Легенда о ловцах жемчуга и омиоодши

Легенда о ловцах жемчуга и омиоодши

Жемчуг и икра гигантских рыб

Впервые в своей жизни испытывала она желание издать крик под водой, и это на глубине в пять кенов[3]. Вода давила на Изо. Вода, что даже на этой глубине все еще оставалась неприятно теплой.

Может, просто не привыкла она погружаться в сладковатую пресную воду? Ей не хватало солоноватого привкуса на языке, холодящего прикосновения к коже. Суп, в котором плавала она ныне, имел затхлый привкус, словно кто-то уже пил эту воду, а затем изрыгнул ее из себя вновь. И это несмотря на то, что озеро Бива считалось величайшим водоемом во всем Ниппоне и ясная свежесть его вод восхвалялась в восьми сотнях стихотворений.

Стихи! Да что знают об этой воде люди, у которых времени хватает на сочинение стихов?

Но, возможно, у чувств ее ныне были и другие причины. Во тьме под водой что-то слабо мерцало тем светом, что казался не от мира сего. Это был желтовато-красный свет, живой, словно дымка, которую видишь меж пальцами, когда держишь руку против солнца. Красный и желтый были не теми красками, что подходили к местам этим. Голубой и серый и, возможно, зеленый; да, все водянистые оттенки принадлежали этому озерному миру.

Изо боролась с желанием вернуться. Она действительно боролась, не только в душе, но и физически, ибо ноги ее привычно тянули тело ко дну, а широко раскинутые руки рвались в ином направлении, пытаясь остановить погружение. А потом увидела она, сколь близка ее цель. Золотисто-желтые шары лежали в одном-двух кенах от нее, тесно прижатые друг к другу, как если бы срослись меж собой. Мерцание шло изнутри шаров, и свет был далеко не единственным, что обитало там внутри. За молочной мембраной скрывалось нечто подрагивающее и отливающее розовым.

Это была икра гигантских рыб.

Конечно, Изо не впервые видела рыбью икру. Она ведь была ама, искательница жемчуга. Сейчас ей минуло шестнадцать весен, а погружалась она под воду уже на пятом году своей жизни. С девяти же лет считалась Изо одной из лучших ама в деревне своей. Возможно, она не могла так же хорошо задерживать дыхание, как более старшие и более опытные женщины, однако скорость ее была подобна скорости рыбы. С радостью утверждала Изо, что не существует в море чего-то, что еще не знала бы она.

Даже если в озерах сладкой пресной воды обитали иные твари и росли иные растения, нежели в соленом океане, ни мгновения не думала она, что найдет здесь нечто совершенно чужое. Да, иногда бывала Изо болтушкой, но пугливым зайцем – никогда. И хотя человек, что доставил их сюда, не производил доброго впечатления, не смутило ее его поведение. К счастью, была она не одна. Две другие искательницы жемчуга из их деревни сопровождали ее в пути на озеро Бива.

Светящаяся икра гигантских рыб была повсюду. Она немного походила на жемчуг. И немного – на глаза озерного чудовища.

Изо протянула руку к сияющим шарам. Они были размером со сливу. Неподалеку от гигантских икринок девушка увидела огромную тень. Тяжелая, недвижимая, лежала она на дне, черная, с серыми пятнами, и казалась спящей. Но кто ж с уверенностью скажет про рыбу, спит она или бодрствует?

Юная жизнь пульсировала в икре, словно вибрировала там чистая, сконцентрированная жизненная энергия. Пульсация эта напоминала содрогание земли.

У Изо была с собою сеть, как бывало всегда, когда погружалась она под воду. И когда воздуха в легких стало уже недоставать, в сети насчитывалось с две дюжины светящихся шаров.

Огромная же тень так и не шевельнулась. Теперь она напоминала потопленное дерево.

Путь назад показался Изо неестественно долгим, и было так, словно мерцающие шары в ее сети весили подобно камням, что тянули ее на самое дно.

Ее голова коснулась поверхности воды и погрузилась в воздух. Воздух, что не пах солоноватым бризом, к которому она так привыкла. Воздух, которому недоставало свежести и которым в первые мгновения не хотелось даже дышать.

Лодка неподвижно лежала на воде в нескольких кенах от вынырнувшей Изо. Это был уродливый, угловатый монстр, золотой лак с его боков давно сошел. В открытое море на подобной лодке не вышел бы ни один разумный человек. Изо казалось, что от омерзения к этому озеру она никогда так и не сможет избавиться, ибо проявлялось оно во всем, что было связано с ним, начиная с языка, на котором говорили по его берегам, с манер людей и заканчивая вкусом, запахом и цветом воды.

