В рядах советского шахматного движения

В рядах советского шахматного движения

Диаграмма № 13

7 ноября 1917 г. победила Великая Октябрьская социалистическая революция. В грозные годы гражданской войны, когда молодая советская республика отражала на фронтах натиск своих врагов, было, конечно, не до шахмат. И все же усилиями А. Ф. Ильина-Женевского, страстного энтузиаста шахмат, впоследствии выдающегося мастера, удалось организовать первый советский шахматный чемпионат страны. Он состоялся осенью 1920 г. в Москве при участии А. Алехина, Г. Левенфиша, И. Рабиновича, А. Рабиновича, Б. Блюменфельда, Н. Зубарева и других сильных шахматистов. Участвовал в турнире и я. Организационным комитетом турнира был предусмотрен в регламенте пункт об условии получения на турнире звания мастера: это звание присуждалось либо за первое место, либо за второе при условии, что на первом месте будет Алехин. Участие последнего считалось как бы вне конкурса.

Я начал турнир без всяких надежд на то, чтобы добиться звания мастера. В течение двух лет я почти не прикасался к шахматам. В 1919 г. я сыграл небольшой матч с И. Рабиновичем в Петрограде, но проиграл его с крупным счетом 5:1.

Уже в первом же туре Всероссийской шахматной олимпиады —такое название было присвоено нашему турниру — в партии с Левенфишем, играя белыми, я получил тяжелую проигрышную позицию. Достаточно взглянуть на диаграмму № 13, чтобы убедиться в этом.

Черные грозят комбинацией (например, на 34. ЛаЗ) 34 ... ЛgЗ+ 35. hg Фg2+ 36. Kpg4 Лd8 и от угрозы мата ладьей на h4 —после двух шахов на g8 и h8 — у белых нет защиты. В предупреждение этой угрозы я сыграл 34. е4—е5 и теперь, после 34 . . .Ch4 или Л:h2, черные должны были одержать быструю победу. Последовало же ошибочное: 34 ... Лg2—g3+?,

35. h2:g3 Фа2—g2+ 36. Kpf3—g4Лd7—d8 37. ФdЗ— h7 Лd8—h8 38. Фb7:h8+

Cf6:h8 39. Лb2:b7 Фg2—e2+ 40. Kpg4—h4 Фе2—а6 41. Лb7—b8+ Крс8—с7 42. СеЗ—d2, и черные сдались. Эта случайная победа не принесла мне удовлетворения. Я понял, что этот турнир будет для меня нелегким испытанием.

Во втором туре я проиграл Блюменфельду, но затем начал выигрывать партию за партией. В пятом туре я победил А. Рабиновича, имевшего в этот момент 4 очка и являвшегося, таким образом, лидером турнира. Вдохновленный этой победой, я и дальше играл с успехом и одно время конкурировал на первое место с Алехиным. В итоге, выиграв в последнем туре у Зубарева, я занял второе место. На основании регламента турнира мне было присуждено звание шахматного мастера Советской Республики и выдан соответствующий диплом.

Новый период, насыщенный большими творческими возможностями, наступил в моей жизни.

Если раньше, в условиях буржуазно-помещичьего строя России, шахматы не выходили из рамок небольших интеллигентских кружков, то теперь для шахматного искусства открылись поистине грандиозные просторы. Стало возможным осуществление мечты великого Чигорина о создании большой отечественной шахматной организации; больше того, стало возможным приобщение самых широких слоев трудового народа — рабочих, служащих и крестьян к шахматам, общественное и культурно-воспитательное значение которых теперь неизмеримо повысилось.

С энтузиазмом принялись советские мастера за создание шахматных организаций, ясно сознавая, что теперь шахматы из личного дела стали делом государственным.

И, действительно, уже с 1922 г., как только утихли грозы гражданской войны и молодая советская республика начала переходить к мирному строительству, шахматное движение стало бурно расширяться. В Петрограде появился печатный орган «Шахматный листок», организовался ряд кружков, активизировалась деятельность Петроградского шахматного клуба, где проходили турниры за турниром. Закипела шахматная жизнь и в других городах республики.

Летом был проведен чемпионат Петрограда при 12 участниках. Я разделил в нем 5 и 6-е места с Л. Куббелем, набрав 6,5 очков (+5—3 = 3). Звание чемпиона города завоевал Г. Левенфиш (9 очков), вторым на 0,5 очка сзади был И. Рабинович. Мне удалось все же дать ряд хороших партий, хотя я и разочаровал многих своих болельщиков, прочивших мне первое место. В конце августа состоялся матч на 11 досках между Москвой и Петроградом. Матч выиграли москвичи с хорошим счетом+14—8. Моим противником был А. Ильин-Женевский, в двух встречах с ним я сумел сделать лишь одну ничью. Наказали меня поделом, ибо партию, где я играл черными, я провел в азартном, антипозиционном стиле, пошел от позиции рокировки g7—g5 и в конце концов попал под неотразимую атаку.

В 1923 г. Всероссийским шахматным союзом было решено провести в Петрограде очередной чемпионат страны. Я начал серьезно готовиться к нему: всю первую половину года участвовал в турнирах (1-й категории), играл тренировочные партии, матчи и т. д.

