Глава 11 С короной на голове

Глава 11

С короной на голове

Это должно было стать лучшим временем моей жизни. На практике же оказалось чуть ли не самым сложным ее периодом.

Я только что стала чемпионкой мира. После такого триумфа всегда наступает достаточно сложный период. У каждого спада есть своя уникальная причина, однако в том, что он обязательно наступает, нет ничего случайного.

В эпицентре моего первого спада оказался Бретт. В такие периоды он страдает не меньше всех остальных. Когда его подопечные выигрывают, он испытывает чувство обреченности. Возможно, он скажет, что дело заключается в деньгах, однако на самом деле деньги никогда его не мотивировали. Когда дело касается работы, то единственное, что его мотивирует, – это успех. Но он одновременно оказывается и его злейшим врагом. Применяемые им методы требуют, чтобы он сохранял полный контроль над своими подопечными, он знает, что вместе с успехом приходит и угроза для сохранения прежнего контроля.

Внезапно тренер перестает быть всего лишь голосом в голове спортсмена. Бретт перестал верить в свою способность оставаться для меня самым влиятельным человеком. В тот момент, когда я пересекла финишную ленточку в Коне, он наверняка понял, что это финиш наших отношений. Эта мысль наверняка пришла ему в голову раньше, чем мне.

А я в тот момент ни о чем не подозревала. Все было ярким и расплывчатым. Порой я даже начинала всхлипывать от волнения и тут же пряталась под крыло Аскера. Он был одним из немногих знакомых людей рядом со мной. Бретт и менеджер нашей команды Алекс Бок были где-то в Азии, за тысячи километров от меня. Я знала, что Алекс серьезно сожалеет о своем решении не присоединиться к команде в ходе самого значительного события в календаре триатлона. Теперь же я была здесь совершенно одна – наивная, уязвимая и окруженная (с точки зрения Бретта) акулами, повсюду шнырявшими на такого рода событиях.

Посреди всего этого хаоса я получила электронное послание от своего старого тренера Тима Уикса. Он знал какого-то человека, работавшего спортивным менеджером на Wasserman Media Group, и подумал, что мне стоит с ним пообщаться. Так как я доверяла мнению Тима, то согласилась пообщаться с этим человеком по имени Бен Мэнсфорд по телефону. Несмотря на то что я безумно устала и охрипла, мы проговорили с ним около 45 минут. Он мне сразу понравился. Бен предложил мне вернуться в Великобританию и встретиться лично. Алекс и Бретт хотели, чтобы я поехала в Сингапур. Я оказалась в роли каната, который перетягивали две команды.

В конце концов, я отправилась в Сингапур. Как минимум это был мой долг перед Бреттом, а кроме того, я верила и ему самому, и его суждениям. Свой долг у меня был и перед Алексом. Мы встретились в хаотичной обстановке офиса TBB, расположенного прямо над его веломагазином.

До этого момента между нами не было никаких письменных контрактов – все договоренности скреплялись рукопожатиями. Однако в этот раз все было совсем иначе, и вскоре после прибытия я в этом убедилась. В офисе сидел Бретт, а также девушка по имени Стеф Кокс, с которой Алекс не так давно познакомился в Таиланде. Алекс представил ее и сказал, что теперь она будет заниматься моим PR.

Я испытывала невероятное напряжение. Голос в моей голове говорил: «Эй! Притормози-ка. Тут что-то не так!» Но желание остаться с Бреттом было для меня сильнее всего. Мне казалось, что другого варианта у меня нет, поэтому я подписала все необходимые бумаги. Алекс оставался моим менеджером, Бретт – тренером, а Стеф начала заниматься PR.

После этого я сразу же почувствовала, что сделала что-то, чего на самом деле не очень хотела. У меня не было времени, чтобы обсудить ситуацию с кем-то еще или хорошенько разобраться со своими мыслями. Почему я не могла просто поехать ненадолго домой в Норфолк? Там-то точно нет никаких акул.

Следующее, что я помню, – это то, как Алекс снова вез меня в аэропорт. Вместе с ним мы полетели в Великобританию, где должны были встретиться со спонсорами и журналистами.

Мои родители встретили нас в аэропорту с огромным британским флагом. Примерно о таком возвращении я и мечтала. Я направилась прямиком в Норфолк. Только там я почувствовала, что вернулась домой. Спустя несколько часов мир обрел прежние черты, и я смогла впервые после гонки начать четко мыслить. Я позвонила Алексу, чтобы поделиться своими сомнениями. Мне казалось, что до этого у него, как менеджера команды, не было достаточно времени, чтобы уделить его общению со мной. Теперь же пришло время сказать решительное слово. Профессиональный спорт – это достаточно нестабильная штука, и, если у вас есть шанс обеспечить себе безопасное будущее, вам следует им воспользоваться. И я хотела, чтобы в этом мне помогал мой собственный менеджер.

То, что произошло дальше, до сих пор вызывает у нас споры. Я говорю, что он был не против того, чтобы я поговорила с другими потенциальными кандидатами. Он утверждает обратное. Тем не менее он присутствовал на встрече с Беном Мэнсфордом в Бирмингемском университете, которую я организовала с помощью Аскера, и это была крайне неловкая встреча.

Я сидела тихо и позволила Аскеру говорить за меня. Алекс пытался вести себя столь же очаровательным образом, как и всегда, однако было понятно, что ему совершенно не нравятся разворачивающиеся события. Основной тон разговору задавал Бен. Я немедленно прониклась к нему симпатией, хотя и понимала, что он агент, а агенты не славятся хорошей репутацией.

Меня удивило, насколько он молод – ему исполнилось всего 28 лет. Мне нравилось его круглое дерзкое лицо и приятные нотки в голосе, которые я впервые заметила в нашем телефонном разговоре. Чем-то он напоминал торговца автомобилями. Его шутки заставляли меня смеяться, но при этом было похоже, что он знает свое дело. С самого начала между нами установились хорошие отношения.

