Глава 1. ИСТОЧНИКИ СИЛЫ
Глава 1. ИСТОЧНИКИ СИЛЫ
Каждый раз, когда человек постигает нечто, ранее недоступное его пониманию, у него возникает чувство, что он владеет всей полнотой знания. Но так ли это на самом деле?
По истечении времени, когда эйфория проходит, человек переходит на новый уровень постижения мировых знаний. Тогда, оглядываясь назад, он уже не станет воспринимать свои «вчерашние» откровения как что-то необычное, сверхъестественное, недоступное пониманию каждого.
Занимающиеся боевыми искусствами кроме физической работы могут и должны учиться взаимодействию с силой духовной, которую не всегда можно ощутить физически.
Мы рассмотрим лишь некоторые способы, позволяющие человеку установить контакт с мировой силой, к которым следует относиться лишь как к одним из возможных способов и не более.
Сила может раздавить, раскрошить человека, но при определенных условиях она же может стать и помощником, союзником человека.
Хотя мы не замыкаемся в рамках только русской национальной традиции, следует обратить внимание на то, например, что некоторые из биоэнергетических упражнений, которые имеются в многочисленных восточных школах, мало подходят нам, пагубно влияя на органы чувств и психику.
А в чем же все-таки причина? Дело в том, что с детства каждый человек воспитывается согласно определенным культурным традициям. Поэтому энергетические упражнения, предназначенные для «накачки» своего тела энергией или силой, дают положительный результат лишь с опорой на веру, культуру, психологию, нейрофизиологию, биоэнергетику и т. п. Конечно же перевес в какую-либо из сторон не даст гармонического пути развития. Наша же задача — стремиться к гармонии. Уместно вспомнить, что в былые времена не существовало деления знания (как свода законов мироздания) на науку и религию.
Издревле, как у других народов, так и у русского народа, из поколения в поколение (от отцов к сыновьям) передавалась родовая сила. Для этого существовали специальные обряды. Их можно найти в исторических писаниях, былинах, а также в сказках, ведь сказки — это отражение высшей (сакральной) реальности.
Обратимся к былинным героям, в частности, к древнерусскому былинному великану Святогору, наделенному свойствами архаических первосуществ, воплощающих стихийную силу.
Святогор обладает сверхъестественной силой, часть которой он перед своей смертью с помощью дыхания передает Илье Муромцу. Отныне Илья становится преемником свойств великана, использует полученную от него богатырскую силу для защиты Отечества от врагов.
Только почитающий предков и сильный духом получает эту могучую силу — силу рода. Поминовение предков — это способ поддерживать контакт с ними, а значит противостоять миру смерти. Именно здесь мы подходим к идее соприкосновения двух миров — нашего (реального) и потустороннего (сакрального), через который идет работа с силой — силой сакральной (божественной, сверхъестественной).
Русский художник В. М. Васнецов (1848–1926), отображавший в своих картинах сказочно-былинный эпос русского народа, о связи реального и сакрального (человеческого и божественного) говорил: «Если признать даже, что Бог — только идея, то идея эта самая драгоценная у человека <…>. Самая возвышенная, трогательная, высочайшая поэзия. Все, что есть доброго, хорошего в человеке и его жизни, вытекает из этой идеи Бога: любовь, подвиг, совесть, честь, долг; вся истина, все добро, вся красота. Вес от Бога, и все идет к возвышенности, к Богу»[2].
Русская философия соединила и обосновала веру в Бога с верой в человека в идее Богочеловека-Христа. Идея богочеловека — чисто русская, православная. Являясь духовно подобием Бога, человек открывает в себе божественное через самопознание; «Результат жизни общества народов и всего человечества, — писал В. Васнецов, — развитие человека как человека. Великий пункт в этом развитии — развитие духовное, т. е. самопознание и самосознание в философском смысле»[3].
В этой связи можно сказать так; изначально человек совершает в жизни те или иные поступки как бы инстинктивно, не задумываясь, не отдавая себе отчета в их мотивации. Затем, в процессе социализации, он начинает руководствоваться сообщаемыми ему извне заповедями, законами и правилами. Благодаря этому все способности и свойства индивидуального «Я» могут раскрываться в полной мере.
Память рода
Одним из первых создателей концепции памяти рода («коллективно бессознательного») был швейцарский психолог, психиатр и философ культуры К. Г. Юнг (1875–1961).
Он первый отметил, что развитие психики современного человека в целом повторяет путь развития всего человечества. (Возможно, человечество повторяет путь развития отдельного некогда жившего человека.) К. Юнг утверждал, что в глубине человеческой души живет память об истории всего человеческого рода, что кроме личных свойств «живут» в человеке и свойства его далеких предков.
Наблюдения Юнга показали, что люди во сне и в состоянии транса, т. е. измененного состояния сознания, «вспоминали» вещи, непосредственно связанные с древнейшими космогоническими и эсхатолотческими идеями.
Юнг, занимаясь исследованием снов, сделал выводы о том, что человеческие сны буквально переполнены древнейшими общечеловеческими образами — архетипами. Получалось, когда человек бодрствует, память предков в нем спит, а когда он засыпает, она пробуждается и властно напоминает о себе. Память предков мы можем ощущать и наяву, но это бывают лишь смутные ощущения.