Это не замедлило дать свои положительные результаты. В каждом из приводимых ниже примеров я ставил и разрешал сложные проблемы, серьезно обогатившие мой опыт.

Диаграмма № 14

Рассмотрим своеобразную позицию на диаграмме № 14. Мой противник Б. М. Коялович—сподвижник Чигорина — очень остро и предприимчиво провел белыми всю партию: в итоге получился любопытный ферзевый эндшпиль. Последовало: 65. Kpd1 — с2 (Неудовлетворительно 65. Фе2 ввиду Ф:d4+ . Продолжение 65. Кре1 Фg1+ 66. Кре2 Фf2+! 67. Kpdl Фf3+, далее Ф:b7 приводило к тому, что было в партии, ибо после Ф:еЗ черные выигрывают пешку «h2») 65 ... Фg4—g2+ 66. Крс2—сЗ Фg2:b7 67. Фd3:еЗ Фb7—с7+ 68. КрсЗ—d3 (Принципиальнее было 68. Крb4, так как при короле белых на d3 у черных больше шансов закрыться от шахов белого ферзя, в свою очередь, с ответным шахом) 68 ... Фс7:h2 69. d4—d5? (У белых нет оснований надеяться на выигрыш партии, пешка черных на h3 слишком опасна. Поэтому им следовало все же попытаться начать серию шахов и не видно, каким образом черный король может укрыться например: 69. Фе6+ Kph5 70. Фе8+ Kph4 71. Фh8+ Kpg4 72. Фс8+ Kpg3 73. Фс7+ Kpg2 74. Фс6+ Kpgl 75. Фс1+, и ничья очевидна. Но и сейчас белые еще не должны проиграть) 69...Фh2-g2 70. ФеЗ—е6+ Kph6-h5 71. d5—d6 (Вот это уже совсем необоснованный оптимизм, ведущий к интересному окончанию с четырьмя ферзями, единственному в моей практике. Ничьей еще можно было достигнуть, продолжая: 71. Фе8+ Крh4 72.Фh8+ Крg4 73.Фс8+ Крg3 74. Фс7+ Kрf2 75.Фc5+ и т. д.) 71 . . . h3-h2 72. d6—d7 h2-h1Ф

Диаграмма № 15

73. Фе6—е8+ Kph5—g4 74. d7—d8Ф (диаграмма № 15) 74 ... Фh1— dl+ 75. Kpd3— c4 Фg2—c2+ 76. Kpc4—b5 Фс2:b3+ 77. Kpb5—а6 Фdl — fl+ (другое решение: 77 ... Фа1+ 78. Фа5 Фf6+ 79. Кра7 Фg7+, и мат на b7). Белые сдались. На 78. Кра7 черные дают мат двумя способами: 78...Фal+ и 78...Фf2+(gl). В феврале 1923 г. был организован матч на звание мастера между мною и С. Готгильфом. Я проиграл первую партию, но выиграл затем подряд требуемые регламентом 5 партий.

Диаграмма № 16

В 5-й партии матча к 24-му ходу (я играл белыми) создалось следующее положение (диаграмма № 16). Позиция, на первый взгляд, предвещает длительную борьбу, однако, конец наступил неожиданно быстро: 24. Kf3—е5 (Сила этого хода не была полностью учтена черными. Он содержит ряд прямых угроз: Ле8+, Л:d6, отчасти К:сб. Плохо сейчас 24 . . . С:е5 25. Л:е5 Фf8 (d7) 26. Фе6, и белые, при хорошем положении, выигрывают еще и пешку) 24 ... Лb8—f8 (Именно на это я и рассчитывал. Черные отражают все указанные угрозы, так как на 25. К:с6 последует неприятная для белых контратака 25 ... f3) 25. Ле6—е8! Cd6:e5 (Как объяснил мне после партии Готгильф, он рассчитывал здесь лишь на .26. Л:е5 Фb1+ 27. Kph2 h6 или 26. Л:f8+ Ф:f8 27. de Фе7 в обоих случаях с хорошими возможностями к сопротивлению. Надо сказать, что если бы рассмотрение хода 24. Ке5 ограничилось подобными вариантами, то. я на 24-м ходу искал бы, вероятно, другое продолжение. Тема мата королю, на последней горизонтали запертому собственными пешками, была много обнаружена не сразу. Вообще же эта тема в данной партии встретилась в моей практике впервые) 26. ФbЗ—с2! Этот ход быстро выигрывает партию. Признаюсь, он доставил мне большое эстетическое удовлетворение.

Большая практика игры хорошо мобилизовала мои силы, И хотя в дебютно-теоретическом отношении я уступал большинству противников, я чувствовал себя подготовленным к турниру неплохо. Серьезное внимание во время турнира я уделил также режиму, который был строг и однообразен. От моей квартиры до места, где происходил турнир, расстояние составляло около четырех с половиной километров. Туры начинались в 6 часов вечера, и я совершал путешествие на турнир пешком, выходя из дома за час с четвертью до начала игры. Утром вставал регулярно в 10 часов. В дни туров, дома, абсолютно не притрагивался к шахматам, никакой индивидуальной подготовки к предстоящей партии не проводил, выбор дебюта, если играл белыми, делал уже садясь за игру.

