Схема в подарок тренеру

Схема в подарок тренеру

Парк культуры и отдыха имени Юлиуса Фучика. Дворец спорта.

Балдерис, тяжело перевалившись через борт, зло выдохнул:

– Бьют…

Я «не услышал» реплику. И только спустя минуту, когда уже и следующее звено вернулось со льда, подошел к Хелмуту. Поймал его взгляд и сказал только одно слово:

– Терпи!

Тренерам тоже тяжело, тоже в конце матча не хватает дыхания. И тренерам больно, когда бьют их хоккеистов. Но что еще мог сказать я Балдерису?

И после второго, и после третьего выхода звена на лед Хелмут повторял: «Бьют! Прицепился ко мне и бьет… Что делать?…» И снова я просил, уговаривал: «Терпи! Терпи и ищи выход… Сыграй, попробуй так…»

В предыдущем матче, с командой Швеции, Балдерис действовал превосходно. И, видимо, потому канадцы сегодня с самого начала игры «приклеились» к опасному и удачливому нашему форварду. Не просто не давали ему играть. Били. Не стесняясь, били. Едва шайба приближалась к нашим воротам, едва судья матча убегал вслед за хоккеистами на другую половину площадки, как канадцы снова и снова «цепляли» Хелмута, били по самым болезненным местам.

Люди – не ангелы, и терпение не безгранично.

Первым взорвался Борис Михайлов, которому тоже порядочно досталось в этом матче. Едва я вошел в раздевалку – я обычно не спешу, даю мастерам возможность остыть, успокоиться, самим разобраться в происходящем, – как наш капитан крикнул:

– Может, хватит? Может, пора постоять за себя? Ведь перебьют всех…

Я понимал Бориса. Понимал Хелмута. Понимал их партнеров, которым пришлось испытать на себе в этом втором матче с канадцами всю грубость профессионального хоккея. Сильного, интересного хоккея, но слишком жестокого. Я все это понимал, сочувствовал игрокам всей душой, и однако… Как разрядить страсти? И что в конце концов ответить Борису?

– Хорошо, Борис! Хорошо. Тебе одному, как самому опытному, я позволяю действовать как хочешь. Отмахивайся, давай сдачу. Можешь отвечать на любую грубость. Но только ты один. Надо, чтобы остальные твоему примеру ни в коем случае не следовали. Проигрывать нам больше нельзя, а почему мы проиграли команде Чехословакии, ты знаешь ничуть но хуже меня…

Причину неудачи в матче с чемпионами мира знали не только капитан и тренеры Тихонов и Владимир Владимирович Юрзинов. Знали все. Видеозапись самого трудного для нас поединка показала, что играли мы не хуже, играли так же интересно, как и могучий соперник. Игра шла на равных до того момента, когда в нашем составе начались удаления, когда снова и снова оставались мы в меньшинстве. Не знаю, поверят ли мне читатели, но хоккеисты сборной страны в тот день, даже проигрывая 4:6, были уверены, что они сумеют спасти матч, смогут отыграться, сил хватало и настроение было подходящим. Но когда уже казалось, что наша команда берет инициативу в свои руки, несдержанность какого-нибудь игрока снова приводила к удалению с поля.

Вот почему вместе с Юрзиновым мы напоминали, настаивали и требовали строжайше соблюдать дисциплину, говорили, что недопустимы ни малейшие намеки на попытку дать сдачу с нарушением правил игры.

На мое неожиданное предложение наш капитан, успокоившись, ответил:

– Будем терпеть, а рассчитаемся голами… Нам надо серьезно подготовиться к матчу со шведами.

То была важнейшая победа капитана, драгоценная победа команды. Нравственная победа, которая не замедлила превратиться и в победу на льду. 5:1 – с таким убедительным счетом закончился матч между сборными СССР и Канады.

«Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны» – эта знаменитая реплика из «Витязя в тигровой шкуре» приходит на память всякий раз, когда кто-либо – тренер, или спортсмен, или журналист, разбирая игру команды – хоккейной, футбольной или, скажем, баскетбольной, – находит в действиях тренера великое множество просчетов и промахов и замечает осторожно или, напротив, изрекает безапелляционно: «Я бы на его месте…»

В венском «Штадтхалле», огорчаясь неудачам нашей команды, я не спешил с критическими замечаниями. Понимал, как трудно руководить командой, которая многое упустила в своей подготовке. Тогда же, в Вене, я понял, как трудно будет тренеру сборной (не зная еще, что этот пост суждено занять именно мне) быстро изменить настроения в главной команде страны.

Сомнения мои, к сожалению, не были лишены оснований и подтвердились позже наблюдениями специалистов-психологов. Команда не была сплоченным коллективом, единым в своих устремлениях.

Игроков высокого класса было в общем достаточно. Но не было команды в том высоком смысле этого слова, когда можно говорить, что общая цель, стремление к этой цели объединяют хоккеистов в коллектив, готовый решить самые ответственные задачи. Видимо, этим во многом и объяснялся тот «комплекс неполноценности», о котором я говорил выше.

В сборной страны по хоккею спортсмены по-разному относились к своему спортивному долгу. Одни, как, скажем, Борис Михайлов, приглашение в сборную, не первое и само собой разумеющееся, воспринимали как сигнал к усиленной работе – они стремились подняться к вершине. Другие, чьи имена называть мне сейчас не хотелось бы, довольствовались самим фактом включения в сборную – цель им казалась достигнутой. Они, эти хоккеисты, согласны были находиться и у подножия высокого пика. Разумеется, им тоже хотелось стать чемпионами, они прекрасно понимали, что золотая медаль более почетна, чем серебряная или бронзовая, но вот трудиться через «не могу», заставляя себя, им хотелось уже меньше.

В сборной было как бы два слоя: лидеры и те, кто полагал, что лидеры вытянут игру. Два слоя – это разные требования к себе, к своей игре, к работе на тренировочных занятиях.

По многолетнему опыту работы я уже знал, что перестроить методику тренировок, научить хоккеистов готовиться к матчу, к турниру, к сезону иначе, чем прежде, чем их учили, чем они, наконец, привыкли, все-таки легче, чем создать коллектив, в котором бы каждый чувствовал свою ответственность перед товарищами, равную для всех ответственность. Нам важно было, чтобы Зинэтула Билялетдинов или Сергей Макаров, братья Александр и Владимир Голиковы стремились к тому, чтобы их вклад в общее дело был не меньшим, чем вклад Михайлова или Геннадия Цыганкова.

Самое страшное в спорте, в жизни вообще – психология и настроение «запасного». Того, кто рассчитывает, что товарищи сделают больше, лучше. Сделают главное.

В сборной были ярко выраженные лидеры. Первая тройка нашего хоккея: Борис Михайлов, Владимир Петров и Валерий Харламов. Они стали первой тройкой давно. Десять лет назад. С тех пор они были неизменно первыми. Столько, сколько написано и сказано о Петрове и его партнерах, не говорилось ни о ком. Ни о тройке Александра Альметова, ни о трио Вячеслава Старшинова, ни о звене Анатолия Фирсова. И все это лидеры заслужили. Все это – отражение реального положения дел в нашем хоккее тех лет. Сколько раз именно Борис, Владимир и Валерий обеспечивали золотые медали команде, сколько раз именно благодаря их усилиям становились первыми сборная страны и ЦСКА. Но достижения лидеров привели к тому, что на них стали смотреть как на волшебную палочку-выручалочку. Как только матч не складывается, как только ЦСКА или сборная проигрывает, на лед направляется первая тройка. В хоккее появился даже такой термин – «кормильцы», попавший потом и в роман А. Голубева о хоккеистах «Убежать от себя». «Кормильцами» называли когда-то звено Фирсова, а впоследствии, долгие годы, звено Петрова. И остальные хоккеисты постепенно привыкли сначала к тому, что если трудно, то тройка «А» выручит, а потом, к сожалению, и к тому, что если Михайлов, Петров и Харламов не выиграют, то, значит, команде не суждено стать чемпионом. Чемпионом страны. Чемпионом мира.