Мир, в котором мы живем, постоянно напоминает нам о давно минувшем прошлом. И прежде всего это прошлое хранят старые песни. С их помощью происходит встреча современного человека с архаическим человеком, живущим в нем.
Культурная атмосфера складывается из великого множества общенациональных привычек, обрядов, традиций, даже определенных движений, жестов, мимики и т. д. Все это и воспитывает душу, насыщает ее животворными импульсами. Поэтому, усваивая их, мы можем тем самым приближаться к пониманию себя не путем сознания, а путем чутья, интуитивного отслеживания своих состояний.
Еще русский художник М. В. Нестеров (1862–1942), который изображал на своих полотнах людей XIV века, живущих в согласии с Богом, говорил: «Я больше чую, чем знаю». В этом и состоит откровение о внутреннем безмолвном знании. Передача и принятие традиции — это великая наука, и прежде всего, наука послушания, внимательного отношения к былому и к тем людям, которые еще помнят о том, чему и как учили их деды и прадеды. Все это позволяет сохранить непрерывность той «нити», по которой передается родовая сила.
Только сила и знания, проникая из прошлого в настоящее, обеспечивают правильность-ладность нашей повседневной жизни.
Поэтому обязанность каждого сохранять эту связь — дерево без корней засыхает.
Религиозно-магическая практика
Религиозно-магическая практика наиболее полное и всестороннее, на мой взгляд, отражение нашла в работах исследователя Б. А. Рыбакова.
Так, он писал: «Интересной промежуточной стадией между волхвами средневековья и ведунами, знахарями и сказителями XIX в. являются северно-русские скоморохи XVI–XVII вв., которых справедливо считают наследниками языческих волхвов.
<…> Интересна близость двух западнославянских слов:
„knez“ — волхв, жрец и „knize“ — князь. Возможно, что в условиях первобытного родового строя князь (от корня „кънъ“ — основа) был главой семьи и главным исполнителем обрядов. В русском крестьянском быту XIX в. жениха и невесту во время свадьбы называли „князем со княгинюшкой“. На таком семейно-родовом уровне „князь“, очевидно, рассматривался как глава житейских дел и как руководитель семейных религиозных заклинаний.
<…> еще в I тысячелетии до и. э. существовали „события“, „соборы“, „толпы“ — многолюдные общеплеменные сборища со сложным сценарием языческого ритуала, с разработанным комплексом обрядов, сопровождаемых заранее изготовленным реквизитом.
В составе племенной знати должны были быть люди, разрабатывавшие и совершенствовавшие систему обрядов, знавшие (или создававшие вновь) тексты молений и песнопений, мелодий напевов, формулы обращения к богам. Вековая традиция неизбежно должна была переплетаться с творчеством и распространением репертуара»[4] (рис. 1).
Рис. 1. Ведун
[Грушко, Медведева, 1996]
«Волхвы заботились и о религиозном искусстве, придумывая внешний облик идолов, композицию их размещения, символику орнаментальных элементов.
<…> Волхвы сочиняли „кощюны“ для устного исполнения и писали литературные произведения, занося их в летописи»[5].
«Одну из важных жреческих функций мы можем определить по археологическим материалам. Это — календарь, точное определение сроков молений. Мы уже видели сложность и высокую астрономическую точность календаря IV в. н. э. <…> Славянские волхвы аптекой эпохи должны были долго вести наблюдения, как-то фиксировать их, чтобы в конце концов создать безупречное расписание магических молений о четырех периодах дождей на протяжении лета, для фиксации наблюдаемого была придумана особая знаковая система. <…> Создание знаковой системы было, очевидно, делом нескольких поколений „водою влъхвующих“ жрецов, которые „навыкли зело хытрость вльшебъную“».
<…> Волхвы, знающие заклятия от засухи, производящие точные расчеты оптимальных сроков дождей, рассматривались народом как особые существа, умеющие превращаться в волков, повелевать облаками и даже устраивать затмения луны или солнца:
«Облакогонеште от селян влъкодлаци (вурдалаки) нарицаються: егда убо погыбнеть луна или слънце — глаголють: влъкодлаци луну изъедоша или слънце».
Магическим действиям волхвов-волшебников приписывалось влияние на все силы природы <…>.
Чародейство — магическое действие с водой и различными отварами из трав, требующие специального сосуда — «чары». Известны заздравные круговые чары, рассчитанные на сотню участников пира. Такова, например, чара черниговского князя Владимира Давидовича середины XII в. с пожеланием здоровья всем, пьющим из нее. Иногда чародейство понималось как отравление:
«…исходят… чаровницы по лугам и болотам… ищуще смертные травы» <…>.
К облакогонителям и чаровникам иногда присоединяют еще и «кобников», «нарочитых кобников». «Кобь» — гадания о судьбе
Возможно, что гадальный обряд сопровождался какими-то действиями, может быть, ритуальными танцами, так как современный глагол «кобениться» связан с необычными телодвижениями[6].
