Анатолий Тарасов, заслуженный тренер СССР

Анатолий Тарасов, заслуженный тренер СССР

В прощальном слове на траурном митинге перед тысячами людей, перед верными друзьями хоккея и Харламова, собравшимися на Новокунцевском кладбище, я говорил, что Валерий не знал своего величия. И вот теперь, близко знакомый с ним почти два десятилетия, я хочу рассказать о том, что Валерий был действительно великим хоккеистом, хочу убедить вас в том, что он не ведал истинных масштабов своего поразительного дарования, никак, никогда, ничем и ни перед кем не подчеркивал своей исключительности и вообще был редкостно чистым и честным, порядочным человеком…

…Харламов был просто-напросто создан для хоккея, весь, что называется, заряжен на эту мужественную, хитроумную, скоростную игру. Он сражался с чехословацкими, шведскими, американскими асами хоккея, со знаменитыми, крайне опасными и чрезвычайно умелыми канадскими профессионалами. И он блистал ярче всех в этом окружении звезд, был сильнейшим среди сильнейших, первым среди равных.

Когда он был приглашен на финал Кубка Стэнли в Канаду, переполненный до отказа огромный ледовый стадион приветствовал его стоя. Суперзвезду хоккея узнавали на улицах Монреаля и Праги, Стокгольма и Москвы. Да что там! Помню, как канадские хоккейные менеджеры довольно недвусмысленно заявляли и в частных беседах, и в интервью для печати, что мечтают заполучить Харламова. Назывались даже фантастические цифры его предполагаемых гонораров, превышавшие, для сравнения, годовое жалованье президента США, суммы, выплачивавшиеся самым знаменитым канадским «профи». Сведения такого рода, разумеется, доходили до Валерия, но он – и это показательно для его характера – никогда и словом не обмолвился, что знает об этих лестных предложениях, не бахвалился, как иные из его коллег, обласканные славой.

В чем же, собственно, состояло дарование Харламова, почему его считали сильнейшим форвардом этой самой популярной в мире игры? Он владел в необычайной степени тремя скоростями: взрывной быстротой передвижения и маневра на льду, молниеносной реакцией на малейшие изменения игровой ситуации и поведения партнеров и соперников, нестандартной быстротой технического мышления. Вот они три скорости Валерия Харламова. Эти три способности, в отдельности встречающиеся у многих, образовали в хоккейном творчестве Валерия удивительный сплав.

Но это еще далеко не все. Обводка Харламова – это уже почти легенда. Перехитрить, переиграть в единоборстве не одного, а нескольких противников, и не единожды, а снова и снова, с легкостью поразительной и внушающей соперникам неуверенность и почтение – этим был славен Харламов.

Вспомним, как в Москве, в решающем матче со сборной Канады, командой, составленной из звезд профессионального хоккея, он один, да – один, принес нашей команде победу. Первого канадца он обвел своим коронным финтом – обманным кивком головы в сторону, отчего тот кинулся наперерез, туда, куда Валерий и не собирался двигаться. Второго, который намеривался на подкате столкнуться с Валерием, он обыграл, резко затормозив и одновременно развернув туловище, так что противник промахнулся и пролетел мимо. А третьему он показал, что якобы потерял шайбу, умышленно опустив ее от крюка, и, когда канадец дотронулся до шайбы, предвкушая, видимо, радость от того, что отнял ее у самого Харламова, Валерий налетел на него, ударом плеча опрокинул на лед, овладел шайбой и оказался один на один с вратарем Чиверсом.

Как бы шутя, чуточку даже игриво приблизился Валерий к опытнейшему голкиперу канадцев, сделал замах клюшкой и выпад влево с явным намерением пробить в правый от вратаря угол ворот. Его финт, положение тела, его глаза и веселая улыбка были до того естественными, что вратарь просто не мог не поверить в очевидность харламовского замысла и начал смещаться вправо. Но Валерий сыграл иначе – неуловимым движением он послал шайбу верхом в левый угол ворот.

Описать его действия в этот незабываемый момент вроде бы не слишком сложно. Но сыграть так против столь сильного противника – это почти невозможно. Не верилось глазам своим. А между тем Харламов делал подобные вещи не раз, и каждый раз это были прекрасные минуты.

Существует, хотя и довольно условное, деление мастеров хоккея на игроков коллективных и индивидуальных. По этой классификации виртуоз Харламов вроде бы должен был считаться закоренелым индивидуалистом, чуть ли не эгоистом на площадке. Но до какой степени это неприменимо по отношению к нему! Вот уж кто умел по-детски непосредственно радоваться удаче товарища, да и не просто радоваться ей, а изо всех сил помогать рождению такого успеха, буквально создавать его!