К концу встречи я решила, что хотела бы оставить его в качестве своего менеджера. Думаю, что Алекс это понял. Через пару дней у нас состоялась еще одна встреча в Лондоне, на которой мы подтвердили договоренность и уточнили все детали. Я оставалась в составе команды, продолжала носить ее форму, а самое главное – моим тренером оставался Бретт. Кроме того, никто не был против (с некоторыми оговорками), чтобы Бен обсуждал для меня условия спонсорских контрактов, отдельных от контрактов всей команды. В тот момент я наконец-то почувствовала себя счастливой.

Теперь мне предстояло вылететь в Таиланд, где расположился лагерь команды, и начать подготовку к соревнованиям Laguna Phuket Triathlon.

Я знала, что Бретт был крайне разочарован мной. Ему казалось, что, общаясь с Беном, я нарушила негласные инструкции, что совсем не соответствовало истине. Атмосфера нашего общения изменилась. Мне было тяжело, ведь именно с Бреттом я хотела отпраздновать свою победу. Теперь я чувствовала, что не могу это сделать. Разумеется, когда я прилетела в Таиланд, он вел себя достаточно отстраненно и занимался своими делами. И никаких поздравлений.

Тем не менее он сделал один демонстративный жест, после которого мое хорошее настроение ухудшилось. У него была коробка сигар, и он всегда говорил, что будет курить их в процессе тренировки чемпиона мира по Ironman. Теперь у него был чемпион, и я подарила ему еще несколько сигар на нашей встрече в Сингапуре после Коны. Почти сразу же после моего прилета в Таиланд он отдал мне эти сигары обратно, не проронив при этом ни слова. Мне было крайне тяжело, что я вызвала столь сильный гнев у человека, которому всегда хотела сделать что-то приятное.

Теперь я знаю, что такое всегда происходит с Бреттом после побед, подобных моей в Коне. Он впадает в депрессию. Я понимаю это потому, что в определенной степени испытываю те же чувства. Сначала ты погружаешься в эйфорию, затем вдруг ощущаешь пустоту – и перед тобой открывается новый и бесконечно длинный путь. Я понимаю все это умом, но в тот момент подобная перемена в наших отношениях казалась мне невыносимой. Я нуждалась в одобрении со стороны Бретта. Ведь я только что победила в величайшей гонке в мире, и я была искренне благодарна ему за то, что он помог мне этого добиться. Однако я не могла больше делиться с ним своими чувствами. Он просто закрылся и не хотел ничего признавать.

Столь же большую боль мне причиняло то, что я понимала, откуда произрастают корни его депрессии. Все, чего он когда-либо хотел в своей команде – это найти спортсменов, помочь им добиться успеха, управлять ими и с их помощью брать себе под крыло других новых спортсменов. Мои действия подрывали эту систему. Он смог быстро превратить меня в звезду, и теперь я, с его точки зрения, просто начала охотиться за деньгами.

Это задело меня за живое, и я уверена, что Бретт хорошо понимал, что происходит. Он всегда знал, насколько для меня важно развиваться. Я помогала менее удачливым спортсменам еще до того, как начала заниматься триатлоном. По этой же причине я поехала в Непал. Это была моя жизнь. Каждую неделю я проводила много часов, помогая другим членам команды. Перед началом сезона я проводила кучу времени вместе с Алексом и Бреттом, занимаясь разработкой стратегии развития команды. Мне совершенно не нравилось, что действия Бретта поставили мою преданность команде под сомнение. Но при этом мне нужно было думать и о себе, и я никак не могу понять, почему невозможно сочетать и то и другое.

Мне совершенно не нравились новые, холодные отношения с Бреттом. Я глубоко ценила все то, что он для меня сделал. Я нуждалась в нем. Мне хотелось работать с ним и дальше и казалось, что без него я просто не смогу добиваться успеха.

Перед тем как дела начали налаживаться, произошло еще несколько неприятных событий. Соревнования в Пхукете были достаточно уникальными, учитывая длину дистанции – точнее, это была обычная олимпийская дистанция, но с более длинным велосипедным этапом. Я пришла к финишу лишь четвертой. После этого я отправилась домой на Рождество.

Однако проблемы усиливались, причем сразу на нескольких фронтах. Во-первых, наша команда еще не решила, кто из велопроизводителей будет нашим основным спонсором. Одно из условий моего нахождения в команде состояло в том, что у меня должен был быть тот же велосипедный спонсор. Прежний спонсор был готов к продолжению контракта, но теперь ему нужно было обсудить условия не только с Алексом (представлявшим команду), но и с Беном (выступавшим от моего имени). Кроме того, я так и не получила призовые деньги за победу на Гавайях, из которых должна была заплатить Бретту его бонус. А помимо всего прочего, во время нашего пребывания в Таиланде Бретта ударило током в ванной. От удара он пролетел через всю комнату, после чего начал страдать от кратковременной потери памяти и от периодических приступов. Все это напугало его жену Фиону «до усрачки» (говоря словами самого Бретта). Я не уверена, что он оправился от той травмы до сих пор.

Все эти события сложились в достаточно взрывоопасный коктейль. Бретт был изрядно обеспокоен всеми советами, исходившими от людей, которых он называл «командой Крисси». Он предпочитал работать по-другому. Ему нравилось, когда я следовала только его приказам, но теперь мне помогали и другие люди, причем по огромному кругу вопросов – от тренировок до физиотерапии. Бретт начал нервничать. Его напрягало отсутствие решения в отношении велосипедного спонсора, ведь он планировал как можно быстрее закончить с этим делом, чтобы будущее команды на следующий год было гарантировано. Мы уже договорились по всем основным условиям, но спонсор тянул с подготовкой контрактов, а значит, мы не могли их подписать. Разумеется, Бретт винил в этом Бена и меня.