По всей вероятности, волхвы, кощунники, баесловы, хранильники и другие разряды языческого духовенства деревни, города и княжеского двора были весьма многочисленны, и все это «сословие» было многоступенчатым. Верховного жреца, государственного «руководителя религиозной жизни» страны мы должны представлять себе похожим на летописного Добрыню, брата материн Владимира Святославовича. Брат ключницы княжны Ольги, Добрыня, вышел из дворцовых министериалов. Былина говорит о нем так:
«Да три года жил Добрынюшка да конюхом.
Да три года жил Добрынюшка придверничком.
Да три года жил Добрынюшка де ключникам.
Ключником. Добрынюшка, замочником
Золотой-де казны да жил учетником.
На десятот год туг еду мал ехать во чисто-поле»[7].
Б. А. Рыбаков (на основе сведении XI–XIV вв.) подразделяет мужчин, причастных к языческому культу, на волхвов, волшебников, облакопрогонителей, жрецов, ведунов, чародеев, чаровников, хранильников, потворников, кощунников, баянов, кудесников и кобников.
Женщин, занимающихся религиозно-магической практикой, исследователь классифицирует следующим образом: волхвы (ед. число «волхва»), ведьмы, чародейки, чаровницы, обавницы, наузницы, потворы и потворницы[8].
Заклинание пространства
«… в заклинательном искусстве русской деревни идея пространства содержалась в самом широком смысле, как макрокосм, в состав которого, по понятиям того времени, входило следующее: плоская земля, двое небес над нею? солнце, луна, звезды и подземно-подводный мир, по которому солнце путешествует ночью.
Но наряду с этим космическим образом существовало и другое представление о таком пространстве, где отсчет идет от человека вовне, во все четыре стороны». Именно такое пространство видим мы в многочисленных заговорах <…>. Пространство в заговорах не пустынно, не абстрактно, а наполнено всем, что есть в природе и что создано человеком <…>. Составители заговоров, древние волхвы, заставляли людей, обратившихся к ним за колдовской помощью, перечислять сотни (!) элементов, наполняющих это пространство.
Одним из древнейших выразителей этой идеи пространства, окружающего нас со всех сторон, был знак креста, зафиксированный (за несколько тысяч лет до возникновения христианства) у древних земледельцев энеолита. Крест помешали внутри солнечного круга, чтобы обозначить повсеместность его света, распространяющегося во все стороны. Этих сторон было четыре[9].
«Крест в центре композиции, составленной из растительного орнамента, мог означать идеограмму пространства. В пользу этого говорят слова: „окрест“ (вокруг нас), „окрестности“ (места, окружающие что-либо). Пространство, всесторонне окружающее нас, определено словом, в основе которого не „круг“, а „крест“. Реальным выражением этой связи „крест-пространство“ были перекрестки путей, с которыми связано много поверий, заговоров. „На путях“ хоронили мертвых, на перекрестке дорог былинный или сказочный богатырь выбирает свою судьбу. От перекрестка четыре пути вели „во все четыре стороны“, т. е. в пространство вообще.
Идея заклинания пространства и человека в пространстве прочно владела русскими людьми и после принятия христианства, но к этому времени она начала сливаться с христианской символикой, дополнять ее или, точнее, ассимилировать.
Все, что было рассмотрено выше, говорит о пространстве плоскостного характера, хотя, может быть, ростки и растения растущие по отношению к центру <…> вверх корнями, следует рассматривать как растения иного, верхнего мира, того „ирья“, где находятся души „дедов“?
В пользу объемного понимания пространства говорят несколько более поздние материалы. К началу XV в. (1412 г.) относится великолепный и хорошо известный складень мастера Лукиана. На оглавии этого складня изображен православный шестиконечный крест и в специальных четырех кружках вокруг креста помещены четыре буквы: В, Д, Г, Ш [скрепленные между собой двухсторонние досточки. — Д. С].
Т. В. Николаева убедительно расшифровала их, как обозначение всех направлений объемного пространства <…>. В данном случае перед нами не трехмерное объемное пространство, а необычное „четырехмерное“, так как человек поставил себя в центре объема и отсчитывал глубину от себя»[10].
Помимо креста выразителем идеи пространства, наделенным магическими свойствами, являлся круг. Считалось, что круговая линия, начертанная ножом, зажженной лучиной или углем, защищает человека от злого колдовства и покушений нечистой силы, смерти.
Так, против чумы и других повальных болезней опахивали кругом деревни и села. При добывании кладов и поиска цветов папоротника, при колдовстве и произнесении заклинаний считалось необходимым очертить себя круговой линией для охраны от демонического наваждения. Перед Рождеством было принято давать курам корм, окружая его цепью или обручем, чтобы они клали яйца дома. Существовал обычай в пламя пожара бросать обруч с квасной шайки, чтобы огонь сосредоточился в одном месте и не распространялся дальше.
Круговая черта — кромка — служила границей между мирами. Она отделяла «тьму кромешную», темный мир, «тот свет», где обитают навные сущности — черти (за чертой) и т. д. от мира посюстороннего. Кромешник — это некто, живущий за пределами нашего явного мира, в мире навном, кромешном.