Пас – выверенный, ювелирно точный, скрытый от противника и известный партнерам был изобретен в нашем хоккее довольно давно. Его применял еще Николай Хлыстов – нападающий команды «Крылья Советов» и сборной страны на заре освоения этой игры. Отлично использовали его Александр Альметов, Александр Уваров, Анатолий Фирсов, Борис Майоров, Владимир Викулов и многие другие. Но так искусно, так творчески и хитро, как делал это Харламов, пасовать никому не удавалось.

Он влезал в самое игровое пекло, угрожая молниеносной обводкой нескольких соперников, создавая реальную опасность взятия ворот. Противники отчаянно наваливались на него, пытаясь блокировать, отнять шайбу или просто сбить с ног. И это освобождало от опеки партнеров Харламова. А он в какое-то мгновение скрытым, «кистевым» броском пасовал товарищу по команде, находившемуся в выгоднейшей голевой позиции.

Для такой комбинации мало самой взыскательной, отточенной техники. Тут необходимо обладать особым зрением, позволяющим видеть всю площадку, всех соперников и всех партнеров одновременно. Тут надо уметь со скоростью самого современного компьютера просчитать все мыслимые варианты, выбрать лучший и реализовать его – либо сыграв самому, либо отдав шайбу товарищу, но не тому, от кого ждут и кого стерегут противники.

Именно творческим восприятием уроков Харламова можно в значительной степени объяснить яркую, тонкую и сложную игру нынешних перспективных молодых нападающих Владимира Крутова, Сергея Макарова, Сергея Шепелева, Игоря Ларионова, Александра Кожевникова.

Валерий был, с моей точки зрения, большим психологом в хоккее; его отличали не только ясность и остроумие собственного замысла, но и умение с легкостью разгадывать замыслы соперников. Со стороны казалось даже, что он заранее знает все, что может придумать хоккеист, кидающийся ему наперерез. Харламов на льду был постоянно, ежесекундно готов к единоборству, может быть, оттого он и был напрочь лишен стремления к конфликтам в жизни. Его терпение, добродушная снисходительность просто удивляли.

Я помню, как однажды канадцы устроили форменную охоту на него. Цель была понятна: вывести Валерия из игры и тем самым обеспечить канадской команде шансы на победу. На роль «костоломов» были приглашены опасные люди – Кларк и Круэ. Кто помнит крупно показанные по телевидению лица этих «профи», тот поймет, что это за ощущение – все время чувствовать, что тебя ищут и твоего увечья добиваются. Однако и Харламов был не прост и сделан отнюдь не из одуванчиков, вот как-то раз им удалось довольно сильно сбить его на лед. Ребята в один голос говорили мне, что это не просто столкновение, что канадцы собирались не использовать силовые приемы, разрешенные правилами, а сломать Валерия. Я спросил его самого, так ли это, но он сказал, что ничего особенного не произошло и что он виноват, коли не нашел противоядия против грубости.

Спортивная жизнь такова, каковы люди, посвятившие себя спорту. Валерий был истинным рыцарем хоккея – благородным до конца, за что его уважали и любили все, кто выигрывал у него и кто проигрывал ему. Он не любил поражений. Не мог смириться с тем, что другая команда сильнее его команды. И когда ЦСКА или сборная времен Харламова проигрывали, соперники боялись следующего матча больше прежнего. Знали, что на лед выйдут Михайлов – Петров – Харламов – великолепная тройка, не сломленная поражением, а, наоборот, набравшаяся новых сил, новой отваги, новой непримиримости в борьбе за победу. Это было не непомерное честолюбие, хотя и в нем для спорта нет ничего ужасного, а в чистом виде явленные азарт и мужество бойца, не умеющего сдаваться на милость победителя.

И еще это было уважение к зрителям. Хоккей – всегда спектакль с сюжетом, не известным заранее никому. Сплошь и рядом матчи любого уровня и ранга преподносят сюрпризы, поражающие даже знатоков. За то, наверное, и любят игру во всем мире. Так вот Валерий ценил доверие зрителей, пришедших на стадион, чтобы посмотреть на его игру. Он считал глубоко недостойным схалтурить, поберечь силы, когда команда буквально ложится костьми, избежать силового единоборства с соперником, превосходящим в габаритах и в весе. Валерий никогда не спорил с судьями и редкие наказания – удаления на две минуты сносил сдержанно и терпеливо. Он был корректен еще и потому, что понимал: судья может не заметить, тренер может просмотреть, товарищи по команде могут не понять, а публика… Публику не проведешь. Не случайно мало кто из самых одаренных хоккеистов пользовался у многомиллионной хоккейной аудитории такой любовью и таким уважением, как Харламов.