С этим уже нельзя было мириться. Нельзя уже было рассчитывать только на одно звено!

Осенью 1977 года казалась осуществимой надежда на то, что собранные вместе Сергей Капустин, Виктор Жлуктов и Хелмут Балдерис образуют наконец-то еще одну первоклассную тройку, которая тоже может нести на своих плечах ношу, достающуюся обычно признанным лидерам. Увы…

Прошел сентябрь, промчался октябрь, календарь отсчитывал неделю за неделей, сезон катился к финишу, чемпионами страны снова стали московские армейцы, но опять самым заметным, наиболее весомым, поистине решающим стал вклад звена Петрова, а тройка, возглавляемая Жлуктовым, так и осталась на вторых ролях.

Не раз и не два пытался я в ходе сезона – и в матчах первенства страны, и в международных встречах – вести игру так, чтобы все хоккеисты ЦСКА, составляющие основу сборной, все хоккеисты сборной чувствовали свою личную ответственность за исход матча. Я направлял на лед в критические секунды (например, при игре в меньшинстве или в большинстве, в тот момент, когда соперник перехватывал инициативу) второе и третье звенья. Определенные сдвиги были, но первая тройка слишком уж очевидно оставалась первой.

Отступать было, как говорится, некуда, когда сборная накануне пражского чемпионата мира поехала на последние контрольные матчи в Швецию и Финляндию. Напомню, что первую встречу с финнами мы выиграли легко и уверенно – 9:0. А вот во втором матче игра не пошла. Финские хоккеисты оборонялись упорно и умело, при случае шли в контратаку, и потому борьба получилась напряженной и острой. Долго сохранялся ничейный счет – 2:2. А в этом матче лидеры, по нашему плану, не должны были играть, ведь их проверять не требовалось, они, вне всякого сомнения, попадали в состав сборной. Поэтому Михайлов, Петров и Харламов, одетые на всякий случай в форму, сидели на скамье запасных и на лед не выходили. Они были готовы еще раз переломить ход матча, еще раз принести сборной победу. А победа была нужна, чтобы соперник не сомневался накануне чемпионата мира в том, что сборная СССР сильнее. Ждали распоряжения о выходе на лед не только хоккеисты первой тройки, но и их партнеры по команде. И вот именно поэтому во втором перерыве, перед последним периодом, нашим ведущим хоккеистам было сказано, что они могут переодеваться: играть сегодня им не надо.

У нас не было иного выхода. За неделю до чемпионата мира следовало наглядно и убедительно показать остальным звеньям, что нельзя бесконечно рассчитывать на то, что их кто-то выручит. Они и сами должны чувствовать свою ответственность за команду, в том числе и за первую пятерку. В конце концов, и у лидеров может наступить спад, и лидеры могут выйти из строя: от травм, от болезней не застрахован никто.

Так ведь потом и произошло. Уже в первых матчах не смог принять участия опытнейший Геннадий Цыганков, много лет играющий в первой пятерке ЦСКА и сборной, потом был травмирован Петров. Читатели, может быть, помнят, что на чемпионате мира 1978 года на сборную страны обрушилась эпидемия травм: не могли играть Александр Голиков и Виктор Жлуктов, Сергей Капустин и Валерий Васильев, Александр Мальцев и Владимир Лутченко. Нам приходилось выставлять тройки, да и целые звенья все в новых и новых сочетаниях. Но если не шла игра у лидеров, то инициативу брали на себя другие звенья, и, пожалуй, не будет преувеличением, если я скажу, что все пятерки были у нас ударными. И глубоко символично, что в последнем, решающем матче чемпионата мира – в игре со сборной Чехословакии – каждое из трех звеньев забило по шайбе. Пятерка Жлуктова открыла счет, звено Петрова увеличило разрыв, а братья Голиковы закрепили успех товарищей…

Но я забежал вперед, пытаясь объяснить свое решение, поддержанное, кстати, Владимиром Юрзиновым, не выпускать на лед во втором матче с финнами тройку Петрова. Напомню попутно, что наша команда все-таки сумела тогда вырвать победу со счетом 4:2.