«Навьи — мертвецы или, точнее, невидимые души мертвецов.
Иногда исследователи говорят о культе навий, как о культе предков, но от этого следует предостеречь, так как предки это свои, родные мертвецы, неизменно дружественные, деды, покровительствующие своим внукам и правнукам. Навьи же — это чужие, иноплеменные мертвецы, души врагов и недоброжелателей, души людей, которых за что-то покарали силы природы (души утопленников, съеденных волками, „с дерева падших“, убитых молнией и т. п.). Очень полно раскрывает сущность навий болгарский фольклор: навьи это — птицеобразные души умерших, летающие по ночам, в бурю и дождь „на злых ветрах“. Крик этих птиц означает смерть; „нави“ нападают на беременных женщин и на детей и сосут их кровь. Они — вампиры (упыри), чрезвычайно опасны для людей.
Недаром летописец-церковник приравнял навий к бесам, к злым демонам христианской мифологии. Принесение умилостивительных жертв этим вампирам, субъектам зла, было самой архаичной стадией древних верований: „а прежде того клали требы упырямь и берегыням“. Упыри-вампиры и навьи — порождении первобытного анимистического мировоззрения, когда вся природа во всей своей совокупности и многообразии мыслилась насыщенной духами зла (упыри) и добра (берегини)»[11].
Древний человек считал леса и рощи местопребыванием многочисленных облачных духов, например, леших. Согласно народным поверьям, лешие живут в лесных трущобах и пустырях, но с первыми морозами (в начале сентября) проваливаются сквозь землю, исчезая на целую зиму, а весной как ни в чем не бывало опять выскакивают из-под земли.
Обереги и заговоры служили защитой от них. В колдовских заговорах перечислялись все места в природе и в поселке, где только могут оказаться злые упыри. «Упыри, невидимые навьи, по мнению веривших в них славян, могут напасть на человека везде, всегда и отовсюду <…>. Дом был крепостью, неприступен для навий: „и не смеяху излазити ис хором“.
Чем же были защищены хоромы от повсеместно разлитого „на злых ветрах“ губительного начала? Это прежде всего доброжелательные языческие символы на самых уязвимых участках жилища и двора: изображения солнца, „громовые знаки“, фигуры богини на вершине строения, конские головы в качестве „кнеса“, подковы у дверей и т. п. <…> декоративные (а в свое время магически-заклинательные по своему смыслу) элементы располагаются на воротах, вокруг окон, у застрехи <…>. Сумма подобных оберегов, постоянно присутствующих на всех уязвимых участках дома, и превращала каждую „хоромину“ в недоступное для навий убежище всех членов семьи. Внутри дома (на случай проникновения злыдней) все обиходные предметы тоже были покрыты <…> охраняющими знаками, облегчающими одоление зла внутри убежища»[12].
Считалось, что навьи (рис. 2) всегда враждебны живым. Поэтому даже слишком большая печаль по умершим осуждалась: навий можно накликать, призвать своей тоской, а значит отдать им себя во власть.
Рис. 2. Полочане прячутся от «навий» в свои хоромины
(миниатюра Радзивиловской летописи 1092 г.) [Рыбаков, 1988]
Граница между мирами (царством живых и царством мертвых) соблюдалась строго. Скажем, нельзя париться в бане после полуночи: в эту пору приходят на свой шабаш навьи. Но уж коли забрел в баньку запоздалый купальщик, надобно быть настороже: как услышишь за спиною тихий шепот, как увидишь куриные следы, вдруг возникшие на золе у печки, — быстренько осеняй себя крестом и беги в чем есть, хоть бы и вовсе нагишом, не то настигнут навьи, отнимут душу. Ну а чтобы задобрить их, надобно непременно оставить после себя хоть обмылочек, хоть немножко воды на дне шайки.
Потусторонних сущностей еще называли нежить. Нечистая сила — собирательное имя всякой потусторонней силы. Духи — хозяева определенных территорий, требующие уважения к себе и строгого соблюдения всех установленных ими правил (водяные, русалки, лешие, домовые, дворовые, банники и т. д.). По В. Далю, нежить — «ни люди, ни духи, жильцы стихийные». Например, встречник — злой дух, который в виде вихря несется по проезжим дорогам за душой умирающего преступника или убийцы. Неосторожного путника он может утащить с собою, и тогда никто и нигде более не увидит его. Спастись от встречника можно только одним способом: бросив в вихрь острый нож. Тогда смерч рассечется, а нож, упавший на дорогу, окрасится кровью.
Так же, по народным поверьям, в крутящемся вихре воздуха празднует свадьбу ведьма с чертом. Они невидимы, но если бросить в смерч нож, нечистые тут же явятся во плоти и придут в услужение к смельчаку. Здесь нож выступает как предмет, подчиняющий себе силу.
Образы водяных, русалок, леших, домовых, дворовых, банников и т. д. говорят о том, что реальность, существующая вокруг нас, относительна. Сон и наши фантазии тоже в какой-то мере реальны, хотя есть основания полагать, что эта реальность особая…
Мифы и сказки содержат символы реальной жизни. Это мы можем видеть в пророческой былине «Как Святые горы выпустили из каменных пещер своих русских могучих богатырей». Она была записана в 1925 г. профессором Н. Мишеевым и опубликована в 1938 г. за границей. По словам Мишеева, во время исполнения былины народная сказительница столь реально созерцала нечто «позади» присутствовавших, что ему даже захотелось оглянуться, чтобы самому увидеть неведомое.