К своей популярности он относился так же просто, скромно и деловито, как к любому делу или обязанности. Часами, не ленясь, он ставил автографы поклонникам хоккея, щедрой рукой раздавал значки мальчишкам и взрослым. Безотказно ездил он на десятки выступлений, рассказывал слушателям о любимой игре, откровенно отвечал на вопросы. Как в театр ходят на Плисецкую, на Атлантова, на Смоктуновского, так и на стадион ходили на Харламова.

Казалось, жизнь прекрасна! Ровная широкая дорога к славе продолжала расстилаться перед Валерием Харламовым, и вроде бы у него теперь была только одна проблема – где бы найти такую высоту, которую он еще не покорил. Но жизнь непредсказуема и любого может мгновенно сбросить с Олимпа. Так произошло и с ним.

26 мая 1976 года, меньше чем через две недели после свадьбы, Валерий и Ирина попали в аварию на Ленинградском шоссе, когда ночью возвращались из гостей. Валерий решил обогнать медленно ехавший грузовик, но когда выехал на встречную полосу, на него из-за встречного грузовика выскочило такси. Он резко вывернул влево, съехал с дороги и врезался в столб.

Мать Ирины вспоминала ту ужасную ночь: «Какое-то время после свадьбы Ира с Валерой жили отдельно от меня. Однажды звонят мне на работу: не посидишь ли завтра с маленьким Сашей – они куда-то в гости собрались. Условились, что они еще перезвонят. На другой день я жду звонка, думаю, может, нашли кого в няньки, как вдруг звонит знакомая и говорит, что они на своей «Волге» разбились. Валера больше месяца лечил переломы ног и ребер. А у Иры тоже был перелом ноги, раздробление пятки и сильнейшее сотрясение мозга».

Вспоминал об этом и Владислав Третьяк: «Возвращаясь ночью домой на автомобиле, Валера не смог справиться с управлением и… машина разбилась вдребезги, а Валеру и его жену доставили в госпиталь. Плохи были дела у Харламова: переломы лодыжек, ребер, сотрясение мозга. Только женился человек, и вот на тебе – «свадебное путешествие» в армейский госпиталь. Долгое время врачи не были уверены в том, сможет ли Харламов снова играть в хоккей. Два месяца он провел на больничной койке. Только в августе Харламов встал и сделал первые самостоятельные шаги по палате. Но чтобы выйти на лед – до этого ему было еще ох как далеко…»

Я никуда не спешил. Но грузовик, едущий впереди, катился вызывающе медленно. Он мне даже успел надоесть, этот грузовик. И я решил обойти его. Включил мигалку поворота и взял чуть левее, увидел идущую навстречу грузовую машину, подумал, что легко проскочу между двумя грузовиками, только добавлю скорость. И в ту секунду, когда я нажал педаль газа, из-за мчавшейся навстречу машины показалось такси. Видимо, мы в одно мгновение ударили по тормозам. Резина на задних колесах моей «Волги» была уже почти «лысой». Машину повело резко влево и швырнуло на столб… Вот так и началась эта рукопись. Почти так. Потому что в первые две-три недели пребывания в госпитале (у меня были перебиты ноги и сломаны два ребра, у Иры, жены, ноги тоже оказались в гипсе) практически не было свободного времени. То, что работники ГАИ называют ДТП – дорожно-транспортным происшествием, вызвало, к моему изумлению, какой-то необычный интерес у приятелей, знакомых, полузнакомых и вовсе незнакомых мне людей. Скучать не приходилось: какими бы строгими ни были порядки в госпитале в Лефортово, заборы, как известно, для того и возводятся, чтобы в них были щели. Анатолий Фирсов пояснил мне едва ли не с гордостью, что к нему много лет назад таким путем проникала сюда жена. Но на пальму первенства претендовал и другой знаменитый хоккеист – Владимир Лутченко: его усилиями решетка была раздвинута настолько широко, чтобы мог пролезть человек, обладающий габаритами этого могучего защитника.

Потом возникли слухи. Первые оказались неинтересными – Харламов был навеселе (как вариант – пьян) и потому попал в автокатастрофу. Затем фантазия начала разыгрываться. Оказывается, я вез в машине Александра Якушева с женой, и спартаковец тоже пострадал, а у Саши ни разу пока не было случая сесть в мою машину. Дальше – хуже. Речь шла уже не о травмах, а о самом печальном. Говорили, что разбился вместе со мной другой игрок ЦСКА и сборной страны Геннадий Цыганков. Удивительно, но находились даже очевидцы трагедии.