Не меньше его напрягало то, что я не заплатила ему комиссионные за Гавайи. У Бретта было соглашение со всеми спортсменами, по которому они платили ему по 20 % от размера трех своих самых значительных выигрышей. Это означало, что за Кону я была должна ему более 20 тысяч долларов. Я же не могла заплатить ему, пока мне не заплатит World Triathlon Corporation (WTC), а этого на тот момент еще не произошло. Бретту казалось, я превращаюсь в жадного до денег монстра, и он боялся, что я вообще не заплачу ему ничего. В самом начале нового года мы обменялись несколькими электронными письмами. Он казался умиротворенным и настроенным на философский лад, однако по его словам чувствовалось, насколько сложно ему подбирать слова и в какой он пребывает меланхолии. Он с семьей находился в Швейцарии, оправляясь от удара электротоком, а я была в Норфолке со своими родными.

«Я одинокий рейнджер, малышка, – писал он в одном письме. – Именно поэтому я не уверен в том, что все будет работать так же, как прежде. Теперь мне не кажется, что жизнь без границ может сделать человека лучше. Однако ты уже чемпионка мира, поэтому думаю, что это не вызовет никаких проблем».

Он писал мне, что все новые советчики, со всем своим опытом и рекомендациями, всегда будут говорить мне то, что не понравится одиночке Бретту. Он считал, что мое академическое начало будет инстинктивно толкать меня к ним или, по крайней мере, заставит нервничать от того, что мне приходится следовать советам парня, который бросил школу в 14 лет, или от того, что я воспользуюсь его советом, а потом что-то пойдет не так. Он напомнил, как я говорила ему, что буду первой из спортсменов, кто не покинет его после достижения успеха. А еще он сказал, что мы, люди, можем смириться с абсолютной бедностью и нищетой, но нас разрушают несбывшиеся надежды. Было совершенно очевидно, что он подавлен.

Прошла неделя, и он все еще не получил денег за мою победу на Гавайях и разозлился:

«Ты хочешь быть не такой, как все, но при этом стремишься к нормальности. Здорово видеть, что тебя окружают все эти советчики; приятно тренироваться в местах, где занимаются такие же люди, как ты сама; отлично находиться в дружеской и расслабленной атмосфере. Но ты продукт атмосферы, в которой находишься. Ты, девочка, показываешь самые хорошие результаты, когда превращаешься в демона, в гребаного дьявола. Может быть, тебе это и не нравится, но мы оба знаем, что это сидит у тебя внутри. Я просто пользовался этим твоим свойством, подстегивая и контролируя тебя.

Теперь ты хочешь нормальности. Прости, но ты сама ненормальная, как и твой старый тренер. Мы оба движемся против системы. Единственная разница заключается в том, что ты жаждешь общественного признания, а я – нет».

К моему большому удивлению, отношения между нами начали налаживаться лишь тогда, когда я получила призовые деньги за Кону и приготовила 20 тысяч долларов для перевода на его счет. Я говорю об удивлении потому, что он действительно думал, что я не собираюсь ему платить. Наверное, он знал меня лучше, чем я сама, и чувствовал, что финансовые вопросы способны меня испортить.

Бретт предложил мне оливковую ветвь – сразу же после того, как отправил мне свои банковские реквизиты. Он рассказал о своем представлении, как могли бы отныне строиться отношения между нами:

«Ты платишь мне деньги. Ты говоришь мне, что команда Кристи – это:

тренер – Б. Саттон;

силовые тренировки и набор формы – Б. Саттон;

специалист по спортивным наукам – Б. Саттон;

физиолог, планирующий упражнения, – Б. Саттон;

психотерапевт – Б. Саттон.

Причина следующая: я внимательно изучил этот вопрос и считаю, что каждый из этих специалистов лучший в своей области, когда дело касается триатлона. Если эти кандидатуры тебя устраивают, то я найду способ договориться с Беном».

При посредничестве Алекса мы урегулировали все разногласия с помощью электронных писем и телефонных переговоров. Я осталась в команде.

Это ужасное противостояние потрясло меня до основания. С одной стороны, я, как и прежде, нуждалась в Бретте, поэтому его отчужденность делала меня совершенно беззащитной. Но я также знала, что он находится не в лучшей форме – как эмоциональной, так и физической. Он вновь вернулся на отдых в Швейцарию, страдая от последствий удара током. Думаю, что он постоянно прокручивал в голове картины того, что я сделаю ровно то же, что и многие другие его подопечные, – оставлю его после того, как он привел меня к успеху. Я понимала все это, поэтому достаточно быстро начала принимать его уколы с пониманием. Мне было приятно остаться с ним.

Я хотела остаться в команде. Я рассчиталась со своими долгами, и мне казалось, что после Коны команда принимает меня лучше, чем прежде. Возможно, Бретт был прав насчет моей потребности (или страстного желания) принадлежать кому-либо. У меня всегда было много друзей. Мне потребовалось некоторое время, чтобы изменить отношение коллег по команде, но после того, как мне это удалось, я хотела еще немного насладиться их дружбой.

Я с чувством облегчения присоединилась к команде на нашей новой тренировочной базе в Субик-Бей (бывшей базе ВМФ США на Филиппинах). Это облегчение было переплетено с грустью из-за того, что прямо перед моим отъездом умер мой любимый дедушка Гарри. Он умер тихо, во сне, в возрасте 101 года. В интервью после победы в Коне я, прежде всего, сказала несколько теплых слов именно о нем – о человеке, чья долгая жизнь служила для меня примером во множестве испытаний и источником выносливости. Теперь его не стало. С новым сезоном пришла новая жизнь, и Кона казалась уже делом далекого прошлого.