Я не буду пересказывать былину, лишь коротко познакомлю Вас с тем, как ее комментировал в 1992 г. исследователь, историк-этнограф С. О. Прокофьев: «Из пяти русских богатырей, упоминаемых в былине, особенное значение имеют три: Илья, Добрыня и Алеша. В полном цикле русских былин они занимают центральное место и олицетворяют собой <…> три душевных члена русского человека: его душу ощущающую (Илья), душу рассудочную, или характер (Добрыня), и душу сознательную (Алеша). <…> силу еще младенческого состояния души сознательной, у русских людей именно она первой поддается искушению. Оно [искушение. — Д. С.] начинается с Алеши, который в начале былины выступает как носитель такой незрелой, а потому легко склоняющейся к материализму, души сознательной. Поэтому именно он соблазняет остальных богатырей к гордости своей чисто внешней земной силой, к похвалению одной лишь головной мудростью. Возникнув в душе сознательной, этот люциферический соблазн быстро распространяется и на два других члена душевного существа русского человека, представленных образами Добрыни и Ильи.
Таким образом, <…> искушение направлено здесь против всего земного развития.
<…> Наказанные за свою гордыню, пребывают отныне русские богатыри в каменном заточении, ничего не воспринимая „в темноте“ своими внешними, физическими чувствами и связанным с ним рассудком они снова обращаются к высшим силам своих душ, к слышащему, видящему и все постигающему „разуму“.
И то, что им открылось — это совершающая в их отсутствие полонение всей Святой Руси „Кривдой“:
Как по Святой Руси Кривда пошла разгулялася.
Сама Кривда поганая, басурманская,
Как она поедом ест народ православной,
Церкви Божий закрывает,
Людей русских убивает…
„Кривда“, как противоположность „Правде“, является в былине существом, которое целиком состоит из одной только лжи»[13].
Очистившись страданием, русские богатыри покидают недра Святых Гор и начинают битву с Кривдой. Они выступают против нее в особом порядке: «спереди Илья, справа Добрыня, слева Алеша, сзади Иван, а вокруг со всех сторон, где только мощь его нужна — Василий». Тридцать дней, три часа, три минуты бьются с Кривдой русские витязи. Число 333, составляющее половину числа апокалиптического зверя, раскрывает нам тайну, стоящую за Кривдой. Этому числу в былине противопоставлено другое: «булавой в сорок пуд» вооружен Илья. Число сорок указывает на непосредственную связь богатыря с духовным миром. Сорок дней — время, прошедшее между воскрешением Христа и его вознесением. После смерти человека, его душа, согласно поверью, окончательно соединяется с духовной сферой.
«Еще одна из возможных интерпретаций числа русских богатырей заключается в следующем. Сама последовательность „Илья — Добрыня — Алеша“ связана, как мы видели, с путем, ведущим к одухотворению души сознательной, из которой со временем должна произрасти новая духовная жизнь. Ее началом уже является вопрос Алеши, заданный „свет-Егорию“. Затем к Алеше присоединяется Иван Гостинный, купеческий сын <…> и Васька Буслаев от свободного Новгорода <…> как представитель демократического народовластия („вече“). Таким образом, в целом мы получаем следующую картину:
При этом импульс Ивана является как бы метаморфизированным и поднятым на более высокую ступень экономическим импульсом Ильи (последний происходит ведь из роду крестьянского), а импульс Василия — метаморфизированный импульсом Добрыни, боярского сына <…>, предшественника будущего русского дворянства — основы государственно-правовой жизни царской России»[14].
В связи с разговором о том, как высшая (сакральная) реальность может раскрываться при помощи символов и метафор, предлагаю рассмотреть тему перекрестка дорог, распутья. Издревле перекрестки дорог назывались крестами.
«Для бойцовского обряда крест — это символ четырех последовательных изменений времени, сторон света, перепутья, выбора дороги и пересечения двух противоположностей, сливающихся в общее качество в месте пересечения. К тому же считалось, что на крестах любят собираться предки и присутствовать на бойцовских схватках, наблюдая способность своего рода к жизни и борьбе»[15].
Обычно кресты были вдали от селения, где-нибудь в лесу, чаще всего это место было постоянным местом гадания.
«Во многом близки друг другу обычаи биться на горках (часто курганах), замерзших реках и мостах. В древнерусской мифологической традиции гора, река Смородина и Калинов мост являлись образом преграды, встающей после смерти на пути воина в светлое царство Вирий, когда душа бойца отправлялась в мир иной, к предкам»[16]. Бой на физическом плане моделировал путь воина в мире невидимом.
С перекрестком связана проблема выбора пути. Выбирать и иметь возможность сделать выбор — это отражение внутренней гибкости и свободы поведения.