Перед последним этапом подготовки к чемпионату мира я, пожалуй, говорил уже больше не о тактике игры с тем или иным соперником, а об отношении к игре:

– Если кто-то устал, если нет сил, если боязно, если кажется, что не хватит терпения, скажите, прошу, об этом сейчас… Все в рамках собственных возможностей должны отвечать за команду, только тогда можно говорить об остальном – о тактике игры, о стратегии турнира…

Наверное, в каждом коллективе есть свои главные проблемы. Одна из важнейших в сборной тех лет заключалась, по нашим представлениям, как раз в том, чтобы все хоккеисты верили в себя, а не только в ведущих. Конечно, первое звено и Третьяк многое могут, однако плохо, когда команда считается командой одного звена. Но мало было понять все это, надо было заставить себя иначе работать.

За месяц до чемпионата мира Сергей Капустин играл откровенно слабо. Медики не находили никаких оснований для снижения нагрузок, и тренеры в резкой форме потребовали от Капустина изменения отношения к тренировкам, к игре, к партнерам. Былые заслуги – это репутация игрока, не более, а сборной нужны хоккеисты, хорошо играющие сегодня. Сергей видел, что несколько знаменитых мастеров, еще вчера украшавших наш хоккей, приглашения в сборную не получили, и, кажется, понял, что и для него исключения никто не сделает.

Капустин пришел в ЦСКА вместе с Хельмутом Балдерисом, оба по праву считались безусловными лидерами в своих прежних клубах – в «Крыльях Советов» и в рижском «Динамо», оба привыкли быть на острие атаки, привыкли, что партнеры играют на них, а нередко и за них. Теперь же надо было перестраивать свою игру, а это было связано и с ломкой характера: то, что формировалось годами, не изменишь за неделю. Не все шло гладко, блистательные крайние форварды, на опеку каждого из которых требуются усилия, скорее, не одного, а двух соперников, в сумме, казалось, могут сковать действия целой пятерки, играющей против них, однако Хелмут и Сергей долго не находили общего языка, хотя и центрфорвард их звена – мастер высокого класса, и защитники с ними играли превосходные. Не хватало малого – самого легкого и самого трудного одновременно: желания и готовности «наступить на горло собственной песне». К счастью, и Капустин, и Балдерис сумели себя обуздать, сумели с помощью партнеров и тренеров построить игру так, что главным стали интересы команды, а не соображения личного престижа. Оба почувствовали, поняли личную свою ответственность за всю сборную и вновь стали лидерами команды. Но у них была уже иная психология – лидеры, но не премьеры. Лидеры, ведущие за собой товарищей, старающиеся взвалить на свои плечи ношу потяжелее, чтобы легче было партнерам.

Свой лучший в последние годы чемпионат мира провел Александр Мальцев. Он не капризничал, как бывало прежде, играл не так, как получалось, а стремясь превзойти собственные возможности. Он бился на льду, не экономил силы, не щадил себя, и оттого росли на глазах тянувшиеся за вожаком Александр и Владимир Голиковы. Их не устраивала роль игроков третьего звена, они старались сыграть на том высоком уровне, с той высокой и щедрой самоотдачей, что отличает подлинных лидеров. И это у них получалось. И потому соперники, выходящие на матч со сборной СССР, не знали, какими силами нанесем мы главный удар. Иногда исход матча решали Петров и его партнеры, иногда – звено Жлуктова, где блистали в решающих поединках то Капустин, то Балдерис, иногда – динамовская пятерка.

У нас были три звена-лидера. А это то, о чем мечтают тренеры!

Дебютанты сборной быстро и легко вписались в ансамбль.