После приезда в Субик-Бей наши отношения с Бреттом пошли на лад. На первый взгляд казалось, что между нами ничего не произошло, но мы оба прикладывали немало сил, чтобы сохранить рабочий настрой. Алекс уже не был моим менеджером, но Бретт оставался моим тренером, как и прежде, и у меня не возникало никаких проблем с тем, чтобы тренироваться под его руководством в обычном режиме – иными словами, отказываясь от проявления свободы воли. Как и прежде, я следовала каждому его приказу, и это помогало сохранять отличные отношения. Думаю, что он уважал меня за это. В те моменты он понимал, что победа на Гавайях не изменила меня к худшему.

Он постоянно повторял, что теперь на мою голову возложена корона, и учил меня, как с ней обращаться. Я вновь узнавала прежнего резкого Бретта.

«Тренируйся правильно, и будь что будет, – как-то сказал он. – Мне довелось видеть слишком много чемпионов мира, не готовых выносить напряжение лидерства. Они беспокоятся о том, как будут выступать. Они тренируются и участвуют в гонках, не снимая короны с головы. Но она охренительно тяжелая. Поэтому послушай мой совет – сними ее, положи в коробку и засунь коробку в шкаф. Она никуда не денется. Не позволяй ей убить тебя или помешать добавить к ней еще несколько. Можешь даже со мной не спорить. Я совершенно прав, и в этом нет ничего смешного».

На самом деле носить корону на Филиппинах было практически невозможно. Я обожаю эту страну, и мне нравится находиться под опекой Бретта, но место, где мы были, отнюдь не предназначено для комфортной жизни. Территория базы имеет около 40 км в длину и 10 км в ширину. Теперь в этом месте расположен свободный порт, своего рода экономическая гавань со своими налоговыми и таможенными правилами, ограниченными окружающим базу забором. Мы редко выбирались за ее пределы, ведь мы готовились к Ironman, а значит, проводили огромное количество времени в велосипедных тренировках по двум основным дорогам на территории базы. Я умею отлично справляться со скукой во время тренировок на выносливость, и это здорово помогло мне, потому что совсем скоро мы уже выучили назубок каждый сантиметр дороги.

Размещение оставляло желать лучшего. Я делила домик еще с двумя спортсменками, и в первую же неделю к нам забрались воры. Бретт перевез нас в гостиницу, которая на деле оказалась публичным домом. За стенами всю ночь разносились крики, а входные двери хлопали круглосуточно. Не могу представить себе, что профессиональные спортсмены, занимающиеся другими видами спорта, могли бы что-то сделать в этих условиях. Но мы понимали, что жаловаться нет смысла.

Все это было совсем не похоже на условия, в которых я оказалась на первых соревнованиях по Ironman в ходе сезона. Это был старт Ironman Australia, проходивший в начале апреля. Внезапно все вокруг меня стало прекрасным. Я прилетела на соревнования, Бен договорился со спонсорами, и меня поселили в прекрасном гостиничном номере с видом на океан. Не буду отрицать, что это было прекрасно – и, конечно, здорово упростило подготовку к гонке. Я совершенно не скучала о спартанских условиях, с которыми столкнулась год назад, да и к тому же была сыта по горло проживанием в борделе.

Но, несмотря на все удовольствия, я столкнулась и с напряжением, преследующим каждого чемпиона. Все вокруг знали, кто я такая. Я сидела в первых рядах на пресс-конференциях. Мне приходилось позировать для фотографов. Я никогда не чувствую себя комфортно перед камерами, однако победа на Гавайях придала мне немного уверенности. Когда я видела людей, желавших со мной сфотографироваться и говоривших о том, что история моего успеха придала им сил, это было приятно и наполняло меня энтузиазмом. Мне очень нравилось быть чемпионкой мира. Удовольствие было сильнее напряжения. Мой новый статус позволял ощущать опору под ногами. Я очень люблю разговаривать с людьми о том, что? наполняет меня страстью, передавать им что-то важное, вдохновлять их… и все это получается куда лучше, когда у тебя есть право говорить.

Гонка прошла хорошо, несмотря на то что в какой-то момент полил сильный дождь. На велосипедном этапе меня достаточно быстро обошла Кейт Мейджор, однако я вновь возглавила гонку за 30 км до окончания этапа, а затем пробежала дистанцию за 3 часа. Мне удалось победить, установив рекорд трассы (чуть больше 9 часов).

Именно тогда я впервые исполнила так называемый «перекат Блейзмэна» через финишную черту. После победы в Коне я впервые встретилась с Бобом и Мэри Блейс, родителями Йона Блейса, спортсмена, участвовавшего в Ironman и умершего от БАС (бокового амиотрофического склероза) шестью месяцами ранее. Я никогда не встречалась с ним лично, но его история (рассказанная в этой книге чуть ниже) не могла не затронуть моего сердца. Боб и Мэри стали моими близкими друзьями, а я – одним из попечителей фонда «Блейзмэн», созданного в память Йона. И теперь на каждом соревновании после знакомства с ними я в память о Йоне делала «перекат Блейзмэна».

Я испытывала огромное облегчение, приходя к финишу первой. После успеха на Гавайях меня не оставляло чувство того, что я победила лишь потому, что у моих соперников был плохой день или что мне просто повезло. Для меня было крайне важно закрепить успех с помощью третьей победы на своей третьей дистанции Ironman. В такие моменты начинаешь понимать, что дело вовсе не в случайности.