Над озером нависли тучи, словно желая скрыть деяния людские. Возможно, от взглядов богов?

Взгляд же одной из искательниц жемчуга был прикован к чему-то, что плыло по волнам озера Бива.

– Что там? – нетерпеливо выкрикнул капитан по имени Укиоо. – Бумага?

Изо разглядела все первой. В трех кенах от лодки по озеру плавало нечто светлое. Это и в самом деле мог быть лист бумаги.

– Достань мне это! – приказал капитан, и одна из искательниц жемчуга подчинилась. Достала она из воды сразу пять листков бумаги.

Это была промасленная бумага, и на каждом из белых листов были нарисованы иероглифы Too[4]. Изо не знала грамоты – было это привилегией монахов, чиновников и людей знатного происхождения. До сей поры она и не задумывалась о том, к кому из них принадлежал капитан Укиоо. Возможно, он сумеет разобрать эти знаки, даже если и будет это стоить ему времени.

– Покой, – прошептал он, – покой. Но что всё это может значить? Кто написал это? – вскричал он, оглядывая свой корабль.

Восемь мужей стояли на веслах, согбенные люди с простыми лицами.

– Камень, – прочел далее капитан, – камень, что плавает в воде.

– Там их много! – вскричала Изо.

Облака разошлись на мгновение. Солнце осветило поверхность озера Бива. Повсюду на воде вокруг лодки были видны прямоугольные блестящие пятна. Дюжины листьев промасленной бумаги, подобные той, из которой делают ширмы. Иероглифы на них напоминали Изо волшебные заклинания, какие она видела однажды.

– Кто-то проник на корабль, чужой! – вскричал Укиоо.

Изо вздрогнула. Воистину она не понимала, как он вообще смог додуматься до такого. Как мог добраться до корабля кто-то чужой, не имея хотя бы лодки? Или ему в том помогали заклинания?

Все это время стоявшая подле Укиоо дочь, недвижимая, словно кукла, вскинула тонкую руку свою и указала на корму корабля.

– Он – там, – прошептали ее тонкие бесцветные губы.

Откуда ей было ведомо это? До того самого мига она ни разу даже не взглянула в том направлении, лишь на море взирала она.

В тени на корме произошло некое движение. Невозможно было, чтобы там скрывался человек, ибо в нише не было места даже для молодой кошки. И тем не менее там и в самом деле скрывалась тень. Существо в обличье человека.

На человеке этом был легкий шелковый плащ цвета черного чая. Плащ почти полностью укрывал его фигуру. На голове же у незнакомца был черный колпак, подобный уборам знати и придворных чиновников. Лицо незнакомца казалось благородно, а глаза сияли нежно, как у монаха, вернее говоря, у монаха, которого еще не иссушила скука призвания его.

– Кто вы? Как попали сюда? – потребовал ответа Укиоо. И вскинул меч. – Ни шага более!

– Озеро не есть твой сад, – произнес наконец незнакомец. Он словно разговаривал сам с собой, невнятно и сдержанно. – И все же собрал ты урожай.

– Воистину! Но вам-то что здесь нужно?

– Я пришел, чтобы забрать улов твой себе.

Укиоо рассмеялся:

– Но он принадлежит не мне.

– Я знаю, – ответствовал незнакомец. – Ты только посредник, для труса стараешься, который сам не решился здесь появиться. Взгляни на меня – я в одиночку преодолел гладь озера, не стуча зубами от страха. И со мной ничего не случилось.

– Преодолел – по камням, что не тонут, – добавил Укиоо, скрипнув зубами. Один из листков промасленной бумаги лежал рядом с ним, и он наступил на него ногой. В знак презрения.

– У слов нет никакого веса, – равнодушно произнес незнакомец. – Но они пронизывают все подобно истине. От истины ж не скроешься навеки, как ни старайся. Ибо мир подобен губке, впитывающей в себя истину и вновь отдающей ее, когда нажмешь на губку посильнее…

– Но кто вы? Уж не Хранитель ли озера Бива? И если столь волнует вас истина, назовите имя свое! Вообще-то явились вы без дозволения на мой корабль!

Тень улыбки скользнула по губам незнакомца. Улыбки, подобной тем, что украшают лица статуй Будды.