Физически чувствовал я себя хорошо, играл без большого напряжения и по окончании соревнования особой утомленности не ощущал, несмотря на жесткость регламента (играли по 7 часов в день, за весь турнир был лишь один общий выходной день и два дня для доигрывания).

Турнир начался 8 июля. В первом же туре, как и во Всероссийской олимпиаде, жребий свел меня с Г. Левенфишем. Напряженная встреча, в которой я играл белыми, закончилась моим поражением. Я не допустил в партии серьезных ошибок, думаю, что я просто играл слишком шаблонно и недостаточно конкретно определял свои планы. Партнер же мой играл блестяще, проявив в этой партии лучшие черты своего творчества.

Во втором туре я выиграл у Выгодчикова, в третьем сделал ничью с Ильиным-Женевским, а затем, выиграв пять партий подряд, оказался лидером турнира. В восьмом туре я выиграл у Вильнера партию, за, которую мне был присужден приз за красоту (см. партию № 3).

После десяти туров у меня было 6,5 очков из 8 сыгранных партий. Ненароков и Дуз-Хотимирский имели по 6 очков, Левенфиш — 5,5. В 9-м туре состоялась моя встреча с Ненароковым (черные). Она протекала для меня крайне благоприятно, я добился сильной атаки и имел уже две лишних пешки, но не сумел использовать своего преимущества, и партия закончилась вничью.

В 10-м туре я должен был играть черными против И. Рабиновича, выступавшего неудачно и имевшего всего 3,5 очка.

Надо сказать, что И. Рабинович был для меня нелегким партнером, как показали все наши предыдущие встречи. До 1923 г. мы встречались 11 раз с результатом мало утешительным для меня. - 7+ 2 = 2, причем одна из выигранных мною партий была тренировочной.

20 июля в 5 часов вечера мы сели друг против друга за доску. Партия прошла в весьма острой борьбе и завершилась моей победой на 47-м ходу. До конца турнира оставалось два тура: я имел 8 очков, Левенфиш — 7,5, Дуз-Хотимирский —7, Ненароков—6,5. В 12-м туре мне предстояла встреча с Ф. И. Дуз-Хотимирским. Федор Иванович играл в турнире хорошо, хотя и сильно рисковал. Проиграл он пока лишь две партии — Левенфишу и Зубареву, а в 6-м туре в боевом стиле выиграл у Ненарокова.

Диаграмма № 17

В сицилианской партии, белыми, мне удалось ценой пешки создать атаку. Кульминационный пункт ее наступил на 26-м ходу (диаграмма № 17). Последовало 26 Kh4:g6 h7:g6 27. Cbl :g6 Фf7—d7 28. Лf1—el Ke8-c7 29. ФgЗ-h4 (С угрозой 30. Фh7+ и последующим Ch6) 29, .. Сb7:d5 (Главный вариант, который был мною рассчитан, сводился к 29 ... Лdе8 30. Фh7+ Kpf8 31. Ch6 Л:el+ 32. Л:el С:d5 33. Фh8+ Cg8 34. Ch7 Фf7 35. С:g8 Ф:g8 36. C:g7+ Kpf7 37. Фh5+ Кр:g7 38.Л:е7+ Kpf8 39. Л:с7, и черные погибают) 30. Фh4— h7+ Kpg8-f8 31. Лd1:d5! Черные сдались, так как на 31. .. К:d5 следует 32. Ch6 с неизбежным матом.

В последнем туре я выиграл коневый эндшпиль у Лебедева и в итоге занял первое место, став шахматным чемпионом Республики.

Последующий период в моей жизни, относящийся к 1924— 29 гг., мне кажется наиболее насыщенным в творческом отношении. За эти шесть лет я сыграл около 250 серьезных турнирных и матчевых партий, принял участие в 18 турнирах, в том числе в трех всесоюзных чемпионатах (в 3, 4 и 5-м), в Международном турнире в Москве (1925 г.), в нескольких чемпионатах Ленинграда, в ряде профсоюзных турниров и матчей в турнирах Мастеров и т. д. Этот период можно считать наиболее показательным и наиболее характерным в смысле формирования моих творческих взглядов, я бы сказал моего миросозерцания в шахматах. Это отнюдь не значит, что это был период сплошных успехов. Нет, были и неудачи. Но в каждом турнире мне удавалось создавать партии и позиции, которые наиболее полно соответствовали моему стилю отражали мои творческие искания.

Диаграмма № 18

Приведу несколько иллюстраций моего творчества в этот период. Вот позиция (диаграмма 18) из партии с Шебаршиным Новгородского турнира конца 1923 г. (В нем приняло участие восемь шахматистов. Первым был И. Рабинович, мне досталось второе место) Последовало: 24. е5 С е5 25. Kh5 Фе7 26. f6 Фе6 27. ФеЗ! (Этим ходом иллюстрируется главный замысел атаки; она построена на непрерывной цепи двойных угроз. Сейчас грозит и Ф:е5 и Фg5. На 27 ... С:f6, черные теряют ферзя за ладью, после 28. К: f6+ gf 29. Фg3+) 27 . . . gf 28. К:f6+ С:f6 29. Фg3+ Cg7 30. Л:е6 Л:е6 31. Фс7, и черные сдались на 41 ходу.