Отсутствие выбора является следствием самолюбования и неспособности отойти от стереотипов. Допустим, какие-то действия приносят пользу или дают положительный результат один, два раза, а потом (в седьмой раз) можно не получить желаемого результата. Если человек все равно будет продолжать делать то же самое, он откажется от возможности выбирать и гибкости поведения. Как правило, к этому приводит потеря остроты восприятия, неспособность трезво оценить сложившуюся обстановку.
На Руси понятие «судьбы» связано с образом красивой девушки (символ Руси). Судьба неоднородна — это и Лихо, и Талан; и будни, и праздники, между которыми располагаются все наши удачи и неудачи.
«В язычестве развитие человеческого (Божьего) — в человеке рассматривалось как непрерывная цепь поступков из прошлого в будущее, из жизни в жизнь. Цель человеческой жизни — прожить ее достойно, чтобы в результате набора определенного комплекса добродетели вступить на благословенную твердь острова Буяна — приблизиться к Богу.
Выбор поступков в каждой ситуации — это выбор своего шага на лестнице восхождения к Богу. Жизнь вообще рассматривается как путь по лестнице, и каждый поступок либо поднимает человека на ступень или несколько ступеней к Свету, либо опускает его вниз — к Тьме.
Поэтому особое место в нашей традиции занимают понятие Подвига. Не шажка по лестнице, а сильного сдвига, прыжка, приближающего к Богу. <…> Смысл подвига вообще — самоотречение и жертвенность»[17].
Согласно православию, «существует брань видимая, чувственная, где враги видимые, телесные; но наравне с этой бранью существует еще и брань мысленная и невидимая, какую каждый христианин воспринимает с того часа, как окрестится и даст перед Богом обет — воевать за Него, во славу божественного имени Его, даже до смерти, и о врагах бестелесных и неявных, из каких суть различная и похотения плоти, демоны злые и человеконенавистные, день и ночь не перестающие воевать против нас.
Воины, ведущие борьбу в этой невидимой брани, по сути все христиане: военачальником их изображается Иисус Христос, окруженный и сопровождаемый тысяченачальниками и стоначальниками, т. е. всеми чинами ангелов и святых; поприще брани, бранное поле, место, где происходит самая борьба — есть собственное наше сердце и весь внутренний мир человека, время брани — вся наша жизнь.
Какая же суть оружия, в которую облекает своих воинов эта невидимая брань? Шлемом для них служит совершенное на себя неверие и совершенное на себя ненадеяние; щитом и кольчугой — дерзновенная вера в Бога и твердое на Него упование; броней и нагрудником — учение о страданиях Господа; поясом — отсечение плотских страстей; обувью — смирение в немощности своей, постоянное признание и чувство; шпорами — терпение и искушение; мечом, который непрестанно держат они в одной руке — молитва, как словесная, так и мысленная — сердечная; копьем трехострийным, который держат в другой руке — твердая решимость отнюдь не соглашаться на большую страсть, отрывать ее от себя с гневом и ненавистью от всего сердца»[18].
«Центральной темой нравственной философии русского воинского искусства стала борьба с Кривдой на земле и утверждение Правды, причем бой должен вестись и в физическом, и в духовном плане бытия.
Кто будет Кривдой жить.
Тот отчаянный от Господа,
Та душа не наследует себе Царства Небесного;
А кто будет Правдой жить,
Тот причаянный по Господу,
Та душа наследует себе Царство Небесное.
Эти строки взяты из „Голубиной книги“ — древнего эпического стиха.
С незапамятных времен символ боя Кривды и Правды — два сцепившихся волка — стали эмблемой русского воинского мировоззрения»[19] (рис. 3).
Рис. 3. Символ единоборства
[Рыбаков, 1988]
Б. А. Рыбаков о смысле этой композиции пишет: «Смысл этой парной композиции, очевидно, в том, чтобы дать символ борьбы, противостояния равных сил. Наличие пышного ростка между телами волков, быть может, указывает причину схватки — борьбу за жизненную силу, олицетворяемую в средневековом искусстве ростком, распускающейся почкой, шишечкой хмеля»[20].
Миру, представляющему собой борьбу и единство противоположностей, люди дали свое название, разделив его на два лагеря, белое и черное, доброе и злое, Правду и Кривду и т. д.
На Руси с незапамятных времен существовали понятая «явь» и «навь». Явь — светлая сила, управляющая миром. Противостоит нави. Навь — темная сила, управляющая миром. Противостоит яви.
Явь и навь являются истинными противоположностями. При наложении яви и нави мы получаем, как отмечено в работе у Г. Базлова, порубежное место (правь), которое мы можем воспринять в определенном состоянии нашего сознания. Здесь переплетаются пространство и время. Правь — всеобщий закон, установленный Творцом, согласно этому закону существует мир. Это будущее, грядущее, настоящее.
Явь — это то, что называют порядком, ладом, космосом, сансарой. Это космический разум, в котором у каждой отдельной вещи существует свой порядок. Порядки разных вещей могут быть похожи и в то же время иметь индивидуальные отличия. Каждая эпоха имеет свой порядок, называемый явным временем.
Навь — отсутствие порядка, разлад, хаос, нирвана. Великая неопределенность и бесконечность и есть навь (навный мир).
