Валера Малой
Валера Малой
На аэровокзале ждёт Сергей Март, он вместе с женой провожает меня на германщину и даёт последние инструкции.
Все заработанные непосильным трудом шекели удалось поменять на доллары.
Обмен валюты только на чёрном рынке.
На прошлой неделе вместе с Серёгой ездили к одному известному на весь Израиль валютчику.
Он менял деньги круглые сутки. Ночью, в праздники и даже в святой для евреев день – субботу.
Старый Ицек драл нещадный курс, но зато гарантировал новенькие и не фальшивые бумажки в сто долларов.
Март о чём-то пошептался с ним на ухо, Ицек цокнул языком – он был явно недоволен.
Но нещадный курс снизил…
Хлопаю себя по карманам, вроде всё на месте.
Неожиданно возле Сергея оказывается парень наших лет.
Он чем-то неуловимым похож на Глюка. Та же манера говорить, та же распальцовка.
На руках «синие» перстни. Ясно.
Похоже у парня за плечами не одна ходка.
– Познакомься.
– Это Валера Малой.
– Мой друг Андрей, – говорит Март и почему-то отходит в сторону.
– Слышь, брат – ты вообще знаешь – куда и зачем едешь? – вопрос Малого повис в воздухе.
За суетой отъезда это было мною совершенно упущено.
– Слушай сюда, – Малой отводит меня ещё дальше.
Удивлённо смотрю на Марта. Он и его жена оживлённо беседует с двумя молодыми женщинами, около них трое маленьких детей.
– Значит, так, – продолжает Валера…
– Сегодня, в Восточном Берлине на Карл-Маркс-штрассе с двух часов дня начнётся приём еврейских эмигрантов.
– Для дальнейшего расселения и принятия решения о виде на жительство.
– Этаж четвёртый, комната четыреста двенадцать.
Я просто в шоке, не знаю, как его благодарить.
Малой растопыривает пальцы и продолжает.
– Надо помочь моей жене и её подруге.
– У нас грудной ребёнок, у подруги двое малышей.
– И штук пятнадцать чемоданов…
– Не бросай их и помоги устроиться, я прилечу через неделю – ещё тут есть дела.
– Да хоть сто чемоданов!!!
– Всё сделаю, брат – даже не сомневайся – женщин и детей проведу, как родных.
Валера Малой одобрительно кивает, синие перстни на руках сливаются в один сплошной браслет…
Прощаюсь с Мартом, со всеми – сгребаю в охапку чемоданы, беру за руки детишек и мы исчезаем в глубине аэровокзала Бен Гурион.
Берлин. Аэропорт «Шёнефельд».
Снег?
Да это идёт снег! В голове проносятся слова известной песни:
– Снег кружится, летает, летает
– И позёмкою клубя, заметает…
Около трапа стоят автоматчики, их много.
За мной?
Идиотская мысль:
– Кому ты на хуй нужен – оказывается, это меры против терроризма.
На стоянке такси берём две машины и едем в сторону центра Восточного Берлина.
В одной тачке детишки и я, жена Валеры, её подруга.
Другая машина заполнена чемоданами.
– Что в них может быть?
Да ещё такие тяжёлые…
Серое и угрюмое здание полиции.
Всё, как говорил Малой – народу больше, чем людей.
Пишут какие-то списки, кругом русская речь. Скоро откроется дверь и начнётся приём еврейских эмигрантов.
Выходит переводчица, и я объясняю:
– Это моя жена с грудным ребёнком.
– А вот это родная сестра, тоже с двумя маленькими детьми.
– Мы не можем стоять в очереди, никак не можем! – дети плачут и хотят есть…
Народ напирает со всех сторон.
– Вас тут не стояло!
– Да пошёл ты на хуй!
Отталкиваю какого-то детину с многочисленными родственниками и буквально вваливаюсь в кабинет.
Тут же, втаскиваю, через толпу жену Малого с грудным ребёнком на груди.
Он начинает истерично плакать, рядом уже подруга с малышами…
Хотел ещё и все чемоданы втащить, но переводчица так страшно взглянула на меня, что весь багаж пришлось оставить за дверью.
Немец-полицейский, который ведал приёмом, спрашивает у переводчицы.
– Почему они без очереди?
– Порядок должен быть везде!
– Так я вам о них говорила – это целая семья с маленькими детьми…
– Ну, хорошо, давайте ваши паспорта и свидетельства о рождении.
Нам выдают бумаги, на которых написано – «Бездомные еврейские беженцы». Направляются для расселения и проживания в лагерь беженцев «Эркнер».
Берём такси, на этот раз минибус, и едем на самую окраину города.
Мрачный лагерь для беженцев и переселенцев встречает нас неласково.
Толпа людей стоит у входа в кабинет начальницы лагеря, она никого не принимает и кричит:
– Мест нет!!!
Внешность у неё – типичная эсэсовка из зондеркоманды.
Тогда я хватаю в охапку все чемоданы и начинаю их методично заносить в кабинет, а другой рукой рассаживаю детишек прямо на стульях, возле стола с документами.
Жена Малого и её подруга просто в истерике, они плачут навзрыд – понимая, что ночевать придётся на улице, под открытым небом.
Ага. Сейчас.
Эсэсовка выносит чемоданы вон, орёт и угрожает.
Я тоже начинаю орать.
Заношу чемоданы обратно и попутно объясняю:
– Жить и ночевать мы все будем у вас в кабинете!
– До тех самых пор, пока вы не дадите нам комнату для жилья и ночлега.
– Тем более у нас есть направление, там всё написано…
Сука из зондеркоманды хочет изорвать направления, но я изловчаюсь и хватаю её за руку.
Мне кажется, что она хорошо понимает по-русски – не ошибся я, ох, не ошибся…
Зрачки мои расширяются, и я шиплю начальнице в ухо, как змея:
– Если ты сейчас же не дашь нам комнату, то я загрызу тебя прямо на месте… и пускай меня судят по всей строгости немецкого закона.
Лицо эсэсовки перекашивает злобная гримаса, но результат достигнут.
Она звонит куда-то по телефону – приходит полупьяный немец, то ли он тоже живёт в лагере, то ли работает у неё – хуй его знает…
Вместе с ним и чемоданами в охапку идём в большое и серое здание, поднимаемся на шестой этаж.
Меня расселяют в большую комнату на десять человек, а девчонкам дают отдельную квартиру – на другом этаже. Есть даже небольшая кухня.
Немец уходит, пошатываясь, и говорит… на ломаном русском.
– Завтра надо оформить все документы в кабинете начальницы.
На часах уже полпервого ночи, ноги почти не держат. Девчонки ревут – то ли от радости, то ли от счастья.
Детишки тотчас засыпают.
Спускаюсь к себе на этаж и мгновенно проваливаюсь в объятия Морфея.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.