Весной 1924 г. состоялся чемпионат Ленинграда. В турнире участвовало шесть человек, и он проходил в два круга. В спортивном отношении мой результат был мало утешительным. Я выиграл всего три партии, проиграл четыре и сделал три ничьи. Все же это оказалось достаточно для третьего места (Первое занял Лефенфиш —8,5 очков, второе—И. Рабинович —7,5). Я много экспериментировал (например, белыми в защите Алехина: 1. е4 Kf6 2. е5 Kd5 3. КсЗ е6 4. g3) и допускал иногда технические просмотры.

Интересно протекал финал моей партии с игравшим белыми Готгильфом (диаграмма № 19 – см. на след. стр.). У белых единственная возможность спасти пешку путем 25. Kf3. Так и было сыграно. Однако я уже заранее имел в виду пожертвовать здесь коня. Последовало: 26 . . . Ф:g2 27. К:h4 Ф:hЗ 28. Фf2 g5 29. Kg2 (На Kf3 черные ответили бы Cg4 и если 30. Кре2, то Фh1!, не допуская маневра КсЗ—b1—d2. Черная пешка «h» начнет теперь беспрепятственно двигаться вперед. Грозит также и Фс1) 29 . . . Фh2! (В этом соль комбинации. Фигуры белых временно парализованы, и пешки черных спешат к своей цели) 30. Фd2 Cg4+ 31. Kpcl h4 32. е4 Фgl+ 33. Kel Kph6 34. ed cd 35. К:d5 h3 36. Фb4 Kph5 37. Фе4 Kph4 38. Ф:e5 (Или 38. Kf6 h2 39. К:g4 h1Ф! также 39. Фh7+ Kpg3 40. Ke4+ Kpf4 41. Фf7+ Cf5 не выручает белых) 38 ... h2, и белые сдались.

Диаграмма № 19

В 1924 г. я принял участие в III Всесоюзном первенстве. Однако, прежде чем говорить о моем участии в этом соревновании, необходимо сделать небольшое отступление.

Дело в том, что в это время на Западе появилась группа молодых новаторов во главе с одаренным чешским гроссмейстером Рихардом Рети. В его творчестве содержалось много прогрессивных идей. Особенно большое впечатление произвело на меня то обстоятельство, что в нью-йоркском турнире 1924 г. много побед было одержано именно дебютом Рети. Я решил на практике испытать силу этих новых идей. В первом туре, встретившись с А. Рабиновичем, я избрал дебют Рети. И вот как протекала эта партия.

Диаграмма № 20 Диаграмма № 21

Романовский —А. Рабинович. 1. Kf3 Kf6 2. с4 с6 3. g3 d5 4. bЗ Cf5 5. Cg2 е6 6. О—0 Cd6 7. Сb2 Kbd7 8. d3 (Такая же позиция получилась в партии Рети—Ласкер из нью-йоркского турнира. Ласкер сыграл здесь 8 ... 0—0, что лучше избранного А. Рабиновичем продолжения) 8 . . . е5 9. е4! (Эта комбинация вытекает из мотива незащищенности слона черных на d6. Черные проиграют фигуру, если возьмут пешку на е4: 9 ... de? 10. de K:е4 11. Kh4) 9 . . . Се6 10. ed cd 11. d4! (Диагональное развитие белых слонов, благодаря которому атаки центральных пешек белых оказались особенно эффективными, полностью себя оправдало. В этом я не без основания усматривал прогрессивное значение новых идей) 11 ... е4 12. Kg5 0—0 13. cd Cf5 14. КсЗ Ле8 15. Фb1 Фе7 16. Ле1 К:d5 17. Kg:е4 К:сЗ 18. С:сЗ Сb4 19. Фb2 (Черные остались без пешки, но они могли бы еще долго сопротивляться, если бы не сделали своего следующего «соблазнительного»хода) 19 ... СаЗ? (диаграмма № 20) 20. Фd2 Фf8 21. b4 Лad822. Лаb1 Кb6 (На 22 ... а5, что хотя и спасало слона, но не облегчало задачи черных, последовало бы просто 23. bа) 23. ЛbЗ Кс4 24. ФdЗ а5 25. Ф :с4 Се6 26. d5! С:d5 27. Kf6+ gf 28. С:d5 ab 29. Л:е8 Л:е8 30. С:f6, черные сдались. Эта победа меня так вдохновила, что вслед за ней я выиграл еще 5 партий.

Своей большой творческой удачей в конце 1924 г. я считал вторую половину матча с Боголюбовым. 8-ю партию этого матча Левенфиш назвал самой интересной. Одно время я стоял на проигрыш, но неожиданной контратакой выиграл (я играл белыми) (диаграмма № 21). Продолжение было: 40. Лf1 (На 40. с5 могло последовать Л:g3+) 40 . . . Л:d3 41. с5 Cd7 (Если 41 ... Сс7, то 42. Лf7) 42. Лb8 С:b5 43. cb ab 44. Лf8 Ле6 45. h4! (Черные попали под матовую атаку. Угрозу h4—h5 можно отразить только путем новых материальных потерь) 45 . . . Л:е4 46. Лh8+ Kpg6 47. Л:b6+ Ле6 48. Л:е6+ Kpf7 49. Лb6, и черные сдались через несколько ходов.