– Лишь безумцы выдают свое имя, – едва слышно произнес омиоодши, а это был он. – Имя дает власть над владельцем его.

Омиоодши! Изо ахнула. Каждый слышал об удивительных слугах микадо, могущественных волшебниках и предсказателях. Когда они того хотели, переносились омиоодши по воздуху подобно птицам, становились великанами иль обращались в насекомых. Увидеть одного из них во плоти было столь же волнующе, как повстречать самого императора.

Теперь Изо понимала, отчего огромная рыба-монстр столь терпеливо лежала на дне. Все это время задействована была магия. Два вида бумаги выловили они из озера. По счастью, Укиоо громко зачитал важнейшие из иероглифов, иначе никогда бы не понять всех взаимосвязей Изо. «Камень» стояло на одном листке бумаги и «покой» – на другом. По камням, что не тонут, шел омиоодши по воде, а волшебное заклинание «покой» умилостивило могучую рыбу в глубинах озера Бива.

И теперь уж не боялась Изо незнакомца. Не знала Изо, зачем нужна икра гигантской рыбы магу, но было важно для нее, чтоб получил он желаемое. Она схватила сети, которые никто еще и не подумал очистить от улова, и понесла омиоодши.

– Там, на дне, еще много икры, господин, – вскричала она. – Под вашей защитой я погружусь на дно и…

Но не успел ответить ей омиоодши, как встал меж ними Укиоо.

– Неблагодарная! – вскричал капитан мрачно. – Встала на сторону вора…

Омиоодши не был вором. Не мог быть им. И если появился он здесь не по приказу самого императора, то наверняка от имени самих богов…

Капитан шагнул к незнакомцу. И вонзил меч в живот его. Раздался неестественный, металлический звук.

Изо вскричала в ужасе. Не могла она помешать убийству. Все ж смотрели молча на деяние капитана.

Но даже не покачнулся омиоодши. Маг сунул руку в складки плаща и достал связку промасленной бумаги. На десяти листках был выведен все тот же иероглиф.

– Камень, – прочитал омиоодши равнодушным голосом. – Шары, – потребовал маг холодно. Слово «икра» он не желал произносить.

Изо думала, что в поведении омиоодши всё, действительно всё, имеет особое значение: и что говорил он, и о чем умалчивал.

– Я не могу отдать вам их, – проговорил устыдившийся Укиоо. Опустил он голову. Ненависть и стыд закипали в сердце его. – Мой повелитель убьет меня, если я отдам шары.

– В чем сомневаюсь я, – ответствовал Укиоо маг. – Иметь такого посредника, как ты, большая редкость.

Омиоодши шагнул к Изо. Руки искательницы жемчуга дрожали, когда передавала она сеть магу.

– Благодарю вас, господин, – произнесли ее дрожащие губы, – благодарю вас, что в доброте своей вы сохранили мне жизнь.

Омиоодши взял сеть с такой легкостью, словно не имела она никакого веса.

– Иногда, – промолвил он, – защищают улитку от ежа, чтобы оказала она ничтожную услугу. И как смешно было бы, ежели улитка вздумала бы благодарить за это. Ведь ее можно раздавить без раздумий, как только выполнит она предназначенное.

Голос омиоодши при этом был совершенно равнодушен. Ни теплоты, ни холодности, ни насмешки не прозвучало в нем. Это был голос ученого, что говорил о вещах так, какими были они на самом деле, без оценки, без эмоций.

Но в следующий миг омиоодши доказал, что больше он все же, чем просто холодный ученый. Омиоодши распахнул плащ свой, и белая бумага затанцевала в воздухе, словно листья дерева на ветру. И пока она бесконечно медленно падала на палубу, он присел над ней с кистью в руках. Лист бумаги упал прямо перед ним, и маг замер на мгновение. Все присутствующие завороженно следили за ним.

А он быстро нанес на бумагу иероглифы, пять вертикальных строк.

Стихи. Записаны они были без чернил и все же явственно темнели на бумаге.

Молча поднялся на ноги омиоодши, перевесил сеть через левую руку, а правой бросил пред собой листки промасленной бумаги. Они затрепетали, словно были птицами, взлетели над бортом и опустились на гладь озера. Маг проговорил слова заклинания на смешении языков Too и Ниппона, пальцем нарисовал незримый знак на лбу и… прыгнул.

Его прыжок был в пять раз мощнее, нежели прыжок молодого воина. Омиоодши попал ногой на первый лист, что плавал по волнам озера, пружинисто подскочил и взлетел к небесам, чтобы опуститься на следующий лист. Спустя лишь несколько мгновений его поглотили надвигающиеся сумерки.