Эти противоположности постоянно сменяют друг друга. «Задача каждого бойца — утвердить на земле правду. Для этого ему необходимо убить зверя Кривду в себе и вокруг себя, только после этого он сможет войти в Царствие Небесное или (по языческой традиции) пройти над рекой Смородиной (смор — смерть — Убивающая) по Колинову мосту (коло — круг, цикл новой жизни в новом качестве), победить Змея, охраняющего мост, ведущий на остров Буян, не сорваться в реку небытия — Смородину. Сделать это может только человек, способный на самопожертвование, лишенный корысти и эгоизма, — Иван-дурак, крестьянский сын. Как же может победить воин Кривду, воплощенную в волке (у нас, на Земле) или в Змее Горыныче (у чертогов вирия, на грани миров)? Только следуя по пути Правды»[21].
В качестве такого бойца с Кривдой рассмотрим героя русской народной сказки «Иван Быкович». Напомню сюжет:
В некотором царстве, в некотором государстве родились в одно время у царицы, ее любимой кухарки и коровы сыновья. «Стали ребятки расти не по дням, а по часам <…>. Все три молодца на одно лицо удались, и признать нельзя было, кто из них дитя царское, кто — кухаркино и кто от коровы народился»[22]. Силы они были недюжинной. Но Иван Быкович, коровий сын, оказался сильнее братьев своих, и поэтому решили, будет он старшим.
Как-то пошли братья гулять по саду и нашли громадный камень. Иван-царевич с места его сдвинуть не смог. Иван, кухаркин сын, камень чуть-чуть подвинул. А Иван Быкович «как двинет его ногой — камень ажио загудел, покатился на другую сторону сада и переломал много всяких деревьев. Под тем камнем подвал открылся, в подвале стоят три коня богатырские, по стенам висит сбруя ратная: есть на чем добрым молодцам разгуляться»[23].
Камень этот находился как раз на перепутье, момент выбора, когда белый и черный волки, Кривда и Правда бьются за сердце человека, стараясь повлиять на путь, которым будет идти человек до конца дней своих.
Сели богатыри на коней «и в путь-дорогу пустились… Ехали по долам, по горам, по зеленым лугам и приехали в дремучий лес; в том лесу стоит избушка на курячьих ножках, на бараньих рожках, когда надо — повертывается»[24].
Лес — это уже другой мир, другая реальность. А избушка охраняет вход в этот мир, ведь не случайно стоит она к лесу передом, а к пришедшим задом, другими словами, находится она в месте соприкосновения нашей и не-нашей реальности (явь — навь). Живет в избушке Баба-Яга.
Баба-Яга — старая и мощная колдунья (волшебница). Ей служат лягушки, черные коты, вороны, змеи — все существа, в которых «уживаются» угроза и мудрость.
Баба-Яга в сказках выполняет функцию помощника, проводника в другой, чужой, сверхъестественный мир. Баба-Яга одновременно принадлежит двум мирам (находящихся на границе), поэтому она имеет больш?ю гибкость поведения и обладает большой силой.
Иван Быкович рассказывает Бабе-Яге о том, что едет он с братьями на реку Смородину, на Калинов мост, слышал он, что там не одно чудо-юдо живет.
«Братья переночевали у бабы-яги, поутру рано встали и отправились в путь-дорогу. Приезжают к реке Смородине; по всему берегу лежат кости человеческие, по колено будет навалено!
<…> Пришло дело к вечеру. Говорит Иван Быкович: „Братцы! Мы заехали в чужедальную сторону, надо жить нам с осторожною; давайте по очереди на дозор ходить“. Кинули жребий — доставало первую ночь сторожить Ивану-царевичу, другую — Ивану, кухаркину сыну, а третью — Ивану Быковичу»[25].
Но Иван Быкович не понадеялся на своих братьев, тайно ходил вместе с ними по ночам в дозор и бился за них с трехглавым и шестиглавым чудовищами, т. е. с нечистой силой. Срубал им головы и складывал их под Калинов мост, а тела бросал в реку Смородину. Таким образом, он уничтожил силу нечистую, уничтожил ее на космическом уровне, но через Калинов мост он не переходит, так как это путь перевоплощения, чего в данный момент ему не требуется.
Затем Кривда, в облике чудо-юдовых жен, искушает воинов, напуская на них голод, жажду и сон. И только Иван Быкович не позволяет нечистой силе одурачить себя и братьев. Не вышло дело темное. Тогда Кривда воздействует уже не на физические желания, а на положительные душевные качества братьев.
«Сгибли чудо-юдовы жены. Как проведала о том старая ведьма, нарядилась нищенкой, выбежала на дорогу и стоит с котомкою. Едет Иван Быкович с братьями, она протянула руку и стала просить милостыни <…>. Иван Быкович вынул червонец и подает старухе; она не берется за деньги, а берет его за руку и вмиг с ним исчезла»[26].
Здесь мы видим бесконтрольное действие, которое приводит к печальному обороту в жизни. Простой человек подвержен своим желаниям и не контролирует каждое свое действие, мысль, реакцию.
В чем причина того, что герой русских сказок — Иван-дурак?