Зинэтула Билялетдинов неудачно сыграл осенью в турнире на приз газеты «Руде право», и я, признаюсь, не слишком надеялся на него как на игрока сборной. Всю зиму он играл ровно, но без блеска, выступал за вторую сборную, и когда начинался последний этап подготовки к чемпионату мира, Билялетдинова мы рассматривали как запасного. Но заболел Сергей Бабинов, и Зинэтула поехал в Прагу. Уже там простудился Геннадий Цыганков, и Билялетдинов вместе с еще более молодым защитником Вячеславом Фетисовым был прикреплен к первой тройке. И именно это обстоятельство стало, как мне кажется, причиной быстрого возмужания Зинетулы: он почувствовал уверенность, у него появились то настроение и то отношение к игре, к партнерам, к себе, что отличают не запасного, а игрока основного состава.

Снова употребил это слово – «запасной». Ох, как я боюсь спортсменов с психологией запасного! Лучше такого игрока в команде не держать. Он не только не сыграет так, как нужно, как можно было бы ждать от него, но, тренируясь вполнакала, он пагубно будет влиять и па игроков основных, ведущих, составляющих костяк команды.

Принимая сборную страны, я мечтал о таком коллективе, где не было бы «запасных», где все хоккеисты чувствовали бы себя равно нужными команде, где все близко к сердцу воспринимали бы заботы и интересы команды.

Близко к сердцу – не пустая фраза. Помню, как в одном из матчей у вратаря Александра Пашкова и нападающего Юрия Лебедева, участия в игре не принимавших, действительно прихватило сердце, – оказывается, на скамье запасных переживать сражение труднее, чем на льду, в жаркой схватке, требующей максимума физических сил и нервного напряжения. Пашков и Лебедев не были запасными, хотя они не входили по первоначальным замыслам тренеров в число игроков стартовых пятерок. Они не были запасными не потому, что играли так же часто, как и остальные хоккеисты (Лебедев участвовал почти во всех матчах). Они не были запасными по своему отношению к делу.

С равной похвалой могу отозваться и о Лебедеве, ставшем чемпионом мира в третий раз, и о Сергее Макарове, получившем тогда первую золотую медаль.

Когда мы собирались ехать в Финляндию и Швецию, мне задали вопрос: «Зачем вы включаете в команду Макарова? Ведь он все равно не поедет в Прагу?»

– Почему? – удивился я, – Да, он четвертый по счету запасной – вслед за Анатолием Емельяненко, Владимиром Шадриным и Лебедевым. Но он может оказаться в лучшей форме, более готовым к чемпионату мира. Мы, тренеры, должны проверить его в деле на высоком, на серьезном уровне…

В общем-то я понимал вопрос – представлялось очевидным, что мы включим в команду Шадрина и Лебедева, игроков сложившихся, проверенных, надежных. Но ведь я объявил, что былые заслуги не в счет. Что же теперь – делать исключение для кого-то? Нет, пусть все решит игра.

Знаю сейчас, что и Володя Шадрин, человек умный, добрый, серьезный, был удивлен решением тренеров. Казалось, что ему-то, при нехватке центрфорвардов, место в сборной забронировано. Но понятия «бронь» в нынешней главной команде страны не существует. Критерий истины – практика, а наша практика – игра. Ей и решать споры.

В дни чемпионата и Юрзинов, и я, и руководители делегации старались сохранять – по возможности – душевное равновесие, избегать шараханья из стороны в сторону, не переводить без крайней необходимости игроков из одного звена в другое.

Мы верили в своих игроков и хотели, чтобы эту нашу веру в их силы хоккеисты видели. Чаще, чем обычно, ошибался поначалу Третьяк, но мы по-прежнему верили, что Владислав обретет по ходу турнира нужную спортивную форму и в финале сыграет так, как только один он умеет. Так, к счастью, и получилось. Если на старте чемпионата в ворота Третьяка влетело в одном матче пять, а во втором четыре шайбы (и это с командами США и ФРГ), то на финише чемпионата, где мы встречались со сборными Швеции, Канады и Чехословакии, Владислав пропустил всего по одному голу.