Капитан первым пришел с себя. Стряхнув оцепенение, наклонился он над листом белой бумаги с черной чернильной надписью. И не отважился капитан поднять этот листок.

Укиоо прочитал стихи столь громко, что услышала их Изо:

На корабле в пути,

Где каждый чужд тебе,

Встречаешь старого знакомца.

Цветок осени,

Который не забудешь с годами.

На берегу озера Бива черный конь ожидал своего хозяина. Не бил он в нетерпении копытом, не встряхивал гривой, лишь стоял недвижимо в ожидании. Коня могли бы счесть больным. Но оказалось бы это мнение ошибочным: был исполнен он энергии, но энергии той, которую возможно контролировать. Как человек способен развивать особые силы, так и животное способно освободиться из пут примитивного своего существования. Животное может сделать шаг в сторону сознания человеческого, не превращаясь все же в человека. Так и человек способен сделать шаг в направлении бога, не становясь при этом совершенно божеством. Животные, что изменяются неконтролируемо, часто превращаются в иоокаев, причудливых сущностей, несущих несчастья и повергающих человека в смертный ужас. Животное, что обретается под защитой омиоодши, преображается под контролем его. Животные не могут понять учения Инь и Ян, как понимает его человек, но великий омиоодши может научить чувствовать их основы учения.

Господин, которого ожидал конь, пришел с озера. Огромными прыжками преодолел он водные просторы. В сети на его руке переливались медью и золотом живые шары.

Омиоодши был серьезен. Важно было не оставлять следов. Просто исчезнуть. Пока не созреет время. Пока не созреет икра гигантской рыбы-монстра.

Тогда изменится земля.

И станет она… уродливой.

Земля сделает все, чтобы изрыгать из себя

тени ужаса.

Люди изменятся.

И принесут жертвы.

Ими будет править страх.

Тьма опускалась над озером. С окаменевшим лицом вскочил омиоодши на коня своего. Там, где касались копыта земли, не оставалось следов. А где падал волос с гривы его, вспыхивали огоньки пламени.

Маг исчезал, чтобы вернуться, сея ужас…

И учил мастер Араши своих учеников

И говорил Великий Араши каждому из тех, кто приходил к нему в поисках пути Силы, что должны они успокоить свой ум, а уж потом искать:

– Взгляни на воды озера Бива. Видишь, нет на них даже малой ряби. Ступай и зачерпни воду озера Бива ковшом, но не потревожь ее, и тогда останется вода спокойной. А потом доберись до моря и взгляни на шторм. Разрушают волны гладь морскую. Вот и опусти руку свою в растревоженную воду. Попытайся тем успокоить ее. Говоришь, что не удалось тебе успокоить гладь морскую? Что возмутилась она еще более?

А об уме что сказать можешь? Ум твой по природе своей беспокоен. Когда думаешь ты о том, что полностью спокоен, сама мысль эта уже начинает содрогание ума. Помни, пришедший ко мне, ты не можешь объединить ум и тело либо почувствовать слияние с жизненной силой Мироздания, если своими мыслями будешь сеять ума постоянные содрогания.

И спрашивали Лао Лианя пришедшие к нему за мудростью, что делать им тогда.

– Что делать? – И Лао Лиань улыбался нежно и понимающе. – Должен вначале решить ты, что первичным состоянием ума твоего является покой. Помни всегда о содрогании ума мыслями. А потому успокой мысли сначала наполовину. И продолжай процесс этот бесконечно. Содрогания ума мыслями станут бесконечно спокойными. Но никогда не исчезнут окончательно, помни и об этом, пришедший ко мне. Исчезновение содроганий мысли есть покой смерти. Знай же, что живой покой всегда в движении и содержит в себе энергию бесконечную. Помни, что только покой смерти не содержит ни силы живой, ни энергии. И не забывай никогда, что эти два покоя совершенно различны. Просто поддерживай ум свой на пути к бесконечно малому. Только так сможешь ты стать великим Воином Силы.

Годами учил Лао Лиань пришедших к нему четырем добродетелям истинного воина Силы. Должен был такой воин уметь не упускать внимания своего с единой точки, должен был он истинно расслабляться, поддерживать вес в нижней части тела и расширять свою жизненную энергию.

Ибо, учил Лао Лиань, не стать иначе человеку на путь Силы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.