Диаграмма № 22

В январе 1925 г. я принял участие в интереснейшем десятерном турнире, организованном Ленинградской шахматной секцией. Результаты турнира были следующие: Боголюбов и Романовский набрали по 7 очков, Готгильф — 6,5, И. Рабинович — 6, Ильин-Женевский —4 и т. д. Я играл с подъемом, уверенно и нанес поражение своим конкурентам — Боголюбову и Рабиновичу (см. партии № 9 и 10). Большой интерес зрителей и оживленный обмен мнениями вызвала заключительная фаза моей партии с Я. Рохлиным, шахматистом оригинального комбинационного стиля (диаграмма № 22). Я играл

в ней черными и, недооценив возможностей противника, допустил с его стороны комбинацию, приведшую к захвату моим противником инициативы. Я избрал путь защиты, таящий в себе скрытые возможности контратаки, отказавшись от пассивного продолжения (что, объективно говоря., было правильным).

Диаграмма № 23

На 25-м ходу острая борьба пришла к позиции, изображенной на диаграмме. Последовало крайне соблазнительное 25. Лg2:g7+ (Именно эта, очень остроумная по замыслу жертва входила в мои расчеты. Рохлин имел шансы добиться победы, играя 25. Лс7 Лd7 26. Л:d7 Ф:d7 27. е6 Лс8! 28. Ф:h4 Ф:е6 29. Л:g7+ Kpf8 30. Ф:h7 Лс1+ 31 Kpf2 Фf5+ 32. Ф:f5 С:f5 33. Л:а7, и с двумя лишними пешками белые должны выиграть. Позиция на диаграмме, однако, такова, что стремиться к подобной прозе, да еще нелегко находимой, с различными опасностями по пути, у белых не было достаточных психологических оснований) 25 . . . Kpg8: g7 26. е5—е6+ (Белые атакуют короля и ферзя одновременно. В этот момент все зрители полагали, что минуты черных сочтены. Между тем именно сейчас начинается буря встречных комбинаций. Это видно хотя бы уже в варианте: 26. Лс7+ Лd7 27. Л:d7 Ф:d7 23. е6+ Ф:d4 29. ed Ла8 и выигрывают) 26 ... Лd8:d4! 27.Фh5:b5 Kpg7—h6 28. еЗ:d4? (Играя 28. е7, белые, вероятно, смогли бы добиться ничьей, не ведь, жертвуя ладью, они надеялись на победу) 28...Ла8—g8+ 29. Kpgl — h1 (диаграмма № 23} 29 ... Ch4—f2! (Белые упустили из виду этот страшный ход) 30. Фb5— fl Ch3:fl 31. Лс1 :fl е4—еЗ, и белые сдались.

Диаграмма № 24

В очередном чемпионате Ленинграда я достиг серьезного успеха, сыграв ряд партий в остром, атакующем стиле. Интересной была моя победа над только что вернувшимся из заграничной поездки, с международного турнира в Баден-Бадене, И. Рабиновичем. Наша партия, в которой я играл белыми, протекала следующим образом: 1. е2—е4 е7—е6 2. d2—d4 d7-d5 3. Kbl-сЗ Cf8-b4 4. e4—e5 f7—f6 5. Kgl—f3 c7—c5 6. Cf1—b5+ (Одна из моих экспериментальных идей. «Патентованные» средства вроде 5. аЗ меня не удовлетворяли) 6 ... Кре8—f8 (Интересная мысль. Ходом с5—с4 черные грозят поймать смелого слона) 7. d4:с5 Фd8—а5 8. Сb5—е2 f6:е5 9. 0—0 (9. К:е5 привело бы к потере фигуры после С:сЗ+, но теперь белые грозят взять пешку) 9 ... Кb8—с6 (Черным, вероятно, лучше было предварительно разменяться на сЗ, но и в этом случае после 9 ... С:сЗ 10. be Ке6, белые, играя 11 а4 или 11. с4, сохраняли инициативу) 10. КсЗ:d5! е6:d5 11. с2—сЗ Сb4:с5 12. b2-b4 Кс6:b4 13. сЗ:b4 Сс5:b4 14. Ла1—b1 Сс8—f5 (диаграмма № 24) 15. Лb1:b4! (Эта жертва отнюдь не вынуждена, но она является самым энергичным и вместе с тем наиболее ясным решением при наступившем кризисе. - Напрашивался ход 15. ЛbЗ, над которым я так же глубоко задумался, пытаясь проникнуть в сложные схемы, получавшиеся после: 15. ЛbЗ Лс8 16. К:е5 Сс2 17. Лf3+ Kf6 18. Фd4 и т. д.) 15 ... Фа5:b4 16. Фdl:d5 Ke8—e7 17. Фd5:e5 Фb4—е4 18. Фе5—b2 (Именно это спокойное отступление реализует лучше всего идею атаки, связанную с жертвой качества; черным невыгодно играть 18 ... Фс2 ввиду 19. Ф: b7; с другой стороны, белые грозят различными нападениями, вроде Kg5 с последующим Cf3 или Лfе1 и т. д. Отразить многочисленные угрозы черные не в состоянии, король их слишком открыт) 18 ... Ла8—с8 19. Ccl—h6 Лh8—g8 20. Фb2— f6+ Kpf8—e8 21. Се2—b5+ Лс8—с6 (Или 21 ... Ке6 22. С:g7) 22. Ch6:g7 Cf5—d7 23. Cb5-с6 Фе4:с6 24. Лf1 — el Фc6—c5 25. Cg7—h6 Kpe8—d8 26. Ch6— f8 и черные сдались. В конце лета 1925 г. я принял участие в IV Всесоюзном первенстве, где разделил 6, 7 и 8-е места. Мне был присужден один из специальных призов за красоту, за следующую комбинацию с жертвой пешки (диаграмма № 25). Последовало 32 ... b7—b5 (Цель этого хода отнять все поля на 4-й горизонтали у белого ферзя, но черные жертвуют пешку) 33. СеЗ: a7 g6— g5! 34. Фh4—f2 (Линия наименьшего сопротивления. Значительно больше времени у меня отняли, при размышлении над 32-м ходом, следующие варианты:

Диаграмма № 25

I —34. Фh5 Ле7! 35. КеЗ Фb7 36. Л:d3 Ф:а7 37. Kpf2 Cd4.

II —34. Фg4 f5 35. Фh5 Ле7 с угрозой Cd4+ и Л:а7. Если 36. КеЗ, то f4! или 36. Cf2 Cd4) 34 ... Cg7—сЗ (Этот ход коварнее, чем он кажется на первый взгляд. Если сейчас 35. Лdl, то 35 ... Ле1! 36. Фс2 Л:dl 37. Ф:dl Cd4+) 35. Кf1—еЗ Фd5—d8, и черные выигрывают качество, а с ним и партию.

Но вот подошли и дни первого Международного шахматного турнира в СССР. Противниками советских мастеров были испытанные зарубежные гроссмейстеры и чемпионы, в числе которых находились чемпион мира X. Р. Капабланка, экс-чемпион мира Э. Ласкер, гроссмейстеры А. Рубинштейн, Р. Шпильман, Э. Грюнфельд, Ф. Маршалл, С. Тартаковер и др.

Советские мастера в творческом отношении произвели на иностранцев сильное впечатление. Однако большая профессиональная выучка западных шахматистов помогла им использовать некоторые технические недостатки нашей игры. Все же Левенфиш разгромил Ласкера, а Ильин-Женевский в глубоком, блестящем стиле победил самого чемпиона мира Капабланку. Выиграл у Капабланки и советский мастер Верлинский. Многие из выигранных мною партий в этом турнире помещены в настоящей книге (см. партии № 4, 5, 6, 33, 34, 42 и 50).

Закончился турнир, и перед советской шахматной организацией встала серьезная и благодарная задача — использовать опыт встречи с зарубежными корифеями для дальнейшего развития советской шахматной мысли. В статье, посвященной итогам турнира, я так сформулировал эту задачу: «...Праздник кончился. Наступили вновь наши деловые шахматные будни. Используем же в полной мере достигнутые в турнире результаты и полученный на нем опыт для дальнейшего углубления и расширения нашей повседневной работы среди широких масс трудящихся Советской Республики».

В очередном, V первенстве СССР, происходившем осенью 1927 г., мне вновь удалось добиться первого места. Время, предшествовавшее ему в 1926 и 1927 гг., я посвятил в основном общественной и журналистской работе и играл мало. Все же я сыграл в этот период около 30 партий. Я принял участие в чемпионате профсоюза совторгслужащих, где уже несколько лет руководил школой молодежи. Среди участников было много моих учеников, едва достигших 16—17-летнего возраста. Некоторые из них стали позднее мастерами Советского Союза (Алаторцев, Чеховер, Равинский).

В этом же году произошли мои первые встречи с нынешним чемпионом мира Михаилом Ботвинником.

Ботвинник уже в то время имел репутацию одного из сильнейших шахматистов Ленинграда. В чемпионате города 1926 г. он разделил 2—3-е места с И. Рабиновичем, а в первенстве Северо-Западной области в том же году занял 3-е место, вслед за И. Рабиновичем и Ильиным-Женевским. Дважды с Ботвинником нам довелось встретиться за доской во время массовых профсоюзных соревнований зимой 1927 г. Я играл на первой доске команды совторгслужащих, Ботвинник же возглавлял - сильную команду металлистов. Обе партии протекали с преимуществом у Ботвинника, но закончились вничью. Играл Ботвинник уже тогда превосходно, нехватало ему разве, из-за отсутствия опыта, широкого тактического кругозора.

В том же году летом, для тренировки к предстоящему первенству Советского Союза, Ленинградская шахматная секция организовала небольшой шестерной турнир в два круга. В турнире, кроме меня, приняли участие М. Ботвинник, С. Готгильф, А. Модель, В. Рагозин и Я. Рохлин.