Несмотря на мой успех, Бретт не давал мне почивать на лаврах. Он, как и прежде, считал, что мне стоит серьезно думать о соревнованиях на олимпийских дистанциях. И хотя у меня не было шансов на участие в Олимпиаде в Пекине в том же году, Бретт уговорил меня выйти на старт соревнований ITU World Cup в южнокорейском Тхонъёне через три недели после победы в Австралии. Не обошлось и без проблем. Первая состояла в том, что для соревнований на олимпийской трассе требуются дорожные велосипеды, а у меня такого не было. Вторая проблема заключалась в том, что после Ironman прошло всего три недели, а новое соревнование должно было состояться на другом континенте. Однако такие детали никогда не беспокоили Бретта. Поэтому мне предстояло самой найти себе новый велосипед, и это превратилось в головную боль. А уж с вопросом нехватки времени и перемещения на другой континент вообще никто и ничего не мог поделать.

Участие в соревнованиях в Тхонъёне было не самым мудрым решением – я пришла двадцать второй. К тому моменту я даже не думала о том, что смогу попасть на Олимпиаду, но, честно говоря, я к этому и не стремилась. Может быть, у меня и были фантазии на эту тему, но показанный низкий результат подвел под ними черту и еще раз дал мне понять, что я предназначена для Ironman. Конечно, я бы хотела прийти к этой мысли самостоятельно, а не после неудачи, связанной с безумным графиком, но это было не так уж и важно.

Я не верю, что специалист по Ironman может без проблем выступать на олимпийской дистанции. Необходимо сделать выбор, и для меня было совершенно очевидно, что моя оптимальная дистанция – это именно дистанция Ironman. Спам в моем почтовом ящике постоянно напоминает, что «размер имеет значение», и я вполне с этим согласна. В протяженности Ironman есть что-то особенное, привлекающее любого триатлета. И я была счастлива посвятить себя именно этой дистанции, даже если это предполагало отказ от Олимпиад. Моей Олимпиадой была Кона, и я приезжала туда каждый год.

Разобравшись с этим вопросом, я отправилась в Лейзин в летний тренировочный лагерь. Я чувствовала себя расслабленной и готовой к работе. Я очень люблю Лейзин. Что может быть лучше, чем «работа» в Альпах? Это прекрасное, уединенное и мирное место, в котором можно отлично тренироваться и легко жить.

Более того, на этот раз у меня была хорошая квартира, расположенная недалеко от центра города. Меня окружали коллеги по команде, испытывавшие по отношению ко мне искренние дружеские чувства: Белинда Грэнджер, Донна Фелан и Хиллари Бискай. Знаете, между девушками устанавливается совершенно особая связь, когда они вместе смотрят фильм «Секс в большом городе». Мы с Белиндой и Донной смотрели его в комнате с большим экраном, которая играет в Лейзине роль кинотеатра, а перед этим вместе ужинали. Такая беззаботная жизнь нам очень нравилась. А для меня особенно важным было то, что я сама все организовала. В прежней жизни я всегда занималась устройством различных мероприятий и вечеринок для друзей, и теперь это занятие помогало мне вновь чувствовать себя в своей тарелке. Мне было тяжело отказаться от прежней жизни, но теперь я вновь ощущала, что нашла свое место среди друзей, а не врагов. Тренировки шли с постоянной высокой интенсивностью, и я была в лучшей форме за всю свою жизнь. Счастье общения с друзьями успокаивало мой разум, а это очень важно для любого спортсмена.

Как и всегда, особую и крайне важную роль играли мои отношения с Бреттом. К моменту нашего приезда в Лейзин они были лучше, чем когда-либо. Я перестала его бояться, но, как и прежде, пыталась порадовать и поразить его, получив от него свою порцию одобрений. Мы тренировались на подъемах около дома, где жил Бретт, и он наблюдал за нами, стоя в бесформенных и мешковатых велосипедных штанах, заправленных в столь же мешковатые бежевые угги. На нем была либо сиреневая, либо голубая рубашка, которая почему-то всегда была неправильно застегнута. Я постоянно пыталась угадать, смотрит ли он на меня. После тренировок он отводил меня в сторону и говорил что-то типа: «Хорошая работа». Этого мне было вполне достаточно.

Тогда мы много разговаривали – не только о тренировках, но и о политике, международных отношениях, даже обсуждали мое семейное положение. Точнее, он говорил, а я слушала. Мне запомнился один наш разговор у бассейна с видом на горы, продолжавшийся около полутора часов. Бретт сказал мне, что я смогла многого достичь, однако мою жизнь нельзя назвать полной, так как у меня не было партнера. Бретт был убежден в том, что мне нужно разделить жизнь с кем-то еще, а без этого я, мол, чувствую себя одинокой. Он поинтересовался, почему у меня нет бой-френда, причем уже довольно долго. Он еще раз спросил меня, не лесбиянка ли я. По его словам, он никак не мог собрать мою головоломку – элемент, связанный с любовью, никак не находил нужного места. По его словам, без бойфренда я не могла бы стать цельной личностью. И именно этого он хотел от меня в тот момент. Его совершенно не волновали результаты. Он задался целью максимально приблизить меня к совершенству.

Бретт казался невероятно серьезным. Он совершенно не хотел, чтобы я полностью сконцентрировалась на мыслях о своем физическом совершенстве и закрыла для себя все остальные двери. Это меня изрядно удивило – я никогда не думала, что Бретт станет уделять так много времени вопросу обретения мной бойфренда. Многим могло показаться, что он ненавидел все, способное отвлечь меня от тренировок, однако на самом деле дела обстояли с точностью до наоборот. Помимо прочего, он думал, что это поможет мне улучшить результаты. Но это было лишь частью правды. На самом деле он действительно хотел, чтобы я была счастлива. Многие считают его авторитарным и ориентированным лишь на результат, но на самом деле он заботится о своих подопечных спортсменах. Разумеется, он хотел, чтобы я достигла спортивных вершин, но еще важнее для него было то, чтобы я была хорошим и счастливым человеком. И эту сторону личности Бретта люди часто не замечают.

