого скачка Мао Цзэдуна{72}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.