Спортивная борьба за первое место происходила между мною и Ботвинником. В первом круге мы сыграли опять вничью. Участь первого места решилась в нашей встрече во втором круге, где Ботвинник, игравший черными, просмотрел в напряженной позиции неожиданную комбинацию (диаграмма № 26). Последовало: 19 ... f7—f5? (Мы только что разменялись на е4 конями: 18 . . . Кf6:е4 19. Kd2:e4. Я мог взять на е4 и пешкой, нападая на слона черных и выигрывая темп. Я же взял конем. Почему? Ведь не могли же черные полагать, что я добровольно иду на явно выгодное для них продолжение: 19 ... f5 20. Kd2 С:g2 21. Кр:g2 Фd5+и т. д.) 20. Ке4—d6! (Теперь на 20 . . С:g2 черные получат мат после 21. Фа2+) 20 ... Cd5—b3 21. Фс2—c1! с7:d6 22 Cg2:с6 Ле8—е6 23. с5:d6 Cg7—f8 24. d6—d7, и белые выиграли.

Диаграмма № 26

Последующие годы, и особенно 1928 г., были посвящены созданию моего основного литературного труда «Миттельшпиль», о чем подробнее я расскажу несколько позднее. Продолжая свою краткую спортивную биографию, хочу остановиться на 1933 г., когда я принял участие в двух крупных соревнованиях — в турнире ленинградских мастеров и VIII Всесоюзном первенстве.

В турнире мастеров я достиг большого спортивного успеха, разделив 1 и 2-е места с Ботвинником. Во всесоюзном первенстве, победителем которого вышел Ботвинник, я разделил лишь 10 и 11-е места с Н. Рюминым. Причины моей спортивной неудачи на этот раз были не шахматного порядка. Во время турнира я впервые ощутил приступы той тяжелой болезни, которая позднее поставила неодолимые барьеры перед моими выступлениями на соревнованиях. Я проиграл две выигрышные для меня партии — против Сорокина и Левенфиша — вследствие серьезного недомогания сердца, возникшего у меня во время игры.

Во время чемпионата (осенью 1933 г.) вышел в свет мой труд— «Пути шахматного творчества».

Мое выступление в VIII первенстве Советского Союза и издание книги «Пути шахматного творчества» как бы подвели итоги моей шахматной работы в различных ее областях. С 1933 до 1945 г. я не участвовал ни в одном всесоюзном первенстве. Игру в XI чемпионате страны 1939 г. я вынужден был прервать ввиду болезни. Мое участие в международном турнире в Москве 1935 г. было обусловлено соблюдением строгого медицинского режима в связи с прогрессировавшей болезнью сердца В ряде партий я должен был играть по существу в полсилы

Следующая сводка даст читателю представление о моих выступлениях в период с 1934 по 1952 г.

Последняя партия сеанса одновременной игры Романовского в госпитале.

«Миттельшпиль» дался мне с трудом, и я не разрешил полностью вставшей передо мной задачи. Мне не удалось, например, объединить содержание этой важнейшей работы единым замыслом.

Зная удовлетворительно фактическую и хронологическую историю шахмат, я не сумел глубоко проанализировать ее, не сумел в исследованиях исторических фактов применить диалектический метод. Правда, в педагогическом отношении у меня накопился большой личный опыт, я прочел и проработал также ряд крупных педагогических работ, в частности К. Д. Ушинского, изучил историю русской педагогики, и т. п. Но этого было мало. Для меня сейчас совершенно очевидно, что если бы я взялся за «Миттельшпиль» не в 1928, а в 1935 г., то смог бы сделать эту книгу гораздо лучше.

Большинство определений, данных мною в этой книге, носит несколько схоластический характер. Середина игры характерна прежде всего и больше всего глубиной творческого процесса, олицетворяющего борьбу двух творческих устремлений. В этой борьбе, выливающейся в единый динамический процесс, создается множество своеобразных позиций, трудно поддающихся обобщению. Трудно...., но все же возможно. Возможно, ибо советская шахматная школа в борьбе с догматизмом зарубежных теоретиков накопила громадный творческий опыт. Ибо советская шахматная школа, творчески развившая наследие великого Чигорина, основоположника русской школы в шахматном искусстве, создала научно-обоснованную теорию шахматной борьбы.

А между тем, в «Миттельшпиле» творческие достижения лучших представителей русской шахматной мысли не нашли своего полного отражения. Должен ли я доказывать читателям простую истину, что если бы мне пришлось сейчас готовить второе издание этой книги, я бы подверг ее весьма существенной переработке?

Второй мой литературный труд — «Пути шахматного творчества», вышедший в 1933 г.,— явился попыткой нейтрализовать некоторую догматичность «Миттельшпиля».

В этой книге в соответствии с замыслом были помещены 12 партий зарубежных корифеев и 50 собственных партий, в том числе 13 проигранных мною и несколько ничьих.

«Пути шахматного творчества» были встречены высококвалифицированными шахматистами довольно сдержанно, если не сказать холодно. Зато со стороны рядовых шахматистов я получил много хороших отзывов. Все же и эта книга страдала серьезным недостатком. Не говоря об отдельных аналитических ошибках, и она прошла мимо творческой деятельности корифеев русской шахматной мысли — Чигорина и Алехина. Это была серьезная моя ошибка.

В свое оправдание — если только этому можно найти оправдание — я должен сказать, что творчеству классиков русских шахмат М. И. Чигорина и А. А. Алехина я имел в виду посвятить отдельный труд.