Мы не охали, не дергались сами и не дергали игроков, когда команда проигрывала, но и не восторгались никем, когда сборная побеждала. Известно, что в день последнего, решающего матча Сергей Капустин проснулся с высокой температурой, но мы попросили его выйти на матч, только выйти, быть на представлении игроков, не более, – этого уже достаточно, чтобы соперник увидел, что у нас все в порядке, все игроки ё строю. Сергей согласился. Больше того, он провел на площадке несколько коротких смен. Но… Но ведь Сергей только повторил то, что в предыдущем матче сделал травмированный Жлуктов. Виктор тоже выходил на лед, чтобы показать канадцам, что у нас все в строю. Капустин проявил несомненное мужество, но ведь в этом же матче играл, не имея никаких сил, Валерий Васильев. В третьем периоде он просто лежал на скамье запасных, пропустив две смены, а потом опять начал играть. Мы сказали Валерию, что он может отдыхать, но Васильев снова вышел на площадку, ведь из-за удара в глаз покинул лед его коллега по обороне Владимир Лутченко.

Команда устояла. Команда победила. Несмотря на то, что перед решающим матчем великолепную чехословацкую сборную устраивала не только ничья, но и поражение с разницей в один гол. Несмотря на то, что первый матч хозяевам чемпионата мы проиграли, пропустив шесть голов. Несмотря на то, что преследовали нас травмы и болезни. Несмотря на то, что началось решительное обновление состава и в наших рядах не было ни Владимира Шадрина, ни Александра Якушева, пи Виктора Шалимова. Несмотря на то, что…

Впрочем, довольно.

Психологи, работающие с хоккеистами сборной команды, оставили мне на память схему: в аккуратных прямоугольниках слова: «цель», «моральные ценности», «коллектив». Все линии и стрелы на схеме ведут к прямоугольнику «коллектив». Мнение психологов подтверждало мои наблюдения.

Победой на чемпионате мира я не обольщался. Мы немало сделали, но еще больше нам нужно было сделать. Мы были еще только на полпути к себе. Впереди нас ждали не только счастливые победы. Вовсе не исключены были и неудачи, поражения. Но мы знали, что идем к высокой цели. Видели, понимали, что не стоим на месте. Команда формировалась и укреплялась. Команда закаляла свой характер.

А как был воспринят наш успех в Праге на мировом чемпионате 1978 года коллегами-специалистами, да и журналистами?

Многие посчитали его случайностью. Напоминали, что первый матч команде ЧССР мы проиграли, что так же мог закончиться и второй.

Ничего не исключаю. Могли мы проиграть и второй матч, спорт всегда остается спортом, игрой, не производством, где все можно просчитать и проверить. Но не вправе ли я в таком случае задать и встречный вопрос: а не могли разве мы выиграть и первый матч?

Гадать, право же, нет смысла. И хотя, повторяю, все могло быть, я все-таки настаиваю на том, что поединок тот принес нам закономерную победу. Заслуженную. Заработанную. Времени после неудач в Катовице, Вене, Москве прошло немного. Но объем работы по всем разделам подготовки был увеличен резко, и это принесло свои плоды: команда была готова хорошо и в тактическом плане, и в психологическом. Мы сохраняли до конца нелегкого чемпионата и силы, и веру в себя.

Следующая победа была, напротив, воспринята как нечто само собой разумеющееся. Наш успех в Москве был безоговорочным. В те дни никто из соперников практически так и не смог вмешаться в борьбу за звание первой команды мира.

Но перед этим была блистательная победа на Кубке вызова.

Эти матчи проходили в феврале 1979 года в Нью-Йорке на льду «Мэдисон сквер-гардена».

Потом мне не однажды довелось анализировать те три поединка, которые потрясли хоккейный мир. Я выступал в ряде газет, в том числе в «Советском спорте», в журналах с рассказом об этом мини-турнире, но сейчас, работая над книгой, я хочу не только вспомнить то, о чем уже когда-то рассказывал читателям, но и добавить какие-то штрихи, раскрывающие «секреты» работы тренера, в частности, объяснить, почему на решающий матч выставил не Третьяка, а Мышкина, до тех пор мало кому в Канаде и в США известного вратаря.