Потом о моих неприятностях рассказал «Советский спорт».

Слухи поутихли.

Поток посетителей превратился в ручеек.

Дыру в заборе заварили.

Я уже начал было готовиться к выходу из госпиталя…

12 августа, когда из Свердловска транслировали матч двух команд – ЦСКА и сборной Советского Союза, телекомментатор сообщил, что через две недели врачи меня выпишут.

А утром в тот день мне снова наложили гипс на правую ногу, сказали, что снимут не раньше чем в начале сентября.

Харламов получил двухлодыжечный оскольчатый перелом правой голени, перелом двух ребер, сотрясение мозга и множество ушибов. Врачи советовали ему завершить спортивную карьеру, но он и слышать об этом не хотел. Он начал ходить на костылях, с каждым днем все больше, и в конце концов они смирились и сказали: «Все зависит от вас. Шансов вернуться на лед немного, однако они есть. Вам предстоит нелегкий путь». В палате для него оборудовали специальную комнату, где у него стояли гири и где он мог заниматься атлетическими упражнениями.

Друзья его не забывали, приносили новости, подкармливали чем-нибудь вкусненьким, но самое главное было то, что Михайлов и Петров ему сказали, что в сентябре сборная собирается ехать на Кубок Канады, но их тройка без него не поедет. Это была такая моральная поддержка, такой стимулятор, с которым не сравнилось бы никакое лекарство.

Матч за матчем.

Сезон за сезоном.

Длинная-длинная вереница хоккейных баталий.

Упругий, насыщенный ритм спортивной жизни.

Я знаю, что буду делать завтра, где буду через три дня и куда поеду через неделю.

Хорошо выучил расписание самолетов на Новосибирск, Челябинск, Прагу и Стокгольм.

В октябре, ноябре, феврале и марте (сдвижка во времени возможна самая незначительная!) играю против Александра Якушева и Александра Мальцева, в сентябре вместе с двумя Сашами против Фила Эспозито или Бобби Халла, в декабре и апреле против Владимира Мартинеца, Франтишека Поспишила, Дана Лабраатена и Ульфа Нильссона.

Матч за матчем.

Сезон за сезоном.

И вдруг цепочка рвется.

Пауза. Вынужденная пауза.

Команда тренируется, играет без меня.

Без меня вылетает команда за океан, по маршруту, уже освоенному советскими хоккеистами, – в Монреаль.

А я остаюсь в Москве, в Лефортове.

Портативный телевизор в палате госпиталя – впервые за многие годы я пропускаю великолепнейший, красочный и шумный праздник хоккея, довольствуясь маленьким окошком, через которое увидишь, увы, немного.

Заходят друзья, партнеры по звену, оставшиеся в Москве. Тоже скучают, тоскуют без хоккея.

Впервые играются матчи с профессионалами, в которых сборная СССР выступает без нашей тройки.

Тренерскому совету, конечно, виднее, как строить игру, как формировать команду, как готовиться к Олимпиаде, которая ждет нас через четыре года, однако нам кажется – и Михайлову, и Петрову, и мне, – что ведущие игроки песни не испортили бы. Что же касается молодых, то и им бы места в составе хватило – все-таки двадцать пять человек можно было включить в команду.

Наши тренеры, возглавляемые Виктором Васильевичем Тихоновым, работали с командой прекрасно. Они поехали за океан на труднейший турнир с командой, где, в сущности, не было двух первых звеньев, и тем не менее сборная произвела отличное впечатление.

Я плохой телеболельщик, если речь идет о хоккее. Нет навыка. Привык воспринимать игру с площадки или со скамейки, где ждем мы своего череда выходить на лед.

Но когда в пятницу, 10 сентября, днем, меня выписали из госпиталя, я чуть ли не каждые четверть часа поглядывал на часы – ждал времени начала телерепортажа о матче команд СССР и США.

Цветной телевизор с большим экраном давал возможность увидеть больше, чем портативная «Юность».

И вот репортаж начинается, показывают наших хоккеистов, показывают американцев, камера скользит по трибунам, и я, конечно же, узнаю каток «Спектрум» в Филадельфии, где играли мы с командой Фреда Шеро, с «Филадельфией Флайерс».

«Кубок Канады» – так называется этот турнир, но не только в канадских городах Монреале, Торонто и Оттаве проводятся матчи. Против двух сильнейших европейских команд – Чехословакии и Советского Союза американцы решили сыграть у себя дома – в Филадельфии, где, как мы убедились на собственном опыте в январе 1976 года, стены действительно помогают.

Вот-вот начнется игра.

Эх, погонять бы сейчас!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.