Сейчас я могу вспомнить лишь об одном конфликте между нами. Он был связан с моим расписанием соревнований. Я была искренне шокирована количеством соревнований и переездов, которые он поставил на июль и август. Расписание на апрель и без того было достаточно сложным. Всего через три недели после соревнований на олимпийской дистанции в Южной Корее я должна была принимать участие в Ironman Australia. Но это было еще не самым страшным. Мое расписание на лето начиналось с Ironman во Франкфурте 6 июля. После этого 30 июля я должна была выйти на старт Alpe d’Huez Long Course Triathlon, трассы с огромным количеством подъемов в гору и резких поворотов. Затем я должна была быстренько перелететь в Австралию для участия в Timberman 70.3, затем – в Нью-Гемпшир для участия в Half-Ironman 17 августа. После этого мне предстояло вновь вернуться в Европу и выйти 31 августа на старт ITU Long Distance World Championship в голландском Альмере. Четыре соревнования – 7,5 мили в воде, 315 миль на велосипеде и 72 мили бега, и всего за восемь недель. Количество миль перелетов я даже боялась считать. Я сказала Бретту, что это уже чересчур, однако он остался глух к моим сомнениям.

В конце концов, я оставила попытки борьбы и просто сделала то, что он хотел. Более того, я выиграла все эти соревнования. Очевидно, он посчитал это достойным подтверждением своей точки зрения. Я была готова согласиться с ним, но только после того, как восстановлю форму и выиграю в Коне.

Если говорить откровенно, я чувствовала себя в отличной форме. Я пережила восемь крайне волнующих недель. На соревнованиях в Германии я установила рекорд трассы, впервые пройдя ее менее чем за 9 часов. Впоследствии выяснилось, что я отстала от мирового рекорда всего на 30 секунд. К сожалению, я не знала этого раньше, поэтому потратила много времени на то, чтобы пожимать руки и общаться со зрителями перед финишной чертой. Когда за соревнованием наблюдает полмиллиона человек, общение с ними может занять немало времени. Так или иначе, тот мировой рекорд, продержавшийся 14 лет, был побит всего через неделю после моей победы Ивонной ван Влеркен на соревнованиях Challenge Roth. Но в любом случае соревнование во Франкфурте было чем-то особенным. Благодаря огромному количеству зрителей оно кажется даже более зрелищным, чем Кона. Особенность этой гонки лично для меня состояла в том, что на нее наконец-то смогли выбраться и поболеть за меня мои родители.

Затем настал черед моего любимого соревнования – Alpe d’Huez Long Course Triathlon. Однажды я чуть не выиграла его, отстав от Маркуса Орнелласа всего на минуту. Победа на нем остается для меня важной целью, а кроме того, для любой женщины, занимающейся триатлоном, крайне важно хоть раз обогнать всех мужчин. Стоит отметить, что я была самой быстрой из участников обоего пола на печально известном двадцатиградусном подъеме на велоэтапе.

Затем пришли печальные вести. На следующий день после Alpe d’Huez моя бабушка Роми, последняя из этого поколения моих предков, умерла во сне, всего через полгода после смерти своего мужа Гарри. Она боролась с онкологическим заболеванием, поэтому ее уход можно было бы считать облегчением ее страданий. Но она была одним из самых энергичных, исполненных энтузиазма и смелости людей, которых мне доводилось видеть, и ее смерть сильно ударила по мне. Я отправилась в Великобританию через десять дней, испытывая тяжелые чувства из-за того, что не могла присутствовать на ее похоронах, которые стали не только оплакиванием ее смерти, но и чествованием ее жизни. Из Лондона я перелетела через Атлантику, вышла на старт Timberman 70.3, побила рекорд трассы и, конечно же, посвятила свою победу женщине, которую я так любила. Затем я вернулась в Европу на соревнования ITU Long Distance World Championship в Альмере. Бретт очень серьезно относился к этому старту, ведь мне предстояло противостоять Ивонне ван Влеркен. Он воспринимал ее как одну из самых опасных конкуренток в Коне и полагал, что было бы неплохо обыграть ее на ее родине, что я и сделала. Ивонна финишировала третьей, через 19 минут после меня. Бретт остался очень доволен своим решением.

Однако в это же время неожиданный удар нанесло другое его решение, принятое много лет назад. Кое-кто считал, что Бретт не имел права заниматься тренерской работой после своей сексуальной связи с девушкой-подростком в 1987 году. Многие люди начали сомневаться в моральных качествах тех, кто предпочел выбрать его в качестве своего тренера. Скандал начал разгораться вскоре после моей победы в Коне и публикации уничижительной статьи в газете Sunday Herald. Мы пытались относиться к происходившему по-философски, однако эта тема вновь начала набирать обороты в процессе подготовки к очередным соревнованиям в Коне. В мою сторону внезапно оказалось направлено множество критических взглядов.

Бретт слишком большой и достаточно уродливый для того, чтобы болезненно относиться к уколам, но он совершенно не выносит, когда его неправильные действия заставляют страдать его спортсменов или обесценивают его достижения. Мы были готовы к негативной реакции со стороны окружающих и согласились дать совместный отпор. Бретт не пытался отрицать очевидного, однако ограничился лишь тем, что сказал, что этот вопрос уже рассматривался в судах; многие спортсмены дали свои показания, и дело было закрыто. При этом он призвал своих критиков не впутывать в это дело спортсменов.

«Вы можете втаптывать меня в грязь изо всех сил, – писал он. – Вы все равно не сможете обвинить меня сильнее, чем я обвиняю себя сам. Но подумайте еще раз о чемпионах. Вы не имеете права осуждать их за способность прощать других».

Казалось, что Бретт все сильнее погружается в депрессию. Члены команды, собиравшиеся выступать в Коне, проходили подготовку в южнокорейской провинции Чеджу. Поначалу он активно занимался тренировками, но потом постепенно начал отдаляться от нас. Сначала он перестал выходить из машины во время наших тренировок, а потом – и из гостиничного номера. Мы начали волноваться о нем все сильнее.