Дурак — это неординарный человек, он молод и, как ребенок, на все реагирует интуитивно, спонтанно. Это очень важно: интуиция — эффективный и своевременный помощник при встрече с неизвестным.
Таким образом, Иван Быкович в большей степени свободен от Кривды, чем его братья. Его поведение определяют такие слова, как могу, хочу, а это значит, что в герое сильно творческое начало.
Порождая его потребности и возможности, оно дает им гармонично реализоваться в его последующих действиях.
Выбор действий означает гибкость поведения. Выбирать — значит быть свободным. Суть понятия «свобода» нам видится в полном удовлетворении наших запросов, полной реализации нашей личности. Или, говоря по другому, свобода — это способность и возможность достичь своего предназначения.
Именно так понимал свободу Л. Джуссани. В своей книге «Реальность, разум и религия» он говорит о том, что свобода — это устремление человека к своему предназначению, его опыт познания истины о самом себе. Господь говорил: «Истина сделает Вас свободными», а Бог-Творец и является истиной.
Представим себе все мироздание, всю реальность в виде окружности.
Люди, воспринимающие эту реальность субъекты, всего лишь точки, которые появляются внутри этой окружности в момент своего рождения и исчезают из нее после своей смерти.
«В мире нет ничего такого, чего воин не должен принимать в расчет. <…> воин рассматривает себя как бы мертвым, поэтому ему нечего терять. Самое худшее с ним уже случилось, поэтому он ясен и спокоен»[27].
Если мир может сделать со мной все, что угодно, то он не может победить меня, мной овладеть, меня объять, я превыше его, я свободен.
В этом и заключается парадокс: свобода есть зависимость от Бога-Творца. Человек существо зависимое, ибо он зависит от Того, кто стоит у истоков всего сущего, т. е. от Бога.
Поэтому человек, не доверяющий Богу-Творцу, пребывает в большой неуверенности, страхе, сомнениях и не имеет той степени свободы, о которой мечтает.
Соприкосновение миров
Границу между реальным и ирреальным (сверхъестественным) мирами мы можем с легкостью обнаружить в волшебной сказке. Здесь она выражена весьма ярко и конкретно. Сказочный герой часто пользуется такой границей (пространством перехода, или медиативным пространством) как способом проникновения из мира в мир. В качестве примера можно взять образ колодца или дупла, открывающих дверь в запредельное. Влезание на Небо по высокому дереву, путешествие за море и под воду, полет на птице и т. д., — все это способ проникновения из мира в мир в порубежном месте.
Чужое пространство может быть представлено как перевернутое по отношению к пространству обыденному, своему. Согласно мифологическим представлениям, к пространствам-медиаторам относятся: лесные чащобы, пустоши, пещеры, дупла деревьев, перекрестки дорог, мосты, границы селений и полей, лестницы, болота, омуты, водовороты, колодцы и даже сосуды с водой, многие деревья (осина, орех, груша); подполья и чердаки, места за и под печкой, бани, овины, хлев, а также все труднодоступные для человека места. Именно там концентрируется потусторонняя сила.
Все ритуалы очищения, связанные с водой и огнем, также служили границей, за которой (после очищения) человека ждало возрождение в новом качестве.
По мнению Г. Н. Базлова[28], пространство-медиатор является местом примирения и накопления наиболее значимого динамического массива знаний, доступных посвященным. Располагаясь между сакральным и бытовым, зона перехода является наиболее динамичной, именно там происходит зарождение и жизнь нового.
Обратимся к современному пониманию этих миров. Согласно современной интерпретации, миры, располагающиеся по одной хроносной прямой, исходящие из разных ее точек, называются параллельными и имеют вид натянутых струн. Обычно они повторяют одну и ту же реальность, но в разных ее вариантах. Однако есть еще и инфрапараллельные миры, которые населены отличными от людей существами с совершенно непохожим на наш менталитетом.
Инфрапараллельный мир — место пребывания духов и духовных сущностей, это тонкий незримый мир, материально не предъявленный. Несмотря на это они все же имеют одну с нашим миром основу и рано или поздно пересекается с ним, открывая временные дыры или создавая ситуации катастроф, сталкивая индивидуума с самим собой в его недалеком прошлом или ближайшем будущем.
Помимо случайного вскрытия временных дверей имеются еще и изотопные хронодоры (временные коридоры), предназначенные для «аварийных» ситуаций, когда та или иная временная действительность находится на грани естественного или искусственного вырождения, и подвергаются смерти миллиарды людей. Так как параллельные реальности бесконечны в их количестве (протяженности), и многие из них незаняты живыми существами, то всегда есть возможность такого перехода.
Именно это сделал Ной, прислушавшись к голосу божественного провидения. Он, следуя за посланником Бога, пересек через семь дней хронолабиринт по вертикали и оказался на новой земле, ранее никем не обжитой.
«Аварийные двери» открываются только в крайних случаях, действуя как рефлекс выживания: система сама распахивает оболочки, даруя спасение. Такие «двери» не могут перепроводить большое количество живых существ, так как они не транспортабельны из-за сжатого хронорежима, поэтому выживают избранные.