К сожалению, по независящим от меня обстоятельствам мне не удалось осуществить своего замысла. Однако в период 1933—1940 гг. я собрал большой материал, который помог мне еще раз изучить, исследовать творчество этих великих русских шахматистов. В 1949—1950 гг. я прочел в шахматном коллективе Московского государственного университета им. Ломоносова, на основе этого материала, большой исторический курс—«Русская шахматная школа». О размере прочитанного материала можно судить хотя бы по тому, что чтение его заняло 60 лекционных часов.

В 1939—1942 гг. я написал ряд других работ по истории и теории шахмат, в том числе исследование о матч-реванше Алехин — Эйве, послесловие к амстердамскому турниру 1938 г.,исследование об основах ладейного эндшпиля, ряд очерков по истории шахматной культуры, о творчестве Чигорина и много других статей, опубликованных частично в журнале «Шахматы в СССР».

Прежде чем написать эти и другие работы, мне пришлось критически осмыслить свое собственное творчество, окончательно определить, в чем состоят принципиальные основы русской шахматной школы, еще и еще раз вернуться к произведениям классиков русских шахмат Чигорина и Алехина. Я пришел к следующим выводам:

1. Русскую шахматную школу творчески основал и оформил Чигорин. Следовательно, творческие позиции русской школы отталкиваются в основном от взглядов Чигорина.

2. Что является особенно характерным для творческих взглядов Чигорина? Безусловная их прогрессивность. Это значит, что Чигорин подходил к шахматам не с точки зрения мертвой и изживающей себя игры, приемы и методы которой досконально уже изучены, а как к непрерывно развивающемуся искусству, к искусству, которое находится в движении, в непрестанном росте.

3. Такой подход Чигорина к шахматам находится в непримиримом противоречии с попытками свести процессы шахматной борьбы к определенным схемам и построениям, имеющим целью подменить живую творческую фантазию сухими логическими рассуждениями о том, что хорошо и что плохо, т. е голым рационализмом.

4. Стремление сделать отправными пунктами шахматной борьбы абстрактные догмы и представления, якобы пригодные для всех случаев жизни, независимо от конкретной обстановки, всегда вызывало гневный протест Чигорина.

5. Возможности активных действий для фигур Чигорин выводил из их расположения в отношении друг друга. Конкретные пути к сочетанию этих действий для достижения намеченной цели являлись для Чигорина основой реалистического плана.

6. Культивируемые западными школами различные виды преимуществ и слабостей, безотносительно к динамике борьбы и к общей позиционной обстановке, рассматривались Чигориным как схоластические принципы, ограничивающие творческую мысль и фантазию.

Фланговая лишняя пешка, сила двух слонов, слабое поле и прочие общие позиционные принципы отнюдь не отрицались Чигориным, но их оценку и значение он определял в зависимости от данной, конкретной позиции, динамики ее развития.

Период 1936—1940 гг. был для меня проверкой моих шахматных взглядов, которые я и изложил в вышеперечисленных своих трудах. В основном они сводятся к следующему:

1. Советская шахматная школа продолжает и развивает традиции классиков русских шахмат — Чигорина и Алехина.

2. План, в основе которого лежит стратегический замысел, должен быть реалистичным, т. е. отталкиваться от основных требований позиции. Выносить решение в «духе позиции» — это значит понять главную задачу, выдвигаемую ею конкретно, как можно конкретнее представить себе динамику предстоящей борьбы.

3. Наша отечественная шахматная школа, развивающаяся в условиях социалистической действительности, является прогрессивной школой. Следовательно, дух новаторства, смелый эксперимент и связанная с ним доля риска, предвидение должны определять как творческий процесс за шахматной доской во время партии, так и работу исследовательского и научного характера.

4. Игра безинициативная, игра на то, чтобы «лишь не ухудшить позиции», состоящая из полупассивного маневрирования и выжидания ошибок противника, чужда по своему духу традициям советской школы.

5. Русская школа в шахматном искусстве является подлинно художественной; смелая фантазия и глубокое творческое начало служат ее основами. Дух живой инициативы, комбинационное решение позиции, высокая техничность — вот черты, которые должны характеризовать и большей частью характеризуют игру лучших представителей советского шахматного искусства — достойных продолжателей русской классической линии.

Вот, строго говоря, исходные положения, которые лежат в основе моих творческих взглядов. Все остальное, например критическое отношение к догмам, к абстрактной оценке позиции, к холодному, объективистскому подходу при исследовании процессов борьбы и многое другое, является уже деталями, сопутствующими изложенным выше основным моментам.

* * *

В заключение этого автобиографического очерка позволю себе привести несколько строк из письма к одному из моих учеников, преподавателю Самаркандского университета О. И. Панычу, которое являлось ответом (и критикой) на его работу о Чигорине. Письмо это было отправлено в феврале 1952 г.

«...Вторая моя претензия заключается в том, что в своих шахматных комментариях, высказываниях, репликах, рассказах Вы как-то сторонитесь жизни. Ведь истинная красота шахмат, этого казалось бы сугубо условного мира мыслей, состоит именно в их реалистичности, в их глубокой приближенности к жизни...»

И далее: «Жизнь и шахматное искусство гармонично в моем миросозерцании слились воедино...»

Думаю, что эти высказывания весьма характерны для моих шахматных взглядов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.