Он рассылал нам расписания тренировок по электронной почте. Когда я получила небольшую травму лодыжки и голени и захотела посоветоваться с ним насчет лечения, он не открыл мне дверь. Несмотря на то что я жила в соседнем номере, мне пришлось обратиться к нему по электронной почте и спросить, могу ли я заскочить на минуту. Он ответил отказом и предложил обсудить вопрос в Сети. Я сфотографировала ногу, нарисовала стрелку в районе больного места и отправила фотографию в соседний гостиничный номер. В тот момент я подумала, что это просто смешно. У меня есть тренер, который даже не выходит из своей комнаты, чтобы поговорить со мной. Бретт провел в своей комнате безвылазно полтора дня, и это было чуть ли не самым худшим периодом в его жизни, который я только видела.

Затем так же быстро, как он погрузился в депрессию, он смог вынырнуть на поверхность. За неделю до отъезда в Кону он заставил меня пройти совершенно невероятную по нагрузке тренировку. Три часа на велосипеде, первый час в ритме Ironman, второй – в ритме Half-Ironman и третий – в ритме олимпийской трассы, затем 15 ускорений на каждых 800 метрах трассы (каждый по 2 минуты 50 секунд) с 200-метровыми интервалами легкого бега. Во время тренировки случилась какая-то поломка со стадионными разбрызгивателями воды – они все одновременно включились. Я оказалась сразу под обжигающим солнцем и проливным дождем. Я изо всех сил двигалась вперед, поднимая каскады брызг из луж. Бретт сидел высоко на трибуне и знал, что я опережаю свое обычное время. После тренировки он ничего не сказал, но я поблагодарила его, потому что именно он дал мне понять, что я могу это сделать (сама бы вряд ли в это поверила). Моя уверенность в себе росла, я знала, что готова к Коне, несмотря на боль в лодыжках и голенях.

В этот раз Бретт не оберегал меня от Гавайев так же активно. Я отправилась туда чуть раньше, чем в прошлом году. Мне было приятно возвращаться, ведь я люблю Гавайи с их уникальным запахом, аэропортом на открытом воздухе, погодой и цветами. В аэропорту меня встретили Джон и Линда Ойри, с которыми я подружилась год назад. Они постоянно жили в Коне и помогли мне снять квартиру в своем жилом комплексе. На Гавайи приехали и мои папа с мамой, несколько моих друзей и других членов семьи. Там были Бен, Аскер и даже Алекс. Мне казалось, что теперь вокруг меня становилось много поддерживающих друзей. Если мне что-то было нужно, всегда находился человек, готовый прийти на помощь. У меня было много обязательств перед СМИ, но я смогла удержать себя в руках и сохранить концентрацию.

После длительной воскресной пробежки за несколько дней до соревнования боль в голени усилилась, и я начала беспокоиться. Нога болела так, что я не могла на нее наступить. Как же я буду бежать марафон? Я перестала заниматься беговыми тренировками. О моей проблеме знал лишь физиотерапевт и несколько друзей, ведь я точно знала, что никогда нельзя давать соперникам ни единого шанса узнать о моих проблемах. Мне пришлось надеть компрессионные носки. Я вспомнила о том, как боли в копчике, преследовавшие меня на соревнованиях Ironman в Корее, бесследно исчезли, стоило мне выйти на старт. Поэтому ко дню соревнования я пришла в хорошем настроении. Конечно, я нервничала сильнее, чем в прошлом году, но в целом все было в порядке.

На самом старте я обделалась, причем в буквальном смысле. Приступ диареи случился в воде, когда я ждала старта. На самом деле я страдала от проблем с желудком на каждом соревновании Ironman, но никогда еще они не приходили с самого начала гонки. Да, денек будет что надо, подумала я. Гонка еще не началась, а я уже обделалась. Однако с точки зрения практических соображений случившееся было не так уж и плохо. Прежде всего, я пока еще не страдала от обезвоживания. Кроме того, освобождаться от содержимого кишечника куда лучше, пока ты находишься в воде (хотя это может и не понравиться твоим соперникам). Представьте себе, что это происходит с вами во время велосипедного этапа, а потом вы бежите и вся эта субстанция стекает по вашим ногам. Крайне важно не дать подобным неприятностям сбить ваш настрой. Что случилось, то случилось, и с этим как-то надо справляться.

Я неплохо проплыла дистанцию и вылезла из воды через 56 минут на восьмом месте. По сравнению с прошлым годом я улучшила свой результат примерно на 1,5 минуты. На велосипедном этапе я чувствовала себя сильной с момента старта и куда лучше, чем годом ранее. Я возглавила гонку примерно на 30-м километре и отлично себя чувствовала, невзирая на урчание в кишечнике. К отметке 80 км я оторвалась от других участниц на 5 минут и начала догонять группу мужчин.

И в этот момент, между спуском с Каваихае и разворотом на Хави, все пошло не так. Каждому велосипедисту знакомо это ужасное ощущение, когда каждая кочка на дороге начинает отдаваться во всем теле. Я опустила глаза и с ужасом увидела, что обод заднего колеса трется о дорожное покрытие. Задняя шина сдулась.

Мне пришлось слезть с велосипеда. Но еще перед этим я сказала себе, что даже поломка не дает мне права облегчить свой желудок. На меня было нацелено несколько телекамер, и я совершенно не хотела, чтобы зрители NBC были вынуждены наблюдать, как девушка из Норфолка бежит в ближайшие кусты.

Но вернемся к велосипеду. Я сняла колесо и вытащила камеру. Затем проверила обод, чтобы понять, не попало ли внутрь что-нибудь способное еще раз проколоть камеру. Не найдя ничего подозрительного, я успокоилась. После этого я заменила камеру и вновь прикрутила колесо. Нужно сказать, что я была горда собой в тот момент. Мне удалось справиться с механической поломкой достаточно эффективно (по крайней мере, по своим собственным стандартам).

Увы, счастье было недолгим. Несмотря на то что Бретт не одобрял некоторых технических новшеств (в данном случае ничего более нового, чем старый добрый насос), я взяла с собой два баллончика со сжатым углекислым газом. Первый баллончик я выпустила, не прикрепив его должным образом к шине, и газ вышел зря. Ругаясь, я прикрепила второй, который оказался бракованным и вообще не работал. И вот тут-то началась настоящая проблема. Как же я проклинала себя за то, что не взяла с собой насос, на чем настаивал сами знаете кто!

Я застряла, вынужденная ждать технической помощи, и было непонятно, когда она приедет. Я оставалась достаточно спокойной. Я не была ни слишком расслабленной, ни напряженной. Я думала о том, что мог бы сказать мне в такой ситуации Бретт. «Не паникуй. Сохраняй спокойствие. Что будет, то будет. Механик все равно появится». И когда я вновь окажусь на трассе, я буду бороться и выиграю. Мне даже в голову не приходила мысль о том, что соревнование для меня закончено.

Если бы я только могла где-то раздобыть баллон с газом… Я знала, что не вправе принимать помощь ни от кого за пределами гонки, кроме технического персонала, однако не была уверена, могу ли обращаться за помощью к другим спортсменам. Время шло, я решила попытаться и обратилась к нескольким проезжавшим мимо спортсменам.

«У вас есть баллон с газом?»

Однако велосипеды проносились мимо слишком быстро и никто не слышал моих слов.

Через несколько минут по трассе пронесся слух, что у меня лопнула шина. Спортсмены принялись кричать мне слова одобрения и извинения за то, что они не могут мне помочь.

Затем, примерно через 10 минут, на дороге появилась моя спасительница. У Ребекки Кит был запасной баллон, и она передала мне его, проезжая мимо.

– Теперь ты моя должница!

– Спасибо, подруга, – сказала я, начиная работу.

– Нет проблем, дорогуша, – закричала она в ответ. – Давай, давай!

В этой истории наглядно проявляются все великие черты Ironman. Для того чтобы сделать подобную вещь, у Бек должно было быть большое сердце. Не стоит забывать, насколько упорно мы все тренируемся, чтобы достичь максимального личного успеха в нашем виде спорта, спорте индивидуалистов. И то, что спортсмен способен протянуть руку помощи сопернику в разгар состязания, говорит о многом. Этот дружеский жест я никогда не забуду.

Все пошло на лад, и я смогла вновь вернуться в гонку. Я потеряла 11 минут, меня обогнало пять-шесть девушек. Я более чем на 5 минут отставала от возглавлявшей гонку Белинды Грэнджер. В моей бутылке, прикрепленной к велосипеду, не осталось воды – она вся вытекла, когда мне пришлось перевернуть велосипед, чтобы поменять шину. Меня продолжала мучить диарея. Но я помню то странное, переполнявшее меня ощущение того, что напряжение уже спало. Теперь никто не ждал от меня, что я одержу победу (разве только я сама).

Примерно через 20 минут я добралась до поворота на Хави и смогла за это время сократить на 2 минуты разрыв с Белиндой, Деде Грисбауэр и Леандой Кейв, тремя лидерами гонки. На повороте стояли мои друзья и родные, облаченные в голубые майки с моим именем. Они прыгали на месте и кричали мне разные ободряющие слова.

Проезжая мимо, я покачала головой и крикнула: «Чертово колесо прокололось!»

«Давай! Давай! Догони их!»

Эта встреча придала мне сил. Я устремилась вниз по склону. Обычно я съезжаю довольно медленно, но в этот раз мчалась так, как будто сзади на моем велосипеде горел бикфордов шнур. Я понимала, насколько опасной может быть такая игра в догонялки, но у меня была важная цель. Меня не беспокоили ни завывающий ветер, ни растущая температура воздуха. Это были нормальные тяжелые условия для чемпионатов мира.

На этом спуске я смогла еще сильнее сократить разрыв. К отметке 130 км я смогла вновь опередить всех участниц, кроме Белинды. Еще через 10 км после перекрестка Каваихае, выехав на шоссе королевы К., я внезапно оказалась сразу за ней. Честно говоря, я не ожидала увидеть ее так быстро, потому что, по предварительным данным (которые поступали ко мне с 10-минутным опозданием), она была далеко впереди. Как сейчас помню фиолетовые бугенвиллеи, росшие по краям трассы, нежные и прекрасные… В тот момент, когда я принялась обгонять Белинду, она попыталась рвануть вперед.

– Держись за мной! – сказала я ей.

– Вперед, подруга! – ответила она. – Ты можешь выиграть!

Я чувствовала в себе невероятную силу, несмотря на чертовски сильный встречный ветер, с которым мы столкнулись по возвращении в город. Понемногу я начала догонять кое-кого из парней. Получше стали дела и с желудком. Картина вокруг снова стала радужной. Как и год назад, я увидела вертолет, круживший над финишем велосипедного этапа, и это заставило меня вновь почувствовать особенность момента.

Я знала, что немного опережаю Белинду в момент начала бегового этапа. Впоследствии оказалось, что мой отрыв составил 7 минут. Тем временем к Белинде приближалась Ивонна ван Влеркен, обладательница нового мирового рекорда. Ивонна – очень сильная бегунья, и я знала, что противостояние с ней не будет простым делом. Но пока что были только я и дорога. Если какие-то технические неприятности и могли произойти, то только с моим телом. Я изо всех сил гнала от себя мысли о травмированной голени.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.